***
Затянувшееся молчание прервал официант. Он вежливо улыбнулся, составляя на стол перед Исином блюдо и чашку горячего чая, а после «приятного аппетита» испарился, словно его и не было. — Наркотики?! Ты сейчас серьезно? — поражено зашептал альфа, словно кому-то в этом большом зале было до их разговора дело. — Серьезней некуда, Мён, — в ответ зашептал мужчина, — о таком, мать вашу, не шутят. И вновь молчание. Чунмён тёр лоб, словно не хотел принимать то, что ему только что сказали, или он пытался свыкнуться с этим. Его сын наркоман. Закидывается таблетками, а если не только таблетками? Вдруг он колется, а Чжан просто об этом не знает. Омега в это время нервно пытался насадить на вилку чертов салат, но руки словно не слушались его. — И что будем делать? — услышал Исин. Сошла вся та спесь с лица напротив, нахальная улыбочка превратилась в нервно поджатые губы, а брови сошлись к переносице, образовав глубокую морщину между, — своей гиперопекой лучше ты уж точно не сделаешь. Думаешь, почему он тебе так мало рассказывает из того, что происходит у него? — Ты думаешь, я один в этом виноват? — оскорбился Чжан, нервно отложив вилку, а после хмыкнул и отвел взгляд в сторону, — мы оба хороши. Перестали уделять ему внимание после развода… Да и до него тоже заботились далеко не о ребенке. Он очень близко воспринял наше расставание. Бывшие супруги замолчали, вновь погрузились в свои мысли, обдумывая. — Поговори с ним, — спустя долгие секунды выдохнул предложение альфа, следя за тем, как мужчина напротив него передернул плечами. — Ты думаешь, я не пытался? — поджал губы омега, — он даже слушать меня теперь не хочет. Перед своим отлëтом я предложил ему записаться к врачу, но он ни в какую! Видимо, я рано подумал, что он стал взрослым. Восемнадцать лет, а ведет себя, как ребенок! — Чжан стал заметно распаляться, словно к сухой траве поднесли зажженную спичку. Исин был таким всегда, сколько помнил Мëн. Раньше бы в такой ситуации Ким обнял мужа, чтобы остудить пыл, но сейчас не нашел ничего лучше, чем накрыть своей горячей ладонью чужую лежащую на столешнице, напряженную, без кольца на безымянном. Поток слов и негатива сразу прекратился. Приятное ощущение кожи Исина исчезло спустя несколько секунд. Омега просто выдернул руку из ненавязчивого захвата, словно обжегся. Но, кажется, это все равно помогло, до сих пор действовало безотказно: грудь бывшего мужа перестала ходить ходуном, а на щеках едва заметно выступил румянец. — Он и есть ребенок, Син, он не взрослый, — омега молчал, смотрел куда угодно, но только не на альфу, — если что, с ним могу поговорить и я…– пожал плечами мужчина, но Исин вдруг мотнул отрицательно головой, а после нервно поправил укладку, словно та могла так легко растрепаться: — Нет, нет, думаю, омега омегу сможет понять лучше. — Не хочешь, чтобы я с ним часто виделся? — скорее это звучало как утверждение, нежели вопрос. Мëн невесело хмыкнул. — Разве я был когда-то против твоего общения с ним? Ким пожал плечами, но, кажется, омега этого не заметил, он ведь смотрел совершенно в другую сторону или прятался за чашкой остывшего чая. Неожиданно телефон Исина завибрировал, словно тому пришло уведомление. Мужчина глянул на экран, смахнул вверх, вгляделся, а после его черты лица разгладились. — Был рад тебя увидеть, — услышал Чунмëн, следя за тем, как дергается чужой кадык, когда омега допивает остатки чая, а в голове тот час пробегает короткое –«Неужто?», — но у меня запланирована еще одна встреча, — Чжан говорил быстро, вытаскивал из портмоне гладкие купюры еще быстрей, словно стремился побыстрей сбежать отсюда подальше. Альфе тоже хотелось сказать, нет, закричать, что ему пора и уже, блять, давно, хотя смысла ехать сейчас на другой конец города на эту треклятую встречу уже не было, легче перенести на завтра, но он молчал, а когда Исин помято попрощался, оставив на столе деньги за свой заказ, и удалился, кого-то тщетно пытаясь набрать в телефонных контактах, Мëн шумно выдохнул, зажав большим и указательным пальцем переносицу. Он до сих пор прекрасно чувствовал нежность ладони Исина, видел под закрытыми веками чужие прикушенные блестящие губы. Он ужасно устал от всего этого.***
Бэкхён свернул в сторону бассейна со спортивной сумкой наперевес, уже фантомно ощущая на себе капли прохладной воды и резкий запах хлорки, бьющий в нос, как неожиданно почувствовал сжимающий до боли грудную клетку стыд. Ему было стыдно смотреть в глаза тренеру Чону. Ведь он виноват. Только по собственной ошибке он больше не участвует в соревнованиях и наверняка потерял доверие учителя. Омега прикусил губу и посмотрел в сторону прозрачных дверей с неуверенностью. За ней, по краю бассейна, спиной к парню шел тренер, своим фирменным размеренным шагом, в отведенной в сторону руке блестел секундомер, а в воде, Бэкхён мог поспорить, плыл брасом Минхо или Сычен, готовясь к уже дышащим в затылок соревнованиям. Омега поджал губы, глянув на свою спортивную сумку, а потом вновь на дверь, но не смог. Развернулся в другую сторону, низко опустив голову, и ушел прочь. На улице было прохладно, и подросток поспешил застегнуть куртку, скрываясь от холодного ноябрьского ветра. Он быстрым шагом покинул территорию школы и проигнорировав остановку, к которой как раз подходил автобус, останавливающийся прямо около его дома, направился сквозь узкие улочки, минуя палатки с уличной едой и крохотные магазинчики с колокольчиками на дверях. Знакомый спальный район встретил криками детей с детской площадки, запахом еды из окон на первых этажах. Проходя мимо стоянки, Бэкхён заметил одиноко стоящий байк Тэхена, и прикусил губу, поворачивая к нужному подъезду. Он зашел внутрь вместе с молодой парой и, обогнав их, шагающих небыстро, скользнул вверх по лестнице, перепрыгивая через одну ступеньку. Омега решил заглянуть к родителям Кима и разузнать, что да как. Идти в участок смысла не было. Ему ничего бы не сказали. Он не родственник, а всего лишь лучший друг. Добравшись до нужного этажа, мальчишка сложился пополам на пару долгих минут, упираясь ладонями в дрожащие от напряжения колени, и попытался выровнять дыхание. В такие минуты он думал о том, что бросить курить самое время, ведь чем дальше, тем хуже, но потом эта мысль развеивалась, как сизый дым сигареты на холодном воздухе. Поправив лямку рюкзака на плече и немного пригладив черные волосы, Бëн уверенно ткнул на кнопку звонка у железной входной двери. За такой дверью и шанса не было что-либо услышать, поэтому мальчишка стоял в тишине несколько секунд. Он хотел ткнуть в кнопку еще раз, но наконец-то услышал повороты замка, поэтому отпустил руку, нервно схватившись ей за низ своей дутой куртки. Дверь открыл папа Тэхена — дядя Джису. Омега возрастом сорока с лишним лет был высоким и тонким, как щепка. Бэкхён сразу отметил бледность лица, синяки под глазами. — Бэкхён? — мужчина был удивлен увидеть на пороге квартиры друга своего сына, смотря по тому, как дернулись вверх его брови. — Здравствуйте! — сжав одной рукой сильней лямку рюкзака, а второй низ куртки, поздоровался омега. И пока мужчина ничего не успел сказать, выпалил, — я хочу помочь вытащить Тэхена и Чонгука! Его пропускают в квартиру, предлагают чай, но Бэк отрицательно качает головой. Его цель — узнать, какими способами можно освободить из-под стражи друзей. Из последующего разговора с папой Тэ, Бэкхён понимает, что помогут только деньги или грубая сила. Но если навалять Тао еще, дабы тот забрал заявление, — лучше не станет. А деньги… — Но у нас нет такой суммы, — судорожно выдыхает Джису, ладонью проведя по напряженному лицу, словно это могло чем-то помочь, — родители Чонгука тоже на мели. Остается только ждать. Осунувшийся омега отправляет в рот таблетку успокоительного и запивает водой, смотря куда-то сквозь. — Думаю, я знаю человека, который сможет нам помочь, — хмурит брови Бэк, и в телефоне ищет номер Чимина.***
Чанёль вышел из курилки, когда с конца обеденного перерыва прошло примерно двадцать минут. В участке снова появилась жизнь, она на полтора часа отлучилась в ближайшую закусочную, что за углом. Снова загалдели потерпевшие, зашелестели бумажки в толстых папках с делами, а мимо альфы под ручки вели очередного вырывающегося нарушителя правопорядка. Мужчина как раз проходил мимо решетки временного взятия под стражу, когда краем глаз заметил смутно знакомое лицо. В камере сидело трое: один лежал на лавке, лицом к стене, а еще двое, чуть поодаль, однозначно альфы. Молодые. Блондин и брюнет. Что странно, ноги светленького преспокойно лежали на бедрах брюнета, а пальцы их рук были переплетены между собой. Чанёль нахмурился, но быстро отвернулся, решив не морочить себе пустыми глупостями голову. Пора возвращаться к работе. Но как бы альфа не пытался абстрагироваться, пока поднимался в забитом под завязку лифте на свой этаж, пока чувствовал ухом каждый вдох и выдох беты-инспектора, возвращался к вопросу о том, где он мог уже видеть лицо блондина? Оно было так знакомо и не давало покоя альфе этим… Когда удалось выбраться из душного лифта на своем этаже, Пак поспешил к кабинету, одновременно чуть ослабляя давление галстука и расстегнув самую верхнюю пуговицу форменной рубашки, вошёл в комнату, где пахло одеколоном и кофе, толкнув плечом легко поддавшуюся дверь. Но мужчина совсем не ожидал увидеть Лухана. — Лу? — удивленно выдохнул альфа, — что ты тут делаешь? Почему не у репетитора? Омега, что сидел на углу отцовского рабочего стола и ещё пару секунд назад слушал остроумные шуточки Дэ, неловко улыбнулся. — Учитель Хван отменил сегодняшнее занятие, — услышал Чанёль, и вот альфа уже набирает в легкие воздух, чтобы ответить, но Лухан словно прекрасно знал это, поэтому проговорил быстро, неловко цепляясь пальцами за красный лацкан школьного пиджака, — и у меня есть к тебе разговор. Мужчина удивленно приподнимает бровь и наконец-то садится за свой стол, кидает секундный взгляд на Чондэ, но напарник предпочитает делать вид бурной деятельности. Альфа складывает руки на груди и поднимает глаза на продолжающего сидеть на углу стола, Лухана. — О чем ты хотел поговорить? От глаз мужчины не скрылось то, что сын заметно нервничал, и это заставило напрячься даже самого Чанёля. О чем же будет этот разговор? Омега крутит на тонком пальце кольцо и прикусывает губу, тянет время. Чанёль кашляет в кулак, трет подбородок и смотрит на сына так, словно хочет заглянуть ему в голову, прочитать мысли. — Лухан? Что ты хочешь мне сказать? — не выдерживает. Ким шуршит бумажками словно специально слишком громко, его стул скрипит от каждого движения тела, и Пак сжимает челюсть так, что на щеках выступают желваки. — У меня есть к тебе просьба, только обещай, что выслушаешь меня до конца и не будешь перебивать! — говорит омега, не переставая тереть пальцы, крутить кольцо. И за все это время он ни разу не поднял на отца глаза. Чанёль хочет рыкнуть «что за бред, Лу?», но на деле терпеливо выдыхает «обещаю» и откидывается на спинку своего кожаного стула. Лухан набирает в легкие воздух, а за его спиной скрипит кресло вставшего из-за стола Дэ. Чанёль готов взорваться, честное слово. Он и Лу оборачиваются на замершего с папками в руках Кима. — Отнесу это в архив, — говорит напарник и быстро выходит из кабинета под испепеляющий взгляд Пака-старшего, оставив отца и сына разбираться без свидетелей. — Мне нужна твоя помощь! — говорит Лу, а Пак переводит взгляд с двери на сына, — близкие друзья моего друга попали в беду и сейчас находятся в твоем полицейском участке, нужно их вытащить. Чанёль хмурит лоб и прикрывает глаза, дернув головой в сторону, тем самым заставляя Лухана прерваться. — Стоп, что за бред? — все-таки говорит мужчина, а омежка болезненно зажмуривается и втягивает шумно воздух через нос. Он так и знал. Отец ему не поможет. — Отец, это правда очень важно! — пытается отстоять свое Лухан, но Чанёль нагло перебивает: — Я знаю этих твоих друзей? Мальчишка снова замялся, и черт побери, Чанёль ударил бы по столу кулаком и давно бы накричал, потому что нервы не к черту, но перед ним был его сын, а не кто-то, на кого альфе было бы совершенно плевать. Однако, немного погодя омега словно нехотя все-таки ответил: — Это друзья Бэкхена, — он сказал это и зажмурился, словно ожидал унизительной пощечины, но ничего не происходило. Он простоял так с закрытыми глазами несколько мгновений, а после не спеша открыл сначала один глаз, а потом второй, наткнувшись на холодную неприязнь и неодобрение в отцовских глазах. Это было намного больней, чем воображаемая пощечина. — Нет, — альфа не скрывает того, насколько ему не нравится, что сын до сих пор общается с «этим мутным мальчишкой», — ни за что. Лухан слушал эти слова со сжимающейся от нехватки кислорода грудной клеткой, с гулко бьющимся сердцем под ребрами. Он попытался собрать последние капли самообладания и хотел было спросить уверенно, но на деле получилось жалобно, словно мяукнул бездомный котенок: — Но почему, отец? Два близких друга Бэкхена попали в участок несправедливо! Все это из-за одного мудака, который и подал заявление, все из-за него! — пытался достучаться до отца омега, но уже смотря в его уставшее лицо, можно было понять, что Лу проигрывает. Ничего не получится. — Нет, Лухан, — поджав губы, отрицательно мотнул головой Пак-старший. — Почему ты просто не хочешь мне помочь?! — истерично протянул омега, поджимая трясущиеся губы. Больше брать было нечем. — Я НЕ тебе не хочу помогать, я им НЕ хочу помогать, и тут даже не столько «хочу-не хочу», сколько того, что они действительно виноваты и должны понести ответственность, нападение на человека, избиение, запугивание, даже если это и в «благих» целях, карается законом. Можно всё было разъяснить на словах, без переломанного ребра и правой руки у парня, подавшего заявление. Я читал это дело. Разве я не прав, Лухан? — альфа выжидающе уставился на сына, что выглядел весь словно на иголках, — ты как разумный человек должен это понять! Да, Чанёль отец и должен помогать своему сыну, когда тот этого попросит, но Чанёль еще и полицейский, офицер, он должен соблюдать закон, несмотря ни на что. И тут уж чаша весов опускается не в пользу Лу, увы. Лухан смотрел куда-то в сторону, но мужчина всё равно мог прекрасно видеть его краснеющие глаза и щеки от наверняка переполняющей его злости от несправедливости. Он молчал долгие секунды, после чего неожиданно повернулся к отцу обратно лицом, провел по глазам тонкими ладонями, смахнул проступившую влагу и натянул улыбку. — Спасибо за помощь, отец, до вечера, — говорит он каким-то не своим голосом и идет к двери, поудобней перехватив рюкзак. Чанёль его не останавливает. А какой в этом смысл? Пусть идет. Омега открывает дверь, и в кабинет чуть ли не вваливается Чондэ всё с теми же папками дел, которые собирался унести в архив. Лу прощается с Кимом и проскальзывает в коридор, оставив альф двоих. Пак закатывает глаза, прекрасно понимая, что Ким подслушивал за дверью всё это время. — Жесть, — выдыхает Дэ и кидает те самые папки обратно себе на стол. — Заблудился в поисках архива, поэтому не дошел? — трет лоб Пак и не ждет никакого ответа, а после ныряет рукой в карман брюк за пачкой сигарет и закуривает прямо в кабинете, наплевав на всё. Голова болит, да и в груди всё неприятно сжимается, есть шанс, что хотя бы дым снимет эти ощущения, оставив после себя только пустоту. Он пытается отвлечься от собственных мыслей, что словно пчелы жужжат в голове надоедливо. Вот уже и вторая сигарета подходит к концу, а легче не становится. Он поглядывает краем глаза в сторону двери, надеясь, что Лухан вернется. А это вообще возможно? Да и что Чанёль может сделать в этой ситуации? Хотя кое-что всё-таки может… Он подрывается со своего кресла настолько неожиданно, что Чондэ даже икает, проводив спину напарника долгим взглядом. — Псих, — изрекает в пустоту Ким и, подперев рукой подбородок, возвращается к работе.***
Сехун клацнул клавишей компьютерной мыши в документе и двинул колесиком, пролистывая страницу ниже. Темные брови сошлись к переносице, а левая рука придерживала подбородок. Всё его тело неприятно затекло за работой за компьютером, поэтому, недолго думая, альфа отодвигается на кресле от стола, вытягивая длинные ноги под широким столом, а руки тянет вверх, чувствуя, как сразу становится в разы лучше. Крутит корпусом и шеей, слыша и прекрасно чувствуя, как встают на место позвонки, и на секунду ему слышится, словно в его кабинет кто-то скребется. Мужчина замирает, прислушиваясь, и вновь отчетливо слышит это. Он хмурится, успевая подумать о том, что если это чья-то глупая шутка, то мало ему не покажется, а когда, подойдя к двери, открывает ее, то напротив видит Лухана. Брови дергаются вверх от удивления, Сехун совсем не ожидал увидеть здесь истинного. Омега выглядит потрепанным, глаза красные и нос тоже слегка, губы поджаты в тонкую полоску. — Лу? Что…– не успевает договорить мужчина, как чувствует, что младший шагнул к нему впритык и крепко обнял за пояс, утыкаясь холодным носом в грудь. О дергается и даже задерживает дыхание на пару секунд. Благо, никого в коридоре не было видно, — малыш? — отмирает Се, обнимает в ответ и даже разрешает себе запустить собственные пальцы в светлую копну волос мальчишки, пока тот жмется ближе. Альфа тянет носом запах младшего, но существенных изменений не чувствует, значит, дело не в течке, — Ханни, что произошло? — Я люблю тебя, Се, — слышно плохо из-за того, что омега говорит это, продолжая вжиматься мужчине в грудь, но альфа все-таки слышит. Сехун улыбается уголками губ, шагает назад, вглубь своего кабинета, но Лу продолжает держаться, шагает с ним нога в ногу, а после закрывает дверь на замок от греха подальше. — Сладкий, я тоже люблю тебя, но скажи мне, что у тебя произошло, — просит альфа и надеется на ответ, но мальчишка лишь ведет кончиком носа вверх по груди мужчины, скрытой тканью голубой рубашки, целует в шею, линию подбородка, а тонкая ладонь протискивается под узкий пояс форменных брюк, — Лу, что ты делаешь? — кашляет в кулак альфа и, фигурно выгнув брови, смотрит на омегу. — Я могу попросить тебя о помощи? — Да, — хрипло, — думаю, да. Лухан тянется за поцелуем, а Сехун не смеет отказать. Подхватывает омегу под попу и сажает прямо на какие-то бумаги на своем столе, наплевав на их важность. Ничего важнее Лухана для него сейчас нет и никогда не будет. Они целуются, вкладывая в поцелуи всех себя. Омега быстрыми движениями расстегивает пуговицы на белой глаженой рубашке, нетерпеливо постанывая в чужие горячие тонкие губы. Тонкие пальцы мальчишки ведут от накачанной груди вниз по рельефу напряженного торса, отросшими ногтями едва ощутимо царапают молочную кожу мужчины. Движения рваные и нетерпеливые. Когда в двери кабинета слышится требовательный стук, пара успешно игнорирует это. — Сехун! — рычат за дверью и вновь стучат, — Се, открывай, я знаю, что ты там, я чувствую твой запах! Альфа замирает, словно током ударенный. Осознание приходит быстро. Лухан дышит глубоко и пытается сморгнуть с глаз поволоку. — Лезь под стол, — шепчет О и облизывает в сотый раз красные от поцелуев губы, — за дверью твой отец. Лухан ныряет под дубовый стол и даже дыхание его становится тише, медленней. Он поджимает колени к подбородку, и сжимает взмокшими от пота пальцами штанины школьных брюк. Сехун подходит к двери, одновременно застегивая пуговицы на рубашке и пытаясь придать себе непринужденный вид. На счет три открывает дверь. Чанель опускает занесённый для очередных стуков кулак. — Сехун, мне нужна твоя помощь, — говорит друг и, не дожидаясь персонального приглашения, бесцеремонно входит в чужой кабинет. О шипит маты под нос, но всё-таки закрывает дверь своего кабинета, поворачиваясь с дежурной улыбкой к Паку-старшему. — Новый ароматизатор? — ведет носом офицер, — пахнет лавандой. — Твой нюх подводит тебя на старость лет. Если ты не забыл, то я терпеть не могу лаванду, — тянет равнодушно Хун, усаживаясь в свое кресло и собственными коленями чувствуя чужое едва ощутимое дыхание под столом. Ведет носом и вдыхает обожаемую всем своим нутром лаванду полной грудью. Актера лучше не найти.***
[Mishlawi — all night] За окном уже вечер, и по-хорошему Кëнсу нужно быть дома, занося в кухню большие пакеты с продуктами на неделю, приготовив ужин для всех членов семьи и ожидая тех с работы и учебы за просмотром очередного телевизионного шоу. Да, наверно, именно так и надо, как это обычно происходит. Словно день сурка. Но сегодня эта временная петля из дом-работа-домашние дела-дом наконец-то оборвалась. И Су, ни о чем не задумываясь, сидит в студии Чонина, с улыбкой наблюдая за тем, как истинный, отдавая всего себя танцам, танцует. Признаться стыдно, но Кëнсу несколько раз уже ловил себя на мысли о том, что, когда он наблюдает за этим альфой, его хорошенько кроет. Вновь подумав об этом, омега стыдливо отворачивается от зеркала в полный рост в танцевальном зале, краем глаз заметив свое отражение и как алеют его щеки. — Ты танцевал когда-нибудь? — с едва заметной улыбкой поинтересовался альфа, заставив Су вернуться в реальность. Кёнсу прикусил пухлую нижнюю губу и задумался. Можно ли считать увлечение танцами в далёком детстве? Или несколько репетиций вальса с Чанелем перед свадьбой? Более омеге танцевать не доводилось. — В детстве если только?..– неуверенно ответил Су, а у Чонина в глазах уже огоньки вспыхнули красным, и парень резко подорвался с пола, сокращая расстояние до бумбокса за два больших шага, — что ты делаешь? — боясь, что подозрения окажутся верными, Су надломил брови, невольно сдвинув те к переносице, и наблюдал за махинациями Кима. Альфа нажал на пару кнопок и буквально через секунду пустующий зал, где кроме них никого не было, заполнился вступлением какой-то приятной ушам песни. Что-то латинское в современной обработке. Чонин протянул Су руку, немо приглашая присоединиться к нему. — Ты хочешь, чтобы я танцевал? — пораженно выдохнул омега. И без того большие глаза Су расширились в удивлении, и Су тотчас стал похож на забавного совенка. — Ну же, я помогу, — поманил длинными пальцами парень, — дай мне свою руку, я направлю тебя. — Боже, нет, Чонин, я не умею, — замотал головой мужчина в отказе, но Ким был упертым. — Давай, я хочу потанцевать с тобой, Су, — протянул он, и вновь поманил к себе, — Ну давай же, позволь мне потанцевать с тобой. — Но я не очень хорошо танцую, — попытался осадить альфу Кëнсу, но Чонин был непреклонен. — Держись ближе ко мне и двигайся в такт. Я буду направлять тебя. Омега недоверчиво покосился на широкую ладонь, пожевал пухлую губу и рискнул. Вложил свою узкую ладонь в руку Чонина, поднялся с пола, и охнул от того, что его сразу, в ту же секунду развернули спиной, а сзади к лопаткам прижалась твердая чужая грудь, к ягодицам — крепкие бедра, заключенные в мягкую ткань свободных спортивных штанов. Чужое тело плавно двигалось в такт музыке, а когда кимовская горячая ладонь легла на низ живота справа, то и Су начал легко двигаться, неловко поглядывая в зеркало во всю стену. От их вида замирает сердце под ребрами так, как уже давно не замирало. Всё это было настолько смущающе, что омега покрылся красными пятнами точно по всему телу, и низко опустив голову, прятал взгляд не понятно от кого. Чонин был за спиной и дышал в затылок, легонько направляя мужчину музыке. Внутри разжигался нешуточный пожар. Неожиданное прикосновение к ладони, а после намного уверенней ее сжали в горячем плену чувственные пальцы, и ловким движением Кёнсу был уже развернут к Киму лицом, также тесно прижат к телу альфы, чувствуя чужой жар, твердость напряженных мышц, чужое дыхание, движения. Альфа был в широкой светлой майке, поэтому омега держался за голые сильные руки, на коже которых рассыпались множество небольших тату. Рисунки на торсе скрывала ткань одежды, но и сейчас из широкого ворота майки Кёнсу видел надпись под ключицами и загривок птицы на левой груди. Внутрь через каждый вдох просачивался запах Чонина. Что-то очень приятное, природное, там же он смешивался с древесным одеколоном и лёгкой нитью пота после дня тренировок. Су хотел бы прижаться ещё теснее, если это вообще возможно, хотел бы провести языком по напряженной шее Чонина, уткнуться в упругую кожу носом. Все эти мысли не давали покоя, вились в голове, пробуждали желание. Масло в огонь подливал и сам альфа. Мог ли он что-то почувствовать? А может, он услышал наконец-то запах Су? Его зрачки были расширены, тело напряглось, омега почувствовал, как сжались чужие пальцы на его талии, какая обжигающе-горячая была ладонь на пояснице. Что, если Кëнсу поцелует его? Сделает ли он ошибку? Нет, нет, конечно нет, но назад вернуться не сможет уже точно. Не сможет остановиться, не сможет смотреть в глаза Чанёлю, улыбаться ему с той же искренностью, ему будет просто совестно водить за нос человека, который тоже очень многое значит в его жизни. Су поднял голову, чтобы посмотреть в глаза Чонина и, возможно, что-то в них найти, прочитать ответ, но те были черными, ничего не разглядишь. Омега пропустил тот момент, когда альфа наклонился слишком близко, но ткнулся не в губы, а в щеку носом, вдыхая шумно воздух и выдыхая на ухо истинному. — Я хотел бы сейчас почувствовать твой запах, — услышал чужие слова Кëнсу и почувствовал, как на щеки скользит румянец, — какой он? Омега облизал собственные ссохшиеся губы, шумно сглотнув. — Св-свежескошенная трава, — выходит с заиканием. Они продолжали двигаться под музыку, но намного медленнее. Придерживались какого-то своего собственного ритма, крепко держась друг за друга. — Чудесно, — омега почувствовал, как улыбнулся Ким, и Кëнсу повернул голову к парню, чтобы отразить чужую улыбку. Они смотрели друг на друга не отрываясь долгие несколько секунд. Не понятно, кто потянулся первым, но в итоге поцелуй вышел медленным, тягучим, как сладкая карамель, а внутри все плясало и подпрыгивало от переполняющих чувств. Он едва ощутимо сжал пальцы на бицепсе Кима, целовал с особым удовольствием, а на языке чувствовался горчащий коньяк, в голову словно ударил алкоголь, и сознание повело. Это было несравнимо ни с чем. Еще одна нить, связывающая Кëнсу с Чанёлем, с оглушительным звуком порвалась, больно хлестнув длинной струной омегу по совести.***
Бэкхён подпирал задницей пикап Чимина, чувствуя через ткань джинсов холод автомобиля. Он выкурил уже две сигареты, ожидая друзей из участка. Заходить в это здание очень не хотелось, видеть там Чанёля не хотелось еще сильней. Еще свежи были чувства и воспоминания. Омега знал, что Пак там. Он видел его припаркованный джип в десятке метров от себя. Омега так глубоко ушел в свои мысли и переживания, что когда увидел на крыльце участка Чимина, то встрепенулся, словно воробушек, и даже качнул головой, пытаясь отогнать лишнее прочь. Пак на удивление шел чуть ли не в припрыжку, сбежал вниз по низеньким ступенькам, спрятав в узкие брюки ладони, незастегнутые полы дутой куртки открывали вид на объемную ярко-оранжевую футболку, а черные волосы, уложенные на две стороны, поднимались от легких холодных порывов осеннего ветра. Бэк напрягся, ведь за омегой альф так и не показалось, даже когда Чимин был уже совсем близко к Бëну. — А где парни? — выдохнул облака пара пацан, вжав голову в плечи от холода; даже шарф, повязанный на шее, нифига не грел. Дерьмо. Пак-младший же достал из кармана брюк пластинку мятной жвачки и отправил ее в рот, Бэк же отрицательно мотнул головой, когда омега предложил и ему. Чимин встал рядом, подперев задницей пикап и смотрел на высокое здание участка, а Бэкхён чувствовал исходящее от парня тепло. И хотелось прижаться, обнять его, чтобы получить больше, но почему-то вместо этого он просто продолжает стоять. — Всё с ними хорошо. Залог внесли, их отпустят, только сейчас с бумажками там какими-то разберутся и выйдут, — успокоил друга Чимин, закинув свою руку на угловатые плечи омеги и едва ощутимо притянув ближе к своему боку. Бэкхён выдохнул, и разом все, что было напряжено в его теле — отпустило. Слава богу. И даже сам Бэк уже придвинулся к Чимину ближе, прижавшись поплотней. Уголок чужих пухлых губ дернулся вверх, но Бëн не заметил этого. — Странно правда. Вся эта процедура прошла так быстро. Я даже удивился, с чего бы это? Бэкхён в ответ лишь молча пожал плечами, а сам успел подумать о том, что неужели Лухан все-таки помог? Они стояли, прижавшись друг к другу бедрами, но только до того момента, пока из участка не вышли знакомые фигуры альф с родителями. И если папа Тэхена шел с сыном молча, то родители Чонгука, по-видимому, отчитывали парня по всем фронтам, наверняка в конце каждого предложения добавляя «еще дома с тобой поговорим, настраивайся». Бэкхён не был уверен, было ли это на самом деле так, просто судил по себе. Исин, когда раньше забирал его из участка, если задерживали за хулиганство, говорил именно это, ну или не терпел до дома и начинал взбучку уже в салоне машины. Отец Гука же еще и ко всему этому рычанию сквозь зубы, бывало, хватал сына за предплечье, чтобы тот не дай бог не отходил далеко и обязательно слушал все нотации. Друг хмурил брови от каждого такого «а ну стоять», видимо, отец сжимал так сильно не от большой любви. Чтобы хоть как-то отвлечь парней, Бэк кинулся к ним, оторвавшись от носа пикапа. Альфы расцвели сразу же, приняв от омеги крепкие объятья, в это время их родители, в непонятном жесте поджав губы, отошли к оставшемуся у авто Паку-младшему. Прежде всего они должны быть благодарны ему. Бëн прекрасно чувствовал, что друзья очень устали, находясь в участке. Он чувствовал их крепкие руки, их тепло, он чувствовал, что вернул себе что-то, что было намного больше, чем просто дружба. Эти люди ему были не просто друзьями, они были его родственными душами, а это намного ближе и сильней. И потерять их было бы намного больше, чем просто глупость. — Дураки! Вы гребанные два придурка, зачем вы вообще ввязались во все это дерьмо! Я не просил вас делать это! Все из-за меня, черт побери, — ныл в куртки альф пацан, прижимая к себе еще ближе, словно те испарятся в следующую секунду, — идиоты! Зачем вам мозги?! Не нужно иметь дело с этим отбросом! Он мог сделать с вами всë что угодно! Тэ бархатно рассмеялся в своей манере, от чего его грудная клетка завибрировала. — Тем не менее сделали с ним всё что угодно, как раз-таки мы! — сквозь смех говорил Ким, — правда же, Чон? — О-о, — протянул Гук, ухмыляясь, а на его верхней губе красовалась покрывшая коркой садина, — еще как сделали! Пару сломанных рёбер и рука, чтобы знал, что с нашим мальчиком связываться — себе дороже, иначе придём мы! Пусть еще тронет этот Тао, руки в жопу затолкаем, не вспомнит как себя же звать! — в сердцах рычал словно пес на цепи альфа. Кажется, этими самыми цепями служили руки Тэхена и Бэкхена. Мальчишка затих на какое-то время. Отрываться от тепла друзей смертельно-сильно не хотелось. Он держал их так, слово альфы хотели сбежать от него, но это было далеко не так. Они держали также крепко, даже не думая разрывать эту неосязаемую пальцами связь, что только крепла. — Спасибо вам, правда, — выдохнул Бэкхен в куртки парней, будто надеялся на то, что Чонгук и Тэхён не услышат, но парни переглянулись между собой, — спасибо за это. Они бы стояли так, прижавшись друг к другу еще целую вечность, если бы не дурашливый, напущенно-недовольный голос Чимина: — Эй ну где вы там? Может хватит? Еще немного и я завидовать начну! Друзья одновременно рассмеялись. И Бэкхен смеялся, задрав голову к темнеющему вечернему небу, а когда вернулся в нормальное положение, когда парни отпустили его, а он их, когда альфы прошли за спину омеги к машинам, мальчишка замер, игнорируя Тэхеновское «Бэк, ныряй в машину, подбросим тебя». Он ничего не слышал. Только видел. Видел, как чертов Пак Чанель стоял в залитой светом курилке, где окна уходили в пол. Видел, как он высасывает из бычка последние нити никотина и смотрит прямо на него, на Бэкхена, не отрывая своих чертовых черных глаз. И тело пробирает скручивающий внутренности жар.