toxique

jang jae in feat. na show — hallucinations       Стоять вот так на прохладном, пробирающемся под толстовку февральском ветре перед Кëнсу было как-то странно и волнительно для Бэкхена. Они были только вдвоем. Ни Лухана, ни Чанеля и даже Лукаса не было рядом, как это было обычно. Поэтому Бëн не переставал ощущать себя словно на дуэли, стоя напротив своего соперника, сжимая в руке воображаемое ружье, а на деле сжимая в кармане расстегнутой куртки телефон.       Кëнсу как обычно выглядел спокойным, но это не вселяло никакого спокойствия Бэку, а только больше волновало.       — Чанеля… — начал было мужчина напротив, но осекся, словно бы ему было трудно сказать то, что он хотел. И это взволновало и без того натянутого как тетива мальчишку ещё сильней. Кажется, чувствовать столько эмоций одновременно было просто невозможно, но вы просто не знаете Бëн Бэкхена. В данный момент он переживал в груди и волнение, и смущение, легкое любопытство, немного злости и даже страх, — подрезали какие-то два ублюдка рядом с магазинчиком в его районе. Он полез защищать какого-то омегу, и в итоге ему воткнули нож под ребра.       Сердце Бэкхена замерло всего на секунду, но только для того, чтобы в следующий момент зайтись в до ужаса быстром темпе. Руки младшего омеги в карманах куртки непроизвольно дернулись от произнесенных Кëнсу слов и сжались в кулаки, до тупой боли вдавившись отросшими ногтями в ладони. Кажется, Бэк даже выдохнул шумно и непонятный звук вырвался из его груди вместе с этим выдохом. Но подросток ведь не мог показать, как испугался за Чанеля.       Что сейчас с ним? Как Чанель себя чувствует? Он жив? Он… он… он!..       Прочистив горло, Кëнсу продолжил:       — Сейчас он в больнице и пришёл в себя после операции, — волнение мальчишки немного поутихло, но не до конца. — Рану зашили, но крови потерял он немало. И… я подумал, что было бы неплохо, если ты поедешь к нему со мной. Чанель так уж точно будет рад тебя видеть, Бэк.       Будет рад видеть тебя. Тебя. Тебя и только тебя, Бэкхен.       В груди приятно сдавило всего на мгновение, но потом это приятное чувство сменилось на острое, неожиданное осознание.       Су говорил так всё это время, словно бы обо всем знал. Обо всем, Карл!       И дыхание сбилось, хотя Бэкхен старался этого не показывать.       — Почему вы говорите мне об этом? — голос был словно бы и не Бэкхена. — Мне очень жаль господина Пака, но я не понимаю…       — Бэк, — подрагивающим голосом выдохнул старший омега, ненадолго улыбнувшись, словно бы Бëн сморозил какую-то глупость, — я знаю всё.       — Вам всё Чанель рассказал, или вы узнали от кого-то?       Омега молился, чтобы Су узнал от самого мужа, ведь узнать от третьего лица ещё больней.       — Чанель рассказал все сам и уже давно.       — И вам не противно от меня?       — Нисколько, — удивленно приподняв густые брови, выдохнул мужчина, — наоборот, я очень рад, что он нашел истинного. Поехали, там с ним сейчас Лухан, — ненавязчиво взяв за ладонь Бэкхена, Су потянул мальчишку в мягкий приятно пахнущий салон машины, но после услышанного подросток резко выдернул руку и на удивленный взгляд старшего немного смущенно отвел глаза.       — Не думаю, что Лухан захочет меня видеть сейчас… Последний наш разговор с ним не задался, и он больше не хочет иметь со мной дела. И наши отношения с Чанелем довольно… своеобразные, — избегал прямого взгляда Бëн, пряча руки в карманы куртки.       Он разрывался внутри себя между собственными устоявшимися взглядами на истинность, на дружбу с Луханом, и желанием бросить все и сорваться к Чанелю, наплевав на бывшего друга. Все утро до того, как приехал Кëнсу, Бэкхен не мог найти себе места. Он ходил по своей комнате туда-сюда, словно запертый в клетке дикий зверь. Сбежал с последних уроков, просто не в силах просидеть там еще хотя бы пару часов. А когда пришёл домой, то получил сообщение от Су с просьбой поехать вместе в больницу.       Бэкхен очень хотел поехать, он был готов сорваться с места, не в состоянии скрыть своё волнение за альфу, но вторая сторона омеги шептала на ухо о том, что этого лучше не делать.       Ведь опустив все сейчас, Бэк просто выкинет в мусорку всё то, что выстраивал так долго, чтобы наконец-то перестать чувствовать и думать о истинном.       — Слушай, Бэкхен, — заговорил Кенсу, положив свои ладони за чужие плечи и несильно сжав через куртку подрагивающими пальцами, — это будет, наверно, странно, что я это скажу, ведь я папа Лухана, но также я и бывший муж Чанеля, поэтому… разве Лу сейчас важен именно тебе? Важен он тебе настолько же, насколько Чанель, м?       Взгляд подростка метался по асфальту под подошвой своих ботинок, он не был готов к такому вопросу.       Казалось, словно бы Кëнсу знал обо всем.       — Хорошо, — наконец-то ответил мальчишка, кивнув собственным словам, и поймал прямой взгляд Су, — поехали.

***

      Лухан заботливо поправил одеяло на отце, пока рядом крутилась медсестра с пузырьком антибиотика в руках, собираясь поставить капельницу.       — Хочешь чего-нибудь перекусить? Я могу спуститься в магазинчик, — предложил омега, взяв Чанеля за теплую ладонь, лежащую поверх одеяла.       Альфа мотнул головой отрицательно, а потом неожиданно прямо посмотрел на сына, словно бы вспомнил:       — Курить хочу.       — Ну уж нет, лежи смирно, у тебя капельница, — нахмурился мальчишка, глянув на пластиковую трубку, по которой текла жидкость из перевернутого пузырька в вену, — лежи, а я схожу и куплю чего-нибудь.       Первый раз Чанель очнулся спустя два часа после операции. Его зашили, а ещё он потерял достаточно много крови, поэтому пришлось делать переливание. Сейчас альфа чувствовал себя намного лучше, но сильно хотелось спать. Ему можно было ходить, но не перенапрягаться. Бок не болел, но это только благодаря обезболам, которые вкалывали через каждые несколько часов, а на правой стороне под нижними ребрами шов был заклеен большим медицинским пластырем.       Отрегулировав скорость капельницы, медсестра вышла из палаты, и маленькая комната погрузилась в тишину.       Чанель пробежался взглядом по выкрашенным в бежевый стенам, по окну в противоположной стене, выходящему на бизнес-центры. Лу сказал, что отдельную палату для Чанеля Сехун попросил у главврача, как только узнал о случившемся.       Дверь-купе отъехала с шуршанием, открывшись, и в палату вошёл Лукас, держа в руках бумажный пакет. Пак, который почти уснул, пребывая в своих мыслях, невольно дернулся от неожиданного звука и распахнул глаза, посмотрев на неожиданного гостя.       — Здравствуйте, — поклонился старшему молодой альфа и прикрыл за собой дверь.       — Л… Лукас? — удивился Чанель, приподнявшись с постели, совсем позабыв о свежем шве, и тот сразу о себе напомнил неприятными тянущими ощущениями, заставив Пака схватиться за нижние ребра, опускаясь обратно. Сон как рукой сняло.       — Лежите! Вам нужно отдыхать, — быстро подошел к кровати Вон, опустив пакет на тумбу рядом.       — Что ты тут делаешь? — непонимающе нахмурился Чанель, пока молодой альфа заглянул в принесенный собой пакет.       — Я не знаю, что вы любите из фруктов, поэтому взял всего по чуть-чуть, — кивнул своим словам Лукас. — Спасибо, что спасли моего омегу от тех уродов, — парень низко поклонился в уважении к старшему. Пак проследил за этим с нескрываемым непониманием происходящего.       — Твой омега? — удивленно дёрнул бровями Чанель, сразу же понимая, о ком идет речь. Тот самый паренек, которого он спас вчера у магазина. — А как же… Бэкхен?       — Омега, которого вы спасли — Чону — мой истинный, а с Бэкхеном мы приняли решение расстаться, — поджал пухлые губы молодой альфа и отвел взгляд, — из-за вас.       Мужчине все это кажется глупой шуткой. Ну не может же быть планета Земля настолько маленькой, ну или сама Корея, чтобы вот так запросто можно было в один прекрасный момент спасти истинного своего соперника в делах любовных. Грубо говоря.       Несмотря на все это, Чанель удивленно переспрашивает:       — Меня?       — Ой, да бросьте. Я все знаю, — как-то уж слишком небрежно фыркнул Лукас, и Чанель нахмурился, из-за чего на его лбу пролегла глубокая морщина.       — От... откуда? Можно узнать? — голос хрипел, словно несмазанные петли старых детских качелей, а по затылку прошлись мурашки. Неужели Бэк все ему рассказал? — успело пронестись в голове до того, как Вон ответил на вопрос.       — Было, так скажем, много намеков…– умело увильнул от прямого ответа парень и неловко улыбнулся уголками пухлых губ. — А потом я случайно стал свидетелем вашего разговора на кухне перед рождеством. И в новогодние каникулы мы расстались. Остались в хороших отношениях, но, думаю, Бэк чувствует передо мной вину.       На зимних каникулах. Это произошло так давно, — успевает подумать Чанель перед тем, как выцепить из всего сказанного единственное:       — Вину?..       — Отношения со мной нужны были Бэкхену только ради того, чтобы забыть вас. Я в этом уверен, — голос пронизан ощутимой обидой. Пак уверен, что Лукас все еще не простил до конца омегу. Возможно, даже завидует Чанелю?.. Хотя бы немного. Осознавать это было как-то приятно даже. Совсем немного.       Возможно, Чанель сменил одни розовые очки на другие, но Бэкхен казался ему сейчас таким… невозможно чудесным. Настолько близким, но при этом таким далеким. Он наконец-то смотрел на него не как на трудного подростка, друга его сына, мальчика-разлучника, а как на омегу. Как на истинного. И ему это нравилось.       — С чего ты так решил…– фыркнул наконец-то старший альфа и отвел взгляд в сторону, пытаясь скрыть настоящие эмоции.       — Поверьте мне, я знаю, о чем говорю.       Лукас не очень хотел обсуждать, что во время близости с Бëном омега бывало тихо-тихо выстанывал имя Пака, забываясь в оргазме. Моментами смотрел странно, думая о чем-то. А когда Лукас случайно подслушал разговор двух истинных, то словно бы все встало на свои места, все паззлы, и даже как-то злиться сил не было. Просто навалилась апатия и вселенская усталость, из-за чего Рождество Вон встретил один. И только после расставания с Бэкхеном альфа решил взять себя в руки. И буквально в ту же неделю, прогуливаясь по парку с Мамбой рядом с домом, встретил Чону; от его запаха перекрыло дыхание, а сердце бешеной птицей забилось в груди.       Они проговорили недолго, потому что не о чем было особо. Лукас пришёл поблагодарить, Чанель принял благодарность.       Уже попрощавшись, в дверях Вон произнес:       — Надеюсь, Бэкхен с вами счастлив, — и вышел, прикрыв за собой дверь. А Пак продолжал смотреть в закрытую дверь и думать о том, что, кажется, не мог осчастливить Бэкхена. Но очень хотел.

***

      Бэкхен вышел из машины Кенсу, кутаясь в свою куртку от прохладного ветра, пока старший омега ставил иномарку на сигнализацию.       Мальчишка прикусывает щеку изнутри, смотря на огромное здание больницы. Внутри него бушуют непонятные эмоции. В одной руке он держит пакет с мандаринами, а вторую греет в кармане джинсов.       И зачем Кенсу все это делает?..       — Пошли? — спрашивает Су, обернувшись к Бëну, и младший кивает несмело, отводя взгляд.       Волнение подкатывает тошнотворным комком к горлу с каждым шагом, и становится тяжелей дышать.       Бэкхен странно чувствует себя, ему душно в, казалось бы, достаточно прохладном здании больницы, ему хочется чаще дышать, а волнение поднимается откуда-то снизу и встает комом в глотке, что даже слюну не сглотнуть. Его это пугает.       Мальчишка тянет за ворот толстовки, чтобы было лучше, но ничего ровным счетом не меняется.       У Кëнсу, что шёл на шаг впереди, зазвонил телефон, и омега поспешил принять вызов; в это же время двери пришедшего лифта открылись, и старший омега с ещё двумя работниками больницы зашли внутрь, а Бэкхён продолжил стоять на своём месте. Его ноги словно выросли в холодные бетонные плиты пола под собой.       Су повернулся лицом к дверцам лифта, продолжая говорить по телефону, пока не заметил за уже закрывающимися дверями оставшегося в холле подростка.       — Бэкхен! — только и успел выдохнуть шумно старший перед тем, как двери вовсе закрылись.       Бëн сделал один шаг назад, продолжая волком смотреть на закрывшийся лифт, а через секунду и вовсе сорвался с места в сторону выхода, выронив пакет с мандаринами из рук так, что те рассыпались по полу, а сам омега чуть не сбил двух людей с ног.       Он не смог.

***

[Klergy — start a war]       Бэкхена ломает изо дня в день. Он каждую минуту думает о Чанеле, не в силах переключиться на что-то другое. На уроках смотрит словно сквозь доску, где математик вычерчивает очередной график функции, за ужинами Исина слушает вполуха и постоянно просит повторить вопрос, если папа о чем-то спрашивал, а ночью не может сомкнуть уставших глаз. Он ворочается на кровати, пытаясь хоть как-нибудь забыться сном, но не получается, и в итоге он в очередной раз курит в открытое окно, сидя на подоконнике. Февральская ночная прохлада морозит голые ноги, и омега тесней прижимает их к себе, затягиваясь электронкой.       Бëн всякий раз возвращается к мыслям о Чанеле. Он это уже не контролирует. Если раньше ему удавалось сбежать от этого, и даже успешно, то сейчас…       Подросток разрывается на части, и он не знает, какую часть себя ему стоит послушаться: ту, что шепчет о том, что Бэк поступил правильно, когда сбежал из больницы, правильно, что бессовестно топтал все замки из песка, которые Чанель пытался с ним построить, или ту, что шептала о том, что Бэкхену следовало вымыть рот с мылом, когда он кричал о том, что больше никогда и ни за что не свяжется с Паком. Потому что быть рядом хотелось очень, только вот Бëн продолжал душить эти мысли в себе, не давая им нужного количества кислорода, но и не убивая совсем.       Подросток спрыгнул с подоконника и подошел к зеркалу в полный рост: ему хотелось взглянуть на себя, спросить отражение, что же ему делать. Может, хотя бы оно знает правильный ответ? А был ли вообще в этой ситуации правильный ответ?       Из приоткрытого окна продолжал дуть ветер, и голая кожа покрылась противными мурашками.       В зеркале показалась фигура. Худощавый подросток. Черные волосы закрывали глаза, кольцо в губе блестело от лунного света, что проникал в комнату через незашторенное окно.       — Я не понимаю, что хочу! Что?! Что мне делать?! — спрашивал он у подростка в зеркале, но тот не отвечал.       Бэкхен зарылся пальцами в отросшие волосы и потянул у корней с силой. Его просто раздражало своё отражение. Его бесил человек, которого он видел в зеркале. Черные волосы хотелось сбрить до «ершика», кольцо выдернуть, и пусть губа кровит… даже тату на шее. Эти чертовы иероглифы, выведенные аккуратно, хотелось расцарапать ногтями.       Ему осточертел этот человек в отражении.       Утром, на перемене после первого урока, когда Бэкхена в компании с Чхве Минхо попросили отнести в учительскую две внушительные стопки тетрадей, их в коридоре выцепил тренер Чон.       — Я надеюсь, что вы оба будете сегодня на тренировке после уроков? — спросил учитель, и мятная жвачка, которую он выдыхал на учеников, переместилась за вторую щёку, а очки-авиаторы, убранные с глаз на волосы, были не в состоянии удержать каштановую челку, и та, выбившись, опустилась на лоб.       Старшеклассники одновременно, не сговариваясь, кивнули.       — Прекрасно, — солнечно улыбнулся тренер, показав ряд ровных белых зубов, которым сложно было не позавидовать, — потому что я договорится с представителями спортивного института, чтобы они пришли посмотреть на вас вне соревнований, на обычной тренировке. Из того самого института, — последнее тренер Чон произнёс немного тише и подмигнул.       Бэкхен улыбался и кивал как болванчик, а думал о том, что он ведь с тех самых соревнований так и не дал своего ответа. А выпускные экзамены уже совсем на носу, они уже дышат в лицо, а не в затылок своим пробирающим до мурашек дыханием, и становится совсем не по себе. А после экзаменов институт.       Бэкхен не знает, кем он хочет быть. Он не уверен, он растерян. Зачем вообще заставлять детей выбирать профессию, которой ты собираешься в девяноста процентах случаев посвятить всю свою жизнь, в восемнадцать-девятнадцать лет? Это просто ужасно.       Поэтому на чужие подмигивания Бэк ничего не отвечает, а только следит взглядом за тем, как тренер Чон испаряется в стороне спортивного корпуса, и идёт за Минхо. Учительская совсем близко, а тетради уже начали оттягивать руки к полу.       — Ты рассчитываешь поступить в этот институт, не так ли? — фыркает Чхве, обернувшись к Бëну через плечо. — Именно поэтому тренер Чон об этом так парится… ведь ты буквально «находка» среди омег. «Бриллиант».       В чужом голосе чувствуется явный сарказм, но отвечать на него, давать отпор нет никакого желания и никаких сил, именно поэтому Бэкхен просто обгоняет альфу, заходя в учительскую первым, чтобы скинуть с рук тетради на стол, а перед этим шипит едва слышно, чтобы Минхо шёл к черту.       На тренировке после уроков собралась вся команда. На последних уроках Бэк прожигал взглядом пустующее вот уже несколько дней место Лухана.       Неужели Чанёлю так плохо, что Лу приходится сидеть с ним? Все настолько ужасно?       Под ребрами противно скребло, и омега постоянно тер там через ткань рубашки и форменного пиджака.       Сейчас, когда он стоял один в омежьей раздевалке, держа в руках очки и шапочку, на его груди прекрасно были заметны странные красные полосы.       Накинув на плечо полотенце, подросток пошел в зал с бассейном, где уже слышались голоса альф с параллели, брызги воды.       Бэк толкнул прозрачную дверь, одновременно разминая плечи для заплыва, как его обогнал не кто иной, как Чхве Минхо, залетев вперёд и при этом больно ткнув под ребра острым локтем.       — Смерти хочешь? — зашипел Бëн так, что его мог услышать только альфа, но Минхо ответить не успел: к подросткам тут же подлетел тренер Чон с двумя мужчинами. Одного из этих незнакомцев Бэкхен знал. Это был представитель института, который после соревнований подошёл к нему со своей визиткой.       — А вот и лучшие из лучших: Бëн Бэкхен и Чхве Минхо! Первое и второе место недавних соревнований! — довольно объявил тренер, улыбаясь одной из своих самых обворожительных улыбок. Представители института вежливо улыбнулись, когда два подростка поклонились в приветствии. — А это, парни, господа Бан и Со.       — Приятно познакомиться, — кивнул невысокий альфа с фамилией Со.       — А с уважаемым Бëн Бэкхеном мы уже знакомы, правда ведь? — улыбаясь, спросил господин Бан. Как раз-таки он и был тем самым представителем с соревнований, что заметил Бэкхена.       — Ах, да, — немного смущено улыбнулся омега и невольно сжал сильней в руке резиновые очки и шапочку.       — Нам будет очень интересно посмотреть на вас ещё раз, господа, — продолжил мистер Бан и повернулся к тренеру Чону. — Думаю, нам следует не мешать им? Парням нужно размяться перед тренировкой и надеть снаряжение.       — Да, вы правы, мы можем отойти к трибунам, — предложил учитель Чон и указал на высокие ряды скамеек, куда и согласились направиться представители.       Бэку было странно. Он пытался разминаться, а вместо этого улетал мыслями куда-то совсем далеко, задумываясь, и из-за этого уже несколько минут разминал лодыжки.       — Ты согласишься? — неожиданно спросил рядом стоящий Минхо, натягивая на светлые волосы черную шапочку.       Омега вздрогнул от неожиданного вопроса и стал разминать руки, отвернувшись от альфы.       Чхве хмыкнул, словно бы этого и ожидал от подростка.       — Как знаешь, а я скажу «да».       — Они и тебя позвали к себе? — успел спросить Бэк, пока альфа не отошел совсем далеко, к стартовым тумбам.       — Конечно, — кинул через плечо парень. — Думаешь, они упустили бы такого, как я? Ты не один такой крутой у нас. Да и крутость твоя уж сильно раздута…       Бэкхен снова отвернулся, прикусив губу. Он слишком долго разминается, это неплохо, но заставлять важных людей ждать не очень хотелось, именно поэтому омега быстро натянул шапочку и очки, чтобы быстрым шагом пойти к старту.       Тренер Чон отдал свистком «старт», и парни одновременно погрузились в воду.       Отчего-то плылось необычайно тяжело. Вода не выталкивала Бэка как обычно, а затягивала под себя, а ещё омега неправильно вдохнул, и в нос проникла вода, которую в тот же момент захотелось отсморкать, но Бэкхен пытался делать это как можно незаметней. Он плыл брассом, но все равно пришёл к финишу одним из последних. Слишком плохо для него.       — Что это такое, Бэк?! Улитка и то быстрее проползла бы! — кричал тренер Чон, стоя у самого бортика, держа в руке секундомер, а омега смотрел на подошву чужих дорогих кроссовок и слушал, как в голове мысли жужжат подобно пчелиному улью. — Ещё раз! Отвратительно! Впервые вижу такое у тебя, Бëн!       Мальчишка прикусил губу, готовясь к следующему заплыву, который тоже оказался провальным; все еще слишком плохо для его уровня. Что вообще происходит?!       Еще и еще. Бэкхен понимает, что плывет сегодня отвратно. Плывет просто ужасно перед представителями института. Он, конечно, еще не совсем уверен, хочет ли связать свою жизнь с плаванием крепким морским узлом, но оплошать перед такими важными людьми, которые что-то увидели на соревнованиях в омеге, просто не хотелось из наглости.       Подросток плывет, и у него получается плохо. Он бесится, а от этого ещё хуже.       Именно поэтому в один момент Бэкхен дергано выходит из теплой воды школьного бассейна, игнорируя оставленное собой на скамейке полотенце, игнорируя удивленные и заинтересованные взгляды приглашенных из института специальных людей. Он идет в сторону раздевалок под десяток ничего непонимающих взглядов сокомандников, под тихий смешок Минхо.       — Бэкхен! — кричит за спиной тренер Чон, но Бëн игнорирует, продолжая идти босыми ступнями по и без того отчего-то скользкому покрытию. — А ну стой! Ты слышишь?! Бэкхен! Засранец, айщ, вернись, негодяй!       Только оказавшись за дверью раздевалки и щелкнув для безопасности щеколдой, омега срывает шапочку, швыряя её с полным ненависти взглядом в непонятном направлении, а сам хватается за отросшие волосы, больно сжимая у корней.       Да что же такое с ним происходит?!       Его потряхивает от мыслей о том, что ему нужно срочно к Чанелю. Посмотреть и убедиться самому, что все с альфой в порядке, да и просто… его необъяснимо сильно тянет к мужчине, но каждый чертов раз Бэк отдергивает себя от этих мыслей, как от огня.       Нет! Нет! Ни в коем случае! Ни за что?! Почему он продолжает сидеть в моей голове?! — кричит мыслями Бэкхен, роясь подрагивающими пальцами в карманах своего рюкзака в поисках сигарет.       Он не особо раздумывая, закуривает прямо в раздевалке у окна, предварительно открыв его. Его ощутимо потряхивает, пока мальчишка втягивает едкий дым, и после пары таких затяжек отпускает.       Когда тренер Чон стучит в раздевалку, Бэкхен уже натягивает на ставшие за секунду ненавистными чёрные волосы шапку, а на плечи куртку. Бэкхён проходит мимо тренера молча, а тот и не останавливает, только окликает, когда омега отходит уже на приличное расстояние далеко по коридору.       — Что с тобой происходит?! В зале люди из института, а ты так себя ведешь! — спрашивает тренер, и эхо его голоса отбивается от стен коридора.       — Истинность, — не оборачиваясь, отвечает подросток и выходит из спортивного корпуса школы, не услышав отборный мат тренера на весь коридор.

***

      Бэкхен стоит напротив многоэтажного здания больницы уже достаточно долго. Успело стемнеть и похолодать. Омега пришёл сюда с конкретной целью, но просто не может взять себя в руки и подняться на нужный этаж. Да что там, он даже не может себя заставить зайти в здание.       Прикусив губу, Бэк кидает сигарету в ближайшее мусорное ведро и идёт к автоматическим дверям.       Нужно действовать.       Он не может просто уйти отсюда, будет еще долго после этого себя ненавидеть, но подниматься, чтобы встретить истинного и убедиться своими глазами, что все хорошо — это тоже чертовски сложно.       Словно в тот момент, когда Чанель в последний раз кричал о том, что им нельзя встречаться, о том, что их истинность — это ошибка природы, о том, чтобы Бэкхен нашел себе кого-нибудь своего возраста… словно тогда омега поставил себе блок на Пак Чанеля. Больше он не может его воспринимать как раньше, относиться к нему как раньше. Забыть все те слова сложно. Они продолжают жужжать в голове изо дня в день и не перекрываются ничем.       Бэк не хочет быть заменой, но и бесстрастным быть не может. Пак все-таки его истинный, именно поэтому он, надев на плечи халат, а на кроссовки бахилы, поднимается вверх по этажам.       Лифт останавливается на этаже отделения хирургии с тихой мелодией, и подросток выходит в даже по вечерам оживленный коридор. При встрече Кëнсу все ему рассказал, поэтому найти ту самую палату труда не составляет. Трудно только толкнуть дверь в сторону и войти. Поэтому Бэк как боязливый ребенок заглядывает в небольшое вытянутое вертикально окошечко в тонкой двери. Одиночная палата с высокой кроватью у окна. Чанель в больничной пижаме полулежит на койке, держа в руках планшет. На носу оправа темных очков. Что-то внимательно читает.       Даже сейчас работает, — думает мальчишка и скользит взглядом по чужому лицу.       Кожа альфы отливает каким-то болезненным сероватым, а волосы пушистой копной лежат, завиваясь естественными волнами; без укладки он словно потерял лет десять. Такой идеальный в своей неидеальности.       Бэк прикусывает губу и кладёт ладонь на прохладную дверную ручку, но толкнуть дверь в сторону все еще не решается. Но через пару секунд все же делает это и застывает в дверном проходе.       Мужчина с широко открытыми от удивления глазами смотрит на Бэка, отложив в сторону ставший сразу ненужным планшет.       — Бэкхен? — казалось, будто это прозвучало так громко в до этого тихой палате.       — Как ты себя чувствуешь? — спросил Бэкхен, пройдя. Голос был сам не свой, ком в очередной раз встал в глотке, и было трудно даже сглотнуть обильную от волнения слюну.       Подросток сел у кровати на табуретку, разглядывая, казалось бы без стеснения, серое лицо истинного. На самом деле омега чувствовал себя сейчас настолько странно. Две части самого Бэкхена внутри Бэкхена вели ожесточённую войну. Первая порывалась сбежать подальше и не оборачивается, боялась жестокого отказа, как это было раньше, не хотела чувствовать в очередной раз ненужность, никчемность, бракованность. А вторая тянулась руками и ногами к истинному только для того, чтобы наконец-то почувствовать его приятное тепло и успокоиться. Бэка ломало изнутри, но он продолжал сидеть и делать вид-почти-отстраненности. Словно бы пришёл сюда чисто для приличия, а не потому что сил терпеть это уже не было, быстрее хотелось увидеть, почувствовать, услышать Чанеля. Убедиться своими глазами, что все хорошо. Плевать на слова Кенсу, он может наговорить что угодно! Плевать на статьи в интернете, которые уже успели выйти за эти дни!       И в палате повисает молчание и неловкость, настолько, кажется, ощутимая, что её можно пальцами в воздухе пощупать, не иначе.       — Я боюсь спрашивать тебя, что ты тут делаешь. Боюсь, что ты исчезнешь в тот же момент, словно мираж, — чанелевский голос тоже хрипел, но больше был похож на тот, что после сна бывает.       Подросток до боли сжимает свои пальцы между собой и челюсть до скрипа. У него по телу бегут противные мурашки, и всего ничего отделяет его от того, чтобы поежиться.       Они сидят в этом звенящем молчании, пока мальчишка не решается снова заговорить:       — Ты не ответил, как ты себя чувствуешь?       Он прекрасно видит, что истинный не при смерти, что спокойно сидит и даже не морщится от возможной боли от зашитой раны. Чанель хоть и выглядит вполне сносно для человека, который чуть не умер от потери крови, но убедиться не мешало бы.       — Всё нормально. Кровь перелили, рану зашили, скоро стану совсем как новенький, — почему-то улыбается Чанель и смотрит на Бэка так, как никогда прежде не смотрел, и от этого взгляда хочется сбежать, забиться в темный угол, потому что как-то уж очень непривычно. — Почему не сказал, что с Лукасом давно покончено?       Подросток дергается от неожиданного вопроса, как от удара, и смотрит волчонком на истинного, все лучше понимая, что нужно было прислушаться к той части себя, что кричала о том, чтобы выкинуть бредни из головы по типу «сходить и навестить». Действительно глупая идея была.       — Разве это так важно? — спрашивает Бэкхен и понимает, что да, для Чанеля, скорее всего, это и правда важно… хотя кто его знает.       Сидеть вот так напротив друг друга оказывается как-то для двоих странно. Спустя столько всего, спустя все то, через что их истинности пришлось пройти. И ещё предстоит сколько.       Мужчина пожал плечами и ничего не сказал, когда Бэк ожидал совсем обратное. Крики, какие-нибудь слова. Но ничего из этого не было, словно бы и от них прошлых тоже ничего не осталось.       — Может быть, — заговорил альфа, и подросток поднял на него взгляд, замечая, что Пак тоже заметно нервничает, — мы можем начать все с начала. Или хотя бы попытаться, м? Нам нужно начать не как «отец друга и друг сына», а как «истинные альфа и омега». Давай с чистого листа? Познакомимся заново. Что скажешь? — Чанель протягивает руку словно бы для знакомства и молчит пару секунд, чего-то ожидая перед тем, как снова продолжить говорить: — привет, я Пак Чанель, и мне кажется, что ты мой истинный. Твой аромат такой прекрасный, что у меня темнеет в глазах и сердце сбивается с ритма. Никогда такого ещё не было со мной…       Бэкхен чувствует столько всего за одно мгновение. Он теряется, смущается, а в животе и груди все взбрыкивается, словно бы стая бабочек взмывает вверх и щекочет тонкими фигурными крылышками внутренности. Необъяснимо. Сказанные истинным слова кажутся настолько интимными, сокровенными и теплыми.       И омега, который совсем не привык к подобному, растерянный и незрелый, колючий, словно ежик, не находит ничего лучше, чем:       — Проверь давление. Не думаю, что тут дело в моем запахе.       Чанель поджал губы. Бэк не захотел играть с ним в это.

***

      Лухан поправляет лямку полупустого рюкзака на своём плече и выходит в больничный коридор. Он только что разговаривал с лечащим врачом отца, и тот сказал, что Чанель огромными шагами идет на поправку, через неделю можно будет выписать.       После репетиторов омега чувствует себя вымотанным. Хоть он и не посещает школу в последние дни, но нагрузка у репетиторов перед экзаменами, кажется, возросла вдвое. Но Лу все равно заходит после английского в супермаркет по дороге и покупает пару желтых яблок отцу. Витамины сейчас важны пережившему стресс организму. Он едет в больницу в другом конце города.       Часы посещения подходят к концу, но омега все равно успевает. Он передаст яблоки и контейнер с онигири от Кëнсу и поедет домой, потому что чувствует сегодня себя раздавленным жуком.       Но весь этот поток мыслей прерывается, когда Лухан кладёт ладонь на дверную ручку, собираясь войти в палату, но вовремя замирает, смотря в небольшое окошечко в двери.       А там он прекрасно видит Бэкхена у кровати отца. И они о чем-то говорят. И хоть Лу видит бывшего друга лишь спиной, зато он прекрасно видит лицо Чанеля.       Первый порыв влететь в палату отпадает сразу. Лухан решает подождать в коридоре и, сев на железные стулья у стены, сжимает до онемения пальцы на лямках рюкзака.       Бэкхен вышел примерно через полчаса. Лу просто мониторил все это время по фитнес-часам на своём тонком запястье.       Бëн прикрывает за собой дверь и поворачивает голову, словно шестым чувством узнав, что Лу там.       У Ханя все мысли и идеи из головы выветриваются в ту же секунду, и все, что он делает — это отворачивается, сложив руки на груди.       — Даже спрашивать не буду у тебя о том, что ты тут делаешь, — говорит Лухан и даже не смотрит на Бэка, поэтому не видит чужой кривой ухмылки.       — Он уснул, — просто сказал мальчишка, заставив Лухана резко повернуться к себе, а сам в это время пошел по коридору. — И кстати, возвращайся в школу. Скоро выпускные экзамены, — заметил Бэкхен, обернувшись через плечо, когда отошел от Лухана на два шага. И, сказав это, он пошел к лифтам в конце отделения хирургии.       Бывший друг за спиной фыркнул шумно, и этот звук ударился о стены больничного коридора.       — И без тебя знаю! Умник… — напущено злобно кидает в спину омега и, вцепившись в дверную ручку, входит в отцовскую палату.