***
Тэхен тормозит у подъезда и снимает свой шлем. Бэкхен спрыгивает с байка, шурша подошвой высоких ботинок, и снимает со светлой головы шлем, протягивая его другу. Волосы после покраски непослушные, пушистые и сухие, но Бэку правда за долгое время нравится белый цвет на себе. Перед тем, как поехать домой, он долго крутился у зеркала в прихожей Тэхена, а Чимин за спиной смущал хвалебными комментариями. Ким закуривает, слезая с байка. Он подпирает его поясницей и следит за тем, что все то же самое за ним повторяет Бëн. Сизый дым они выдыхают одновременно в черное небо, где тучи закрыли собой все звезды сегодня. — Почему домой не спешишь? Исин не будет рычать, что поздно приехал? — спрашивает альфа, закидывает свою руку в плотной кожанке на плечи друга и широкой и грубой ладонью ерошит и без того пушистые волосы на чужой голове. Он доволен своей работой. В сумерках под светом уличных фонарей этот цвет кажется серебристым. Волосы, кстати, не выпали после первого осветления, но были ужасного жёлтого цвета. После второго осветления продолжали держаться на голове, хоть им и заметно стало хуже на вид. Зато были белыми благодаря оттеночному шампуню. Омега не жалел, волосы не зубы — отрастут. Бэкхен смотрит себе на носки ботинок, пинает в сторону камушек на асфальте. — Не думаю, что ему сейчас есть до меня дело. Пришло сообщение, у нас опять зависает его бойфренд, — последнее подросток шипит змеей, гневно выпуская дым через зубы. Чужие пальцы в бэкхеновских волосах застывают на секунду, чтобы с новой силой продолжить приятные массирующие движения. — У меня переночевать не хочешь? — спрашивает Тэхен и кидает догоревшую сигарету на влажный асфальт. — Боишься оставаться с Чимином один на один? — беззлобно подкалывает друга омега и отходит от мотоцикла, на который закидывает ногу Тэ, собираясь домой. — Очень смешно. Боюсь, что все и правда может повториться, — прикусывает губу и отводит взгляд. Если бы сейчас было ярче, Бëн клянётся, что увидел бы на чужих щеках румянец. — А это может произойти? — прыскает Бэкхен, но в ответ молчание. — Когда ты созванивался с Чонгуком в последний раз? Переписывался? Желая уйти от разговора, альфа надевает на голову шлем, но Бэк уперто поднимает на нём тонированное стекло, чтобы была возможность видеть чужие глаза. — Я приезжал к нему на рождественских каникулах. Мы сидели с ним… целовались, болтали. Я был на его коленях, — Ким делает паузу, а Бэк уже ждет чего-то плохого от следующих слов, — и его родители решили сделать сюрприз. Неожиданно приехали. А тут я на Гуке со спущенными штанами. Весь красный. Было бы смешно, если бы не было так грустно. Теперь мне нельзя к нему приезжать. Он не отвечает на звонки и сообщения через раз, говорит, что времени совсем нет, но я думаю, что просто пришёл конец «нам». Мы снова стали «я» и «он». Бэкхен не знал, что ему сказать. Он был не очень хорош в поддержке, да и Тэхен не выглядел так, будто ему нужно было обязательно что-то сказать. Он говорил скорее для того, чтобы выговориться, а не таскать это в себе. Омега положил теплую ладонь на холодную кожу чужой косухи, сжал в подбадривающем жесте до неприятного скрипа искусственной кожи. — Не надо, — попросил альфа, словно чувствовал, что Бэк ищет слова для какой-никакой поддержки, — если честно, уже стало почти похуй. — Если бы было действительно похуй, ты бы легче подпустил к себе Чимина, нет? Тэхен пожал плечами, отвел взгляд. — Мы с ним с детства дружим, и Пак не готов к чему-то большему, чем постоянный трах без обязательств, — говорит альфа и тянется за телефоном в карман — тот вибрирует в руке входящими сообщениями, — что я и говорил… надо было его силком засунуть в машину к личному водителю, а не дома оставлять, — как-то уж слишком устало тянет друг, пролистывая переписку вниз. Убирает телефон обратно. — Что такое? — Теперь в моей кровати меня ждет растянутая паковская задница. Ничего не говори, — просит альфа и опускает стекло, отсалютовав, прежде чем заводит байк, — спокойной ночи. — Спокойной, — говорит Бэк и отходит на два шага, наблюдая за тем, как Ким трогается с места и выезжает из двора, сливаясь в поток сеульских машин. Омега заходит в квартиру бесшумно, боится что-то уронить и быть замеченным. Крадется по коридору, быстро кинув куртку в шкаф, а кроссовки в обувницу, надеется закрыться в комнате, слыша знакомые голоса на кухне. Там шумит вода из-под крана и стучат тарелки. По дому расходится приятный запах еды, и желудок скручивает в голодном спазме. Бэк не был бы против поесть хоть раз за сегодняшний день, но светить новым цветом волос не очень хочется перед Исином. Бэкхен рассчитывает скрывать его настолько долго, насколько это будет возможно. Подросток поворачивает ручку своей двери, и та предательски громко скрипит. Мальчишка морщится. — Бэкхен? Ты вернулся? — слышит тут же он голос Исина с кухни. Звук воды резко стихает, и слышны шуршащие шаги по паркету в коридоре. — Почему так поздно? Я же просил тебя не гулять допоздна… Ого, — прерывается на удивленный выдох старший, а Бэкхен видит за его спиной возвышающегося Ифаня, — ничего себе, где ты красился? Подросток замирает, забыв все слова, весь диалог, вопросы, ответы на которые он продумал в своей голове заранее. Он не ожидал подобной реакции, он ожидал крики и таскание за волосы по квартире, угрозам состричь под ноль, хоть это и не было для Бэкхена угрозой. — Друг помог, — выдыхает наконец Бэк и ловит взгляд Ву: тот тоже удивлен. Чему больше, конечно, неизвестно: то ли смене образа Бэка, то ли поведению Исина, — он в этом разбирается. Син недовольно кривит губы. И вот. Бэкхен наконец-то ждет скандала, но слышит: — Если хотел перекраситься, почему не попросил меня? Я знаю хороший салон, сам там всегда окрашиваюсь, а этот твой друг мог тебе все волосы спалить по неосторожности, неопытности. — Аргх, ну пап! — шипит Бэк, за секунду забыв обо всем, что его волновало секунду назад. — Опять начинаешь! Он уходит в комнату, но дверь не закрывает, поэтому слышит: — Иди ужинать! — Я не голоден! — врет и падает на кровать лицом вниз. Ему хочется спать. Во сне хоть есть не хочется.***
Чонин прокашливается в кулак, прочищая горло, пока ищет нужную композицию в стопке имеющейся коллекции дисков. Позади него топчутся после разминки и повторения основных элементов Сехун и Лухан. Причем второй зеленый такой, словно водорослей объелся, не иначе. Ким делает пометку спросить о том, все ли хорошо и сможет ли омега вообще танцевать сегодня. Молодая пара уже на протяжении недели исправно посещает занятия у Кима, разучивают свадебный вальс молодоженов. Лухан искал учителя несколько дней, прежде чем пожаловался Кенсу о том, что трудно найти хорошего хореографа, а папа, конечно же, тут же предложил кандидатуру Чонина. Сам Су хотел заехать сегодня после работы. Старшего омегу прямо-таки втянуло в танцы ещё после первого предложения Кима потанцевать с ним. Удовлетворенно промычав, когда нашел нужный диск, Чонин вставил его в бумбокс и сразу поставил на паузу, пока музыка не полилась из мощных колонок. Развернулся к ребятам. — Ну что, готовы? — спросил он, потирая ладони друг о друга, — Лухан, ты нормально себя чувствуешь? Может, хочешь закончить на сегодня? — Нет-нет, — мотает головой парнишка, оттягивая края майки, доходящей до бедра, ещё ниже. Сехун берёт его за руку, сплетая пальцы между собой. — Хочешь воды? Или пошли подышим свежим воздухом? Ты и правда выглядишь неважно, малыш, — притянув к себе ближе истинного так, чтобы тот уперся влажным лбом в плечо, Сехун спросил омегу. — Все нормально, просто немного подташнивает, это пройдет, давайте продолжим, — обернувшись уже к Чонину, кивнул собственным словам Лухан и положил одну руку Се на плечо, а пальцы второй переплел с пальцами альфы, тем самым встав в позицию для вальса. — Хорошо, тогда продолжим, — Чонин развернулся обратно к бумбоксу, нажав на кнопку воспроизведения музыки, и небольшую студию заполнила инструментальная композиция, а пара в центре зала начала своё движение по кругу. — Если станет хуже, обязательно скажи мне, хорошо? — часто дыша и двигаясь в такт, который хлопал им Чонин, чтобы было удобней ориентироваться в музыке, сказал О. Лухан правда хотел ответить, но голова от такого быстрого темпа вальса закружилась и омега почувствовал, как тошнота подкатывает все выше и выше, словно волна, перетерпеть или сглотнуть просто нет сил, поэтому мальчишка сорвался в сторону выхода из студии, прикрывая рот ладонью и чувствуя, как глаза заливаются слёзами обиды на самого себя. Альфы секунду смотрят друг на друга, а мелодичная инструментальная музыка продолжает литься из колонок. — Извини, — роняет Сехун и выбегает следом за истинным. Он точно знает, куда мог побежать мальчишка, поэтому без каких-либо колебаний заходит в омежий туалет, благо здесь пусто, кроме одной единственной кабинки, которая оказывается запертой. Альфа прижимается к холодной дверце спиной, чувствуя, как здесь, в помещении, где кондиционер, быстро остывает разгоряченная тренировкой кожа. Слышит, как за запертой дверцей спустя несколько надрывных и не очень приятных звуков, от которых сердце в груди мужчины больно сжимается, следует звук смыва и кашель. Ему очень хочется обнять сейчас мальчишку, оголенного, словно нерв, адски уставшего, но продолжающего выкладываться на полную, хотя положение не позволяет. Всхлип. — Лу…– тянет Сехун, и его голос ударяется о выложенные плиткой стены уборной. Альфа постукивает костяшкой указательного пальца по двери, прося открыть. — Я бесполезный, ничего не могу сделать, — слышит альфа и поджимает губы, потому что слова пропитаны слезами, — мое тело меня не слушается! — Малыш, открой дверь, впусти меня, — просит О, прижимаясь уже лбом к безжизненной двери. — Я вижу, как ты стараешься выложиться на полную, но не заставляй себя, пожалуйста, делать это, если чувствуешь себя плохо. Наш… карапуз не привык к тому, что его папа так крутится в танце каждый вечер, — альфа не может не улыбнуться на этих словах. Сехун почти падает, когда дверь наконец-то открывается, а Лухан сокращает расстояние между ними слишком быстро, почти врезаясь в истинного, утыкаясь заплаканным лицом в основание шеи О, обвивая длинными руками. Се обнимает в ответ и, приподняв омежье лицо, целует, наплевав на все. Ничего не важно сейчас кроме того, кто стоит в эту секунду перед ним. — Меня только что тошнило, что ты делаешь?..– отрывается на секунду мальчишка, облизывая соленные из-за слез губы. — Плевать, — и подхватывает эти солёные губы, прижимая Лу тесней, — я скажу Чонину, что мы закончим на сегодня. — Но… — Без «но», — горячо выдыхает альфа, приподняв невесомую ткань чужой майки, чтобы пробраться под неё пальцами и коснуться низа живота. Едва выпуклого, совсем ещё маленького. Накрывая ладонями и поглаживая подушечками пальцев, — мы хорошо постарались сегодня, поэтому я отвезу тебя домой, чтобы ты отдохнул хорошенько. Поспал. — Не хочу спать без тебя, — бурчит омега. — Поедешь ко мне? — Сехун ловит взгляд истинного, перемещая руки на чужую теплую поясницу. — Да.***
Кенсу приезжает примерно через час, заходит в студию тихонько, ожидая увидеть Сехуна и Лухана, репетирующих танец, но в зале только Чонин. И он танцует, плавно и завораживающе двигаясь под музыку из колонок. Его взгляд устремлен в зеркало во всю стену, чтобы следить за каждым движением. Омега слишком шумно кладет свою сумку и пальто на пол, заставив альфу обернуться и прекратить танец. — Ох, извини, я сбил тебя, — извиняется Кенсу, заметив, что Чонин идет к нему. Музыка продолжает играть фоном. — А где Сехун и Лухан? Почему ты один? — Они закончили сегодня раньше, а я решил дождаться тебя, потанцуешь со мной? — предлагает альфа, и это словно дежавю. Словно они вернулись в тот самый день, когда Ким вот так же предложил Су потанцевать с ним. Но только сейчас омега не будет долго отнекиваться. Он кивает и кладет свою ладонь в ладонь альфы, охая в ту же секунду оттого, что Ким сразу вливается с ним в танец, укладывая горячие ладони на талию, скрытую светлой рубашкой. Никто из них не успевает понять, кто первым коснулся чужих губ, но через несколько минут они уже целуются, тесно прижимаясь друг к другу, чувствуя сильное биение сердец. Те словно синхронизуются, бьются в такт друг другу. Ещё мгновение, и уже оказываются на полу, стаскивая с тел друг друга такую лишнюю сейчас одежду. Кожа после танца горячая и едва влажная, настолько чувствительная, что от каждого лёгкого прикосновения бегут мурашки. Поцелуи пухлых губ на грани с реальностью. Омега тонет в чужом алкогольном запахе, пьянеет, в глазах темнеет то ли от недостатка кислорода, то ли от витающих по студии вплетающихся один в другой запахов пары. Чонин ставит Кенсу на разъезжающиеся в стороны колени, надавливая горячей ладонью на острые лопатки, внутри себя погибая от открывшегося вида, выжигая горячей ладонью через кожу и каркас костей альвеолы, а сам поддается вперёд и широким мазком лижет часто сжимающуюся розовую дырку. Музыка из колонок продолжает глушить стоны и частое дыхание, путать сумбурные мысли. Припев с тяжёлыми битами, когда альфа ввинчивается языком внутрь и мнет рукой поджавшиеся тяжёлые яички, надрачивая красную головку аккуратного члена. Ким вдыхает пьянящий разум травяной запах, когда накрывает тело омеги своим, утыкается носом за ухо и толкается головкой, замирая каждый раз над Кенсу мощной скалой. Кусает тонкую кожу на шее и выдыхает горячий воздух, когда омега сам нетерпеливо насаживается дальше, а Су громко стенает чужое имя от открывшегося вида в зеркале во всю стену напротив. Он готов кончить только от этого, поэтому опускает взгляд в пол и стонет, прикусывая полные исцелованные губы.***
На утро перед школой Бэкхен долго крутится у большого зеркала в прихожей, придирчиво осматривая себя в отражении. Он ерошит светлые волосы, водит языком по прохладному кольцу в губе, а потом неожиданно даже для себя снимает то, отложив в ящик комода рядом, и ведет языком по саднящему проколу. Видно, не судьба ему там быть, стоит ли тогда мучить самого себя? Сколько прошло времени с того момента, как Бэк сделал этот пирсинг, а ныть губа не переставала и по сей день. Омега чувствовал себя совсем другим человеком. Ифань сегодня наглым образом (по мнению Бэкхена) ночевал у них, поэтому сейчас омега слышал голос папы и его бойфренда из спальни. Подросток думал тихо сбежать, пока не успели поймать, но все-таки успели. В тот самый момент, когда Бэк хотел выйти за дверь. — Подожди две секунды, и я подвезу тебя, — деловито сказал Исин, ложкой помогая надеть себе идеально вычищенные ботинки. — Я на автобусе хотел… — попытался отмахнуться омега, но только словил нечитаемый взгляд старшего на себе. Поэтому дверь прикрыл и дождался взрослых. Бэкхён не желал быть свидетелем сопливой сцены прощания Исина и Ифаня на время рабочего дня, поэтому скрылся в теплом салоне иномарки, где слышалось тихое урчание двигателя и пахло приятно. Омега уткнулся в телефон на переднем пассажирском сидении, но боковым взглядом все равно изредка наблюдал за затянувшимися объятиями и шепотом на ухо. На улице было мерзко и дул пронизывающий февральский ветер, а эти двое обнимались и говорили о чем-то, словно им нет никакого дела до холода и быстро текущего времени. Кстати о времени. Бэк уже опаздывал. Именно поэтому он бесцеремонно двинулся со скрипом по кожаному сидению кресла ближе к рулю и нажал на гудок, заставив двоих у капота вздрогнуть заметно и обратить на Бэкхена внимание. Исин покрутил пальцем у виска, и по губам подросток прочитал вопрос о том, совсем ли омега был дебилом, но Бэк показательно постучал подушечкой пальца по запястью, где люди обычно носят часы, и Исин все понял. Пара поцеловалась, едва коснувшись друг друга губами (Бэк поморщился), и наконец-то разошлась по машинам. — Не мог просто крикнуть? Я чуть в штаны не наложил, — прокомментировал недавнюю выходку сына Син, вливаясь машиной в быстрый поток автомобилей. — Не хотел портить такую романтичную сцену как-то банально, — отстраненно ответил Бэк, чувствуя лбом порывы прохладного ветра из приоткрытого окна, и поспешил закрыть то, небрежно зачесав белые волосы назад. — Хорошо выглядишь сегодня, ты снял пирсинг? — каждые несколько секунд отрываясь от дороги, папа поглядывал на Бëна. — Видимо, по такому случаю Сеул сегодня накроет снежная лавина, — подшутил старший, поворачивая к школе. — Перестань, — фыркнул мальчишка и провёл языком по месту, где ещё утром губу холодило колечко пирсинга.***
В тренерской было прохладно из-за приоткрытого окна, поэтому Бэкхен списывал лёгкую дрожь на сквозняк, а не на то, что его правда немного пугал тренер Чон, сидящий напротив. Мужчина устало тер переносицу, держа в свободной руке очки-авиаторы за дужку, и уже минуту шумно вздыхал. Омеге, правда, было очень стыдно перед ним и перед комиссией института. Но сильнее, конечно, перед тренером Чоном. Наверно, он все-таки не должен был так сбегать? — Бэкхен… — Тренер… Начали они одновременно, но альфа повёл ладонью с длинными пальцами, мол, говори первым. — Мне очень стыдно перед вами, тренер Чон, — сказал подросток, нервно кусая губы и перебирая низ форменного школьного пиджака. Мужчина шумно фыркнул, словно бы только этим сказал «ну да, как же…» Тренер устало провёл сухой большой ладонью по своему лицу и отложил на столешницу очки. — Ну хоть стыдно, — уголком губ улыбнулся мужчина, — и хоть при комиссии ты показал «так себе»-результат, я же знаю, что ты можешь намного лучше… — подмигнул мальчишке тренер и продолжил, — они сказали, что ты достаточно хорош. Ты им понравился, несмотря на то, что нагло сбежал с показательной тренировки, из-за которой я все еще не перестал на тебя немного сердиться. Бэкхён в ту же секунду оживился, подскочил к мужчине, перед которым последние несколько минут стоял с низко опущенной головой. — Тренер Чон, мне так совестно перед вами, правда! Но я вас так люблю, тренер! — мальчишка, совершенно ни о чем не думая, обнял альфу, кажется, выбив весь воздух из лёгких взрослого мужчины. Тренер Чон растерялся на секунду, но потом мягко положил теплые ладони на юношеские плечи, обнимая в ответ. — Знаете, тренер, я правда долго думал, и наконец-то решил, — бурчал мальчишка в спортивную ветровку ярко-красного цвета, — я поступлю в этот институт. Чужие руки замерли на бэкхеновских плечах. — Правда? — Бëн не видел, но прекрасно слышал в чужих словах улыбку. — Ты меня никогда не разочаровываешь, Бэк. Омега, в свою очередь, прятал улыбку с тренерской спортивной ветровке, а тренер Чон позволял долго и крепко себя обнимать. Кажется, он и правда делал все так, как надо. По крайней мере, Бэк надеялся.***
И вот Бэкхен снова у высокого здания больницы. Он шмыгает и проводит под носом тыльной стороной ладони, а после следует к автоматическим дверям, перехватив пакет с парой апельсинов удобней. Подросток не хочет спрашивать себя, зачем ещё раз пришёл сюда. Все понятно без слов, когда он поднимается в нужное отделение, когда замирает у двери в палату. Но омега даже взяться за ручку не успевает, дверь открывается сама, а напротив удивленного и замершего мальчишки оказывается альфа. — Я…– отмирает первым Бëн, пряча задрожавшие от чего-то ладони в карманы школьных брюк. Голос хрипит и мальчишка кашляет пару раз в кулак, продолжая дальше уже намного уверенней, — решил прогуляться? Краем глаза подросток улавливает, как альфа убирает пачку сигарет в карман пижамных штанов. — Это неважно. Ты перекрасился? — кивает на чужие волосы Чанёль, а Бэк невольно касается сухих прядей кончиками пальцев, пропуская лёгкую улыбку и тупое, чуть не сорвавшееся с губ в ту же секунду «ага, мне идет?» — Да, — выдыхает подросток, пытаясь выглядеть непробиваемым и серьёзным, но на деле все равно не выглядит таковым, — решил поменять стиль. — Тебе очень идет, — говорит мужчина, и Бэк слышит его тяжёлое дыхание. Пак чувствует, а у омеги в ту же секунду краснеют уши и верхи щек. Все, как тогда. В прошлый раз Бэкхен тоже пришёл накануне течки. Чанель приблизился настолько близко, насколько это вообще было возможно. Он не касался своей кожей кожи Бэкхена, а втянул носом шумно чужой густеющий запах. Только истинный альфа мог учуять течку своего омеги заранее. — У тебя скоро гиперактив, — выдохнул тёплый воздух в чужое алеющее ухо мужчина, а потом поймал чужой едва расфокусированный взгляд, ловил кожей лица чужой рваный вдох, опустил взгляд на чужие влажные губы, чтобы через секунду не суметь совладать со своими эмоциями и поддаться вперёд, накрывая розовые, немного потрескавшиеся губы своими. Безумно медленно и неловко они касались губ друг друга, ощущая в эту же секунду тысячи электротоков под кожей. Бэк прикрыл трепещущие ресницы, а альфа словил губами чужой горячий выдох, не закрывая глаз, целовал, чувствуя приятный привкус от мятной жвачки на чужом едва шершавом языке. По ощущениям все это напоминало Бэкхену моменты, когда он укуривался до ряби перед глазами, до мурашек по всему телу, до дурной улыбки на лице. Только то, что происходило сейчас, казалось намного лучше и ярче. Чувствовать губы Чанеля после такого долгого времени оказалось очень остро для Бэкхена. В этот чёрный омут затягивало с невероятной силой, и омега, словно бы не был в силах остановиться, отвечая на каждое движение, целовал сам. Приятные чувства в Бэкхене поднимались к горлу аж из живота, они перекрывали дыхание до критического. Эти ощущения наплывали так же быстро и приятно, как наркотик, как курево, и так же быстро отпускали, возвращая в реальность. Именно поэтому подросток первым разорвал череду влажных, полных чувств поцелуев, отшатнувшись от истинного, словно всплыл из глубины на поверхность, вдохнув воздуха полные легкие. Бэкхен смотрел на Чанёля и ощущал, как в груди все сжимается в одну маленькую точку, а в животе порхают бабочки, щекоча тонкими, чувственными крыльями внутренности. По-другому Бэк не мог описать того, что испытывал, когда смотрел на своего истинного. Никто и никогда не вызывал в нем столько эмоций, но омеге, если честно, это даже немного нравилось. Голову повело. Гиперактив хлестнул жаром по щекам, холодным потом вниз по спине и дрожью в коленях. Мальчишка сунул в руки Чанелю пакет с апельсинами и, зажав нос ладонью, прохрипел: — Плохая была идея приходить сюда сегодня. Какой же я идиот! Низ живота сводило судорогой. — Давай я вызову тебе такси, — ступил ближе к Бëну мужчина, но подросток отрицательно замотал головой. — Я сам, выздоравливай лучше, — уже отходя к лифту, говорил Чанелю Бэкхен, чувствуя себя слишком глупо. И только в салоне такси с водителем-бетой он смог выдохнуть спокойно, закрыв глаза потной ладошкой, чтобы хоть немного успокоиться. Но успокоиться не смог. И лёжа уже в пустой квартире на своей кровати, мучаясь жаждой и неудовлетворенностью, его тонкие длинные пальцы дрожат, когда в контактах телефона Бэкхен ищет тот самый номер, когда нажимает на вызов, когда прижимает телефон к уху. По ту сторону гудки, длинные и раздражающие, сменяются обеспокоенным даже через трубку телефона — «Бэкхен?» А омега сглатывает скопившуюся во рту слюну, хрипло выдыхая. Толчками из подростка выходит смазка, и стремительно намокает постель под влажным телом; гиперактив накатывает волнами, и на очередной волне мальчишка со стороны говорит: — Привет, я Бен Бэкхен, и мне кажется, что ты мой… истин-ный. Твой запах такой прекрасный, — глаза мальчишки закатываются непроизвольно, и пальцы на ногах и руках поджимаются, а в руках от этой силы скрипит бедный корпус телефона, — ч-что у меня темнеет в глазах, — а в глазах ведь и правда темнеет, — и сердце сбивается с ритма.