Неравный брак

Подушка действительно нашлась, как и огромная кровать, что могла вместить в себя две Гермионы, раскинувшихся звездочками на ее матрасе. Поверх балдахина красовался насыщенно-зеленый бархатный лоскут ткани, полупрозрачные тюлевые шторки отделяли кровать от остальной части комнаты. Комнаты огромной, больше, чем спальня девушки в родном доме в несколько раз. Серебряные подсвечники стояли на каждой тумбе, в комнатке имелся и собственный камин, использовали который лишь для перемещения, напротив окна стояло глубокое старое кресло, шкафы подпирали светло-зеленые, почти фисташковые стены с высокими белыми парапетами. Словно картинка с обложки скучного старинного романа об именитых домах. Гриффиндорка не долго рассматривала комнату, отметив лишь, что герб Слизерина никто не снял с каминной полки. Это – намек, упрек для нее? Не то случайно, не то в попытке уязвить, кто-то оставил его здесь. Впрочем, зная Малфоя, Гермиона готова была поклясться, что дело как раз в последнем. День выдался тяжелым, тяжело было пережить ту поездку, тяжело было заставить себя подняться с постели и выйти в свет, зная, что ждет ее несколькими часами раньше, тяжело было осознать, что Малфой не спешит отвязаться от этого брака и не является ее союзником. Переживания утомляют сильнее работы, и Гермиона, не удосужив себя переодеванием, легла в кровать. Солнце пряталось за облаками, но дневной свет правил улицей. Снег блестел под ним, переливался, точно полудрагоценный камень, а Гермиона медленно погружалась в сон. Ей казалось, что она почти слышит крики замерзающих павлинов, чувствует запах обеда в столовой. Неужели теперь это и будет составлять ее жизнь? Сон до завтрака, проводы мужа на работу, бесцельная ходьба по дому, придирки к работе многочисленных слуг… Нет. Гриффиндорка знала, что страх и ненависть станут ее постоянными спутниками. В конце концов, Драко же не позволит ей заскучать. Она уже воображала себе их частые ссоры, его и ее измены, нелюбимых никем детей, которых в будущем загонят в ту же конюшню. Будущее не казалось ей радужным, как солнечные переливы на снежной корке, оно сочилось мраком и холодом. Если луч света не пробьется сквозь тьму. Гермионе снился Виктор Крам, снилось спасение, предложенное им, снились его большие, но ловкие руки. Тогда, три года назад, он не коснулся ее ни разу… Нет. Она покраснела, думая о том, что прошло так давно, будто в другой жизни. Гриффиндорка вдруг вспомнила, как ловец клал ладонь на ее талию в том неуклюжем подростковом танце. Кажется, матушка до сих пор сохранила тот снимок, втайне гордясь тем, что ее дочь вызвала интерес у спортсмена такого уровня. Быть может, она одобрит и более тесный союз с ним? Если отделаться от этого, разумеется. Может, гриффиндорка даже сможет влюбиться в своего спасителя? Гермиона, сквозь дрему, вспоминала письмо, посланное ею в мольбе о помощи. Ответ должен прийти со дня на день… Ох, как было бы хорошо покинуть Мэнор, едва получив его. В коридоре слышались шаги, дневной свет давно сменился нежными розовато-сиреневыми сумерками, но гриффиндорка не спешила открывать глаза. Чем дольше она пробудет в этой уединенной спальне, тем меньше придется видеть Малфоя. Однако, нежиться в объятьях неразобранной кровати весь вечер ей все же не посчастливилось, в громоздкую дверь, отделявшую спальню девушки от остального пространства, нетерпеливо постучали. – Кто там? – чуть раздраженно спросила Гермиона. – Бэтси, мисс, горничная. Хозяйка распорядилась принести вам чай и ужин. Гриффиндорка тут же смягчилась. Она заставила себя подняться с кровати, разлепить глаза и взглянуть вглубь комнаты. Оправив розовый шерстяной свитер, она открыла двери. В вечернем свете спальня выглядела более зловещей, цвета вокруг нее темнели, и краешек закатного солнца делил пространство бескрайнего сада пополам. Девушка заставила себя мягко спрыгнуть с кровати, а после подойти к двери. Служанка действительно внесла с собой поднос с чайником крепкого чая, несколько сэндвичей с копченой индейкой и мягким сыром с орешками, небольшую пиалу с джемом и несколько шоколадных конфет. – Миссис Малфой получила какие-то рекомендации? – спросила Гермиона, узнав, что джем сварен из роз, ее любимый. – Вашим рационом заведует молодой хозяин, мисс, – коротко ответила служанка, устанавливая поднос на столик. – Он лично отдал распоряжения кухарке и проследил, чтобы орешки не толкли, а резали. Драко. Гермиона невольно повела плечом, понимая, что слизеринец следил за ней на завтраке, обеде и ужине, смотрел, что именно она любит больше всего. Она поджала губы, и служанка замерла, сложив ладони на переднике. Обе молчали, одна – ожидая приказа, вторая – не понимая, что именно ей следует сказать. Аппетита не было, но нужно отдать Малфою должное – он угадал, нашел именно то, что нужно. – Во сколько подают ужин? – спросила девушка тихо. – Обычно к шести, мисс. Если, конечно, хозяева не распорядятся иначе. Значит, сейчас ужин уже прошел, гриффиндорка бросила взгляд на часы. Что же, она прожила здесь целый день, и, что удивительно, Гермиону даже не начало мутить от одного только вида чужого еще дома. Осталось всего шесть, ведь так? Невеста осторожно кивнула женщине, и та присела в кротком реверансе, а после поспешила к двери, так и не поднимая взгляда. – Ох, мисс, простите, я кое-что забыла, – сказала она, останавливаясь у самой двери. – Что-то еще? Ох, я не думаю, что справлюсь даже с этим, – отвечала Гермиона, снова разглядывая предложенную ей трапезу. – Нет, мисс, дело в другом. На ваше имя пришло письмо, его принесла сова пару часов назад, – поспешила ответить женщина. Родители бы не написали ей так рано, да и отец отправлял почту не с совой, а с филином Джеймсом, чей клюв много лет назад отлили из серебра. Старая птица потеряла его, воруя орешки из кормушки для диких птиц, силы его изнеженных косточек оказалось недостаточно для крепкой скорлупки. Выходит, ей уже ответил Виктор Крам? Больше никто написать не мог: Гарри и Рон обещали хранить молчание. Подумав об этом, гриффиндорка покраснела, кровь прилила к бледному лицу. – О, вы принесли его? – спросила она, стараясь скрыть интерес в своем внезапно дрогнувшем голосе. – Нет, мисс, молодой хозяин забрал его, чтобы передать лично утром. Он сказал, что вы можете зайти к нему в любой момент, две двери направо от вашей. Но… Сейчас. Наверное, уже поздно для визитов. Доброй ночи вам, мисс, – сказала она, покидая чужую обитель. Гриффиндорка вздрогнула, услышав. Служанка ушла, оставив ее наедине с внезапно проснувшимся беспокойством. Ее письмо, письмо, в котором Виктор должен предложить ей свою помощь, сейчас находится у того, от кого несчастная и просила его защиты? Гермиона сама не заметила, как в порыве беспокойства прокусила нижнюю губу, оставила на ней короткий краснеющий шрамик, ощутила во рту привкус железа. Боль позволила ей взять себя в руки. Комнату медленно наполнял аромат чая, красного листового, без кофеина, чтобы хорошо уснуть… Только она не сможет, даже если ее зальют этим чертовым чаем. Драко наверняка открыл конверт, уже прочитал содержимое послания и потирает свои ручонки в гневе. Или все же не успел? На это и приходилось рассчитывать, желая избежать громкого скандала. Гермиона собрала в кулак последние силы, открыла старый потрепанный чемодан, сопровождавший ее в школу и обратно, и отыскала в нем длинное пижамное платье, доходящее ей до самой щиколотки. В темно-сером гардеробе с тремя широкими дверцами, как нельзя кстати, оказался и атласный халат. Насыщенная зеленая ткань блестела в ее руках, совершенно не подходила к цветотипу Гермионы, но сейчас это не имело никакого значения. Ей нужно было выглядеть непринужденно, словно девушка решила заглянуть к Малфою перед сном, за несколько минут до него. О, она обнаружит послание на прикроватной тумбе и незаметно умыкнет его. Она еще никогда не заплетала косы так быстро, что пальцы путались друг в друге, врезались, ноготки оставляли на коже следы. Что, если она застанет Драко в непотребном виде, если он не откроет ей? Дверь ее спальни тихо скрипнула, Гермиона накинула на ноги домашние туфли и осторожно шла по коридору, оглядываясь назад, словно загнанный зверек. Не поймают ли ее? Девушке казалось, что она делает нечто постыдное, неприемлемое, что так поступать нельзя. Лишь бы никто не остановил ее, не заметил здесь, во мраке подкравшейся ночи. Дверь, ведущую в спальню слизеринца, украшали тонкие черные вензеля. Она не принадлежала готическому стилю, отличалась, уходя ближе к порочному веку рококо с его пестрым шиком искусственного золота и гипсовых барельефов. В такую и стучать было страшно, но Гермиона заставила себя занести чуть подрагивающую руку. А Драко действительно ждал ее. Юноша открыл дверь движением палочки, и Гермиона чуть надула губки, встретив его сидящим в кресле напротив разожженного камина. Удивительно… Любовь к теплу не наблюдалась за ним раньше. – Нам все еще запрещено колдовать вне Хогвартса, – заметила она, не удержав порыва. – Расслабься, Грейнджер, на доме чары, скрывающие подобные шалости от Министерства, – улыбнулся слизеринец. – Присядь, – сказал он, жестом указывая в сторону соседнего кресла. Но ей все равно хотелось как можно скорее покинуть эту комнатку. Обиталище Драко походило на пещеру василиска, оставалось лишь залить ее водой. Несмотря на разведенный огонь, здесь царил пронизывающий душу холод, в воздухе едва заметно пахло сыростью. Черные цвета мешались с серыми металлическими, кое-где можно было узнать изумрудный и мшисто-зеленый. Кровать Драко покоилась за непрозрачной ширмой в другом конце комнаты, к ней вело несколько ступенек. Едва ли жар камина мог достать до него во сне. – Спасибо, – кивнула гриффиндорка, замечая, что кресло, предложенное ей, было меньше того, в котором расположился Драко. Должно быть, они появились тут в разное время, возможно, что второе поставили как раз для нее. – Но я все равно пришла ненадолго. – Ты, что, уже намеревалась лечь спать? – спросил он, без стыда скользя взглядом по ее фигуре. – Зачем пришла? – Просто так, хотела пожелать спокойной ночи, – краснея, ответила девушка. – О, правда? – выгнул бровь юноша, иронично улыбнувшись ей. Гермиона инстинктивно прикрылась руками, запахивая халат, чувствуя, как пальцы скользят по ткани. Она опустила взгляд и нашла на полу сломанную печать из традиционно красного воска. Он вскрыл конверт, следовало этого ожидать. – Присядь, – настойчивее произнес слизеринец, проследив за ее взглядом. – Мы просто поговорим. – Ты правда считаешь, что это – нормальные отношения? – Холодно спросила девушка, следуя его совету. – Когда ты предупреждаешь меня о том, что сейчас-то тебя можно не бояться? – Да, вполне. Нормальное отношение к тому, кто пишет обо мне, как о монстре и просит защиты у другого мужчины, – ответил ей Малфой. Возможно… Возможно, она капельку переборщила в своем послании, но этого он знать не мог, не должен был. Если только Виктор не выражался излишне экспрессивно в своем ответе, а ведь болгарин мог позволить себе эту вольность. Сердце подпрыгнуло в груди, и гриффиндорка вздрогнула. Девушка потупила взор, пальцы ее безотчетно теребили завязки халата. Гермиона ждала, пока Драко подберет слова. – «Мне так жаль, что это приключилось с тобой. Жаль, что холодные пальцы долга оплели твою тонкую шею и прижали к стене», – процитировал он чужое послание. – Как приторно, а? Или тебе нравится подобное? – Где письмо? – спросила девушка тихо. Драко поднял руку, тонкий пергамент просвечивался на свету. Языки рыжего пламени поднимались в камине, и Малфой не отводил от них взгляда. Только сейчас гриффиндорка поняла, что Драко не смотрит на нее, взгляд его прикован к огню, разгорающемуся в старом камине. Неужели он расстроен произошедшим? – «И надо же, какая ирония, мучитель твой стал твоим же женихом», – продолжил он, наконец, переведя взгляд. – Мучитель, а? Какое интересное он выбрал словцо. Он или ты? – А разве это не так? – спросила девушка, чувствуя, что невольно морщит носик. – Ты доводил меня все эти годы, относился ко мне надменно, потому… – Потому что я лучше тебя, Грейнджер, это же очевидно, – перебил ее Драко, выгибая бровь. Он вновь замолчал, и ярко-рыжий свет от огня отразился на бледном лице слизеринца. Гермиона видела: происходящее мучает его, несмотря на деланную веселость. Она словно задела что-то глубоко внутри него, тронула старую рану, заставила смутиться. Темное наслаждение волной прокатилось по ее телу, и гриффиндорка невольно сжала подлокотник кресла, впиваясь в него острыми ноготками. Сколько раз он неосторожно дергал самые отзывчивые струны ее души… Настал и ее черед приносить обиды. – Даже сейчас, – сказала она громче, чем планировала. – Сейчас, когда ты злишься на то, что я весьма обоснованно считаю тебя ублюдком, – это слово она заставила себя произнести, выплюнула к удивлению слизеринца. – Ты умудряешься обидеть меня вновь. – Может, в этом весь я, – бросил Драко, не оборачиваясь. – Такой черствый порочный ублюдок. Не такой театральный и известный, как великий Виктор Крам, так ждущий твоего ответа, конечно, но такой, какой есть. – Весь ты, – эхом повторила собеседница. – Поэтому я и хочу оказаться от тебя подальше, – гриффиндорка поднялась с места. Ей хотелось вырвать письмо из его рук и бежать с ним прочь из этой спальни, чтобы запереться в своей и прочитать там. Удивительно, но в душе невесты вдруг поселилась вина, вина надавила на ее сердце, заставив остановить дыхание. Гермионе казалось, что теперь у нее кружится голова. – Жаль, что от меня не убежишь, а? Он улыбнулся, и пламя превратило его лицо в гримасу, маску, отражающую гедонистическое удовольствие, боль, страх и желание. Гермиона отшатнулась, и Драко скомкал бумагу в кулаке. Он бросил ее письмо в пламя камина, угли приняли его, огонь распростер жадные руки. Всего одна короткая секунда – и чужие слова стали для нее загадкой, ответ на которую мог дать только он, бумага обратилась мелким пеплом, что под утро выгребет горничная. Малфой продолжал улыбаться, точно сумасшедший, а гриффиндорка все не решалась подать голос. – Иди к себе, у тебя завтра важный день, а мне еще предстоит отправить несколько писем, – сказал он громко, но девушка не сдвинулась с места, ноги ее вросли в пол. – Нет? И лишь когда Малфой начал снимать одежду, Гермиона шмыгнула за дверь, продолжая кусать губы до крови, пробегая мимо растений, томящихся в посеребренных кадках. На секунду ей показалось, что от одного из горшков слышен приглушенный крик молодой мандрагоры.