Неравный брак

Стекло флакона таило в себе холод. Он ощущался неправильно, обжигал кожу адским пламенем, но вовсе не грел ее. Драко чувствовал пальцами, никак не мог согреть гладкую поверхность, даже сжимая ее в ладони двадцать минут. Или дольше? Он сбился со счета. Здесь время меняло свой ход, здесь оно подчинялось иным законам. Малфой, казалось, никогда прежде не чувствовал этого холода. Сегодня он шел изнутри, рос там, в самом его сердце. Юноша стоял у дверей ее спальни уже давно, сколько в целом минут? Минут или часов… Может, все же дней? Вечность. Казалось, что успели вырасти целые поколения, менялись эпохи, цивилизации доходили до своего пика, а после рушились, подобно карточному домику. А он все ждал. Драко не мог решиться. Он не заходил к ней целый день, не мог даже взяться за ручку двери, будто боялся, что растает, едва его бледная кожа коснется полированного серебра. Малфою казалось, будто он не имеет никакого права тревожить ее покой... Только все равно придется, нужно ведь проверить, как она там. Гермиона не говорила ни с кем уже долгое время, и перекрикиваться через стенку бесполезно. «Идиот», – в очередной раз сказал Драко сам себе, самобичевание занимало его время. Нет, в юном хозяине поместья не было гнева, не было и злости, так Малфой выражал свое сожаление. Он ругал всех вокруг, себя, сами обстоятельства, приведшие его к состоянию полной потери контроля. Он научился винить в произошедшем любого. Любого, кроме самой Гермионы. На первом этаже часы отзвонили по очередному часу, навсегда оставив его в прошлом, похоронив в песках утекших минут. Когда-нибудь и это мучительное мгновение станет воспоминанием, больше ничего от него не останется, минуты ожидания растают. Драко плотно сжал губы, наконец, найдя в себе силы постучаться, побеспокоить ее. Костяшки пальцев отозвались лёгкой болью, Малфой перестарался. Никто не ответил, этого стоило ожидать. Позволения не будет, даже если он простоит тут целую вечность, придется решиться на этот шаг самому. Он открыл дверь осторожным медленным движением, будто вор, крадущийся в ночи. Драко заходил медленно. Он переступил порог её комнаты, огляделся по сторонам, все также воровато. Гермиона сидела за балдахином, отделявшим её от входной двери, но распахнутым перед окном, впускавшим в комнату свет. Малфой предпочёл бы видеть её в их общей спальне, но сейчас не хотел настаивать. – Привет, – шепнул он. – Как ты себя чувствуешь? Гермиона смолчала. Малфой не знал, слышит ли его супруга, он даже не успел увидеть её. Что-то подсказывало юноше, что она не спит, что смотрит в пустоту перед собою, пытается найти общий язык со своим же телом, отвлечься. Последний раз доктор видел её вчера, Гермиона чуть похудела, её нервная система долгое время находилась в сильном напряжении, мышцы ослабли, и кожа девушки побледнела, будто из тела ее выкачали всю кровь. Драко велел добавлять лекарство в её воду, таблетки она не принимала, никогда не принимала их добровольно. – Ты голодна? – спросил он, все ещё не видя девушку полностью, только ее ступни, прижатые друг к другу. Гермиона глубоко вздохнула, лёжа на кровати. Она не дернулась от неожиданности, не вскрикнула, не шелохнулась. Может, Гермиона двинулась, услышав, как открывается дверь? Наконец, макушка её показалась за полупрозрачными складками балдахина. Девушка лежала лицом к окну, и Драко медленно подходил к её лежбищу, будто боясь спугнуть. Она походила на нимфу. Мираж, видение, неземное прекрасное существо, испуганное вероломным человеком. И ведь она опасается не без причины, Драко хорошо это понимал. Он постарался мягко улыбнуться, взглянув супруге в глаза, чуть наклонившись к ней. Гриффиндорка поспешила отвести взгляд, и Драко мог любоваться лишь тенями, залегшими под ее глазами. – Я не голодна, – ответила она вымученно тихо, отвернулась в другую сторону. – Да, я догадался, – Драко попытался говорить веселее, надеясь, что его настрой передастся и супруге. – Но тебе нужно поесть. Ты... Ты уже давно не ела нормально. – Хорошо, ты прав. Тогда я поем, – ответила гриффиндорка. Она говорила это неискренне, бесцветно. Малфой и сам отвёл взгляд, услышав «выбитое» согласие. Гермиона соглашались с его просьбами потому, что с того самого вечера опасалась его сильнее, чем прежде. Это отражалось в мелочах, самых скудных деталях её поведения. Драко видел: она боится его гнева. Пожалуй, после случившегося, она имеет полное право. Драко прикусил губу, отвернувшись от супруги. Когда-то он считал, что бледность ей к лицу… Почему же теперь так хотел, чтобы эта кожа снова стала загорелой, румяной, полной жизни? Девушка оперлась на ослабшие руки, чуть приподнялась, свесила ноги с кровати. Она зябко поежилась, несмотря на то, что в комнате было тепло. Слизеринец хотел сесть рядом с Гермионой, но не шевельнулся, боясь спугнуть ее, словно птичку в саду. – Это было бы хорошо, – найдя в себе силы, произнес юноша. – Это было бы… Отлично. Чего бы ты хотела? – Хотела поесть? – спросила гриффиндорка, словно надеясь, что Малфой спросил ее о чем-то другом. – Ты можешь озвучить любое свое желание. – Ты не в силах исполнить мои желания, Драко, – тихо ответила девушка. Пожалуй, что в силах… Если бы Гермиона знала, что Драко способен стереть из ее памяти тот злополучный день, она бы согласилась на забвение? Малфой хотел, чтобы так оно и было, но боялся узнать горькую правду. Гермиона поджала ноги к груди, ее тонкие бледные пальцы вцепились в кожу, красные полосы от соприкосновения расцвели на ее истерзанном теле. Он хотел оставить эти следы самолично, хотел вновь поставить свою метку, чтобы ей не удалось забыть. Драко вдруг вспомнил ее стоны, вздохи, призрак удовольствия в этих карих глазах. Что-то болезненно сжалось внизу его живота, похоть заворочалась в груди. Желание прикоснуться, погладить ее, потрогать… Оно пожирало его, оно причиняло Малфою почти физическую боль, крало жалкие остатки его внимания. «Ты сумасшедший» – подумал Драко. Неужели может человек, не чудовище и не монстр, желать её в этот момент? Такую уязвленную, напуганную, несчастную... Неужели может любящий мужчина испытывать желание, видя страдания своей драгоценной жены? Почему он вообще подумал о том, как мягка была её кожа в тот злополучный день, как приятно видеть в её глазах страх? – Скажи мне... Родители писали что-нибудь? – спросила Гермиона робко. – Они спрашивали что-то? Малфой удержался, не прикусив губу в этот раз, её нежный голос вывел его из задумчивости. Надежда в этом ослабшем голосе звучала так сладко… Да, её родители прислали ему письмо, но юноша, занятый устранением "проблемы", занимавшей все его внимание, не нашёл времени для изучения послания и написания ответа. Он не был уверен в том, что сова принесла что-то важное. Драко поправил волосы, остававшиеся безупречно уложенными все это время. Он снова взглянул в глаза своей жены, и встретил в них не надежду, но мольбу, заставившую его сердце болезненно сжаться. На этот раз не от желания, не от страсти, нет. – Письма… Да, там, есть что-то. Я ещё не читал их, –ответил Драко, отметив, что голос его сел, что в нем нет былой стали. – Они запечатаны. – Прочтёшь мне? Драко кивнул. Нет, юноша вовсе не хотел этого делать, но сейчас он не мог отказать. Он взял в руки серебряный колокольчик и позвонил, в коридоре послышались шаги, горничная вышла из соседней комнаты. Мать говорила правду: пока хозяин дома лишь слушает и решает, слуги уже судачат об исходе дел. Девушка вошла в спальню без стука, опустила глаза и пробубнила приветствие. Гермиона была скрыта от неё за непрозрачным балдахином. – Да, сэр? – спросила она, не поднимая взгляда. – Принесите нераспечатанную почту и чай с сандвичами. Дверь тут же закрылась за ушедшей. Драко молча смотрел на свою супругу, а Гермиона медленно поднималась. Она не собиралась вставать, нет, просто хотела сесть, свесив с матраса ноги. Гриффиндорка понимала, что ей придётся поесть, если она хочет услышать, о чем пишут её родители, Гермиона понимала правила игры. Это – жестоко? Он поступает, как манипулятор, как садист, обменивая одно на другое? Малфой не знал. Он понимал, что супруга не голодна, что ей придётся поглощать еду через силу, и все же... Это ей только на пользу. Аппетит приходит во время еды, разве не так? Драко пообедает чуть позже, когда сможет думать о принятии пищи без тошноты. Горничная вернулась уже через пару мгновений, за это время никто из супругов не обронил ни слова, оба наслаждались тишиной. Драко жестом велел девушке оставить поднос на входе, и сам опустил его на столик у кровати жены, когда горничная покинула спальню. Он наполнил кружку гриффиндорки чаем, сладковато-резкий запах чабреца заполнил комнату. Гермиона осторожно взяла чашку в руки и сделала один долгий глоток. Она взглянула на конверты, лежавшие перед нею. – Прочитаешь? – спросила супруга, погладив чёрные буквы на белом конверте. – Мамин почерк, узнаю его. – Да, – мягко ответил Драко. – Поешь пока что, а я прочту тебе письмо после. Он опасался, что заставить её принять пищу удастся лишь так. Юноша медленно распечатал конверт с помощью палочки, сломал магией печать, а после принялся изучать выведенные на бумаге строчки. Тяжело было собрать вместе мысли, тяжело стоять рядом с ней, пытаясь отвлечься от этой кожи, этих волос. Гермиона ела медленно, она не хотела говорить на отвлеченные темы, принимая пищу. Весь вид супруги говорил о том, что она ждет, когда Малфой покинет ее комнату. Драко смотрел за тем, как гриффиндорка запивает сандвич чаем, как она заставляет себя поглощать пищу, переступает через себя, лишь бы послушать. Юноша слабо улыбнулся, заметив, как мило она смахивает с губ крошки. – Читай, – попросила она, и на мгновение в голосе девушки можно было услышать былую гордость. – Я больше не могу, – гриффиндорка отодвинула от себя тарелку, она съела ровно половину. – Думаешь, появится аппетит? Гриффиндорка не ответила, допивая свой чай. Драко расправил бумагу, взглядом пробежался по строкам, и услышал нетерпеливое ерзание. Пожалуй, нехорошо заставлять её ждать еще дольше, ни к чему хорошему это не приведет. В следующий раз Гермиона может уже не быть такой сговорчивой. – Дорогой Драко, спешу вновь поздравить вас с обручением. Вновь пожелать Вам терпения, с нашей излишне вольной девочкой может быть тяжко, оно пригодится вам и вашей семье, – зачитывал он неохотно. – Она так и написала, – не спросила, подтвердила девушка. – А мне... Мне она ничего не писала, верно? – Нет. Боюсь, твоя матушка боится, что ты начнёшь жаловаться, а она не сможет подобрать слов поддержки. – Это на неё похоже. Продолжай, прошу. – До меня дошли слухи о том, что вы выходили в свет, и выглядели весьма и весьма гармонично. Знаете, дорогой зять, мы с супругом последний раз выходили в свет два года назад. Драко уже знал, к чему клонит его теща, и Гермиона догадывалась. Она закусила губу, Малфой заметил боковым зрением, но не отвел взгляда от послания. Он продолжит читать, что бы там ни было. В конце концов, супруга его должна быть готова к тому, что услышит спустя мгновение. Она ведь жила с этими людьми всю свою сознательную жизнь. – Наше положение больше нельзя назвать бедственным, премного благодарю вас за высланные ранее средства. Только их недостаточно. Да, я знаю, что мы с мистером Грейнджером запросили у вас весьма скромный гонорар за сводничество, но то лишь потому, что мы были уверены в том, что дочь наша не желает быть вам супругой. Сейчас же, когда мы знаем, что она не против, сумма эта кажется нам недостаточной. Вы получили покладистую и ласковую супругу, а мы – мистер Малфой? Прошу вас, войдите в наше положение. Буду рада ответному письму. Драко замолчал, и Гермиона не проронила ни слова. Она закусила губу, закусила губу до крови, не издав при этом ни звука. Малфой следил за тем, как карминовая капелька стекает по ее белому подбородку вниз. Он хотел слизнуть ее, снять пальцем, помочь девушке хоть чем-то, но… Разве он мог? Гермиона услышала, как родители требуют больше денег за ее продажу, ссылаясь на то, что дочь их, оказывается, вовсе не была против. Они не гнушались того, что продают ее в рабство, нет, но теперь, зная, что ошиблись, желали больше наживы. Хорошо, что гриффиндорка выпустила чашку из рук, иначе тонкий фарфор мог лопнуть в ее сжатых сейчас пальцах. – Спасибо, – сказала она севшим голосом. – Могу я побыть одна? «Да», – не ответил слизеринец. Он вышел, сжимая в ладони колбу с зельем.