Все сказки - ложь

Намджун взял десять самых кровожадных и лучших своих людей и приехал к клубу «Arrogance». Металлическая двухметровая дверь в клуб заперта изнутри, возле двери лежит труп охранника в луже собственной крови. Внутри слышны крики омег и смех альф. Намджун презрительно оглядывает дверь и решает её снести ко всем чертям, проще, конечно, постучаться, но это слишком скучно. Lamborghini Veneno серого цвета, припаркованный возле клуба битком забит оружием на любой размер, калибр, вкус и на любой совершённый грех. За суперкаром Намджуна стоят четыре бронированных гелендвагена, так же забитые оружием и взрывчаткой, которые ждут приказаний босса. Его люди уже разминаются, проверяют оружие и закрепляют на себе бронежилеты. Ночь обещает быть весёлой. Намджун — босс преступной организации, которая занимается незаконной продажей оружия, прикрываясь продажей дорогих марок авто. Намджун поднял свой картель с нуля, который носит название «Камикадзе». Он рос в среднестатистической семье ещё с двумя младшими братьями омегами, родители были хорошими людьми, любили детей и души в них не чаяли. Папа работал воспитателем в детском саду и всегда знал, как найти подход к любому ребёнку, отец был обычным офисным клерком, всегда тихим и спокойным. Ему было шестнадцать, когда он вернулся домой после школы раньше чем обычно и застал своего отца в постели со своим братом омегой, которому было четырнадцать лет. Отец любил его брата особой любовью: грязной, порочной. Такая любовь не поддаётся логике. Любой взглянувший на неё, захочет смыть с себя грязь, которая тонким слоем покрывает кожу своей порочностью, забивая поры, не позволяет вздохнуть и выдохнуть. Тогда он впервые открыл тайную комнату своего разума с чёрными стенами, о которой он не знал ничего. Спустившись по лестнице вниз, он увидел лишь бездонное дно чёрного мазута, он нырнул в него с головой. Его рука не дрогнула, разум молчал, лишь невероятная сила заполнила его, с которой он бил своего отца. Он забил его до смерти за грязь, за сломанную жизнь и психику своего брата, за неуважение к его папе, который любил своего мужа, пусть и не истинного, а ублюдок за его спиной спал с его братом. Мерзко. Грязно. Намджун провёл четыре года в колонии для несовершеннолетних. Папа пришёл всего один раз, когда Намджуну исполнилось восемнадцать и сказал ему, что он не его сын отныне, что он мёртв для него. Папа знал, что его муж спит с собственным сыном, но принимал это как нечто естественное, оберегал эту тайну от всех, играл в подобие семьи. Намджун находился всю свою сознательную жизнь в аду, который казался ему любящей и дружной семьёй. Папа, который любил своего мужа до безумия и позволял ему творить, что ему вздумается, закрывая на всё глаза. Отец, который развратил несовершеннолетнего омегу — своего сына. Система дала сбой, открыла всю свою гнилую наружность Намджуну, оголяя острые зубы и тешась с его жалких попыток что-либо исправить. Но исправить нельзя, нет стоп-слова, передышки, нейтральной зоны, только вперёд в бешенном ритме, ставя ставки на жизнь, проигрывать, падать и заново подниматься. Находясь в клоповнике, который битком был набиты малолетними преступниками, с каждым ударом, синяком и с каждой пролитой каплей кровью, он учился истине. Слабым нет места в этом мире. В луже собственной крови, находясь в бессознательном состоянии он видел сон, иллюзию: его семья, братья помогают папе накрыть стол к ужину, отец рассказывает о своей студенческой жизни. Идиллия и счастье переполняют его, ему не надо бежать, отмывать руки от крови, стирать мерзкую картинку похоти и разврата, не надо бороться за кусок хлеба в колонии. Но жизнь порой беспощадна, разрушает все сказки, оголяя колющую истину, срывает маски и показывает себя настоящую. У тебя нет права забыть или вернуться назад в прошлое, исправить, сделать по иному. Она бьёт металлическим кастетом по лицу, а тебе не позволено двигаться, лишь принимать разрушающие удары. С каждым ударом, боль чувствуется меньше, сотый удар покажется поцелуем. Пока другие ровесники Намджуна весело проводили время с друзьями в кафе, он силой доказывал своё превосходство. Он установил иерархию в колонии, охранники обходили его десятой дорогой, каста Намджуна разных возрастов тенью ходила за ним, оберегая молодого босса. Восемнадцатилетний подросток имел статус «босса» в колонии. Это закономерная потребность каждого живого организма — создавать порядок подчинённости низших звеньев к высшим. Если в школе, высшее звено определяется деньгами и внешними данными, в колонии — силой и жестокостью. На втором году «правления» Намджуна, управляющий колонии хотел заключил с ним сделку. Он закрывает глаза на его жестокость и бойни, его выпустят раньше установленного законом срока, якобы за примерное поведение, взамен, Намджун должен был докладывать всё о каждом из его касты. Намджун плюнул в лицо управляющему, чем заслужил непоколебимую верность и уважение четверых парней из его свиты. Они решили убежать из колонии. Год планировали побег, с трудом достали карту планировки здания, воровали острые предметы и своими силами создавали оружие и дальнейший план бегства. В ночь перед побегом в камеру ворвалось десять охранников, натянули им на головы черные мешки и увезли троих парней за город. Четвёртый парень из свиты, друг и соратник, правая рука Намджуна — альфа, которому он доверял больше всех, сдал их с потрохами за деньги и выпуск из колонии. Второе усвоенное правило: никому не доверять. Их вывезли на бескрайний пустырь и пустили пули, кому-то в голову, кому-то в грудь. Намджун словил пулю, которая незначительно ранила его, у него в нагрудном кармане была маленькая книга, которую он читал — «Заводной Апельсин»*. Книга о жестокости спасла ему жизнь. Он запомнил очень хорошо одну фразу из книги: Чтобы выздороветь, нужно переболеть. Очищение через страдание. Когда хамер отъехал, Намджун поднялся с земли, стянул черный мешок и долго сидел на коленях перед тремя верными товарищами, которые были с ним до конца и оказались вернее гнилой продажной твари. Он впервые в жизни плакал, горько и громко, не жалея сил, кулаки врезались в землю, ранясь до костей об острые камни. Он стал жертвой собственной слабости и глупости. Он пообещал себе, что поднимется на вершину и отомстит им, во что бы то не было. Намджун прошёл стадию очищения через боль. Боль стала для него отличной панацеей, ещё глубже загнала его, ещё больше ранила. Он излечился. Оказавшись в большом и грязном городе, Намджун понял, что жизнь в колонии была сказкой. Если в колонии он бился за статус и еду, на улицах он бился за свою жизнь. Он спал на улицах, питался отбросами, отбивался от наркоманов, которые во сне его могли прирезать. Он видел много дерьма, когда жил в подворотне, как бездомный, но никогда не вмешивался, никогда не лез и не заступался. Он видел как насиловали, убивали и избивали, но ему не было до этого дела, его душа стала чёрной и непроглядной, он стал монстром для самого себя, отгородился от внешнего мира и грыз землю за жалкое право жизни. Намджун собирал оружие собственноручно, крал все необходимые материалы и жестоко за это платил кровью. Ему понадобилось восемь лет, чтобы стать оружейным дьяволом. Сейчас Намджун имеет всё, что только пожелает. Алкоголь льётся рекой, деньги падают с неба, власть, нагоняющая ужас на соперников, всегда доступные омеги. Он нашёл того, кто предал его. Поздней ночью ворвался в пентхаус этого урода и сполна отдал ему должок, сначала убил перед его глазами беременного мужа, а затем и его. Медленно, со вкусом, любуясь каждой каплей кровью, выслушивая его мольбы и сожаления. Гнилая тварь такой и останется, деньги прикроют наружность, но не изменят. Он оглядывается назад, на свою жизнь, но не жалеет, что Боги были с ним не особо милосердны. Она ткнула его лицом в грязь, желала утопить его в этой грязи, но он заменил воздух на грязь. Там, где ломались люди, он ломал правила, не гнушаясь ничем. Намджун никому не верит, если он поверит, он все потеряет. У него есть специальный отряд, который носит имя «Смертники». Он собирал их по всему свету. Вырывал из костлявых рук смерти и возвращал к жизни, давал смысл — служить ему, убивать под его главенством. Четверо из них были приговорены к смертной казни, он их выкупил у продажных управляющих, троих альф он забрал из психушки, в которую их впихнули не из-за психических расстройств. Ещё несколько хотели покончить жизнь самоубийством, некоторых он подобрал во время разборок кланов. Когда Намджун убил босса, который на тот момент правил в Гонконге, один парнишка, которого с десяти лет тренировали как бойцовскую собаку. Парнишка встал на колени, но не для того, чтобы молить о пощаде, он был готов к смерти, уйти вслед за хозяином. Намджун встал на одно колено перед ним, протянул руку и забрал с собой, он дал ему новую цель и стал его новым хозяином. Смертники беспрекословно верны Намджуну, если вся его армия предаст, они будут бороться за него до последнего, если Намджун умрёт, они умрут вслед за ним. Намджун не воспитывал их и не приручал, он дал им цель, запрограммировал заново. Они как дети, которые потеряли родителей, только убивают всех на своём пути, они не друзья и не семья, они союзники, которые работают быстро, чётко, непоколебимо, для одной единственной цели — убивать и защищать того, кто даёт им эту возможность. Благодаря им он до сих пор находится на своём месте. Смертники тридцать раз останавливали покушение на Намджуна и ценой собственной жизни защищали, создавая вокруг него человеческий барьер. Каждого из Смертников, кто ушёл из жизни, защищая его, он хоронил как короля, отдавая честь всем картелем, его провожали как героя. В помещении раздаётся мелодия звонка. Входящий — Чон Хосок. — Чем обязан? — отвечает на звонок Намджун, развалившись в кресле одного из лучших борделей Сеула, пока омега на шесте вертится словно змея, проворливо выгибаясь в спине. — Спланированное нападение, наши люди мертвы, твои Смертники могут вдоволь напиться кровью, — говорит Хосок на том конце. — Выдвигаюсь, — отвечают Намджун, приподнимаясь с кресла и направляется к выходу, набирая номер. Ответ следует сразу же. — Да, босс, — отвечает голос молодого альфы. — Лан, через десять минут у клуба Чонгука, возьми самых голодных, — усмехается Намджун, предвкушая предстоящую бойню. — Есть, босс, — отвечает парень. Намджун встретил Чонгука и Хосока три года назад, во время одной из самых кровожадных бойнь в истории существования преступного мира. Проводился приём, куда были приглашены многие преступные боссы. Пока вся многочисленная охрана боссов ждала их возращения на улице, в здание ворвалось около пятидесяти человек с пушками и слезоточивым газом, подстава Чжехуна. Он на тот момент был первым во всей стране по продаже наркотиков и работорговли и он, будучи трусливым за свою шкуру, решил убить всех боссов одним залпом, чтобы уберечь себя от свержения с престола. Сначала по полу покатился баллончик со слезоточивым газом, все двери в огромном зале были заблокированы, выбор был таков: или в окно с тридцать первого этажа, либо умирать. Умирать совсем не хотелось, он перевернул стол и открыл обойму пистолета — двадцать пуль, не слишком много. Он увидел его с братом, Чонгук и Хосок сидели в паре метров от него в таком же положении. Трое альф не готовы были умирать, на их лицах была непробиваемая маска хладнокровия, они решили действовать вместе. Пока они отстреливались от людей Чжехуна, его Смертники на всех парах мчались к боссу. Смертники Намджуна снесли дверь, ворвались в помещение и началось кровавое месиво. Они вдоволь напились кровью, распарывали голыми руками лица и наслаждались процессом. Бойня закончилась, Чонгук пригласил Намджуна выпить с ними. На протяжении трёх лет они частенько выпивают друг с другом, обсуждают дела их картелей и колесят по ночному городу в час особого безумства, затапливающего пьяные головы. Между ними было что-то вроде дружбы, точнее взаимопомощи и прилегающего к ним доверия, когда их жизням грозила опасность, они прикрывали друг другу спины и вместе убивали общих врагов. Дьявольская троица, которая несла смерть, сносила всё на своём пути, оставляя гору трупов и реки крови. Если когда-нибудь наступит тот день, когда эти трое обозлятся друг против друга, миру придёт конец. Каждый из них обладает личным демоном, который требует власти и крови, каждый из которых является их силой.

***

Намджун походит к бару, перепрыгивает через разрушенную барную стойку, берёт бутылку дорогого виски Macallan и наливает на три пальца. Бойня выдалась особо жестокой, его люди знатно утолили свой голод. Пока Смертники перетаскивают тела в одну большую кучу, Чонгук и Хосок облокотились об стол и задумчиво осматривают ущерб. Чжехун сполна заплатит. Кровью. — Я тут подумал, — подходит Намджун к альфам и придирчиво вертит стакан с виски в руках. — Что бы случилось, если бы я не успел? — Он бы добрался и до тебя, — безразлично говорит Чонгук, устало прикрывая глаза. — Против нас троих ему не выстоять, тебе лучше держать оппозицию с нами, — Чонгук бросает острый, как лезвие взгляд на альфу. — Да как я смею перечить чете Чон, — лицо Намджуна выдаёт злорадную ухмылку. — Я думал, что Чжехун будет умнее и сразу вас прикончит, — обводит взглядом разрушенное помещение Намджун. Братья Чон моментально реагирует на сказанные слова Намджуна и переглядываются. Хосок, не дожидаясь ответа брата поднимается по керамической лестнице прямиком на второй этаж, где по идее должны быть те самые омеги. Пусто. Их нет. Сбежали. Чонгук следом заходит в помещение вип-зоны, складывает руки на груди и хмыкает. — Смело. Сбежать у нас под носом, — говорит Чонгук. В комнату входит Ли Сонмин, человек, который предоставляет им лучших людей, по его словам. Мужчина средних лет, с грозным видом бывалого военного смиренно отпустил голову, сложив руки за спиной перед боссами. Альфа готов позорно разрыдаться и броситься боссам в ноги, лишь бы жизнь сохранить. — Так-так, — поворачивается к нему Хосок, уголки его губ поднимаются, обнажая хищный оскал. — Ночь темна и полна ужасов для тебя, Сонмин, — альфа, словно гиена шагает вокруг него. — Г-г-господин, — заикается от страха альфа, нервно теребя подол пиджака. — Удивительным образом, наши люди мертвы, так и не добравшись к клубу, — Хосок останавливается за спиной альфы, сверля взглядом, мысленно перебирая возможные варианты расплаты. Чонгук обходит комнату, в попытках найти хоть какой-то след присутствия омег. — Господин, я выслал сорок человек, — альфа ментально готовится к неизбежному, но всё же надеется спастись от гнева неумолимых боссов. Хосок вынимает пистолет из кобуры и прикладывает дуло к затылку дрожащего альфы. — Ты же продался, Сонмин, — шипит у уха альфы Хосок. — Не смей пиздеть мне и я подумаю о твоём помиловании. — Господин, — не в силах обуздать дрожь во всём теле. — У меня дети, — воет альфа. В голосе неприкрытое сожаление. Он понимает, что проебался. Чжехун пообещал ему вывезти его семью за границу, устроить его детей в лучшие школы и университеты, если операция пройдёт по плану и братья Чон будут свергнуты с проклятого престола. — Не волнуйся, — мягко говорит Хосок. — Они отправятся за папочкой, — выпускает пулю. Преступный мир не терпит ошибок. Одна ошибка стоит жизни, одна жизнь стоит целого клана. Или ты, или тебя. Братья Чон, связанные одним грехом, не родной кровью, хорошо запомнили этот урок. Они не родные братья, но ближе друг друга у них никого нет и не будет. Чон Чонгук — сын Чон Минсока, который находился на вершине преступного мира не один десяток лет, прославивший свой клан жестокими методами убийства и пыток. Чон Минсок воспитывал своего сына по особым правилам, прививал сыну жестокость и бесчеловечность, желая сделать из него своё точное подобие. Альфа был уверен, что сумеет взрастить собственное чудовище на коротком поводке. После передачи власти законному наследнику, Минсок желал и дальше править под прикрытием Чонгука. Однажды, Минсок подарил одиннадцатилетнему Чонгуку подарок, привёл на цепи десятилетнего альфу, болезненно худого и с пустым взглядом, его шея была украшена синяками из-за ошейника, который безжалостно давил на хрупкую кожу. — Это твой личный раб, — брезгливо оттряхнул руки Минсок. — Можешь делать с ним всё, что пожелаешь, если провинится — убей. Минсок ждал, когда Чонгук выпустит свои клыки, освободит зверя и безжалостно убьёт бесполезную игрушку, но этот момент так и не наступал. Хосок безмолвной тенью ходил за Чонгуком, всегда был на стороже, готовый подставить грудь под пули, ради своего хозяина. Хосок не умел по-другому, он не знал, каково это — иметь семью, дом, друзей. Хосок не знал этих слов, их значение. С каждым ударом плетью ему объясняли его назначение: Он вещь, предназначенная для пользования, за провинность — наказание или смерть. В доме, где вырос Хосок, было огромное количество таких же как он альф и омег, которых продавали богатым хозяевам. Участь омег была не завидна, в основном, их покупали педофилы, чей возраст переваливает за шестьдесят. Альф и омег, которые достигали пятнадцатилетнего возраста, увозили, никто не знает куда, но все чувствовали присутствие Смерти. По законам закрытого мира Нетландии*, достигших пятнадцати лет ждал другой мир, другая жизнь. Но никто не знал, что их убивали за непригодность и неокупаемость, избавлялись, словно от продуктов с истёкшим сроком годности. Дети, взращенные в таких условиях, не боялись Смерти, они боготворили её. Бог дал им жизнь, Смерть даёт им успокоение. Шанс умереть от простуды был выше, чем умереть от руки хозяина. В особо холодные ночи, они жалились друг к другу, искали тепло и каплю успокоения. Когда альфы и омеги иногда находили в себе давно забытый отголосок веселья и беззаботности, их с особой силой пороли, оставляя незаживляемые рубцы и раны по всему телу. Раны неприятно стягивались, шрамы, расписывающие всё тело, напоминали им, что не стоит так больше делать, они на ментальном уровне понимали, что им это не позволено делать. Им не объясняли словами, а ударами, кнутами и обливанием ледяной водой. Хосок в длинной помятой и грязной рубашке, доходящей почти до колен, оглядывает большой зал, с заставленными металлическими кроватями, смотрит на почти развалившийся в дождливые дни протекающий потолок, смотрит на таких же как он, раздетых, худых, бледных, грязных детей, разворачивается и идёт следом за бритоголовым мужчиной в чёрном костюме. Он не знает, куда его ведут, но он знает, что хочет уйти. Его в любом случае настигнет смерть, так пусть он хоть выберет место. Чонгук не обращал внимание на безмолвного парня, который ходит за ним. Чонгук не пытался ему навредить или оскорбить, он, отчасти, боялся его, пустых безжизненных глаз, худого и покрытого шрамами тела, плавной, почти ленивой походки, которая является визитной карточкой убийц. — Эй, — Чонгук поворачивается к парню. — Как зовут тебя? — Моё имя Хосок, господин, — наклоняет голову вниз, скрывая глаза отросшими волосами, как его учили. — Хосок значит. Я думал, он не умеет говорить. Слишком много в нём боли, безмолвной, но осязаемой. Долго вправляли ему мозги, — не озвучивает Чонгук. За два года Чонгук привык к присутствию безмолвного слушателя, день и ночь охраняющего его. Когда отец и вечно находившийся на шопинге папа отсутствовали дома, Чонгук завтракал, обедал и, если получалось, ужинал с Хосоком за одним столом, а не как обычно, Чонгук за столом, Хосок за его спиной, с опущенной головой. Чонгук всей душой ненавидит это. Ненавидит, что его друг не находится с ним на одном уровне, что ему не позволено то, что позволено ему. Чонгук ждёт того момента, когда станет главой клана и он сделает Хосока своим братом, советником, правой рукой и тогда никто не сможет ему возразить, даже отец. Чонгук ненавидит отца за то, что за любую незначительную ссадину на его теле, Хосока наказывают так, что он несколько дней не может на ногах стоять. Ненавидит, что Хосок никогда не жалуется, молчит, улыбается простодушно, говоря, что всё хорошо. Чонгук ненавидит папу за то, что ему плевать на собственного сына, за то, что ему важнее деньги и тряпки. Чонгук привык справляться со своими проблемами в одиночку, не подвергать риску Хосока, скрывать синяки, даже самые незначительные, чтобы уберечь друга от наказания. Он не жалеет, что самым близким ему стала не семья, а Хосок, купленный его отцом. Чонгук благодарен деспотичному отцу, что подарил ему пусть и не кровного, но брата. Они никогда не давали друг другу клятвы и обещания быть братьями, а просто были. Они давали друг другу то, чем были обделены. Хосок не жил, он существовал, как запрограммированный робот, без эмоций и целей. Чонгук не верил никому, видел в людях лишь маски и страх перед сыном босса. Они стали друг другу ровней, со временем, постепенно, как вода точит камень, так и они стачивали каменные стены между ними. Чонгук думал не только о себе, он думал и о друге, Хосок защищал Чонгука не потому, что это его миссия, а потому, что он хотел этого. Пока никто не видел, Хосок учил Чонгука стрелять и приёмам самообороны, а Чонгук делился с другом своей жизнью, ничего не жалея, прививая вкус к хорошим машинам, омегам, сигаретам. У них не было семей, они друг друга воспитали. Глубокой ночью, на семнадцатом году своей жизни, Чонгук проходил мимо кабинета отца и услышал из приоткрытой двери имя друга. Неизвестные боги запутали карты, переплели нити событий и встреч, столкнули две встречные полосы, чтобы двое обрели друг-друга, разрушающая сила стала ещё более неумолимой. Чонгуку суждено было подслушать разговор отца, который обсуждал убийство Хосока, чтобы Чонгук стал жесток, потерял того, к кому привык, стал достойным главой клана Чон. Но Минсок ошибся, он желал создать зверя путём избавления от ненужных привязанностей. Он считал, что привязанность делает людей слабее, но он не знал, что привязанность сделала его сына зверем. Ни одна мускула на лице Чонгука не дрогнула, он ожидал подобного от отца. Это в его стиле. Жалкие попытки отца сделать его сильным. Но Минсок не видел уже имеющейся силы в сыне. Чонгук рассказал всё Хосоку в ту же ночь. — Моя жизнь принадлежит тебе, — сказал Хосок, глядя в глаза Чонгуку. — Я пойду за тобой до самого конца, что бы ты не решил. Чонгук перехватил машину Сонмина у обочины реки Хан. Сонмин в удивлении широко распахнул глаза, когда увидел перед машиной Чонгука и Хосока с автоматами в руках. Они стояли наравне, рука об руку, что было непозволительно будущей главе клана. Охранник, сидевший на переднем сидении вышел, чтобы узнать у молодого босса, в чём дело, но словил пулю в лоб. Сонмин, не ожидавший такого от сына, вышел из машины, пряча за спиной пистолет. — В чём дело, Чонгук? Жить надоело? — грозно спрашивает Сонмин, левой рукой расстёгивая верхние пуговицы белой рубашки. — Ты хотел сделать из меня зверя, отец, — ухмыляется Чонгук, направляя на отца автомат. — У тебя получилось. Сонмин не успевает поднять пистолет, вытащенный из-за спины, как на груди появляется красное пятно. Хосок моментально среагировал, увидев пистолет, ему хватило долю секунды, чтобы убить главную угрозу для Чонгука. Хосок — машина, запрограммированная и созданная Чонгуком, точнее, для Чонгука. Он никогда не просил Хосока жертвовать собой ради него, никогда не рисковал им, а защищал и шаг за шагом, становился единственным важным человеком в его несказочной жизни. Хосок никогда не надеялся дожить до шестнадцати лет, но он стоит рядом с Чонгуком, на равных, как друзья, братья и союзники. Чонгук запрограммировал в нём желание жить, а Хосок стал для Чонгука ведущей силой, толчком, долгожданное становление подростка альфы в сильного босса клана Чон. На восемнадцатом году жизни Чонгук стал полноправным главой клана Чон, чьё слово не оспаривается и является самым главным в клане. Но Чонгук был не единственным главой, он дал Хосоку свою фамилию, сделав его братом и в случае гибели Чонгука, вся власть переходит к Хосоку. Личные демоны Чонгука и Хосока пожали руки, признавая друг в друге братьев. Вдвоём они вершили греховный суд, распространяя свою власть на соседние города, вдвоём они вершили войны, завоёвывая своё первенство, вдвоём они предавались безумию, защищая тыл друг друга от пуль. По одиночке им суждено было умереть, Хосоку — от простуды, в помещении наполненном сломанных детей, Чонгуку — от руки отца, который не смог бы признать в нём будущего правителя клана Чон. Говорят, судьба не любит ошибаться, но в этот раз она дала сбой, перепутала все карты и связующие судьбы людей нити, создала убийственную смесь, запустив эффект бабочки*. Хосок и Чонгук никогда не говорили о прошлом, Чонгук не спрашивал о детстве Хосока, он и так всё видел, Хосок не спрашивал о семье Чонгука. Они вырезали из своих воспоминаний эти отрезки жизни, они вырезали целые кланы, они топили вечера в алкоголе, они выходили из передряг, хватаясь зубами за жизнь, лишь одно слово «брат» тянуло их вверх, по новой наполняло болезненные лёгкие воздухом. Братья по крови убивают друг друга за власть и деньги, в спины вонзают ножи, стреляют в упор, лишают почвы под ногами и играют в жестокие игры. Братья по крови, словно Каин и Авель*, взращенные словно скоты, предназначенные для убийства друг друга. Хосок — Каин, но не убивший брата, а ради брата. Чонгук — Авель, не вознёсшийся к Богу, а отрёкшийся от Бога, ради брата.

***

Из плотно задёрнутых тяжёлых атласных штор цвета забродившей крови в комнату проскальзывают первые лучи утреннего солнца. Кровь, расплескавшаяся на полу выглядит как отшлифованные, самые ценные камни рубина, привезённые прямиком из Мьянмы. Чонгук смотрит на кровь на полу и ему кажется, будто он видит, как кровь сгущается, становится тёмно бордового цвета, с чёрным отливом. Кровь — неотъемлемый спутник его жизни, она всегда там, где он появляется. Без неё не проходит ни одна встреча, а Чонгук пьёт её как воду. В помещение клуба на первом этаже входит альфа тридцати лет, в круглых очках, запыхавшийся. Капли пота стекает по вискам, руки дрожат, испуганный взгляд бегает по помещению. — Господин Чон, — альфа предусмотрительно кланяется всем троим боссам, которые расположились в креслах в разных частях зала. — Я надеюсь, ты с хорошими новостями, — бросает Чонгук стоящему в паре метров от него альфе. — Господин, фоторобот, составленный по вашим словам не выезжал за пределы города, — альфа отпускает глаза в пол, стараясь не обращать внимание на лужи крови. — По крайней мере, он всё ещё в городе. — Господин, — альфа поворачивается к Хосоку, поправляя спавшие с переносицы очки. — Омега с серыми волосами так же не найден. Чонгук поворачивается к брату, вопросительно вскинув бровь. — Захотелось, — бросил короткое Хосок. Этой фразы достаточно, чтобы Чонгук понял его. Если Хосок захотел чего-то, он этого добьётся. Но никогда прежде Хосоку не хотелось омеги, одного конкретного, на продолжительное время. Омеги сами перед ним извиваются, бросаются под ноги, пожирают взглядами. Но Хосок никогда не станет узнавать имя омеги, ему достаточно пальцем поманить, как за завидное место на его коленях начинается борьба. — Кокаиновое сердце мафиози всё же дрогнуло, — усмехается своей мысли Чонгук. *Заводной апельсин — роман Энтони Бёрджесса, написанный в 1962 году. *Нетландия — нереальное место, где никто не стареет. Действие произведений Джеймса Барри о Питере Пэне и работ, основанных на них. *Эффект бабочки — термин в естественных науках, обозначающий свойство некоторых хаотичных систем: незначительное влияние на систему может иметь большие и непредсказуемые последствия, в том числе и совершенно в другом месте. *Каин и Авель — сыновья Адама и Евы. Каин убил брата из-за зависти.