***
Дверь лифта раскрывается и Чимин уже мысленно бьётся головой об стену, потому что, блять, Юнги. Одна нотка сладкой клубники, и Чимин хватает за руку брата и бежит к их квартире. Чимин на бегу вспоминает, что забыл сковороду в машине. Возможно, она там останется навсегда, верный меч Чимина, как иконка в стекле, как амулет, только сковорода. Чимин подбегает к двери, которая прислонена к стене и у него чуть ли не до пола челюсть падает. Запах Юнги стал ещё сильнее и Чимин боится, что на запах кто-то пришёл, что с Юнги что-то случилось. Тэхён осматривает дверь, вырванную с петель и громко произносит: — КАКОГО… Чимин оставляет позади себя брата и медленно идёт по коридору к гостиной. На лице максимальная серьёзность, слух обострён, он ступает медленно, словно лиса, боясь совершить неверный шаг и создать шум. Если кто-то в квартире кроме Юнги есть, Чимин будет бороться и он уже нервно сжимает кулаки, готовясь. — Юнги? — тихо произносит Чимин, не понимая в какую сторону ему двигаться, в квартире гробовая тишина, только тягучий запах клубники витает всюду. — Чимин-и, — слышны всхлипы со стороны ванны. — Ты здесь, — слышится копошение, Юнги щёлкает замком и открывает дверь. Чимин видит Юнги, который сидит на мягком коврике ванной, ноги скрещены, бордовые волосы мокрые от влаги, он переминает нервно свои пальцы и жалобно глядит удивлённому Чимину в глаза снизу вверх. Чимин отмечает, что Юнги похож на брошенного котёнка, который сейчас больше всего нуждается в нём. Чимин подбегает к Юнги, на ходу хватая с крючка махровое полотенце метр на метр, и заматывает его, пока тот утыкается холодным носом Чимину в шею, пытаясь сдержать всхлипы, но Чимин знает, что нужно сделать, чтобы помочь Юнги выплеснуть все эмоции. Он поглаживает Юнги по спине и шепчет на ухо мягкое: — Всё пройдет, всё пройдёт. И Юнги верит, Юнги повинуется, он плачет, футболка Чимина мгновенно мокнет от чужих слёз. Юнги слышит эти слова Чимина, когда в его жизни происходит пиздец, с которым тяжело справиться, на что Чимин ему говорит, что всё пройдёт, что будет новый день, новый бой, ведь ничто не вечно и он не один. А Тэхён всё также стоит в подъезде и с открытым ртом смотрит на снятую с петель дверь. Тэхён слишком впечатлительный.***
Увидев, как Юнги плачет, прижавшись к Чимину, который поглаживал его по голой спине, Тэхён и сам не на шутку перепугался и словно ребёнок сел на пол, и стал в голос рыдать из-за своих переживаний и из-за страха за своего друга. Чимин, словно заботливый родитель, притянул к себе омег, с двух сторон обнимая и прижимая к своей груди, ласково шептал им — всё пройдёт, всё пройдёт, и гладил по подрагивающим спинам, целовал их нежно в красные щёчки, делал вид, что он сильный, что поможет им справиться со своей болью, хотя скрывал в груди собственный страх, которого он не мог понять. Чиминово сердце колотилось в бешеном ритме, а сам Чимин спрашивал себя, в чём дело, почему непутёвое сердце не находит покоя и беспокоит хозяина. Ответ его страха был на виду, Чимин знал причину очень хорошо, но почему-то не мог её найти, не мог воспринимать, будто мозг упорно блокировал информацию, делая её запретной. Тело Чимина дало сбой, как и само сердце, что-то в нём самом неизменно перестраивалось, мурашки по коже пробегались и танцевали в определённых местах дикие буйные танцы, кровь в жилах бурлила и струилась, если бы в комнате была тишина, Чимин бы мог услышать, как в его венах течёт кровь, мог бы услышать биты, которые издаёт сердце. Чимин оставляет свои страхи на десерт, когда он будет в полном одиночестве. Он решает словно фильм перемотать назад, вспомнить весь день, все события, что с ним произошли. Обещает разобрать задумку режиссёра и вынести главное, но пока его интересуют двое непутёвых омег, которые, как брошенные котята с глазами бусинками на пол лица, трут красные носы и слезами затапливают квартиру. Чимин хочет с каждым по отдельности поговорить, узнать обо всём, что произошло с того момента, как все трое были по отдельности, успокоить их и пригладить. Это всё, что пока что может сделать для них Чимин. Лёжа на диване цвета сочного персика, Чимин упёрся спиной к круглой подушке к подлокотнику, вытягивая ноги в длину диванчика. Слева Юнги мнётся и переминает махровое полотенце, поудобнее устраиваясь и рукой прокручивая свои прядки, с другой стороны Тэхён уже вовсю храпит, лицом уткнувшись Чимину в рёбра и правую руку положив на живот брата. Чимин видит на лице Юнги беспокойство и неприятные ощущения из-за течки. Чимин подмигивает Юнги, безмолвно прося его стянуть с себя Тэхёна. Юнги кивает и медленно забирает с живота Чимина Тэхёнову руку. Чимин освобождает онемевшие руки из-под омег и направляется на кухню за блокаторами для Юна и стаканом воды. Набирая в стакан воды, Чимин вспомнил событие двухлетней давности, когда Юнги на гонке попал в аварию и сломал ногу, все были не на шутку перепуганы, что Юнги мог действительно умереть молодым. Есть разница, когда Юнги играет со смертью, когда он выжимает педаль на максимум, ловит руками встречный ветер, преодолевает сложные трамплины, тогда Юнги знает, что выиграет гонку, он в этом уверен, он знает, что шанс его победы 60 процентов, что он впереди смерти. Но другое дело, когда совсем не подозреваешь о приходе смерти, когда она является неожиданно, буквально вышибает перед тобой дверь и просит на выход. Тогда не до шуток, тебе остаётся несколько мгновений, чтобы осознать, что конец, финиш, больше не будет второго шанса или попытки всё повернуть в свою сторону, и ты судорожно вдыхаешь последние глотки воздуха, молясь, чтобы остаться здесь подольше. Все трое чувствовали себя паршиво, все трое боялись и нуждались в поддержке, потому что нет слов, чтобы правильно описать приход смерти, нет ни одного метода, никаких слов, чтобы успокоить тех, кто встречался со смертью лицом к лицу. В тот день она станцевала перед Юнги страстное танго, вертя костлявой рукой перед лицом, маня к себе, но Юнги был уверен, что она заберёт его позже, не на трассе. Тэхён плакал, безмолвно, не пытаясь скрыть своё лицо, как он это делает обычно. Тэхён привык скрывать свои эмоции, но в тот день его трясло от осознания, что он мог потерять друга. В его голове звучала одна и та же фраза — Что станет с тобой, если он умрёт? Выживешь ли ты? Тэхён кричал в пустое пространство неизвестному голосу, хотя голос — это сам Тэхён, который не мог управлять своим уязвлённым сознанием и сходил с ума от отчаяния. Чимин всегда брал на себя ответственность за омег, всегда был лидером и вожаком их маленькой стаи. Даже если он и сам был не на шутку напуган, он стоял до последнего и боролся за своих людей. В день аварии ноги Чимина предательски подкосились и он был готов упасть в обморок, лишь бы отгородиться от болезненной информации. Стоя в коридоре больницы, он обнимал Тэхёна, повторяя полное силы, что всё будет хорошо. Братья молились всем известным и неизвестным Богам, чтобы с Юнги было всё хорошо, они не готовы его терять и никогда не будут готовы. Когда врач сообщил, что у омеги сломана нога и многочисленные незначительные ссадины и ушибы по всему телу, с их плеч упал груз весом в несколько тонн. Тэхён, закатав рукава рубашки, уже направлялся в палату чтобы прикончить Юнги, который всех перепугал, как врач его остановил, но Тэхёна же не остановить, Чимину пришлось оттаскивать Тэхёна от двери в палату. Тот день им надолго запомнился, как не самый приятный, но в большей мере поучительный. В день выписки из больницы Юнги, все трое собрались у Юнги дома, дедушка Субин заботливо приготовил омегам пироги и ватрушки, сварил любимый Чимином горячий шоколад, а деткам, как часто говорил дедушка Субин, молоко на ночь. Чимин, как вожак стаи, пронёс под бомбером бутылку хорошего выдержанного и краденого из погреба отца вина, они полночи пили вино и вкусно кушали, о чём-то болтали и рисовали на гипсе Юнги пожелания и лично от Тэхёна стишок, который тот придумал специально для Юнги об его идиотизме. Вымотавшись, омеги легли в кровать, пусть она и была неудобной и маленькой, омегам было комфортно и невероятно спокойно, они прижались друг к другу, обнимаясь ногами и руками, недовольно фыркая, что кто-то из них обнаглел и занял пол кровати. Есть вещи, о которых не обязательно говорить, ты и так всё понимаешь и на ментальном уровне знаешь ответ, но чтобы принять ответ, стоит пройти трудности и препятствия. Сейчас был именно такой момент, каждый из троих был не в самом лучшем положении, все трое были напуганы и они чувствуют грядущую опасность. Но есть одна деталь, определяющая их жизнь и стимул преодоления всех трудностей — они вместе, они не одни, они есть друг у друга. Пусть весь мир ополчится против них, пусть ни в одном уголке земли не будет им места — пока они есть друг у друга, они справятся. Их дружба не была обговорена и предусмотрена с самого начала, всё получилось само собой, постепенно, шаг за шагом они стали непохожими тремя деталями одной монеты. Они научились находить поддержку и опору друг в друге, а на следующий день вновь ругаться и громить всё вокруг себя, но в глубине души понимая, что любят друг друга, — истина, которую они поняли. Чимин справится и со своей проблемой и с их. Чимин не боится, потому что не имеет права. Он сам сделал себя вожаком и защищать своих волчат — его главная прерогатива. Проследив за тем, чтобы Юнги выпил блокаторы, он сминает сонных Тэхёна и Юнги в охапку и тащит за собой в комнату Юнги, где находится самая большая кровать в доме. Тэхён сразу же валится пластом, а вслед за ним и Юнги, заматываясь в пушистое одеяло, Чимин расталкивает омег и плюхается посередине, сминая их опять в тёплые объятия. — Ты хочешь мне рассказать, почему дверь была снята с петель? — поворачивает голову к Юнги Чимин. Юнги несколько секунд хмурится и кажется, будто он сам пытается вспомнить, а позже произносит: — Не сегодня, — омега прикрывает глаза и пытается заснуть, взяв пример с Тэхёна, который уже спит праведным сном младенца, будто не он час назад рыдал как проклятый. Чимин поворачивает голову к окну, увешанного атласными белыми шторами и кремовой расписной занавеской и вглядывается в очертания еле виднеющейся луны. Луна полная и большая, Чимин заворожённо следит за её свечением и поражается её красоте. Когда жизнь взваливает на тебя груз, замечаешь красоту в тех вещах, которые раньше не воспринимал всерьёз. Чимин думает, что луна должно быть очень одинока, она видела жизнь и со смертью на «Ты», она видела падения и взлёты, счастья и несчастья, начало и увидит конец. Она всегда будет наблюдательницей, но никогда участницей. Чимин для луны всего лишь ещё один из миллиардов, а луна для Чимина — самое прекрасное, что ему довелось видеть. Поэты, музыканты, скульптуры, танцоры, все романтизируют луну, делают её величественной богиней в белых шелках с диадемой в волосах, для Чимина она как старая потрёпанная книга с бесконечным количеством страниц прожитого горя, ведь любой конец — горе, чья-то смерть оставляет за собой печаль. Чимину бы стать луной, освещать, озарять, давать безнадёжным людям шанс, наблюдать за каждым и воспевать балладу, но пока последний вздох ещё в груди, кровь в жилах бурлит, он ещё дышит, значит, впереди ещё не одна война. Чимин воздвигнет новые ополчения, заточит штыки, приготовит копья, огненные стрелы натянет на тетиву, построит непроходимые стены вокруг своей крепости, где в самом сердце его Цербер и будет до последнего воевать, держать строй, а пока ему нужен покой с двумя омегами, которые не один год убивают его нервные клетки.***
В тусклом помещении играет музыка малоизвестного певца, голос его звучит так сладко и развязно, будто он в момент написания своего трека занимался сексом под дозой героина, возможно, и не с одним партнёром. У ночных бабочек элитного клуба, которыми управляют высокопоставленные альфы и короли города, имеется свой свод правил, стиль жизни, ценности. Стоит сравнять себя с навозным дерьмом и собрать из себя новую кучу дерьма, но скрытую под красивой одеждой и украшениями, чтобы добровольно выкинуть из своей жизни любящую семью, хорошую жизнь счастливого человека и добровольно стать бабочкой дорогого клуба, не по нужде, из-за лени, скорее всего. Чонгук сканирует взглядом танцующих перед ним омег под песню от которой воротит и член не встанет, как не проси и не умоляй. Некоторые омеги пытаются заманить в свои сети, в упор глядят и развратно вздыхают, невзначай касаясь интимных мест. Некоторые отпускают взгляд в пол и танцуют сдержанно, но со вкусом, будто танцуют в театре в роли примы. Чонгук любит трахать таких, кто не по своей нужде стал сахарной деткой на ночь для того, кто платит, Чонгук получает истинное удовольствие, когда выбивает из них высокие стоны неподдельного удовольствия. Из первого типа, жёстко втрахивая в кровать вместе с стонами слышит и немой призыв, боевой клич, которым они желают привязать его к себе и встать по правую сторону трона Чонгука. Особо смелый омега на час заявился к Чонгуку в офис и бросил на стол справку о его беременности, как уверял омега, от Чонгука. Но Чонгук не был бы всеобще названным дьяволом во плоти, если бы не наказал омегу за ложь, и Чонгук не настолько отчаян и глуп, чтобы кончать в того, кто из себя представляет кучу дерьма, желающую только деньги. Вызвав своих людей, Чонгук отправил омегу в больницу, на стерилизацию, омега навсегда забыл слово «ребёнок», ведь Чонгук его жестоко наказал, напоследок бросив: — Будь благодарен, что не убил, перед этим не выебав свёртком твоих любимых долларов. Чонгук сканирует их взглядом и недовольно морщится. Скучно. Омеги искусные мастера своего дела, но работа для них теперь усложнена вдвойне, потому что демон опьянён омегой по имени Юнги. Демон голоден, демон не сводит свой взгляд с образа Юнги в сознании своего хозяина, он притаил дыхание и медленно поворачивает голову, сканируя каждое движение, каждую деталь, каждый изгиб на теле омеги. Демон облизывается, азарт просыпается, так и хочется коснуться запретного, испортить, сломать, запачкать. Чонгук замечает худенького омегу, который находится вдали от остальных танцующих, он медленно двигает бёдрами в такт музыке, а не пытается преподнести все свои прелести, в нём нет ничего особенного: приоткрытые губы, подрагивающие ресницы, и Чонгук видит как его губы приоткрываются в такт песне. Он напоминает Чонгуку Юнги, который так же самозабвенно танцевал, прикрывая глаза и осторожно касался руками изгибов своего тела. Это напоминание омеги набатом отразилось в его штанах и он уже знает, кого будет трахать не одну ночь, выбивая стоны из омеги и клубничный запах из своей груди. Чонгук не сводит глаз с худенького омеги и когда тот замечает взгляд босса, вздрагивает и оглядывается по сторонам, проверяя, на него ли направлен взгляд. Чонгук манит его к себе указательным пальцем, с прищуром наблюдая за чёрными пряжками белья омеги. Омега осторожно направляется к альфе, еле передвигая ноги, будто боясь оступиться и упасть носом в пол. Чонгук хлопает по бедру, и, не дождавшись, хватает омегу за кружевные трусики и садит к себе на колени. Он проводит носом по щеке омеги и произносит хриплым от желания голосом: — Как тебя зовут? Омега вздрагивает и ёрзает на коленях, взмахивая рыжими волосами. Чонгук проникает пальцами под резинкой трусиков и царапает карамельную кожу. — Ирма, — отвечает смущённо омега, пробегаясь длинными пальцами по воротнику расстёгнутой чёрной рубашки Чонгука. — Интересно, — на выдохе произносит Чонгук, не желая знать настоящее имя омеги. Имя омеги несёт ему силу, Ирма — ураган, унёсший бессчётное количество жизней, имя звучит мягко, нежно, точно, как и ураган сотрясал землю смертью. Омега решил выбрать себе этот псевдоним, потому что верил в силу слов, магию чисел. Омега желал наполнить свою душу силой, но пока наполняет бокалы дорогим алкоголем для альф и услужливо кланяется клиентам, которые выбирают его. — Покажи себя, детка, — касается холодными губами мочки уха омеги Чонгук. — Да, господин, — поворачивает к альфе голову омега и осторожно целует линию подбородка, совсем по-детски, нежно. Если бы Чонгук в тот момент мог видеть их двоих со стороны, он бы без раздумий прикончил омегу, он в тот же час проткнул его сердце, вырвал бы голыми руками его глаза. Если бы только Чонгук смог увидеть один выразительный и острый взгляд омеги, если бы он только смог увидеть его ухмылку, Чонгук бы сразу его раскусил. Чонгук касается подушечками пальцев позвонков омеги и тот выгибается от прикосновений, краснеет, а Чонгук на секунду увидел в очертаниях его лица Юнги. Чонгук, сам того не понимая, ищет подделки, но не наслаждается самим оригиналом, неповторимым. Альфа поднимает левую руку, отрывая её от упругих ягодиц омеги, который томно вздыхает на его коленях и жестом приказывает всем покинуть помещение. Чонгук решает, что омега станет его фаворитом, тем, кого он будет трахать регулярно, не жалея, но в глубине души чувствует, что даже он не сможет утолить голод зверя. Но Чонгук желает это проверить. Ирма касается бёдер альфы и проводит острыми ноготками по возбуждённому члену альфы, а затем, медленно покачивая в такт музыке бёдрами из стороны в сторону, отпускается на колени перед Чонгуком, очерчивая руками его мощные бёдра. — Господин, — сладко произносит омега и расстёгивает ремень. — Господин, — произносит ещё раз омега, потому что его это возбуждает. Ему нравится чувствовать себя рабом, его подчинённым, быть на поводке у хозяина, играть свою роль. Чонгук зарывается пятернёй в рыжие волосы омеги и подтягивает к своему возбуждению, омега облизывает малиновые губы, на лице омеги нет ни намёка на прежнюю стеснительность и непорочность, приподнятые уголки губ говорят о том, что омеге всё это нравится и он готов отсасывать, пока слюна не станет стекать по его горлу, в его глазах живой огонёк пляшет от того, что он представляет, как альфа будет его натягивать на себя, придушивать. Омега вбирает головку члена в рот, слегка касаясь язычком гладкой кожи, Чонгук откидывает голову назад, свободной рукой зарываясь в свои волосы. Омега помогает себе рукой и глядит на альфу сверху вниз, которой гортанно стонет, грубо, еле слышно. Омега лишь глубже вбирает член и мысленно хвалит себя, что удалось привлечь зверя. Следующая стадия — привязать. Чонгук в нетерпении двигается навстречу, хватая омегу сильнее за волосы и кончает ему в рот. Комнату оглушает стук двери, Хосок даже не потрудился узнать, можно ли к брату или нельзя, раскидал весь персонал по углам клуба грозным видом и острыми взглядами. Хосок, не обращая внимания на такую сцену, взволнованно прохаживается по комнате. Чонгук кивает омеге, напоследок подмигнув. Чонгуку определённо нравится эта куколка, пусть издалека и похожая на Юнги. — Незаменимых нет, — думает Чонгук и в воспоминаниях свежей краской гуляет клубничный запах и хриплый голосок Юнги. — Ты по делу или, как обычно, прерывать мой отдых на самых интересных моментах? — застёгивает пряжку ремня Чонгук и приподнимается с кожаного дивана, скидывая на него чёрный пиджак. — У меня для тебя две новости, — достаёт из внутреннего крамана пиджака пачку мальборо. — Одна хорошая, соответственно… — Конечно плохая, начинай с хорошей, — подходит к окну Чонгук, наблюдает за огнями города, небоскрёбов. — Все контейнеры прибыли и уже разгружены, без потерь. — Насчёт второй, — запинается Хосок и трёт переносицу устало. Время почти рассвет и Хосок ужасно замотался. Хосок думал расслабиться, выпить. Но неожиданный звонок человека Хосока сообщил, что контейнеры с порошком и оружием прибыли раньше, чем обычно и его надо принимать. Хосок любит всё контролировать и в последние месяцы, когда в преступном мире смута и недоверие, Хосок лично участвует на разгружении и проверке товара. — Я лучше тебе покажу. Я даже, блять, не знаю, хорошо это или плохо, — вздыхает тяжело альфа и щёлкает пальцами. В комнату входят два охранника Хосока, с двух сторон они держат металлический квадратный контейнер. Охранники отпускают ящик перед удивлённым Чонгуком, который смотрит на брата и говорит: — Открывайте. Альфа приподнимает крышку ящика и Чонгук видит то, что желал видеть уже очень давно. На кубиках льда лежит отрубленная голова Чжехуна, главы змей, с дыркой от пули во лбу. Его рот открыт как у свиньи, а глаза выколоты, его гримаса так и застыла в вечном страхе. — Доставили в офис, — произносит Хосок спокойно. Чонгук замечает записку во рту у Чжехуна и голыми руками достаёт её, не брезгуя. «Прекрасная ночь, или день, без понятия, когда мой подарок прибыл к вам, Чон Чонгук. Тебе нравится? Эта свинья замарала своей грязной кровью мой любимый персидский ковёр. Я не люблю повторять дважды, поэтому читай и запоминай, Чонгук, оставайся там, где ты есть, следующая голова будет твоего брата». Чонгук поворачивает записку и видит еле смывшуюся надпись от руки. «XoXo: Гиены едят плоть волков.» Чонгук улыбается, обнажая зубы, он невероятно взволнован, Чонгуку нравятся такие игры, нравится быть охотником и искать жертв. Чонгук тянется к кобуре и резко выдёргивает пистолет, снимая с предохранителя, несколько раз стреляет в отрубленную голову в ящике. Чонгук смеётся, ему это чертовски нравится. — Ты будешь пока что в тени, — поворачивается к Хосоку Чонгук. Хосок выглядит непринуждённо, он привык к таким скачкам эмоций брата. — Он обещал, что следующая голова будет твоей. Я не буду рисковать тобой, Хосок, — хлопает по плечу брату Чонгук.***