Дверь открывается

Никита приходил в себя медленно. Сознание накатывало на него волнами и так же, волнами, отходило куда-то за мутную грань. Нику казалось, он видит над собой яркий свет, но уже через секунду совсем не был в этом уверен. Он плыл по реке, и она качала, не хотела отпускать, норовя утащить подводным течением на илистое дно. А потом вдруг все стало ясно, и Никита резко сел. Боль в затылке обрушилась на его несчастную голову. - М-м-м, - простонал Ник, осторожно касаясь большой шишки под волосами. - Наконец-то! Никита! Никита повернулся на полное тревоги восклицание и увидел бледного и растрепанного Глеба. Все его лицо было в ссадинах, а левая щека перепачкана землей. - Что случилось? – произнес Ник, морщась от того, как громко звучит его голос. Глеб на секунду прикрыл глаза. Он проигнорировал вопрос и проговорил с отчетливо прорывающимся облегчением: - Ты очнулся… Боже, я думал, что ты помрешь тут! Не смей, - Уфимцев снова посмотрел на Никиту, - не смей больше так отключаться, понял? - Понял, - утвердительно ответил Ник и опустил руку. Он оглянулся, рассматривая помещение, в котором они оказались. Это была довольно большая комната с бетонными стенами и точно такими же полом и потолком – все одинаково серого мышиного цвета. Не за что уцепиться, ни одного яркого пятна. Если, конечно, не считать за таковые их с Глебом. Здесь не было практически ничего – ни окон, ни мебели. Только две металлические кровати, прикрученные к полу, две раковины по разным сторонам комнаты, два ведра и сетка-рабица, делящая пространство надвое. С одной стороны от нее находился Глеб, с другой – Никита. Герметично запакованный кусок пространства с дверьми на каждой половине и одинокой вытяжкой под потолком. - Где мы? – спросил Никита, уставившись на старый матрас, устилающий кровать, на которой он сидел. - Не знаю, - отозвался Глеб. Он восседал на такой же, как и у Ника, кровати и с беспокойством смотрел на друга. - Как мы тут оказались? Никита спустил ноги на пол и обнаружил, что обуви нет. К обнаженной коже прилипли мелкие камешки и веточки, которые он машинально стряхнул. - Я побежал за тобой, потому что ты унес мой телефон, - сказал Уфимцев, нахохлившись, обнимая себя за плечи, словно ему было холодно. – И ты был в той подворотне с какими-то мужиками. А потом тебя ударили, и ты упал. И… и так напугал меня! - Упал? – глупо переспросил Никита, снова прикасаясь к шишке на голове. Он смутно припоминал предшествующие события, но это все равно ничего не проясняло. - Да, упал, - подтвердил Глеб и поднялся с кровати. – Я бросился к тебе, завязалась драка, но… прости, - он действительно выглядел виноватым, - я не смог ничего сделать. Их было больше, и они быстро справились со мной. Я поцеловался башкой со стеной и очухался уже тут. А ты… ты выглядел, как мертвый, и я чуть не обделался! Не отзывался, не реагировал! И я… господи, я… Громкий голос Уфимцева колокольным звоном заметался внутри черепной коробки Ника, и он снова простонал. - Что с тобой? Что?! – тут же засуетился Глеб, делая к другу несколько шагов. Он оказался прямо перед разделяющей их сеткой, взялся за нее руками и тут же с воплем отскочил, прижимая ладони к своей груди. Никита непонимающе посмотрел на него. - Она… - потрясенно проговорил Уфимцев, - она под напряжением! Пол был очень холодным, но Ник не обращал на это внимания. Он приблизился к сетке. Прямо за ней стоял Глеб. Так близко. Никита поднял руку, словно лично хотел проверить правдивость слов друга, но так и замер. Его пальцы заметно подрагивали. Все это было таким неправдоподобным. Это место. Эта ситуация. Фильм ужасов с дешевыми декорациями. Такое не могло произойти в реальной жизни! Ведь было лето, было тепло и хорошо. Бар, приятный вечер. Аленка, ждущая дома… Никита почувствовал себя больным и разбитым. Он сглотнул вязкую слюну и задал вопрос, который, судя по изменившемуся лицу Уфимцева, интересовал не только его. - Зачем мы здесь? - Не знаю, - тихо ответил Глеб. Он выглядел так, будто изо всех сил сдерживается, чтобы не начать паниковать. Друзья разошлись молча, не сговариваясь. Глеб сел на кровать, и ее металлические пружины громко взвизгнули. Никита сидеть не мог – он принялся ходить по своей половине комнаты: от кровати до раковины, от раковины обратно к кровати. В его непрерывном движении не было ничего рационального - Ник просто пытался успокоиться и собраться с мыслями. И то, и другое выходило из рук вон плохо. Наконец он устало опустился на свою кровать и уставился на наблюдающего за ним друга. - Тот мужик из бара – он был в подворотне. Глеб кивнул: - Я узнал его. Да. Это он ударил тебя. Никита тоже кивнул: - Я столкнулся с ним на улице днем ранее. - Столкнулся? – оживился Уфимцев. - С ним?! Ты ничего не путаешь? - Нет, - Ник потер ноющие виски, - но я все равно не понимаю. То, что он оказался в «Чердаке» - это было случайностью? Все как-то тупо… не по-настоящему… Глеб долго молчал перед тем, как произнести: - Мне не очень верится в совпадения. Не тот ответ, который хотелось бы услышать, однако он был прав. - Но я не знаю его! Зачем? – Никита с надеждой посмотрел на Уфимцева, словно тот мог ответить на все его вопросы. - Может, ты чем насолил ему? – предположил друг. – Неудачное фото? – он пытался шутить. Ник не оценил его попытки, сосредоточившись на воспоминаниях. - Кроме случайного столкновения – нет, не думаю. Мы не встречались раньше. Я уверен. - Тогда он хуев маньяк, - Глеб истерично хохотнул и пропел: - Он порежет меня на меха, и граница потеряет контроль. - Прекрати, - оборвал его Никита. Они надолго замолчали холодным и неуютным молчанием. Ник поймал себя на том, что усиленно вслушивается в тишину. Он только сейчас осознал, что в их бетонную коробку не проникало ни единого звука. Лишь одинокая, но яркая лампочка под потолком чуть слышно потрескивала. Внезапно Ник огляделся, вскочил, заметался по своей половине комнаты и снова сел, вцепившись пальцами в матрас. Глеб выжидающе смотрел на друга. Никита выглядел потерянным. Наконец он поднял голову и проговорил: - Мой фотоаппарат – он пропал. И еще… - Ник запнулся, - я забыл у тебя дома книжки. Уфимцев изумленно приподнял брови, но через секунду его лицо исказилось, и он заржал так, что повалился навзничь на свою кровать. Он смеялся взахлеб, подвывая, не в силах остановиться. По исцарапанным щекам пролегли влажные дорожки слез, выступивших от смеха. - А-а, - стонал он, - о-о… Никитос, ты… Тебя… - он спрятал лицо в ладони, растер его, приходя в себя, - тебя это волнует? Правда? Что кто-то спер твою гребаную зеркалку? Что ты забыл у меня книжки? Ебаные сказки скандинавских, мать их, писателей! Нас похитили! – заорал он. – Какой-то мужик! Повернутый на всю голову! И мы не знаем, что ему надо, а тебя волнуют книжки? Никита не ответил, тогда Глеб метнулся к двери и забарабанил по ней кулаками. - Эй! – кричал он. – Откройте! Выпустите нас отсюда! Вы не имеете права! - Глеб… - тихо позвал Ник, но друг не слышал, и тогда он произнес громче: - Глеб! Не надо. Обернувшийся Уфимцев непонимающе посмотрел на него: - Чего не надо? - Ты не знаешь этих людей. На что они способны. Может, не будем их злить? - Предлагаешь ничего не делать? – Глеб отрицательно качнул головой: - Я так не могу. - Я предлагаю подождать. - Да на хуй! - Не кричи на меня! – друг сумел завести и Никиту. Он пытался не скатиться в панику, не поддаться страху. Однако чем дольше они тут находились, тем тяжелее становилось держать себя в руках. Никите тоже хотелось ломиться в закрытую дверь, требовать освободить их, но он понимал, что, скорее всего, это бесполезно. За ними придут, рано или поздно, и все объяснят. Быть может – о, как он надеялся на это! – это чья-нибудь дурацкая шутка и все благополучно разрешится. Тогда он посмеется надо всем, что было, и пойдет домой. К Аленке. Мысли о девушке ненадолго согрели Никиту и придали ему мужества. Алена непременно будет волноваться, что он не вернулся, и позвонит ему на сотовый, а когда он не ответит – забьет тревогу. Их станут искать. И обязательно найдут. Должны остаться какие-нибудь свидетели похищения. Да и официант из «Чердака» наверняка запомнил того мутного мужика, который заказывал им выпивку. Все небезнадежно. Просто прошло слишком мало времени. Все будет хорошо. Боль в месте удара возвратила его в реальность. Нет. Это никакая не шутка – никто не стал бы бить по голове всерьез, пытаясь разыграть. По крайней мере, не их друзья и знакомые. А поиски – полиция принимает заявления только по истечении трех дней после пропажи. От беспомощности хотелось завыть: ну кто выдумывает эти дебильные правила?! За три дня с ними невесть что может случиться! Бурчащий ругательства себе под нос Глеб вернулся к кровати и упал на нее. Никита прислонился к металлической спинке своей, и в комнате воцарилась тишина. Время в замкнутом пространстве тянулось неимоверно долго. Казалось, что прошло несколько часов. Или дней. Миллион лет! И за ними никто так и не пришел, никак не дал знать о цели их похищения. Ник успел передумать все мысли, перебрать в уме все варианты. Все сводилось к тому, что хотели похитить только его, а Глеб просто оказался в неудачном месте в неудачное время. Из-за этого Никита чувствовал некое подобие вины. Он изо всех сил сопротивлялся этой мысли, но она упорно засела в его ноющей голове. Повернувшись к другу, Ник заметил, что тот задремал, вытянувшись и сцепив руки на животе. Если сильно прислушаться, можно было различить его мерное дыхание. Дыхание, звук которого убаюкивал. Как бы ни было смешно спать в подобном месте и при подобных обстоятельствах, Никита очень скоро почувствовал, что его глаза начинают слипаться. Он прикрыл веки всего на несколько минут и не заметил, как и сам заснул. Никто не знал, сколько прошло времени – телефонов при них не было, часы тоже исчезли в неизвестном направлении. - Мы здесь целую вечность, - негромко проговорил проснувшийся Глеб. Он продолжал лежать, уставившись в серый потолок. Никита, сползший по спинке кровати вниз и свернувшийся в компактный клубочек, готов был согласиться с ним. - Ссать хочу, - снова подал голос Уфимцев и сел. Как только он это сказал, мочевой пузырь Никиты тоже дал о себе знать. Возникала неловкая ситуация. Каждый понимал, что звать похитителей бесполезно, но что же тогда делать? Собственно, вариантов было немного – либо раковина, либо ведро под ней. Немного поразмыслив, Глеб воспользовался ведром, вылив после содержимое в раковину, и тщательно промыл все водой. Никита, повернувшись спиной к другу, последовал его примеру. И снова время растянулось изрядно пожеванной жвачкой. К сетке друзья больше не приближались, на разговоры не тянуло. Им оставалось только ждать и ждать, и ждать. И ничего не делать. Один раз Никита встал, чтобы напиться прямо из-под крана, но после снова прилег, подогнув под себя мерзнущие ноги. Он начинал испытывать слабое чувство голода. Из этого простого факта можно было предположить, что находятся они здесь уже часов пять. Как минимум. Когда тишина, ожидание и неизвестность стали просто невыносимыми, за одной из дверей, ведущих в их комнату, послышались возня и звук ключа, вставляемого в замочную скважину. Скрипнув петлями, дверь на половине Никиты открылась. Ник и Глеб синхронно подскочили, вытянувшись по стойке смирно, словно на плацу. Сложно было сказать, кого они ожидали увидеть на пороге, но только не тех, кто пришел. В комнату вошли двое – это были мужчины плотного телосложения. Совершенно не походящие на тех, кого друзья видели накануне в подворотне. Оба были одеты в черные штаны из грубой ткани, заправленные в шнурованные берцы. Черные майки, обтягивающие торс, и балаклавы с прорезями для глаз и рта. Одинаковые, как однояйцевые близнецы, высокие и спортивные. Если бы у них на поясе висел автомат или какое-то иное оружие, мужчин можно было легко спутать с бойцами спецназа. Абсурдность положения начинала зашкаливать. - Я хотел бы узнать, - проговорил Глеб, прокашлявшись, чтобы привлечь к себе внимание, - на каком основании нас держат здесь? Ответом ему послужило гробовое молчание. Один из мужчин – Никита про себя назвал его Первым, так как тот стоял сейчас к нему ближе всех – подошел и посмотрел тяжелым взглядом. Словно удав оценивал свой потенциальный ужин. Уфимцев что-то говорил, начиная снова распаляться и психовать, но Ник практически не слышал его слов: Первый приподнял его подбородок жесткими цепкими пальцами, заставляя посмотреть вверх. - Что вы себе позволяете?! – бесполезно орал Глеб. Он сунулся к сетке, слишком поздно вспомнив, что она под напряжением. Никита дернул головой одновременно со вскриком друга, но освободиться у него не получилось. Лишь когда Первый вдоволь насмотрелся непонятно на что, он отпустил его, зарывшись рукой в волосы и стянув с них резинку. Он отбросил ее в сторону, отошел и кивком указал на дверь. В животе Никиты все перевернулось от подобной перспективы. - Нет, - проговорил он, - я никуда не пойду, пока вы не… Это было довольно жалкой попыткой с его стороны. Ник не договорил – Первый, неведомо как оказавшийся вплотную к нему, нанес короткий, но хорошо поставленный удар в бок. Мир сузился до размеров печени, и единственное, чего хотелось сейчас Никите – завыть от боли. Он не позволил себе этого, не удержавшись, впрочем, от сдавленного «м-м-м». Первый снова указал на дверь. Ник с трудом выпрямился и, бросив быстрый взгляд на Глеба, решил не сопротивляться. - Куда вы его уводите? Эй! А я? Кто-нибудь ответит мне, блять, или нет?!! Ответом ему было явное «или нет» - Никиту вытолкнули в узкий коридор, молча закрыв за его спиной дверь. Идти пришлось не слишком долго – всего каких-нибудь десять метров и один поворот. Первый открыл дверь, перед которой они остановились, вошел внутрь. За ним последовал Никита и мужчина, замыкающий это странное шествие. Ник оказался в такой же бетонной коробке, как и та, из которой его только что привели. Различие было лишь в том, что здесь не было сетки-рабицы. Зато были камеры на стенах и потолке. И еще три человека, выглядящие единокровными братьями тем двоим, которые привели Никиту. Кто-то пихнул Ника в спину, выталкивая на середину комнаты, где его сразу же окружили. Было понятно, что ничего хорошего от молчаливого интереса присутствующих ожидать не стоит. Никита затравленно оглянулся. Инстинктивно он попытался найти Первого в обступивших его людях, но они были настолько схожи, что сразу это сделать не получилось. Когда все же его глаза пересеклись с глазами мужчины, уголок рта Первого дернулся в слабой пародии на улыбку и в этот же самый момент Ника ударили сзади. Он развернулся, хватаясь за плечо, но следующий удар обрушился на него с другой стороны. Это походило на то, как кошка играется с мышкой перед тем, как съесть ее. Люди в масках чувствовали себя раскованно, постоянно двигаясь, меняясь местами, заставляя Никиту метаться между ними. Все удары были хорошо поставлены и весьма болезненны, однако не наносили какого-либо непоправимого вреда – в худшем случае после них остались бы просто синяки. И надо было признать, мужчины знали, куда нужно бить. Никита чувствовал себя странно. Было ли это последствием удара по голове в уличной подворотне? Кто знает… Но все его чувства были притуплены, мысли вялы и неповоротливы. Он просто не мог поверить в то, что это происходит здесь и сейчас. С ним. Однако он пытался защищаться, включаясь в навязываемую ему игру. Когда-то давно Никита сдуру записался в клуб каратэ, но занятия не привлекли его. Он не мог сейчас вспомнить ни блоков, ни как уворачиваться от ударов ногой. Он отчетливо понимал, что его просто гоняют и выматывают, унижая пинками, подсечками и бросками. И иногда возгласами, когда он вскользь все же доставал кого-нибудь из мужчин. Одна мысль закралась в его голову: что будет, когда этим людям надоест бить его не всерьез? Волосы без резинки растрепались и лезли в глаза, липли к взмокшей коже лица. Никита давно не чувствовал босыми ногами холода бетонного пола. Он падал, поднимался, снова падал, не зная, зачем продлевает собственную пытку. И, помимо движущихся вокруг него людей, Ник чувствовал холодные взгляды направленных на него со всех сторон камер. Это ощущалось до мурашек ярко и странно. У Ника никто ничего не спрашивал, не разговаривал с ним. Он и сам не интересовался причинами своего избиения. Зачем? Разве ему сказали бы? Никите оставалось только стиснуть зубы и защищаться – как может и как умеет. А он не умел никак, но все же пытался, неловко отпихивая от себя чью-то ногу, царапая при этом кожу рук о жесткую подошву берцев. Страха не было. Совсем. Было пусто. Никита старался не думать. Очередная подсечка швырнула его на жесткий бетонный пол. Кто-то из маски-шоу издал резкий горловой крик, и Ник нутром понял, что разминка закончилась. Тяжело дыша, он успел подняться и тут же нарвался на удар, заставляющий повиснуть плетью руку. Доведенный до нужной кондиции Никита отшатнулся, но на ногах устоял. А потом бросился вперед, понимая, что ничего хорошего ему это не принесет. Его рывок оборвался, едва начавшись, но упасть ему не дали: мужчина, перехвативший его под руки, швырнул Никиту на человека, стоящего напротив. Тот ударом ноги отбросил его на следующего. Ник замахнулся на кого-то, и ему заломили руку, впечатав лицом в пол. Колено легло на спину, вышибая воздух из легких. Когда Никита завозился, захрипел под тяжестью навалившегося на него человека, снова раздался крик и жестокий захват мгновенно исчез. Однако бить его не перестали. Теперь Никиту никто не вздергивал вверх – его просто избивали ногами. Пугающе молча и хладнокровно. И места выбирали такие, что Ник извивался и скреб руками пол, стараясь уйти от ударов, прошивающих все его тело короткими и яростными вспышками раскаленной добела боли. Кажется, через некоторое время он что-то стал говорить. Или кричать. Возможно, даже просить прекратить. Или ему это только показалось? Он не знал. Люди вокруг и свет, и собственное хриплое дыхание, частый стук сердца – все это перемешалось и слилось в единую взлетную полосу. Никиту потащило по ней, закружило, швыряя в сторону слепящих посадочных огней. Желание стать меньше, сжаться до таких размеров, чтобы его тело потеряло вес, овладело им. Ник согнулся, подтянул к животу ноги и прикрыл руками голову. И зажмурился, совсем прекращая свое невеликое сопротивление. «Я в домике», - последняя глупая мысль, словно кто-то на ухо шепнул, завертелась и рухнула в район желудка вместе с гаснущим сознанием. Очнулся Никита в первой комнате. Глеб стоял около сетки и гипнотизировал его перепуганными глазами. Зрачки у него были просто огромные. - Никита, Ник… - позвал Уфимцев друга, стоило тому посмотреть на него. Никита разлепил губы и прошептал: - Да? Все тело болело, и он не решался пошевелиться, чтобы узнать – все ли кости целы? Хотя и понимал, что рано или поздно ему придется это сделать. - Что они хотели? Они избили тебя? За что? – Глеб частил, пытаясь узнать все и сразу. Осторожно вздохнув, Ник сел на кровати. Тело отозвалось тупой болью везде. Никита не удержался от тихого стона: ему захотелось снова прилечь и оказаться где-нибудь очень далеко от этого места. - Эй! – услышал он голос друга. – Эй, эй! Не отключайся, слышишь? Что там вообще произошло? Никита посмотрел на него. - Ничего. - Как это – ничего? - Вот так. Они просто избили меня, и все. - А что говорили? Что им надо? – продолжал допытываться Уфимцев. Ник попытался собрать свои волосы в пучок, завертев его и спрятав кончики под импровизированным узлом. Непослушные пряди вновь рассыпались по плечам. - Ничего не говорили. Накинулись на меня, и все, - он опустил руки и, немного подумав, добавил: - Там была такая же комната, как и тут. Только без кроватей и сетки. И там были камеры. - Какие камеры? – переспросил Глеб, ничего не понимая. - Обыкновенные – видео. На стенах. Много. - И ты говоришь об этом так просто?! – воскликнул друг. – Мы попали к каким-то гребаным извращенцам. Тебя это совсем не волнует? Никита мрачно взглянул на него: - Меня избили, - негромко напомнил он. – Конечно, меня волнует. Глеб фыркнул: - Ты спокоен, как слон! - это утверждение прозвучало обвинением. - Я не спокоен, - начиная сердиться, отозвался Ник. - Мне больно. - Да ты словно кукла! - Я не кукла! – выкрикнул Никита, тут же пожалев об этом: в него будто кипятком плеснули; он перевел сбившееся дыхание и немного спокойнее поинтересовался: - Что я должен, по-твоему, делать - рвать на себе волосы и рыдать? Могу, но что это изменит? - Все равно это ненормально, - возразил Уфимцев и отошел от сетки. Они оба были на взводе. Никита вздохнул – ссориться сейчас было абсолютно неправильно. - Глеб, - позвал он друга, - я не знаю, чего ты хочешь от меня. Я потрясен, так же как и ты, - попытался объяснить он: - И я не знаю, что к этому можно добавить. Однако биться головой об стену не буду! – Глеб повернулся к нему, и Никита продолжил: - Похитители сами скажут, когда надо будет. Если они молчат, значит, им нужен выкуп и с кем надо они уже связались. Их поведение… черт его знает, я не могу больше ничего придумать! - Тебя избили – не вяжется. - Может, и вяжется, - возразил Никита. – Там точно велась запись. Наверное, чтобы напугать того, с кого они потребуют деньги. Глеб задумался. - Выкуп… - медленно произнес он: - Тебе не кажется, что им нужен был именно ты? - Кажется, - нехотя признал Никита. И это мучило его. Получается, он втянул друга во весь этот кошмар. Но что Ник мог сделать, чтобы предотвратить это? Не забывать в своем кармане телефон, не идти в «Чердак», не толкать того мужика на улице? Нет, он был не виноват. Просто череда совпадений и кто-то мерзкий, желающий нажиться. Никита понимал, все понимал, однако чувство вины почему-то не отпускало. - Бля, что такое не везет… - Глеб опустился на кровать. – Что делать будем? - Ждать, - Ник посмотрел на свои ступни, с проступающими на них пятнами синяков. Прошло несколько часов, дверь снова открылась. На этот раз на половине Уфимцева. Друзья, как и в первый раз, подскочили, вставая. Глеб сжал кулаки, настороженно всматриваясь в вошедших. Их так же было двое, и Никита узнал в одном из них Первого. Однако теперь мужчина остался стоять около входа, пропуская своего спутника вперед. Тот подошел к кровати Глеба и швырнул на нее бутылку воды и пакет с крекерами. После этого вошедшие удалились. Уфимцев не смог удержаться от вздоха облегчения: - Боже, я думал, что они за мной, - проговорил он и уставился на принесенную еду. – Не густо. - Не густо, - согласился Никита, – но тебе хотя бы что-то принесли. Он, едва взглянув на крекеры Глеба, почувствовал скручивающий желудок голод. Друг посмотрел на него: - Наверное, сейчас принесут и тебе, - предположил он. Однако Глеб ошибся. Время шло, а на половину Никиты так никто и не пришел. - Что же, - проговорил Уфимцев, которому надоело гипнотизировать пакет и бутылку, - я поделюсь с тобой. Только придется разломать крекеры, чтобы они пролезли через сетку. Это оказалось не так-то просто. Когда Глеба в третий раз ударило током, Никита готов был просить друга больше не повторять попыток: если за них должны были требовать выкуп, разумно предположить, что Глеб и Ник нужны похитителям живыми. Он уже открыл рот, чтобы сообщить об этом, как дверь к Глебу снова открылась и в комнату зашел Первый. Уфимцев развернулся к нему, пряча за спину крекеры. - Отойди, - приказал мужчина. - Моему другу забыли принести поесть, и я… - затараторил Глеб. - Отойди! – намного жестче произнес Первый. Уфимцев вдруг заупрямился: - Нет! Какого черта?! Притаскиваете нас сюда, избиваете Никитоса, диктуете… Договорить он не успел: голова Глеба дернулась от сильной пощечины. Тот в шоке посмотрел на Первого: - Да вы зае… Вторая пощечина – лодочкой, Никита когда-то видел этот прием в американском боевике – опрокинула Уфимцева на пол. Крекеры рассыпались по бетону, раскрошившись на мелкие части. - Не надо! – воскликнул Никита, пугаясь за друга. – Не бейте! Первый коротко взглянул в его сторону, а потом перевел глаза на встающего Глеба: - Не кормить. Понял? Хмурый Уфимцев готовился сказать что-то, явно не очень приличное, поэтому Ник поспешно проговорил: - Он понял. Мы, - он выделил это слово, - поняли. Первый еще раз посмотрел на Никиту и вышел. - Блять, - пробубнил Глеб, потирая пунцовую щеку, - это чертовски больно. Я сочувствую тебе. Наверное, тебя лупили посильнее. Никита не стал отвечать, возвращаясь на свою кровать. Его голод никуда не делся, и из слов Первого он понял, что паек, если это можно было так назвать, ему не принесли намеренно. Что же, Никита вполне мог потерпеть еще какое-то время. Надо было просто не думать о еде. И не смотреть на нее. - Прости, - донеслось до него. - За что? Глеб с минуту не отвечал, и Нику пришлось повернуться в его сторону. Тот стоял над крекерным крошевом и жевал нижнюю губу. Заметив, что на него смотрят, проговорил: - Тебе же тоже хочется. Я… я не буду это есть, - он решительно кивнул. - Если ты не ешь, то и я… Никита все понимал, но подобные жертвы были ни к чему. - Это глупо, Глеб, - сказал он и снова отвернулся. – Ешь. Мучиться вдвоем глупо. - Но… - в голосе друга слышалось сомнение. - Я не против, - заверил его Никита. - Ешь. - Правда? – было заметно, что Глебу неловко. - Правда, - Ник уперся взглядом в стену. Жаль, что закрыть руками уши он не мог. Уфимцев сразу бы понял, что слова друга лишь напускное. Потому пришлось лежать, слушая кажущийся очень громким хруст крекеров.