Анника постепенно приходила в себя, но она ощущала обволакивавшую ее липкую слабость. Тело как будто было не ее, неподъемно тяжелое и обессиленное. Приподняв веки, она моментально уперлась взглядом в темные портьеры на окне, неплотно задвинутые и образовавшие тонкую полоску света, сразу больно резанувшего девушке по глазам. Она с опаской оглядела полутемную комнату насколько могла, потому что не в силах была даже повернуть голову.
Обилие темных тонов в убранстве поместья Малфоев действовало на нее в который раз угнетающе. «Как можно не сойти в таком с ума? По чему или по кому этот дом не снимает траур?» — думала она, поморщившись от неприятных воспоминаний. Она лежала, по всей видимости, в одной из многочисленных гостиных мэнора на диване, услужливо предоставившего ее телу свою притворную мягкость.
Особенно неуютно девушке было осознавать, что она не одна в комнате, ощущать на себе чей-то выжидающий недобрый взгляд.
Из-под полуопущенных густых ресниц Анника увидела Снейпа, первым делом зацепившись взглядом за его страшное выражение глаз на бледном, даже немного пожелтевшем лице. Он, казалось, разочарован был видеть ее живой, этот взгляд прожигал ненавистью. И девушка не могла понять: что послужило ее причиной, отчего он так стал относиться к некогда любимой им ученице?
«Что я сделала ему лично, чтобы он так презирал и ненавидел меня? Как будто мало мне всего остального. Он как будто убить меня хочет, и не сомневаюсь: он сделает это, когда представится возможность», — в отчаянии подумав об этом, Анника запрокинула голову и крепко зажмурилась, чтобы ненароком не расплакаться от почти детской обиды.
— Что я и говорил вам. Ничего серьезного, — констатировал Северус Снейп с презрительно-насмешливой интонацией в голосе, будто он с трудом сдерживал себя, чтобы не сказать что-нибудь намного более неприятное.
Это не осталось незамеченным Анникой, но что она могла поделать, чем исправить свое положение, если она не знала причины его злобы. Голос профессора прозвучал совсем тихо, но окутал своим ядовитым туманом все пространство комнаты.
— Слишком впечатлительные натуры порой не выдерживают испытания Темной Меткой. Небольшая слабость скоро пройдет, — добавил Снейп, продолжая сверлить ее взглядом темных (одному ему и его внутренним демонам известно было, что думал этот человек).
С легким облегчением Анника поняла, что он обращался не к ней. Сердце девушки, на удивление ее самой, билось ровно, словно поведение Снейпа по сравнению с тем, что она уже пережила — совсем не достойно было ее страха. «И вообще, чего мне бояться теперь, когда все опасности позади», — подумалось Аннике, и она с удовлетворением перебрала свой маленький успех сегодняшнего дня: и короткое сражение с зачарованным деревом, и то, как ей вновь удалось выйти живой после встречи с Темным Лордом. Но тут же девушка вздрогнула от отвращения, которое испытала сама к себе, понимая теперь Снейпа. Мысленно она влепила по своему же лицу пощечину, которую, она считала, вполне заслужила. «А как же папа? Я отвратительно с ним поступила. Что будет, когда он узнает? — пронеслось в голове у Анники, и она резко распахнула глаза, чтобы привести себя в чувства — солнечный свет, пробивавшийся тоненькой полоской из-за темных портьер отрезвил ее. — Как я подумать могла, чтоб радоваться случившемуся. Я отвратительный человек. И профессор Снейп правильно ненавидит меня». Что-то внутри нее в тревоге оборвалось и подпрыгнуло, когда она услышала приближавшиеся к ней шаги другого человека. Кто это мог быть?
— Вынужден оставить вас, — теперь равнодушно, совсем бесцветным, механически безэмоциональным голосом добавил Северус Снейп. А третий человек в комнате не произнес за все время ни слова. — Не думаю, что стоит беспокоить кого-то этим происшествием, Драко.
«Драко?» — медленно повторила про себя Анника. Она напрягала память, но никак не получалось выудить оттуда, откуда она знает это имя. Но ей вдруг показалось, что оно было из той ее прошлой спокойной, немного скучной жизни, теперь полузабытой, оно было связующей нитью между бесконечно далеким прошлым и страшным настоящим. Девушка не могла пересилить себя и повернуть затекшую шею, чтобы увидеть наконец этого третьего человека, вызывающего в ней непривычное любопытство.
Быстрыми и тяжелыми шагами Снейп вышел. Анника видела, как он удалился в развевающемся вихре черной мантии, и из комнате будто разом унесло духоту. Девушка попыталась встать, но ее сил хватило только на то, чтобы приподняться на локтях, наморщившись со слабым стоном от тщетных усилий.
Она совсем не удивилась, когда увидела перед собой серьезного и печально-задумчивого молодого человека. Его лицо, бледное настолько, что зимой запросто бы сливалось со снегом, казалось ей отдаленно знакомым. Изучающий взгляд парня был в упор устремлен на нее. Но это было не то равнодушное наблюдение Лорда Волдеморта, не без удовольствия следившего за ее мучениями, не презрительно-злорадная усмешка в темных глазах Снейпа. Но во взгляде Драко виделся только искренний интерес, в то же время прослеживалась какая-то не покидающая его тревожная мысль. К этому приправлена была щепотка жалости, которую Анника воспринимала на свой счет и считала оскорбительной. Она исподлобья уставилась на него, придавая лицу то обычное для нее защищающееся недоброе выражение.
— Малфой, — представился юноша на всякий случай, хотя теперь точно был уверен, что он знал эту девушку ранее. — Драко Малфой. Рад видеть, что вам лучше, мисс..? — добавил он, желая, чтобы она представилась в ответ.
Ничуть не стесняясь присутствия малознакомого человека, Драко присел рядом в большом кресле из черной кожи. Этот массивный и мрачный предмет мебели сделал его еще бледнее, старше своих лет и невероятно уставшим. Глаза его, подобно лакмусовой бумажке, непостижимым образом почему-то вдруг выдали тревогу и страх, которые он постоянно испытывал и хотел скрывать ото всех. А может, это просто были основанные на одних только ощущениях догадки Анники, которая сомневалась уже во всем, что видела вокруг и во что раньше верила.
Девушка в целом в последние дни с трудом соображала и ворочала неповоротливые мысли, чувствуя себя поднятой на ноги после сна, но так и не проснувшейся. Пребывание рядом с Темным Лордом будто и вовсе убило в ней все, что еще было живым. Поэтому спустя затянувшиеся мгновения паузы Анника, заторможенная в своих мыслях, нервно улыбнулась с выражением дежурной вежливости.
— Мисс Анника Харрис, — сказала девушка все еще слабым тихим голосом и не заметила, как подхватила начатую Малфоем беседу. — Кажется, я помню вас со времен учебы в Хогвартсе.
— Так и есть, я тоже вас помню, — забыв о своей тревоге и просветлев лицом, произнес Драко. И так, будто они давно были хорошо знакомы друг с другом.
Нетрудно было заметить, что юноша охотно завязывал с ней разговор, стараясь распутать клубок недоверия к нему, преодолеть скованность и отстраненность своего собеседника. «Ума не приложу, зачем ему это нужно», — мрачно подумала Анника, глядя ему в глаза. Драко смотрелся человеком, который месяцами не видел людей и так соскучался по человеческой речи, что теперь, стремясь наверстать упущенное, набросился на первого же собеседника. Тем более что Анника была слишком слаба от пережитого испытания, чтобы убежать и покинуть его — вынуждена была вести беседу.
— Я в девяносто первом году поступил в школу, а вы, должно быть, на год раньше? — совершенно буднично спросил Драко, но с оттенком снисходительности.
Помнить всех учеников факультета, а тем более тех, с которыми он никогда не общался, он не мог, да и до того ли ему было последнее время. Однако теперь начал припоминать это лицо среди общей толпы учеников Хогвартса.
Этот тон, с которым он имел привычку общаться с людьми более низкого или непонятного ему положения, больно уколол гордость Анники. Но почему-то она терпела это. Не потому ли, что за последнее время так привыкла терпеть то, от чего бы ей хотелось бежать подальше, что сейчас решила: это подавно можно потерпеть. Девушка приняла более удобную позу, прислонившись к спинке дивана. Ослабевшее тело получило опору и позволило ей в кои-то веки расслабиться. Аннике хотелось поддерживать такую ничем не примечательную, даже немного натяную беседу, словно она так же сильно нуждалась в этом.
— А я в восемьдесят девятом, — ответила девушка, слова эти вырвались как-то сами собой.
«Значит, я на два года старше, кто бы мог подумать», — сказала мысленно сама себе Анника. Такое невозможно было предположить, глядя на обеспокоенное и серьезное лицо Малфоя-младшего в пробивающемся из-за неплотно задвинутых портьер свете. Глаза его, тусклые непроницаемые льдинки о чем-то, казалось, спрашивали. Но этот вопрос был очень далек от темы их натянутого, даже неестественного разговора. Сам Драко успел поменяться на ее глазах с самодовольного, снисходительного выражения на бледном лице на напуганное и неуверенное, как будто в одном человеке боролись две сущности и попеременно побеждали друг друга.
Драко внезапно сорвался с кресла, в два широких шага оказался ближе, чем Анника хотела бы видеть почти не знакомого человека. Она пугливо отодвинулась от него подальше на диване, вжавшись в него всем телом.
— Что, вы успели уже познать всю прелесть служения
ему? — шепотом спросил Драко. Так тихо, будто эти слова донес до ее слуха легкий ветер. Но в холодных и грустных глазах Малфоя Анника читала другое: «Не служения, а постоянного страха за свою жизнь, за свой рассудок. Того страха, что делает из человека ходячий труп, убивает в нем все остальные чувства похуже дементора».
Вопрос эхом пульсировал в висках Анники, но она не находила, что ответить на него, так и прошептав в ответ: «Не знаю, что вам сказать».
— Советую спасаться, пока не стало слишком поздно, — еще тише сказал ей Драко.
«Серьезно ли он хочет помочь или, может, издевается надо мной? Какое ему дело до меня?» — подумала Анника, нахмурившись и непонимающе заглядывая в его серые глаза. Но теперь она ничего там не видела — пустота.
И вдруг в сознании девушки молнией мелькнуло далекое и будто запылившееся от времени одно воспоминание о Драко в Хогвартсе. Оно попалось ей, как бывает находишь запрятанный далеко в шкафу зонтик, о котором уже и думать забыл. И оно показалось ей довольно важным, что даже хотела было рассказать о нем самому Драко. Но он отстранился от нее, и лицо его приняло то насмешливое и наглое выражение, за которое его недолюбливали в Хогвартсе.
— Что ж, не буду утомлять вас разговорами, — с усмешкой, которая разрушила до основания едва сложившееся у Анники глубокое впечатление о нем. Драко, по-видимому, собирался уходить. — Оставайтесь у нас столько, сколько нужно, пока не оправитесь.
Покровительственный холодный тон Малфоя-младшего вызвал у Анники неприятную дрожь по телу. Да, разговаривал как полноправный хозяин дома, будто бы в поместье не обосновался Волдеморт, поставив Малфоев в положение нежеланных гостей. «Как же он похож на своего отца: один Малфой омерзительнее другого», — раздраженно отметила про себя девушка, хотя на губах ее появилась сдержанно-вежливая улыбка, по которой едва ли можно было бы понять ход ее мыслей. С другой стороны, снисходительный тон был знаком Аннике: она замечала, как представители ее факультета общались с другими студентами, как будто оказывали великую честь. Но это было всегда недоступно ее пониманию: отец никогда не позволял бы себе такого.
И Драко ушел, напоследок одарив ее легким кивком головы: «Неужели все представителям чистокровных семей присуще эти аристократические замашки?». Короткий разговор, скорее непонятный Аннике обмен любезностями, оставил в ее душе довольно странное впечатление.
***
1995 год. Гостиная Слизерина
В гостиной Змеиного факультета, тускло освещенной болотно-зеленым светом люстр, спускавшихся на толстых цепях, было безлюдно. В подземелье и без того обычно было прохладно, а это холодное свечение словно забирало все то тепло, что давал огромный затопленный камин. Обстановка спален и самой гостиной казалась Аннике ужасно неуютной, особенно по сравнению с теплыми и уютными воспоминаниями и доме, которые она привезла с собой после рождественских каникул. Она сама могла вся продрогнуть до костей, но не остывала в ее сердце любовь к родному Вороньему Оврагу и отцу, который (она знала точно) скучал по ней и ждал ее возвращения. Хоть как-то согреться помогали те заклинания, которым учили первокурсников в первый их день пребывания в Хогвартсе.
Девушка сидела в кожаном кресле, неуютно блестевшем таким же холодным светом, какой был в комнате. Она забралась на него с ногами, закутавшись в темный клетчатый плед чуть ли не с головой, но ничто не помогало ей согреться. Грустная, еле заметная улыбка трогала ее губы при мыслях об отце, об их уютном убежище в зеленом саду, а лицо Анники делалось нежным и задумчивым. Особенно тоскливо ей было вечерами, которые тянулись бесконечно долго, пока не наступал наконец отбой. Девушке никогда не хотелось сплетничать с однокурсницами, вести глупые и бессмысленные разговоры и парнях и нарядах. А те, в свою очередь, наверняка считали ее высокомерной. «Ну и пусть думают обо мне что хотят», — каждый раз заключала про себя Анника и утыкалась носом в книжку.
В руках она держала несколько писем, которые поочередно подносила ближе и прочитывала, затем откладывала в сторону и тяжело задумывалась о чем-то. Это были письма, что она написала отцу за сегодня, потому что никак не могла добиться правильного варианта, но в результате не решилась отправить ни одно из них.
Дорогой папа,
Мне не хочется расстраивать тебя своими проблемами, но у меня никого нет в этом мире, с кем можно было бы поделиться. Никто не захочет выслушать меня, кроме тебя, ни одна живая душа не обратит внимание на то, как мне здесь одиноко, как хочется домой, к тебе.
Вроде бы я проучилась здесь много лет, и Хогвартс должен был стать моим домом, но нет. Ничто не связывает меня с этим огромным, неуютным и чужим замком. Школа и сама очень изменилась. В ней нет той непередаваемой ауры волшебства, которую и ты, и я, и все полюбили в детстве — этот замок стал чужим. Особенно когда я возвращаюсь после каникул, мне только сильнее хочется домой.
Знаешь, папа, я даже иногда рада, что это мой последний год в Хогвартсе. Я не обрела в нем дружбы, зато выйду из него, надеюсь, сильной волшебницей. В остальном у меня все хорошо. Прости, что беспокою своими глупостями.
Как твои дела? Не скучаешь в Министерстве? Как продвигается твоя книга?
С любовью,
Твоя Анника
Девушка перечитала снова письмо и нежелание отправлять его в ней только усилилось. Ей не хотелось, чтобы отец переживал за нее и расстроился, почитав, что ей здесь плохо и одиноко. Зачем тревожить его по таким пустякам? И Анника встала с кресла, не снимая пледа, подошла поближе к камину и бросила в огонь все листы.
Пламя радостно зашипело и разгорелось ярче прежнего, тут же обхватив письма. И аккуратно выведенные чернилами буквы скукоживались и пожирались огнем.
Девушка, может, в глубине души надеялась, что, когда эти письма будут уничтожение, уйдет и ее грусть. Но это тоскливое ощущение, которые сжимало ее сердце по вечерам, никуда не желало уходить. Единственный был выход — идти спать, а завтра в круговороте учебы, множества дел и новых книг опять отвлечься от подобных мыслей. И нет, ложью Анника не считала то, что умалчивала о своих проблемах и грусти. Пусть лучше отец не знает обо всем этом и не расстраивается.
Когда она уже собиралась идти в спальню, послышался звук отъезжающей картины, что была входом в их гостиную. Девушка поспешила в комнату, чтобы не столкнуться с другим студентом, который, как и она, полуночничал, и избавить себя от необходимости разговаривать с ним. Но кто-то быстрыми шагами уже спустился в общую гостиную, Анника поддалась любопытству и обернулась.
К ней, вернее, в ее сторону почти бежал светловолосый парень, бледный как тень, тот самый представитель чистокровной фамилии. «Что здесь забыл… Малфой… или Гойл — они все одинаковы — в такое время? Хотя это, пожалуй, не мое дело», — подумала Анника и с недоумением оглядела его.
Он как будто бежал сюда от самого Холла, тяжело дышал, стеклянные бесцветные глаза смотрели вроде бы на нее, но явно ничего не видели. Чем он мог быть так обеспокоен? Нет, он был не зол, не высокомерен, как это чаще всего было, но выглядел так, будто держится из последних сил, чтобы не расплакаться.
Парень в раздражении сорвал с себя галстук, как будто тот душил его, и двинулся так же почти бегом в свою спальню. Но язык Анники, вопреки желанию своей хозяйки выдал каким-то слишком высоким, не свойственным ей голосом:
— Что-то случилось? — это был первый раз за все время обучения, когда она вообще с ним заговорила.
Малфой от этих слов остановился, но расстроенное выражение на его лице сменилось разъяренной гримасой, от которой Аннике сделалось дурно — она вжалась спиной в стену, словно желая слиться с ней и стать невидимой.
— Прошу, оставь меня в покое! — рявкнул он и рванул на себя дверь своей спальни, не заботясь о том, что он мог перебудить остальных. И ушел. Анника лишь пожала плечами на это и вполне в духе своего факультета совершенно спокойно отправилась спать.
***
Анника попыталась подняться с дивана в комнате Малфой-мэнора, чувствуя, что силы постепенно возвращаются к ней. Воспоминание о том вечере в Хогвартсе было для нее отнюдь не приятным, пусть и связано было с той прошлой жизнью, ведь в нем был ее отец.
«Он возненавидит меня и никогда не простит мое предательство. Селвин был прав, наверное. Тысячу раз прав. Если мне суждено, чтобы эта тьма была моей стороной и уничтожила меня — пусть так», — подумала Анника, и эта мысль приподняла ее в собственных глазах, чуть ли ни отмыла от той грязи, что она чувствовала на своей наполовину умершей уже душе.
Душа ее была опалена тем страхом и болью, что она испытала в этом поместье, стыдом от вынужденного предательства, этой уродливой Меткой на ее предплечье и главное — непониманием того, что ее ждет дальше. «Куда теперь мне идти? Домой? Как могу я показаться теперь на глаза папе? Он ведь отречется от меня после всего этого. Или к дяде, как будто он теперь будет моей семьей?» — с дрожью ужаса подумала Анника и так и осталась стоять посреди полутемной гостиной Малфой-мэнора. В совершенном раздрае мыслей и чувств.
