Обречённые

Логинов не понимал, злился он или переживал. Всю дорогу до гостиницы он только и думал о Насте и о том, что увидел в самолете. Сблизившись с ней, Саша знал всю историю, связывающую Ивушкину и Фуркада. По крайней мере, он был посвящен в детали, о которых многие и не догадывались. Он знал, видел, как ей было тяжело. При этом, кроме проблем в личной жизни, у Насти совсем не ладилось в психологическом плане. Дисквалификация едва не сломала ее, она бросила тренировки на несколько месяцев, почти не выходила из дома. Тогда Логинов сам, добровольно, без какой-либо тренерской просьбы стал звать ее бегать на стадион, ходить в тир, все больше узнавая. Ивушкина в тот первый год отстранения боялась буквально всего: избегала журналистов, никуда не ходила, не отвечала на звонки. И какого-то черта Саша продолжал пытаться привести ее в чувства и объяснить, что жизнь еще не кончена. Возможно, именно забота о ней не дала ему самому отчаяться и бросить все. Потому что хотелось сражаться и дальше за право называться одним из сильнейших спортсменов мира. И они вернулись. Вместе с Настей, стараясь не оборачиваться на прошлое. Ивушкина боялась этого возвращения, потому что пришлось заново начинать все. В том числе и отношения с другими биатлонистами, хотя не все были готовы поддерживать общение. Того же Йоханнеса она некоторое время обходила стороной только потому, что он не очень-то радостно воспринял продолжение стартов Логинова. Сейчас все стало гораздо спокойнее. Несколько пройденных этапов показали, что большинству спортсменов пришлось просто со всем смириться, кто-то даже выказывал поддержку. Среди тех же французов были те, кто очень по-дружески подбадривал россиян. Это, безусловно, служило хорошим знаком. И Саша вроде бы радовался, но, откровенно говоря, так было очень редко. Куда чаще приходилось видеть кислые мины на лицах соперников. — Эй, чего задумался? — пихнул его локтем в бок Гараничев, надеясь получить хоть какую-нибудь ответную реакцию от смотрящего уже минут десять в одну точку друга. — Ничего, просто… — Просто что? — Устал, — не придумал ничего лучше Саша, опускаясь на кровать в их номере. — Просто устал. — Спать надо было в самолете, а не играть с Матвеем. — Я, вроде как, еще в автобусе выспался. Женя хмыкнул, что-то изучая в телефоне. Он, например, чувствовал себя отлично. Переписка с женой подняла ему настроение, как и день без тренировок. Все же хотелось хоть немного отдохнуть от трассы и огневых рубежей. Только ненадолго, чтобы не успеть отвыкнуть от ощущения оружия в руках. Пока же он читал ленту новостей о том, что происходило в мире. Собственно, ничего особо необычного. В спортивных новостях до сих пор оставалась информация о вчерашней победе биатлонистов. В общем, все то, о чем Гараничев уже знал. Войдя в социальную сеть, чтобы посмотреть фотографии ребят, Женя без особого интереса пролистал ленту, пока не остановился на одном очень занимательном снимке. На пару секунд он замер, пытаясь понять, не мерещится ли ему, а после рассмеялся, заставляя Логинова удивленно приподнять брови. — Что там у тебя? Но Гараничев продолжал смеяться, глядя в телефон. Он не обращал внимания даже на то, что Саша заинтересованно поднялся с места, пытаясь хоть что-нибудь увидеть. — Эй, ну покажи. Гараничев нарочно заблокировал телефон, чтобы Логинов ничего не успел рассмотреть, пока он сам не успокоится и не сможет хоть как-нибудь прокомментировать. Да, такого уж точно никто не ожидал. Потому Жене и было весело. — Знаешь, Сань, эти французы все-таки такие двуличные. Саша тихо хмыкнул. *** — Ты что сделал?! Мартен, как говорили психологии, проходил вторую стадию реакции. Шок он уже успел пережить, когда Фийон Майе сам показал ему фотографию, которую загрузил в сеть. Гнев, то есть нынешнее состояние, появился, когда Фуркад понял, кто был на ней запечатлен. Он не знал, что ему хотелось сделать больше: выбросить телефон в окно, заорать или выпнуть Кантена из комнаты. Пожалуй, все три варианта могли бы воплотиться в реальность, если бы Симон так вовремя не вошел в номер. Едва лишь взглянув на брата, он догадался, что что-то случилось. — Парни, мне с Мартеном надо поговорить. Можете выйти? Дестье и Фийон Майе с радостью согласились, почувствовав неладное от пышущего праведным гневом Фуркада-младшего. Он сурово нахмурил брови, поджал губы, чтобы не ляпнуть ничего лишнего в этот момент. Потому что знал, что мог. — Что уже успело произойти? — со вздохом поинтересовался Симон, садясь на одну из кроватей. Что-то последнее время он стал слишком часто служить слушателем у своего брата, забывая о куда более важных делах. Все же семейные обязательства были дороже, чем что-либо иное. Мартен расхаживал по комнате, сцепив руки за спиной и бубня себе под нос. Нет, это же каким идиотом надо быть, чтобы, не спрося разрешение, выкладывать подобные фотографии на всеобщее обозрение. Как будто Кантен не знал о сложностях, возникающих всякий раз, как только что-то касалось личной жизни. — Эй, хватит маячить. Скажи, что случилось. Мартен молча протянул Симону включенный телефон. Пару секунд биатлонист разглядывал изображение на экране, а потом фыркнул до неприличия громко. — И это все? — уточнил он, возвращая средство связи брату. — А этого мало? — вскипел Мартен, в очередной раз поражаясь тому, как легко воспринимал все Симон. — Эта фотография мне может все испортить! — Подумаешь, ну сфотографировал Кантен, как ты спал в самолете с Ивушкиной в обнимку, с кем не бывает? — Фуркаду было откровенно говоря смешно. Брат все-таки в некоторых вопросах был настоящим ребенком, у которого уже подрастали две дочери. — «Подумаешь»? Серьезно? — Это не повод для паники, Мартен, — сухо оборвал Симон. — К тому же, можно попросить все удалить. — Я уверен, Фийон Майе уже сам догадался, что нужно убрать эту фотографию, — кивнул Фуркад-младший. — Как думаешь, много людей уже увидело? — А какая тебе разница? Просто делай вид, что ничего и не было. Не было ведь? — уточнил он. — Нет. — Ну и все, переставай нервничать. Мартен тяжело вздохнул, пнув стоящий рядом с кроватью рюкзак. Легко было сказать не нервничать, когда казалось, что все эмоции только на это и затрачивались. Может поэтому он и вспылил, устав от вечных попыток сдержать все глубоко в себе. Если подумать, то ничего страшного и правда не случилось. В сокоманднике Фуркад не видел проблемы: тот наверняка уже удалил снимок, поняв, что сделал что-то не так. На странице самого Мартена чуть ли не половина фотографий была с Элен. Они договорились, что не будут пока акцентировать внимание на расставании, потому общие снимки были регулярно, сопровождаемые разными глуповато-милыми подписями. Бывшая в этом плане оказалась чуть ли не самым понимающим человеком на свете. В конце концов, у них давно не клеилось. Если бы не рождение Инес, может быть разрыв произошел бы куда болезненнее. Они оба понимали, что отношения катились в пропасть. Потому что Элен была не глупа, она догадывалась о посторонних связях мужа и понимала, что уже не удержит его. А Мартен предпочел, что было необычно для него, пустить все на самотек. Ну и вот, во что все вылилось. Теперь он переживал из-за простой фотографии! Конечно, это было не совсем так. Просто ему казалось глупостью светиться вместе с Настей. Чего тогда стоили все заявления о непринятии спортсменов с пройденной дисквалификацией до тех пор, пока не последует извинений? Это была одна сторона медали. Другая же — ему неловко было испытывать какие-либо чувства к этой русской спортсменке. Потому что себя было не обмануть. Они остались, но тщательно скрывались под тенью равнодушия и презрения. — Это странно, — протянул наконец Мартен, плюхнувшись на кровать и закрывая лицо ладонями. — Что именно? — Я успокоился. Буквально за минуту успокоился, думая о ней, — он зарылся пальцами в волосы, чуть потянув, чтобы прийти в себя. — Что между вами все-таки было? — поинтересовался Симон, подойдя ближе. — Подробно, без утайки. Расскажешь? — Потом. Не могу сейчас, — Фуркад отрицательно качнул головой. — Все-таки идиотская фотография, столько проблем вызвала уже сейчас. — Надуманных проблем, — поспешил поправить Симон. — Хочется верить. Мартен искренне не понимал, как вообще ввязался во всю эту авантюру с отношениями. Тогда Шипулин еще активно стремился бороться за первые места, Настя только-только попадала в состав взрослой сборной. Они с Фуркадом не пересекались даже на тренировках, но регулярно сталкивались в коридорах гостиниц, когда Ивушкина бродила с одного этажа на другой в свободное время, слушая музыку и что-то напевая себе под нос. Француз даже был не в курсе, говорила ли она хоть на каком-нибудь языке кроме русского или следовала типичной практике соотечественников — общалась через переводчика. Это ему довелось узнать лишь через месяц, при просмотре пресс-конференции. На удивление, английский у Насти был довольно хорош. В отличие все от того же Антона. Но Мартен и не зацикливался особо. Просто стал чаще замечать Ивушкину. Везде. Во время обеда, при обкатке, в свободное время. Она всегда была серьёзной, может порой немного неловкой, но постоянно пыталась выкладываться на все сто процентов. Как спортсмен, Фуркад в той или иной степени был приятно удивлен. Может вот оно — новое поколение, которое сумеет сменить лидеров. Так думал он, пока Настя стабильно попадала в шестерку лучших. Без золота, правда, но это уже был хороший результат. Потом начались серьезные этапы, где нужно было показывать лучшие результаты, чтобы попасть в состав на чемпионат мира. Тут и возникли проблемы. Настя стала стабильно мазать по несколько раз за гонку, лишая себе даже попадания в двадцатку. Мартен, наблюдая со стороны, не мог понять причину этого. Иногда он задерживался на тренировках, наматывая пару дополнительных кругов или усиленно занимаясь стрельбой. Было в этом что-то фанатичное, но для Фуркада подобное времяпрепровождение всегда являлось обычной практикой. Он сам анализировал свой ход и скорость, подъезжая в один из таких дней к огневому рубежу и, к удивлению, видя несколько створов с закрытыми мишенями. Лишь спустя несколько минут он осознал, что гонял по стадиону не один, когда услышал за спиной скрип снега под лыжами. «Ивушкина, черт возьми?» — удивился тогда Мартен, а она словно и не обратила внимания на его присутствие, тренируя стойку. Выходило с переменным успехом. И Фуркад наблюдал за ней краем глаза, также оставаясь на стрельбище, хотя по собственной программе дополнительных тренировок должен был уже давно бежать очередной километр. «Все проблемы в голове», — наконец не выдержал он, подкатываясь к мажущей в третий из пяти раз Насте. — Все проблемы в голове, — вздохнул Мартен, поднимаясь с места и серьезно взглянув на брата. — И почему нам не поставили сегодня тренировки? — Потому что не все такие трудоголики, как ты, — фыркнул Симон. *** — Свет, Настю не видела? — Логинов заглянул в комнату к девушкам. Уже минут пятнадцать он занимался тем, что бродил по гостинице в поисках Ивушкиной. Ее нигде не было, словно она специально пряталась от всех. По-другому Саша никак не мог объяснить ее пропажу. — Нет, она ушла полчаса назад, а куда — не сказала. — Блин, ладно, спасибо, — спортсмен разочарованно закрыл за собой дверь, уже и не зная толком, где искать. Он не мог оставить без внимания произошедшее. Если сначала Саше казалось, что ничего страшного не случилось, то, увидев фотографию, он стал понимать масштаб возможных последствий. И их ему нужно было предотвратить. Человек начинал что-то предпринимать только в двух случаях: когда мог что-то приобрести и когда мог что-то потерять. Проблем ни себе, ни Ивушкиной он не хотел, точно так же, как и в очередной раз видеть короткие взгляды Фуркада в сторону подруги. Нет уж, хватит с того и прошлых отношений. Логинов, конечно, не мог решать за Настю, но думал, что так будет лучше. Для него, для нее самой. А на Мартена наплевать, потому что тот сам был во всем виноват. Настя же в это время вовсе ни от кого не скрывалась, даже не пряталась, а просто решила побыть на свежем воздухе. В номере ей было душно и неуютно. Ее душила атмосфера собственной замкнутости и отчужденности. А на улице мысли как-то сами собой выветривались из головы. И Ивушкиной оставалось только бессмысленно смотреть в морозное голубое небо, чистое, как будто был июль, а не зима. Но было тихо, а значит и спокойно. До тех пор, пока ее не потревожил голос за спиной. — Вот ты где, — тихо выдохнул Логинов, подходя по хрустящему снегу ближе. — Я тебя уже где только не искал. — Зачем? — Настя спокойно улыбнулась, не поворачивая головы, лишь прикрывая глаза и подставляя лицо солнечным лучам, хоть они совсем и не грели. — Поговорить хотел, — Саша хмыкнул, стягивая с себя шарф и наматывая его на голую шею Насти. — Замерзнешь же. — Спасибо, — она кивнула в ответ, зарываясь носом в шерстяную ткань, чтобы вдохнуть поглубже теплый пряный запах, который всегда окутывал ее в присутствии Саши. — Что-то случилось? — Ну, — Саша замер, глядя на спокойствие, плещущееся в глазах подруги, и ему совсем расхотелось начинать болезненный для нее диалог. — Да нет, просто хотел узнать, как ты? Выспалась? Ивушкина на мгновение нахмурилась, а Логинов прикусил язык, понимая, что все же ляпнул лишнее, но Настя легко пожала плечами и утвердитедьно качнула головой. — Вырубилась до взлета, а проснулась уже после приземления. Совсем ничего не помню, но отдохнула хорошо. — Ну и отлично. Есть хочешь? — Хочу. — Пойдем, попросим в столовой чего-нибудь, а то до обеда еще куча времени. Настя опять улыбнулась, но получилось немного вымученно. Она надеялась, что Саша ничего не заметил. Потому что она ему все же соврала. Настя прекрасно помнила тепло, исходившее от Мартена, когда они спали рядом, помнила ощущение его щетины на коже, когда на несколько мгновений проснулась в самолете и повернула голову, чтобы понять, что происходило вокруг. Но отчетливее всего было в тот самый момент ощущение того, что два прошедших года были простым сном на грани кошмара, потому что Мартен был рядом. Как и раньше.