Лучше бы я была одинока

Этот вечер мы провели в спокойствии и тишине. Этот тёплый кофе рядом с ним… Жёлтый свет лампочки кухни, молочный шоколад с орехами и редкие, такие странные и непонятные взгляды друг на друга… Кажется, это то что мне было нужно. Я сидела напротив него и мысли улетали так далеко. Рядом с этим человеком я не хотела думать, хотела молчать и пить кофе, иногда поглядывая на руки, которые недавно касались тебя, а теперь, после того, что он сказал, стали ещё более красивыми и какими-то запретными. Чон сидел по-разному, то пристально смотря в мои глаза взглядом, который известен мне так давно, что я без труда узнаю его из тысячи, но в то же время настолько чужой, что я не чувствую ничего кроме чувства тревоги и страха, то зацикливаясь на чём-то вроде микроволновки, в такие моменты он задумывался, видимо. Мы почти не разговаривали. Говорить не хотелось, да и не о чем было, но поверьте на слово, в тот момент говорить я бы просто не смогла. Спустя какое-то время он сказал, что ему пора, я понимающе кивнула и проводила его до двери. Он обулся и остановился, зацикливая на мне взгляд. Я смутилась. Чонгук простоял так, наверное, около минуты, а потом поцеловал меня в щеку и ушёл ничего не сказав. Сказать честно, моя жизнь никогда не была наполнена счастьем или любовью. Мне приходилось быть ответственным и самостоятельным ребёнком во всём. Даже любовь и нужность я придумывала себе сама, точнее, создавала иллюзию любви и нужности. В детстве, когда мама бросала меня, уезжала и забывала, оставляя то у бабушки, то у тёти, я часто фантазировала, что если сейчас я никому не нужна, если сейчас никто меня не любит, то, быть может, когда я вырасту, у меня появятся друзья и я стану любима? Увы, мечты не воплотились в реальность. Взрослеть оказалось так больно, но я смогла смириться с этим, как и все, вот только с одиночеством не получилось. Все эти книги, зелёный чай и бесконечные фильмы- лишь замена общению, отвлечение от общества. Сколько бы я не говорила, что то, как я живу — прекрасно и мне больше ничего не нужно, это никогда не сможет выкинуть из моей жизни те сны, когда меня обнимают, любят, когда люди смотрят и улыбаются, рассказывая какую-то не важную историю. Я никогда не могла признать, что мне больно, потому что от признания ещё больнее, но этот переезд поменял всё. На самом деле, одиночество не исчезло, просто одна иллюзия заменила другую довольно благополучно. Вот только сейчас, я поняла одну такую простую истину, которую принять оказалось очень больно и сложно. Ничего не уничтожит пустоту моей души. Никто не уничтожит чувство одиночества. Люди сами по своей натуре одиноки. Человек рождается одиноким и умирает одиноким. Если чувство одиночества не убить, а можно лишь затупить его, то какой смысл? Какой смысл пытаться найти какого-то человека, пытаться стать нужным? Я так долго могу рассуждать, находя всё больше вопросов, на которые нет ответов, но, пожалуй, лучше я скажу вывод из всех размышлений длиною в жизнь. Я хочу жить. Хочу ошибаться, хочу плакать и смеяться, хочу видеть, как раны появляются и как заживают, хочу любить. Я знаю, что эта любовь убьёт меня, знаю, что уйду во мрак, но ведь я никогда и не была в свету. Я никогда не выходила на солнце, а лишь оставалась в тени, но теперь я уйду в ночь и пусть звёзды напоминают мне о свете, которого я больше не хочу пытаться достичь. Любить чудовище, наверное, слишком больно, но ещё больнее обманывать своё сердце, заставляя его поверить в ложь. С мыслями о морали, правилах, чувствах и привязанности я завалилась спать. Сны мне снились тревожные и печальные. На утро я как обычно заварила кофе и выпила его, смотря в окно и рассуждаю на тему, что птицам всё-таки намного легче, ведь они могут улететь от проблем. Хотя, вероятно, вряд ли они вообще думают о проблемах. Как я оказалась в школе я и сама не поняла. Всё было словно в тумане, голова кружилась, а ходить было сложно, всё-таки постоянный недосып и недоедание даёт о себе знать. На пути встречалось много людей, я спешила занять какую-нибудь парту и поспать, так как ночью этого сделать, как всегда не удалось. Начался урок, а я уже лежала на парте, пытаясь провалиться в царство Морфея. Учитель видел, что я почти сплю, но, кажется, им всем настолько жаль меня, что они даже будить меня не стали. Поспать удалось минут 10 от силы, а дальше я просто лежала, смотря на часы, которые тикали так медленно. Какого было Чонгуку? Чимин и Тэ сказали, что он сидел и смотрел на часы, ожидая, что они вернуться, но это так мучительно. Насколько сильно он был убит? После урока я вышла из класса и шла к нужному кабинету. Ноги шатались, а глаза закрывались, я постоянно в своих мыслях… Голову не поднимаю, не хочу видеть лица людей, поэтому не удивительно, что я столкнулась с человеком впереди. Я смотрела в пол, промямлила что-то вроде простите, но человек не уходил. Я подняла голову и увидела Чона. Немного испугавшись, я отвела взгляд от его глаз. Он заправил прядь моих волос за ухо. Взглянув в глаза этого человека снова, я поняла, что хочу сказать ему всё, что думаю, что думала, пока ревела ночью от всего ужаса осознания безысходности. Простояв так ещё пару секунд, я сказала: «Давай, встретимся сегодня на крыше?». Глаза, полные холода, не отводили взгляд. Он ничего не сказал, лишь кивнул в знак одобрения, обошёл меня и ушёл. В конце дня я пошла на крышу, парень уже был там. Чон стоял ко мне спиной, но услышав шаги повернул голову в мою сторону. Я подошла к нему и встала рядом. — Помнишь, ты звал меня с собой во мрак? — начала я. Мой голос был полон безразличия. Честно, у меня не было сил на волнения или переживания. — Да. Ты подумала? — Да, — последовало минутное молчание, — Я согласна, -он молчал, ничего не говорил. — Ты уверена? — Да. — Почему? — Я хочу быть с тобой. — Я не изменюсь, Юра, — он встал напротив меня. Я повернула голову и встала так же. — Я знаю. — Взгляни на себя. То, какая ты сейчас, то, как ты себя чувствуешь, то, что происходит в твоей жизни и насколько часто ты плачешь — зависит от меня. Я могу строить твою жизнь, могу рушить её. Ты хочешь быть с человеком, из-за которого ты не стоишь на ногах? — я молчала, смотрела в глаза его холодные и всё-такие же безразличные. Его слова причиняют боль. — Зачем ты делаешь это, Чонгук? Зачем говоришь мне это сейчас и говорил мне те слова тогда? — За-хо-те-лось. Знаешь, мне было интересно смотреть за твоей жизнью. Это как натягивать струну, наблюдать, сколько она выдержит. Так интересно и интригующе, вот только, когда струна рвётся, с ней больше не интересно, — слёзы катились по моим щекам, а я всё продолжала говорить дрожащим голосом — Ты врёшь. Тебе было в удовольствие убить меня, но ты говорил мне те слова вчера, когда уже давно играл со мной. Ты приехал. Зачем тогда ты приехал? — Потому что никто не смеет прикасаться к моему. — Так просто, — последовала пауза. Я не могла стоять и держалась из последних сил, — Тогда, давай закончим эту игру. Струна. Ты сказал, что с ней неинтересно играть, когда она порвалась, а что делают с испорченными игрушками? Выкидывают. Тогда, хватит играть со мной… Я хочу, чтобы ты убил меня, — от слов я ещё больше заревела, руки дрожали, он стоял неподвижно, лишь стискивал зубы. Я перестала смотреть на него. — Почему ты не можешь просто жить дальше? — Разве мёртвые могут жить? Ты сам убил меня, так давай же, прекрати мои мучения, — он стоял неподвижно, я видела, как сжимаются его кулаки, — я всегда мечтала лететь, всегда хотела стать птицей, теперь я улечу вслед за Синхе, — я говорила серьёзно. Мне не хотелось больше продолжать, не хотелось пытаться или бороться. Я была окончательно убита и не могла продолжать. Возможно, это было последней каплей. Моё израненное сердце от мучений, страданий, насилия билось из последних сил. Когда я снова позволила себе открыться, когда согласна была навсегда обречь себя на тьму, то в моё сердце воткнули нож снова. Это был последний удар, незажившие раны начали истекать кровью снова. Человек, сердце которого уже не бьётся, не живёт, он существует, но уж точно не живёт.