Всё равно не сдамся тебе

— Тебе это просто так с рук не сойдёт! — кричал СССР, сидя в гробу со связанными руками. Он пытался вырваться, но ничего не выходило. — Уже сошло, — Рейх улыбнулся коммунисту. — Ну извини, у тебя был выбор и получше. — Я уже сказал, что я не приму фашизм! — Ну-ты… — немец сощурился. — Не кричи, я и так прекрасно тебя слышу. Не примешь, так не примешь, твоё дело. Eintauchen*(1)! Два солдата принялись усмирять СССР, чтобы закрыть крышку гроба, после чего опустить его в заранее вырытую яму. Рейх не стал дальше наблюдать за происходящим. Ловить здесь больше нечего. Он повернулся и сразу же столкнулся взглядом с ЯИ. Японец сначала удивлённо посмотрел на Рейха, а потом с ещё более удивлённым взглядом посмотрел ему за спину. — Какого чёрта он там делает? — спросил ЯИ и указал на упирающегося СССР. — Да так… Просто кое-кто предпочёл смерть, нежели фашизм, — Рейх развёл руками. — Я иду к детям СССР. Можешь проследить за процессом погребения? Пусть раскопают через два часа, хорошо? ЯИ кивнул и подбежал к солдатам, чтобы помочь им закрыть крышку гроба. Рейх чуть улыбнулся и направился в штаб. Давненько он не заходил к детям, а если точнее, то никогда. Спустя десять минут двое немецких солдат и ЯИ всё же справились с Союзом и смогли забить в крышку гвозди, правда это было сложновато. Рейх не дурак, гроб выбрал очень качественный — земля не пробьётся, сам проверял. На самом деле, после инцидента с ножом, Третий всегда и всё заранее проверяет. Мда… Сделал торговец из немца параноика. Хотя, гроб всё равно нужно было проверить, иначе могла произойти совсем нежелательная смерть. Гроб осторожно спустили вниз на верёвках и солдаты принялись засыпать гроб землёй лопатами. *** POV СССР На гроб свалился первый комок грязи и я дёрнулся. Он что, серьёзно? Я ожидал от него любых пыток, но, чтобы похоронить — это уже ни в какие ворота. Когда меня откопают, я его лично в землю закопаю. Если, конечно, выберусь отсюда живым… Второй стук, третий стук, четвёртый… Я не знаю сколько минут или часов прошло, я потерял счёт времени, но как я понял, первый слой уже есть, так как стука я больше не слышал. Было ужасно темно. Я даже собственных рук не видел. Гроб, между прочим, был довольно просторным. Не скажу, что меня это радует, потому что, какая разница просторный он или нет, если это ГРОБ! Если ты лежишь в гробу, то никакой радости по умолчанию испытывать не можешь, даже если он просторный. Так ещё и холодно. Ещё бы! Зима только, а он хоронить меня взялся, живого. Земля мокрая, тяжёлая. Гроб выглядел прочным и надеюсь, что он на самом деле таким является, иначе будет не очень хорошо. Хотя, это, наверное, не совсем те слова, которые могут охарактеризовать смерть от земли в лёгких. Было немного волнительно, но спустя ещё какое-то время мне стало абсолютно всё равно на то, что я лежу в гробу. Клаустрофобией я никогда не страдал и сейчас меня это особо не трогало. Правда, первое время. А потом начался ад. Мне показалось, что меня мучает удушье. Оно так неожиданно накатило на меня, что я даже не понял, что произошло. Я пытался успокоить себя, но я понимал, что определённо ощущал удушье. Потом вроде отошло, но от этого я не стал спокойнее. Спустя ещё какое-то время я опять стал испытывать это чувство. Я старался не переживать и дышать размеренно, а не часто — кислород мне ещё нужен. Я пролежал ещё много времени, борясь с желанием одним вдохом забрать весь кислород, что находится вокруг меня. Немного болела голова. Никаких звуков. Так ещё и сон подступал. Чтобы не уснуть, я вскрикивал, но мой голос глушился. Ощущение удушья уже нельзя было игнорировать. Я иногда даже не замечал, что закрывал глаза, так как никакой разницы между закрытыми глазами и открытыми — и так и так ничего не видно*(2). Я ещё ужасно потел, то ли от того, что сильно волновался, то ли от отсутствия кислорода, а может и от того и другого. Ощущалось давление. Я надеялся, что это предел того, что я мог чувствовать в этом проклятущем гробу, но, как оказалось, я ошибался. Далее произошла весьма странная вещь — волосы у меня на затылке зашевелились и я отчётливо услышал чей-то голос. Сначала не понял, подумал, что показалось, ну или кто-то наверху очень громко говорит. Потом я услышал голос ещё раз. Он говорил о чём-то сбивчиво, неразборчиво и я от неожиданности решил метнуться в сторону, но всё что я смог сделать — это врезаться лбом в стенку гроба. Голос был очень знакомым, но я не мог вспомнить, чей он. А потом произошёл щелчок. Отец… Его голос… И нет, не тот Отец, которого убили немцы, а… мой отец… Давно я не слышал этого голоса. Я стал сходить с ума. Но плюс от этих галлюцинаций был в том, что удушье я перестал замечать. Я уже хотел вернуться обратно к удушью, лишь бы перестать слышать его, этот голос. Я прикрыл уши руками, но, конечно же, это не поможет, ведь голос у меня внутри головы. Сколько же я здесь, что начинаю кукушкой ехать? Дальше я стал вываливаться из реальности, пока не потерял сознание окончательно. POV СССР закончен *** — Украина, успокойся. Сегодня вечером я схожу на разведку. Я же говорю, что Беларусь сумеет стащить, что-нибудь, — отмахивался Россия, пока Украина вовсю ругала непутёвого братца. Обладательница длинных волос цвета пшеницы всё же замолкла и укуталась в куртку Германии сильнее. Под мужской курткой она была будто в коротеньком платьице. Помнится, она часто стаскивала куртку брата и выходила так гулять в особо прохладные осенние деньки. Теплее в камере так и не стало и, судя по всему, не станет. Неизвестно какая температура здесь будет летом. Куртки, конечно, спасали, но не ночью, когда ты не двигаешься, по крайней мере стараешься, и спать очень неприятно: замерзают нос, ноги и все остальные конечности. Казахстан даже заболеть успел. Германия втихаря таскал разные препараты от кашля и насморка. Один раз Рейх даже выговаривался по этому поводу, мол, куда деваются все таблетки? Германия тогда просто рассеяно отвёл взгляд и, как бы нечаянно, спрятал своё лицо за книжкой. Ручка железной двери подёргалась и потом сама дверь открылась. На пороге появился Германия. У детей уже успела образоваться тактика, если так можно выразиться — если ручка опускается до конца, то дверь открыта, а если нет, то закрыта. Камеру то закрывали, то забывали закрыть, и дети могли выходить в коридор, чтобы стащить какую-нибудь булку с кухни. Делалось всё так: Россия ходил на разведку и если всё чисто, то гнал Беларусь в вентиляцию. Она же мелкая — пролезет. Через вентиляцию можно пролезть на кухню. Сначала возникла проблема с тем, что там много ходов, но Беларусь смогла найти ход к кухне с помощью запаха. Там она тихо откручивала болтики вентиляции отвёрткой, которую предоставил Германия. Потом дожидалась, когда кухарка уходила в столовую для того, чтобы раздать порции на последние столы — времени из-за этого действия было больше — так же тихо вылезала, брала из общего контейнера, сколько может, булок и тихо лезла обратно, так же закручивая болтики на место. Сначала возникла проблема с тем, что в вентиляции было полно дохлых мух и Беларусь их боялась. Тогда психанула Украина. Она лично расчистила начальную дорогу, дальше в вентиляции мух не было. Девочка в тот раз чуть не застряла, но всё обошлось. Ещё много чего зависело от времени. Кухарка действовала точно по расписанию. Германия притащил детям часы и Беларуси не составило труда посидеть пару часиков в вентиляции возле кухни, и расчитать точное время ухода кухарки. — Привет, ребята, — Германия зашёл и закрыл дверь ключом, заранее стащенным у отца. Это делалось для того, чтобы никто не зашёл проверять, закрыта ли дверь или с целью проведать детей. — Как вы? — А ты как думаешь? — грубовато ответил Россия и скрестил руки на груди, но не из-за того, что обиделся, а из-за того, что холодно. Куртки раздавались исключительно девочкам, как и все самые лучшие кусочки. Беларуси это не нравилось и она часто делилась с кем-то из мальчишек и когда те отказывались, просьбы оборачивались настойчивыми приказами. В общем, отказываться не имело смысла, всё равно заставит. Вот только сейчас вторая куртка была у Казахстана по причине болезни. — Казахстан, как здоровье? — Германия сел рядом с Беларусью и стал растирать её тело. Он старался согреть маленькое тело: мял живот, гладил спину и узенькие ножки. — Уже легче. Но способ отца лучше… — Казахстан вспомнил былые времена и заметно погрустнел. — В каком смысле? — не отрываясь от своего занятия спросил Германия. — Горячий чай с мёдом, — с улыбкой на губах пояснила Беларусь. — И что-нибудь сладкое. Шоколадка там… — Ой! Точно! Я же вам шоколадку принёс, — Германия достал из кармана плитку шоколада среднего размера. — Извини, что перебил. — Да ничего, — Беларусь придвинулась поближе к России. — Россия, будешь шоколад? — Нет, — Россия облокотился спиной о холодную бетонную стену. — Ешьте. — Я тоже не буду, — подал голос Армения и лёг на кровать спиной ко всем. — Хорошо, тогда я раздам на Беларусь, Казахстана и… Украину? — Германия уставился на девочку с немым вопросом. — Я буду, — Украина кивнула. — Я и не сомневался. Ты всегда, везде и всё будешь, — сказал Россия и стал наблюдать за реакцией сестры. — Да ты… — Ребят! Ну не ссорьтесь. Вы же семья, — Германия взял Украину за плечи для того, чтобы успокоить её немного. — Давайте я просто раздам шоколад. Упаковка была сорвана и шоколад был благополучно разделён на три части. Себе Германия решил не оставлять, так как детям СССР было нужнее. Казахстан съел свою часть довольно быстро, Беларусь, как всегда, оставила на потом, закрутив кусочек в белый платок и спрятала у себя за кофтой, чтобы потом допытываться с ним к кому-нибудь из братьев. Украина же вспоминала слова России и не спешила с употреблением сладости. — Почему не ешь? — спросил Германия и подсел к Украине. — Да так… Что-то мне перехотелось, — в голосе девочки чувствовалась грусть. — А, ну тогда сохрани кусочек до следующего раза, как Беларусь, — мальчик указал на самую младшую. — Нет. Съешь лучше ты, — девочка протянула кусочек немцу. — Хорошо, давай вместе, — Германия поделил кусочек Украины на две части и одну отдал ей. — Давай… — Украина стала потихоньку грызть кусочек, а Германия съел его за два укуса. Германия стал наблюдать за Украиной. Она так мило ела шоколад, что он не смог сдержать лёгкой улыбки. Ему всё больше нравилась эта девчонка. Всё-таки русская нация прекрасная, да ещё и добрая, несмотря на вечные дёрки. А вообще… Почему бы не блеснуть знаниями перед Украиной? Самое время же. — Шоколад полезен для кровообращения. Я читал где-то. Вам необходимо сейчас иметь нормальную кровь, иначе отец будет немного… раздражён, — совсем не то, что он хотел с самого начала донести Украине. Германия на секунду представил реакцию отца на то, что его сын сейчас сидит здесь. — Кстати об этом! — Россия заметно вскипел. — Скажи-ка своему отцу, что пусть он у нас кровь берёт, а от Беларуси отвянет. Она боится же, в обмороки падает, а кровь берут каждую неделю. Это же издевательство, ей ведь всего шесть лет. — Да знаю я… Не получится. Если я заговорю об этом, то он мигом догадается, что я к вам хожу. Будет плохо всем. Я и сам каждый месяц на сдачу хожу. И кровь берёт он у всех, даже у С… — Германия вовремя замолчал. — С-с-самого ЯИ. К тому же, 50 миллилитров — это ничего. Я, конечно, очень сожалею из-за Беларуси, но это лучшая доля. Некоторым не так везёт… — Как это? — спросил Казахстан. — Ну… Некоторых папа использует, как постоянного донора, по-другому — пожизненного, — всё равно было не ясно, что имеет в виду Германия. — Не понял, — Казахстан приподнял бровь. — Я имею в виду, многих он использует для того, чтобы… чтобы беспрерывно брать у них кровь до тех пор, пока они не… Даже после того, как они… ну… кровь всё равно продолжают брать уже у… — Германия не договаривал некоторых слов, но теперь всем стало понятно, что творится с бедными пожизненными донорами. На глазах Беларуси появились слёзы и она спрятала лицо за руками, пытаясь унять разыгравшееся воображение. Казахстан подобрался к девочке ближе и укрыл её курткой, говоря ей, что им не грозит подобная смерть. Но Беларусь плакала отнюдь не из-за того, что она может оказаться на месте пожизненных доноров, а из-за того, что ей стало жалко их. — Надеюсь этот диагноз не передаётся по наследству, — ошарашенно произнёс Россия. — Или всё-таки передаётся? Ты не подумай чего. Мне просто нужно знать, опасаться тебя в будущем или не стоит. — М… — Германия пожал плечами. — Но вообще сомневаюсь, что это генетика. Германия почему-то вспомнил про записки, что отец оставил на книжных полках. С одной стороны, если он их там оставляет, то там нет ничего важного, но с другой стороны, Третий мог сделать это специально, чтобы его ребёнок так подумал, ну или он настолько доверяет сыну. Ничего пока неизвестно, но Германия планировал в скором времени узнать это. Возможно даже сегодня. — Ну, я пойду, а то отец ругаться будет, — Германия встал, но не успел он и ключ из кармана достать, как вдруг услышал, как дверь отпирается снаружи, и тоже ключом. Такого быть не могло. Это мог сделать специальный солдат, но сейчас только утро, еда будет не скоро. Так же это мог быть ЯИ, но ему здесь делать нечего, если только его послал сюда Рейх. А может это и есть Рейх? Дверь медленно отворилась.