Всё равно не сдамся тебе

Рейх и ЯИ довольно быстро прибежали в лазарет. Первый ворвался Рейх, оттолкнув своего союзника. Первое, что он увидел — СССР, лежащий на койке. Он был совершенно неподвижен, бледен, как труп. — Что с ним? — обеспокоенно спросил Рейх, хотя и так знал, что, скорее всего, дело в кислородном голодании. — Что там случилось? — Когда мы его вытащили, его тело билось в конвульсиях, а потом всё резко прекратилось, он побледнел и… — начал было объяснять ЯИ, но запнулся. — Не тяни! — Третий взял японца за грудки. — И его сердце остановилось, — закончил за ЯИ врач, седой старичок в белом халате, и снял с себя стетоскоп. — Он в таком состоянии уже две минуты и я сомневаюсь, что с этим можно что-то сделать. Причина смерти — истощение. В ваших краях, мой фюрер, такое случается часто. Например, в штабе за целый день от истощения люди гибнут десятками. Увы, но ничего с этим не поделаешь… После этих слов врач поднялся на ноги и поспешил уйти из помещения. Рейх же тем временем стал раздумывать над словами врача. — «Истощение. Истощение… Но ведь истощение никогда не сопровождается конвульсиями! За что ему платят?! Мерзкий старикашка!» — Рейх резко пришёл в сознание и понял, что ЯИ решил оставить его наедине с покойником. В принципе, этого немец и хотел. Рейх очень сильно разозлился на врача. Так наплевательски относиться к своей работе немыслимо. Да, это русский, но это же не значит, что нужно забить на свою работу. В любом случае, сейчас было не время негодовать по поводу безответственности врача. Сейчас нужно было получше рассмотреть Союза. Как только Рейх подошёл к СССР, он стал не понимать своих же чувств. Казалось бы, ну и помри — ты для меня не больше, чем игрушка… Но он ощутил острую боль и странное чувство волнения по всему позвоночнику. Вот только почему? Он же всегда желал смерти этому коммунисту. Так почему же ему кажется, что всё это неправильно, что так быть не должно? Вдруг сознание помутилось, всё вокруг погрузилось в темноту и единственное, что можно было разглядеть, что было не среди тьмы — лицо СССР. Затылок вспотел, руки затряслись. Колени сами собой задрожали и Рейх был вынужден сесть на колени рядом с койкой. Стало тяжело дышать. Немец чуть привстал и приложился ухом к груди Союза, пытаясь обнаружить хоть какой-то признак жизни в теле коммуниста. Взяв мужчину за руку, Рейх почувствовал холод — рука коммуниста была ещё холоднее, чем его собственная. Рейх стал растирать ладони и щёки СССР, но всё было безуспешно и спустя минуту изменений не произошло. Тогда Рейх принялся действовать по серьёзному. Он положил ладони на грудь коммуниста и стал нажимать ему на грудь. Сжатия были ритмичными. Спустя 30 раз таких нажатий, немец нагнулся к лицу Союза. Он уже жалел о том, что вообще решил «похоронить» своего врага. Рейх приподнял подбородок СССР, зажал его нос и припал своими губами к его. Фашист никогда бы не подумал, что делать искусственное дыхание так сложно. Потом он оторвался и вновь стал нажимать коммунисту на грудь. Дальше действия повторились ещё несколько раз, но всё тщетно. Третий уже стал отчаиваться, но внезапно его взгляд выцепил среди всех этих бутыльков и склянок эпинефрин*(1). Рядом, как по заказу, лежал шприц. Это было довольно опасно для Союза, ведь неизвестно, как его организм отреагирует на подобный препарат, если он вообще, конечно, всё ещё среди живых. А вдруг у него ещё и гипоксия*(2). Хотя почему «вдруг»? Другого и не дано. В любом случае, это было последней надеждой. — Сейчас будет неприятно. Потерпи чуть-чуть, слышишь? — приговаривал Рейх, пока наполнял шприц раствором. Он и сам не понимал, к кому сейчас обращается: к живому или уже к мёртвому СССР, а может быть вообще к себе. Раствор он развёл довольно быстро, медлить было нельзя, как и тратить время на обрабатывание вены спиртом. Каждая секунда могла быть на счету. Дальше Третий действовал чуть ли не вслепую, потому что в глазах всё темнело и немец был будто в трансе. Острая игла проткнула кожу, пробивая себе путь к вене. Рейх ощущал, что сейчас жизнь СССР в его руках и что только он может вытащить его из мира иного. Это могли сделать и профессионалы, но они были твёрдо уверены в смерти русского. Теперь дело времени. Немец стиснул ладони, стараясь унять дрожь, и принялся ждать. Даже минуты не прошло, как у Рейха сдали нервы и он, чтобы хоть как-то отвлечься, стал массировать ногу коммуниста и ему даже показалось, что в мышцах немного прибавляется жизни. Время тянулось. Рейх упорно и напряжённо ждал. Неизвестно чего, неизвестно зачем… Неизвестно почему. Может ему действительно не хотелось видеть смерть друга, пусть и бывшего, а может ему просто-напросто хотелось, чтобы СССР умер от его собственных рук в мучениях и в жестоких пытках. По сути, от рук Рейха он и пришёл в такое состояние — это же Третий приказал похоронить его, и теперь случилось так, что он действительно похоронил Союза, как бы это двояко и не звучало*(3). И вдруг, грудь Союза медленно поднялась и опустилась. Небольшое посинение с лица исчезло. Рейх свалился на колени, прижался щекой к груди коммуниста, задержал дыхание и в восторге стал слушать учащённое биение сердца СССР. Фашист был готов замурчать от счастья. Всё его время уходило на то, чтобы прервать этот стук жизневажного органа у других людей и он никогда бы не подумал, что будет получать настолько сильное удовольствие от обычного работающего сердца. Обстановка стала настолько спокойной, что немец волей-неволей прибалдел и стал потихоньку засыпать. Это, скорее всего, было вызвано перенапряжением. Тем не менее немец не мог позволить себе уснуть, как минимум, потому что ему хотелось подольше посмотреть на трепетание ноздрей Союза, шумно дышащую грудь, бледные губы и глаза, которые бегали под веками в разные стороны. К тому же, у СССР могло возникнуть осложнение из-за того, что эпинефрин мог подействовать на организм очень плохо из-за кислородного голодания. Дверь в лазарет чуть скрипнула и в щель заглянул ЯИ, позади которого уже стоял могильщик. Японец чуть подождал, а потом и вовсе зашёл, подозвав работника к себе. — Рейх, я это… тут… Нужного человека нашёл. Или ты хочешь сжечь его тело? — ЯИ отвёл взгляд в сторону. — Себя сожги! — вдруг заверещал Рейх, как только услышал, что говорит его союзник. — А лучше того врача! Он живой, а вы его хоронить собрались?! — Он… что? — ЯИ сначала не сразу сообразил, так как, когда Рейх громко и сильно кричит, очень трудно понять, что он говорит. — Он жив? ЯИ махнул рукой могильщику, чтобы тот вышел и союзники остались наедине с ожившим мертвецом. Подойдя поближе, японец убедился, что Рейх не врёт — и вправду живой, только без сознания. — А как? — ЯИ пытался понять, что вывело Союза из предсмертного состояния. — Адреналин вколол… — нехотя признался Рейх и опустил голову. — Чего? А ты в курсе, что нельзя так делать, когда у человека кислородное голодание? — строго произнёс японец и скрестил руки на груди. — Да, я знаю… Позови другого врача. Пусть стабилизирует его состояние. — Как скажешь. А потом в камеру его? — Нет. Ко мне. Пусть приходит в себя в комфорте. Всё-таки, как ни крути, я виноват в случившемся… — Хорошо… — ЯИ призадумался. — Рейх? — М? — Пообещай мне, что если я тоже когда-нибудь буду умирать, то ты не будешь приводить меня в чувство таким образом, — тревожно произнёс японец, чем вызвал смех у Третьего. — Обещаю. Я вообще оставлю тебя умирать и прикасаться к тебе не стану, — сквозь смех пролепетал немец и вышел из лазарета с абсолютно чистой совестью, предварительно ещё раз глянув на СССР.