Всё равно не сдамся тебе

POV Украина Меня ведут куда-то целый час. Хорошо, хоть куртку тёплую выдали, иначе я бы здесь коньки откинула. Всё время, пока мы шли по улице, подставляя лица мерзкому и мокрому снегу, все молчали. Я думала, что тот страшный дядя пойдёт с нами, но он всего-то дал указание другим людям не морить меня голодом, потом велел ещё что-то сделать, вроде, наточить ножи... Я не хочу об этом думать! Стоял жгучий мороз, носу не высунешь, да собаку за порог не выгонишь. Что же творится-то? Когда же весна наступит? Конец февраля, а потеплением и не пахнет, хотя не в нашей стране находимся. Наверное, эта зима действительно выдалась очень грозной. Я не хотела хныкать, но мне было так холодно, так ещё и ветер в лицо бьёт неприятно. Я старалась плакать тихо и, кажется, у меня получалось. Слёзы смешались на щеках с таявшим снегом. Я спрятала озябшие руки в карманы и чувствовала, как меня бьёт крупная дрожь. Видел бы меня Россия, плаксой бы обозвал, но сейчас его нет, поэтому я могу дать волю чувствам. Германия говорит, что я девочка и то, что мне постоянно, по любому поводу хочется выплеснуть свои эмоции - это нормально. Только вот, что интересно - Беларусь плачет при России чаще, чем я, но к ней у него претензий нет. Так не честно! Дурак... Когда мы дошли до пункта назначения, нас всех обыскали на входе, даже меня. Какой-то важный дяденька, который шёл в нашей группе, ругался по этому поводу, но ему дали понять, что это обязательно. Хм... Надо попробовать так же отстаивать свою точку зрения, как немцы - с помощью пистолета. Думаю это будет отличным аргументом для России. Хи-хи, шучу, конечно... Хорошо, что не пристрелили, я бы не выдержала. Мы вошли и я поняла, почему Россия так выговаривался о концлагерях. Это просто ужас! Так много бедных людей, и все они здесь страдают. Трупов было не меньше. Я не смогла стерпеть и меня вырвало прямо на дорогу, вот только рвать-то было нечем, я не ела сегодня. Меня быстро подняли и увели куда-то в сторону. Когда я пришла в себя, мы двинулись дальше. Я почему-то думала, что меня заведут в здание, где все остальные заключённые, но меня увели совсем в другое место - к палаткам. Странное место. Там никто не умирал... потому что уже все были мёртвые. Это просто огромное скопление палаток, которые расположены рядом с неменее огромной ямой, в которой были скоплены мертвецы. Россия, вроде бы, говорил, что ямы эти потом сжигаются, а именно трупы в них сжигаются. Честно говоря, я думала, что буду бурно реагировать на подобные вещи, но я была настолько спокойной, что меня саму это до чёртиков пугало. Возможно, я просто замёрзла и устала, но всё же, очень странно. Меня завели в одну из палаток и приказали никуда не выходить. Я послушно уселась в уголке и стала ждать неизвестно чего. Позже в палатку прошли двое мужчин, немцев, и, как я поняла, они уходить не собирались ещё много времени. Не знаю, сколько я с ними находилась в одном помещении, но когда один из них стал откровенно пялиться на меня, я стала нервничать. Хм... Может я могу пнуть его и обрушить палатку на голову этого придурка? Потом сбежала бы, пока они путались в брезенте. Это небольшое приключение помогло бы мне избавиться от власти этих ужасных людей. Нет... Так это не работает. Как я смогу ударить его с такой силой, да и куда я понесусь после этого? Придётся смотреть, что будет дальше... POV Украина закончен Немецкий солдат продолжал плотоядным взглядом пилить девочку. Украина чувствовала себя не в своей тарелке из-за этого взгляда. Вдруг первый солдат толкнул локтём своего товарища и тот тоже посмотрел на девочку. Они что-то обговорили на своём языке, после чего переглянулись, перекинувшись улыбками. Украина стала напрягаться ещё больше, когда первый немец стал приближаться к ней. Она чувствовала явную угрозу, но не смела и пальцем пошевелить, даже тогда, когда мужчина рванул молнию на её куртке. Кровь застыла у неё в жилах, по спине пробежал холодок, а кожа съёжилась от страха, и лишь губы беззвучно шевелились, не произнося ни звука. Тем временем, немец уже ощупывал плечи малышки. Тогда-то Украина и подала первый признак того, что она ещё живая. Девочка надеялась вырваться и стала бороться с мужчиной, извиваясь и громко прося о том, чтобы от неё отстали. Далее подобрался второй немец и стал со всей силой засовывать тряпку в рот Украине. Первый принялся покрывать её лицо поцелуями и это были не просто поцелуи, а попытки совратить её или сломить её волю. Украину, сырую и слабенькую девочку, здоровенные, крепкие мужики скручивали в бараний рог и удерживали ей руки. Она пыталась кричать, но её рот был заткнут тряпкой и ей удавалось лишь издавать приглушённые стоны. Надругаться над маленькой девочкой - ну не верх подлости? *** POV СССР Мда... Упёртый товарищ... я... После того, как я напал на него, в его руках довольно быстро оказался нож. Уж не знаю, откуда он эти ножи берёт, но дело совершенно не в этом. Я знал, что нож ему нужен лишь для самообороны, но временное помутнение рассудка, видимо, дало мне толчок. Я выхватил нож, а потом царапнул Рейха по щеке остриём. Признаться, за всё это время я ещё не разу не видел его таким напуганным. Ещё бы! Если бы на меня свалился такой кабанчик, прижал меня к полу и стал резать моё лицо ножом, я бы тоже начал паниковать. Дальше меня в рассудок ввёл его истошный крик и слёзы. Нет, ну это уже ни в какие ворота! Слёзы! Он пытается защищаться слезами! Должен сказать, что это поступок ребёнка. А как там психи себя обычно ведут? Как дети? Что ж, тогда у меня для него плохие новости. Когда дети чего-то хотят, они просят, а если им отказывают, то начинаются истерики. Вот и здесь тоже самое: он обезоружен, лишён возможности совершить злодеяние, пролить кровь, потому и слёзы льёт. Манипулирует. Жестокая русская действительность оказалась слишком сильной, поэтому он взялся давить на жалость. Солдат из него, конечно, никакой - в бою нет места сентиментальности. А может это только при мне происходит? Не знаю почему, но его слезливость вызвала у меня скорее отвращение, нежели жалость. Возможно это от того, что я знаю на что он способен на самом деле. Сейчас я сидел на диване и глядел на него исподлобья. Он дожёвывал последний кусок хлеба с сыром и всячески пытался не смотреть на меня. Ну прямо как в детстве! Привычки заедать горе я не припомню, но ему это только на пользу. Могу сказать лишь то, что он всё такая же размазня, каким был всегда, только теперь к этому прибавились психологические проблемы. Нет, ну и как мне эту псину бояться? Его же одним ударом можно в другой конец комнаты к херам отправить. В детстве я неоднократно заискивал перед ним, старался всячески загладить свою вину. Сейчас я не буду так делать. Мне очень хочется просто выпороть его и поставить в угол как нашкодившего юнца, но я не могу поступать с ним так, как я хочу, потому что одно его слово и от меня избавятся, как от мешка с мусором. - Хватит раздувать из мухи слона! Это всего лишь несколько царапин, веди себя достойно. Хотя... вряд ли ты сможешь сделать это, если даже на похоронах отца ты... - я замолчал, так как понял, что взболтнул лишнего. Он вздрогнул, словно ему внезапно нанесли жестокую рану. Он устремил на меня свой взгляд и в этом взгляде я увидел явную боль, словно он прямо сейчас, в этот момент, переживал всё, что случилось в тот день. Я видел, как его душит гнев, но, почему-то никаких действий не последовало: то ли от того, что он понял, что в драке нет смысла, то ли от того, что понял, что меня он не победит. Он опустил голову и снова начал вздрагивать всем своим телом, всхлипывать, а обида горьким комом застряла у него в горле. Я понимал, что ещё чуть-чуть и он разрыдается так, что можно всех его заключённых напоить. Весь он съёжился и спрятал свои руки. На них я тоже оставил порезы, как на правой, так и на левой, так что какое-то время ему будет неудобно. Я понимал, что сильно его обидел и теперь долго придётся вымаливать прощение. Хотя... а стоит ли делать это? Может быть он просто пытается манипулировать. А может ему просто не хватает душевного тепла и он вымаливает любовь по старой привычке, известной ему с детства. Острая жалость сдавила грудь. Ладно... Чёрт с тобой! - Рейх... - я тихо позвал его и он поспешно отреагировал. - Дай посмотреть. Я махнул рукой в надежде, что он сам подойдёт. Нет. Придётся мне самому это делать. Злюсь, конечно, что мне, самому СССР, приходится унижаться, оправдываясь перед этой гитлеровской выскочкой. Словно милости вымаливаю у него. Неужели совсем сломана гордость моя? Когда я подошёл к нему, я сел на колени. Нога отозвалась острой болью, напоминая о том, что на коленях мне лучше не ползать. Я осторожно потянул его руки к себе и стал разглядывать царапины. Не глубокие. Причин для рыданий нет совершенно. К тому же до этого я ему нос буквально разбил, а он всего-то несколько слёз пустил и то с помощью кашля. В детстве я часто лечил его мелкие ранки. В душе зашевелились воспоминания детства. Оглядев руки, я поднял голову и понял, что этот притворный гад мне душу буравит своими голубыми заплаканными глазищами. Я сжал его руки в своих и тоже стал смотреть на него, пытаясь понять, как раньше любил его. Ну в каком месте он милый? Слепой я что ли был в детстве? Может это из-за того, что он давно не ребёнок - исчезла та ослепительная очаровательная юность, что заставляла меня закрыть глаза на его внешние, и судя по всему, внутренние изъяны. Да нет, на морду такой же, вроде. Когда память захлестнули ностальгические воспоминания, я поспешно отдёрнул руку и ушёл обратно на диван. Эх, Рейх... Что же с тобой не так? А я вот только его осуждаю, а вдруг я всё-таки в чём-то виноват. Я стал судорожно перебирать варианты, но ничего в голову такого не лезло. Я никогда его не обижал. Ну... По серьёзному не обижал, а так постоянно: рост, зубы, нация и так далее. Но он ведь тоже постоянно шутил надо мной, вспомнить тоже мыло, которым он натирал мою тетрадь и я не мог ничего написать. Как же всё это странно. Я взглянул на него и понял, что тот уже не первую минуту искоса глазеет на меня. Как только он понял, что я заметил это, он сделал вид, что ему всё равно. Такое ощущение, что он хочет что-то сказать или наоборот, ждёт, когда я начну говорить, а может вообще извинений от меня ждёт до сих пор. Я не извинюсь, пусть даже не ждёт. Мне попросту не за что - он заслужил. А что если... вместо того, чтобы препираться, я вотрусь ему в доверие? Так же, наверное, будет больше шансов увидеть детей, ну или хотя бы быть в курсе, что с ними происходит. Если втираться в доверие, то лучше начинать сейчас. - Рейх, - я снова позвал его и он снова отреагировал с такой большой скоростью, будто ждал этого. - Тебе сейчас нужна моя забота? Ласка? Нежности? Если да, то иди, не стесняйся, только прекрати строить из себя не пойми что. Я и так уже знаю, какой ты. Нет смысла делать вид, что ты невинен. Я своими глазами узрел все твои выходки. Просто скажи: тебе нужна моя помощь или нет? Я стал наблюдать за его дальнейшими действиями. Отчасти я говорил правду, если не считать предложение дать ему свою заботу, потому что этого я хотел в самую последнюю очередь. Я ожидал того, что он откажется, посмеётся и выставит меня полным придурком. Он улыбнулся и, не умей я распознавать его эмоции, счел бы этот изгиб губ за насмешку, но я точно знал, что за этим действием последует новая волна слёз. Он вновь опустил голову и закивал головой, не прекращая рыдать. Хорошо, есть контакт. Где же эта сентиментальность раньше была-то? Я предполагаю, что сегодняшний день просто напросто особенный - ты можешь терпеть что-то долгими годами и, как говорится, последняя капля может извернуть поведение человека так, что мама не горюй. Ничего такого, с каждым бывает. Я более, чем уверен, что завтра все эти слёзы как ветром сдует и он опять будет меня терроризировать. Ну ничего, главное - согласился. Интересно, что будет дальше. - Я всё ещё жду ответа, - я знаю, что он уже согласен, но мне нужен чёткий ответ. Он что-то промямлил и, как мне показалось, на немецком. Ничего не понял. Голос ещё на истерику срывается, так вообще хрен разберёшь. Не стоило ему всё-таки напоминать про похороны отца. Кстати, я так понял, это у них семейное: ГИ Рейха не любил, но сын отца просто обожал. Так же и сейчас: Рейх Германию тиранит, а в глазах сынка он всё-таки не опустился. Надеюсь, что эта особенность на Германии и прекратилась, иначе будет совсем нехорошо. Я надеюсь, что этого не произойдёт, ведь Германия добрый малый... Рейх, кстати, тоже таким был... Нет, наверное, этот род всё же обречён, как бы мне не хотелось это признавать. Когда же он успокоится? Меня это уже сильно раздражает. В какой-то момент он встал и направился в мою сторону. Я взглядом стал искать в его руках острые предметы. Не нашёл. Значит идёт с другой целью - не дурак же он на меня с голыми руками идти. Сел рядом со мной, шмыгнул пару раз носом, после чего уткнулся носом в моё плечо. Мне даже показалось, будто он и сам скучает по прежним временам, когда он мог просто подойти ко мне и я его пожалею. Сейчас такого не будет. Я не буду его жалеть, по крайней мере, сейчас. Если ему надо, пусть выплачется вволю, прижимаясь к моему плечу столько, сколько ему нужно, я не стану идти на уступки. Спустя минуту или две, мне надоело и я попытался чуть отодвинуться, но тот крепче прильнул к моему телу, словно боялся, что я уйду. Хотя, я даже не имею понятие, куда я тут уйти могу, разве что на тот свет. А он осмелел, до этого лишь головой облокачивался, а теперь прижимался ко мне всем своим телом и руками до кучи обнял. Ладно. Дам ему то, что он хочет, да и спать лягу с миром. Я положил руку ему на голову. Запахло знакомой близостью. Он, кажется, понял, что я сдался и потому потянулся к пледу. Для этого ему пришлось оторваться от моего плеча и, увидев его глаза, я даже удивился. А нет ли у него брата-близнеца, случаем? Как можно творить со мной беспредел, стреляя жестоким взглядом, а сейчас смотреть на меня так наивно и доверительно? Не имею понятия. Знаю лишь то, что нам обоим сейчас это необходимо. Он закутал нас тёплым полотном и своей рукой я стал поглаживать его волосы. Такие же, как и раньше. Ничего не поменялось. Разве что стало более противно. Я терпел от него пытки, мирился с тем, что ни капли не уверен в живости своих детей и с тем, что он издевается над своим же сыном. Да мирился со смертями других людей, в конце концов! Это всё нельзя забыть просто так и потому я обречён на вечное отвращение к этому монстру. Чтобы хоть как-то отвлечься, я стал осматривать его жилище. Разглядывал, оглаживая пальцами его макушку, постепенно уходя далеко в свои мысли. Было уже не так отвратно, даже приятно в какой-то степени - тепло, пальцы гладят мягкие локоны. Благодать, да и только. Если честно, то я уже как-то снисходительно оглядывал своего бывшего друга. Кстати, я никогда не задумывался над его нацией. Он ведь не чистый ариец. Волосы-то не белые. Я никогда не шутил по этому поводу, но ведь всегда бывает что-то в первый раз, так? Стоп. Нет-нет, ни в коем случае! Если я это сделаю, то вся идиллия мигом испарится, а мне это не нужно. Рейх тем временем стал поглаживать одеяло пальцами. От приятных воспоминаний на губах сама собой заиграла улыбка, но я быстро спохватился и сосредоточился. Мало ли. Нужно держать руку на пульсе, а то я больно сильно расслабился. Но, судя во всему, Рейх действительно не собирался делать мне подлянок. Может ему реально захотелось побыть сейчас слабым? Что ж, в какой-то степени, дальнейший вечер оказался спокойным. Я чувствовал, как постепенно засыпаю, но прежде мне нужно было проверить спит ли Рейх. Если спит, то усну и я, если нет, то придётся потерпеть. Чтобы ему такого сказать? - Можно тебя попросить? - прошептал я, после чего услышал недовольное сопение. - Слушаю, - как-то злостно прошипел Рейх. - Ты детей моих не обижай, хорошо? - не спит, так что лучше продолжить разговор. - Приму их как родных, - после этих слов я чуть ли не закричал, но сдержался. - Нет. - М? - Только не как родных. Что угодно, но не так... - Как скажешь... Он чуть покопошился, пытаясь найти удобную позу и снова замер. После этого разговора я довольно быстро провалился в сон. POV СССР закончен *** POV Россия - МГ-34, - шёпотом безошибочно определяет Германия, доверчиво прижимаясь ко мне. - Боишься? - Немножко... - еле слышно признаётся он. - Хоть и живу здесь с рождения, всё равно никак не привыкну. Не завидую. К такому невозможно привыкнуть. Я довольно быстро представил, какого ему, слабому и пугливому, унижаться и наблюдать за тиранией отца. Ух и тошно! Наблюдать за немецким маршем и за вооружёнными башнями, конечно, увлекательно, но быстро наскучивает. К тому же, уже глубокий вечер, поздно, пора бы уходить. Германия, по видимому, тоже понимал это. - Ну, я пойду, - шёпотом говорит Германия. - Я провожу тебя, - вдруг отзываюсь я. - Хотя бы немного. - Нет! - возразил Германия, я и не думал, что он может так грозно разговаривать, ну немец - есть немец. - Пойду один. Ты большой - с тобой застукают. Мне-то ничего, а вот тебе не поздоровится. - Хоть по оврагу, - я пытался уговорить своего товарища. - Я сказал! - упрямо и зло заявляет Германия. - Я сам! Теперь вижу - кровный сын Третьего Рейха. Он стоит рядом со мной, маленький, худенький и, кажется, дрожит. Или мне кажется? Навряд ли, холодно ведь, а он стоит в одном своём старом свитере и в моей шапке-ушанке. Мне так не хочется её забирать, голову отморозит себе ещё, но если я этого не сделаю, то голову он себе пробьёт... об стену... не без помощи Рейха, естественно. Я указал пальцем на свою шапку и Германия потянулся к ней. Не знаю, показалось мне или нет, но я увидел на его запястье пару царапин. Я напрягся. Нужно проверить мою теорию. Без слов, я взял его за запястье и закатал рукав. Боже... - Это... твой отец? - ошарашенно спросил я. - Нет. Я сам, - с этими словами Германия выдернул руку и с силой втюхал мне шапку. - Не обращай внимание и... А забудь! Мы лишь взглядами сказали друг другу "До встречи" и он ушёл восвояси. Я напялил шапку на свою голову и сел на землю. Я пойду позже него, иначе заметут. И всё-таки, он мне врёт. Не мог он сам этого сделать. По скорей бы наши победили - Германию с собой заберу. Ему здесь не место среди всех этих ублюдков. POV Россия закончен