Всё равно не сдамся тебе

POV Россия Проснулся я на восходе. Солнечное утро прекрасно всегда и везде, даже на этой мёртвой территории штаба. Заря окрасила серые и такие чужие стены. Я открыл окна и стёкла задребезжали. Я стою на краю. Совсем не высоко, но достаточно для того, чтобы свернуть шею и переломать все кости. Скорее всего смерть наступит не сразу. Не скажу, что я беспокоюсь об этом. Это мне и нужно… Ветер обдувает лицо с большой силой. Я в последний раз смотрю на рассвет. Он такой… невероятный… Обжигающе красив. Последний мой рассвет. Я залип, наблюдая за лучами, что игриво ложились золотом на редкие облака. Так тихо и спокойно… Ох… Нет. Хватит. Нашёл, на что смотреть. Рассвет — он и в Африке рассвет, он везде одинаковый и для всех без исключения. Пора сделать то, что было задумано. Да простит меня бог. Делаю шаг и лечу… Лечу, но не в ту сторону! Я почувствовал удушье, кто-то уверенно тянул меня за шкирку назад. Что такое? Кто это? Папа? Нет… Он ведь мёртв… Так ведь? Германия? Навряд ли он смог обрести такую силу за считанные секунды. И ради чего, спрашивается? Ради того, чтобы спасти меня? Нет, это точно не он. Сёстры? Братья? Да нет! Я упал на спину, закашлялся и в глазах потемнело. Кажется я что-то отбил. Слёзы выступили моментально. Я вцепился в ноги моего спасителя. Туфли… мужские… Точно здешний, то бишь немец. Я перевернулся на живот и посмотрел наверх. Быть того не может… Не он… Только не он… Зачем издеваться, всячески унижать и грозить разными пытками, если в итоге ты спасаешь меня? К чему тогда вообще были все эти попытки сломить меня? Рейх… Он глядел на меня очень недовольно. Сейчас его взгляд был похож на взгляд моего отца. Он всегда смотрел на меня так, когда я чудил. Но, конечно же, строгий и в тоже время такой заботливый взгляд моего отца никогда не сравнится со взглядом этого изверга. Фашист нагнулся и протянул руки ко мне. Он взял меня под мышки и с огромным трудом и пыхтением, пусть он и пытался это скрыть, поднял меня на ноги. Зачем вся эта показуха? Что он пытается доказать? Может пытается втереться в доверие? Если так, то как-то поздновато, да и смысла… нема. Это нужно было делать ещё в тот день, когда погибла… наша нянька (я не произнесу этого имени). Я сел на подоконник. Только сейчас заметил, как тянет холодом из окна, аж мышцы сокращаются. — Ты чего это удумал? POV Россия закончен. — Ну? Что молчишь? — строго продолжал спрашивать Рейх, наблюдая за приемником своего врага. Он не реагировал. Мальчик замер, видимо, обдумывая свою ошибку и упрекая себя за слабость. А ведь правда, если бы не Рейх, сейчас он бы валялся на земле весь переломанный. Тяжело вздохнув, Рейх подсел к России. Ближе сесть нельзя, это напряжёт мальчонку и тогда неизвестно чего ожидать. — Вы прямо-таки сговорились, я гляжу. Мой вчера тоже сидел, вены резал, — попытался начать разговор Третий, чтобы разговорить русского. Сын не справился, значит он сам будет переманивать русского на свою сторону. — Интересно почему, он ведь нас всех предал. Так и знал, что вам, немцам, нельзя доверять, — Россия пытался говорить злобно, но из-за холода это звучало немного жалко. — Даже далеко убежать не успели — сразу нашли. — Да, между прочим, из-за вас я не выспался, — Рейх повернулся лицом к мальчугану, тот глядел на врага с некой укоризной. — А если честно, всё то, о чём ты говоришь — бред. — Но ЯИ… — Если ЯИ скажет тебе, что нужно спрыгнуть с моста, ты бы спрыгнул? — Ну… — Россия мельком взглянул в окно. — Ладно. Можешь не отвечать, — Россию передёрнуло и он скукожился, обняв себя руками. — Замёрз? Россия закивал головой. Немец вдруг пожалел малявку с посинелым носом, вздохнул и расстегнул шинель, оставшись в одной форме. Он собирался выйти на улицу, чтобы покурить, но здесь, в штабе, шинель ему не нужна. Отдав вещь подростку, тот быстро обернулся в неё. Сейчас России было всё равно, что это вещь немца. Брезгливость брезгливостью, а замерзать не хочется. К тому же, русского почему-то привлёк запах шинели — какой-то тонкий аромат одеколона, вперемешку с пылью и табаком. Странно, но этот запах немного унял пыл старшего ребёнка СССР. — У ЯИ свои мысли. Хотя… не удивлюсь, что ты из тех, кто верит в то, что тебя ждёт неудача, после того, как разобьёшь зеркало. — Но это правда. — Брось. Это всё твои фантазии, — Рейх решил не терять времени и достал папиросы из кармана. — Ну не знаю, как по мне, когда ты бегаешь от бати в попытках избежать пиздюлей за разбитое зеркало, фантазия тут совсем не при чём… — Россия чуть улыбнулся, услышав смешки со стороны немца. Он был рад, что сказал это. Между ними будто протянулась ниточка доверия. — Слушай, ты кончай ругаться, — Третий обратил свой взгляд на рассвет. — Прекрасное утро, не правда ли? — Если утро, в которое я попытался прикончить себя, считается прекрасным для тебя, то да, так оно и есть. — Да… В такие моменты на ум приходит что-нибудь из классики, например: «Быть или не быть, вот в чём вопрос», — задумчиво произнёс Рейх, будто игнорируя слова мальчика. — А ты очень начитан… — Россия отвёл взгляд. — … для фашиста. — Да ладно… Прозвучало это настолько польщёно, что Россия нахмурился. Он бы и дальше продолжил язвить, но нужно было разобраться во всей этой ситуации. — Но без Германии вы бы не узнали, где мы. Значит, он… — Не сердись на мальчика, — Рейх махнул рукой. — Знаешь же наши отношения. Он меня боится и под моим гнётом может рассказать всё. Перестань обижаться. Он ведь переживает. Он хочет быть к вам, как можно ближе. И вообще, я зол. Ты отбираешь у меня ребёнка. — Зуб за зуб. Ты отобрал у меня отца, я отобрал у тебя Германию. В какой-то степени, это было правдой, так как Рейх думал, что сын его хочет остаться лишь из-за друзей. А вообще странно. Немец будто наслаждался этой «прогулкой». Едкая боль из-за разговора с сыном словно притупилась в обществе этого русского. Он мог бы сказать, что Россия похож на СССР, но… Во первых, это могло бы обидеть мальчика, а во вторых, это на самом деле было не так. По мнению Рейха, Россия обладал более жёстким нравом, нежели СССР в его возрасте. То ли это было оттого, что Россию и Рейха ничего не связывало и русский не видел смысла как-то более мягко говорить с нацистом, то ли от того, что он сам по себе такой. Ответ стоило искать в семье. Общается ли Россия со своими домочадцами также, как и СССР с Рейхом в его возрасте? Нет. Значит русский всегда такой грубый. — Да даже если и Германия был виноват, неужели из-за этого нужно прыгать из окна? — Нет. Он тут не при чём. — Тогда что стало причиной? — Как будто ты не знаешь. Да всё это — одна сплошная причина! Я сижу взаперти, испытываю муки моральные и физические. Смотрю на то, как страдает моя семья. У меня умер отец, изнасилована сестра и мой брат постоянно забывает, что можно говорить без разрешения из-за твоих дебильных врачей! — Россия остановился, чтобы отдышаться. — Перечислять дальше? Третий? Рейх сидел без движения. Он о чём-то думал. Кажется, пытался что-то вспомнить. — В каком смысле? — наконец подал голос нацист. — Что? — В смысле изнасилована сестра? — А ты разве не знаешь? — Россия сильнее укутался в шинель, вспоминая рассказ Украины. — Её изнасиловали в концлагере. Она ещё долго не могла прийти в себя. — Я понял, — Рейх поджёг сигару и сунул её в рот. — Спроси-ка у неё, помнит ли она номер палатки. — Зачем? — Россия не мог поверить, что Рейх решил вершить правосудие ради сестры. — Да так… Премию выдать хочу, — русский решил больше не говорить об этом. Россия скривил губы, когда табачный дым проникнул ему в ноздри. Он уже пробовал курить и не раз, но никак не может привыкнуть к этому запаху. — И всё-таки, это не причина. Твой старик готов был погибнуть на фронте за то, чтобы ты мог жить счастливо. А ты с окон прыгать взялся. И кстати, этой высоты недостаточно, чтобы ты умер мгновенно. — Я и без тебя это знаю. Ну и что с того? Пусть не сразу, но ведь всё равно умру, — сам того не замечая, Россия повысил голос. Ему не нравилось, когда люди думают, что он не замечает чего-то очевидного. — Пока ты будешь умирать, ты уже миллион раз пожалеешь о своём решении. Ты не имеешь понятие, какого это, умирать от нестерпимой боли, когда ни в мир иной уйти не можешь, ни в обморок от боли упасть. Хочешь сказать, ты готов перетерпеть вселенские муки ради неизвестности, которая не факт, что избавит тебя от них? — Ради Бога, я готов на всё, лишь бы не находится в этой помойке. — Ты всё ещё веришь, что Бог есть, даже после того, что случилось в мире? Бога не существует, — Рейх вновь сделал затяжку. — Человек может всё что угодно, но сначала ему нужно признать, что никакого Бога нет. Попробуй как-нибудь проверить эту теорию и ты поистине удивишься её результату. — Если результатом будет перевоплощение в твоё подобие, то и не подумаю. — Ну, дело твоё. Я просто хочу донести тебе, что когда ты не надеешься на невидимого волшебника, то жить намного легче. Но, если честно, то я удивлён. Я думал, что твой отец привьёт тебе атеизм. — Ты просто не понимаешь как это, быть верующим. И я не перевожу все свои обязанности на небесного кудесника. «На Бога надейся, а сам не плошай» — слышал такую поговорку? — Нет. Что-то из библии? — Нет. Обычная поговорка. — Хорошая поговорка. Представляю, насколько была обесценена библия после её распространения. — Не особо. Ты читал библию? — Я был рождён во время монархии. Я был обязан её не только читать, но и учить. Не представляешь, как порой мешают молитвы, которые так и не вылетели из моей головы. Да и, наверное, никогда не вылетят. Мой отец хорошо об этом позаботился. Тебе повезло, что твой отец атеист. Родился бы ты в моё время, с твоим вольным характером считаться не стали бы. — То есть в твоих проделках я должен винить твоего отца или я чего-то не понимаю? — Ты не понимаешь, потому что ты привык обвинять, а не защищать. — А с чего я должен тебя защищать? Ты всё это устроил. Без причин порвал пакт о ненападении, а потом напал. — Не говори о том, чего не знаешь. К тому же, твой отец тоже не с небес спустился. Я, конечно, не люблю перекидывать внимание с себя на других, в силу того, что люблю внимание, но я просто не могу об этом молчать. — Да, он не святой, но он хотя бы не убийца. — Хм… — Рейх улыбнулся и достал новую сигару. — Ну… Я имею в виду не твоих солдат — у него попросту не было выбора из-за войны. Он никогда бы не убил кого-то нарочно. — Ты так в этом уверен? — Что? Конечно, — Россия правда не сомневался в добром имени своего отца, но ему стало интересно, что скажет немец. — Ну, тогда я не буду менять твоё мнение о нём. Пусть лучше он останется в твоей памяти, как герой и хороший отец. — Нет! — Россия приблизился к Третьему, забыв про личное пространство. — Говори! — Хорошо, раз тебе так угодно… — Рейх прикурил сигару и повернулся лицом к подростку. — Но мне нужны гарантии, что ты не свихнёшься на почве горя. — Можешь убить всех, — русский натянул ушанку сильнее. — Ты их так сильно ненавидишь? — Россия поджал губы, сталкиваясь с непонятным чувством, которое возникло, как только Рейх закончил предложение. — Не знаю. Мне как-то не верится, что ты не затеешь бунт. К тому же, в конечном результате, я всё равно убью вас всех. Хотя… В принципе, я могу подстраховаться и… Ты курил когда-нибудь? — Зачем тебе эта информация? — Просто, если ты куришь в первый раз, то навряд ли далеко побежишь после первого затягивания. Так… — Нет, не курил, — на этих словах голос России дрогнул. Стоит ли говорить, что он соврал? Курил, конечно, и не раз. Рейх медленно закивал, достал новую сигару, а старую достал изо рта и дал России. — На, докури эту. Сильно не затягивайся только, а то ты если не от столкновения с землёй, то от удушья скончаешься точно. Рейх дождался, когда Россия возьмёт сигару, и тогда закурил новую, при этом тщательно следя за пацаном. Кажется, Союз как-то жаловался нацисту на то, что однажды поймал сына с сигаретой. Ну, а может память ему изменяет… Мальчик взял в рот сигару, после чего, совсем не брезгуя, сделал затяжку. Сделав резкий вдох, он позволил дыму проникнуть в его лёгкие. Горло засаднило, зачесалось и начало першить. Немного прокашлявшись, он продолжил делать затяжки, нахмурив брови. Было в этом процессе что-то умиротворяющее, да ещё и запах шинели добивал русского. Рейх отметил, что Россия выглядит очень смешно, но сам виду не подал: чтобы сделать затяжку, он не подносил к голове руку, а наоборот, голову подносил к руке. Продлилось всё это недолго, так как сигары там по сути и не было. Было решено дать ещё одну мальцу, но только новую. Только Рейх хотел спросить, знает ли русский, как закуривать сигарету, как увидел кое-что интересное. Догадки подтвердились — Россия соврал. Говорить об этом Рейх не стал. Пусть. — Кстати, — Рейх оторвался от своих дум и посмотрел на собеседника. — Ты сказал, что убьёшь нас всех, так? — Да. — А причём тут другие? — М? — То есть… Я — это понятно, я правопреемник, а других зачем ты в плен взял? — Ну… Если честно, то я не могу тебе сказать, так как в ином случае ты совсем от меня закроешься. — Так скажи нечестно, — злостно пробубнил Россия, раздражаясь от того, что из немца так сложно что-либо вытянуть. — Твой отец на самом деле жив и я держу вас здесь для того, чтобы управлять им, — голос нацист специально сделал игривым, чтобы выглядело всё наиграно, будто он пытается обмануть русского. К его удивлению, малец не подавал голоса. — Я могу привести тебе другую причину, не менее важную — для того, чтобы управлять тобой. Ну, ты же их любишь? Ты же не хочешь, чтобы с ними что-то случилось? — Россия вновь промолчал. — Или Украина не в счёт? — Почему ты так думаешь? — Ты с ней не очень хорошо ладишь, — Россия хотел возразить, но не успел. — Поверь, я знаю. — Германия рассказал? — Россия вновь почувствовал обиду из-за друга. — Нет. К твоему сведению, Германия не рассказывает мне ничего из вашей жизни. Эта информация пришла ко мне ещё до войны. Думаю, ты в курсе от кого. — Быть такого не может. Отец никогда не рассказывает о нашей семье своим политическим союзникам, — Россия взглянул на фашиста, тот, подняв одну бровь, ждал следующих слов. — Если только ты его доверенное лицо. Ты был его секретарём? — Ага, да, и по вторникам он трахал меня на своём рабочем столе, — непонятно почему, но Рейха вдруг стали бесить бесконечные вопросы. Россию немного смутил такой грубый ответ. Ему стало не очень приятно от этих слов — воображение слишком хорошее. Он даже задумался о том, стоит ли дальше продолжать разговор. Конечно, стоит. Но сразу так нельзя идти напролом. — У вас, европейцев, всегда такой грубый юмор? — Третий пожал плечами. — Вы были друзьями, да? Рейх не решился ответить. Он был в некой апатии, не зная, что можно предпринять. Россия сразу понял, что его предположение оказалось верным. — Почему ты объявил нам войну, если не секрет? — Россия сбил пепел с сигары и нахмурился. — Секрет… Ещё пару минут они сидели молча, пока Россия не вспомнил, что Рейх ещё должен был поменять его мнение на счёт отца. Он знал, что Рейх скорее всего соврёт и русский не поверит этому гаду ни на секунду. Но было интересно послушать. — Так что ты хотел мне рассказать об отце? — Ах, да… Тебе действительно хочется послушать? — Россия кивнул. — Хм… Ну слушай. Расскажу я тебе страшный секрет твоего папани. Никто не знает… кроме меня, никто. Вдруг у нациста что-то кольнуло в груди. Какой страстный отклик пробуждал в сердце этот мальчуган, задевая его тайные струны! Ему и самому вспоминать это было не очень приятно. Хотя, казалось бы, почему? Откинув свои переживания в сторону, Рейх продолжил рассказ: — Как говорил твой отец: «Российская Империя, твой дед, поклялся не умирать, пока не увидит первого внука. Поэтому деда у тебя сейчас нет». Это так, захотелось скрасить момент, не обращай внимание… Дальше последовал рассказ. Он был весьма мрачным. Не мрачнее, чем смерти в концлагерях, но для России, которому до этого вдалбливали в голову то, что дед застрелился, всё это было так. Рейх рассказывал подробно, но, тем не менее, упускал те моменты, которые знал только он. Таких деталей не знал даже сам СССР, поэтому и его приемнику знать было незачем. Вся история удивила подростка, но не так, как хотел бы нацист. Россия мог бы затаить обиду на отца за убийство деда, но Рейх упустил одно — СССР рассказывал сыну, как РИ его избивал и каждый день придирался с правилами, которые иногда выдумывал на ходу. Подобная причина для этой революции не давала России обвинить отца в убийстве. Да и зачем? Всё равно на войне без убийств не обошлось. Смысл обвинять Союза в одном убийстве, если за время войны он убил больше. Но и здесь тоже Россия понимал, что всё это ради страны. Постепенно разговор об отце перешёл и на другие, абсолютно посторонние темы. С удивлением Россия всё больше примечал, что истории, которые иногда выливались из Рейха, он слышал и ранее, при чём от отца. И всё-таки он был прав — они дружили. Дружили, но поссорились, иначе почему сейчас ему приходится сидеть здесь. — Россия? — Рейх стянул свою шинель с мальчика, тот был и не против, всё-таки это не его вещь. — Как насчёт сделки? — Какой? — малец вздрогнул, но на этот раз не от холода — его пугала мысль о том, что немец может предложить. — Я могу сохранить ваши жалкие жизни, если… — Рейх специально сделал паузу, чтобы подольше посмотреть на напряжённое лицо русского. — … если ты мне поможешь. — Что ты имеешь в виду? — Да так… У меня есть шпионы, но нет таких, кому доверяли бы советские власти. Ну, а ещё твои сестрички и братики могли бы стать отличными немецкими солдатами. — Хах. Убивать, тиранить людей и предавать страну? Нет уж, я на это не подпишусь. Нашёл дурака, — Россия встал с подоконника. Кровь в ногах застыла, поэтому стоять сейчас было очень сложно. — Хорошо. То есть завтра я могу к вам зайти и забрать Беларусь? — Россия дрогнул, чем показал, что хотя бы на одну сестру ему точно не всё равно. — О, не переживай так. Ты пойдёшь с нами. Заодно и посмотришь, как мы делаем это… — убиваем и тираним… Глаза русского забегали. В голову ворвалась мысль, что выхода нет и что фриц всё же добьётся своего. Добьётся, иначе… *** Дверь в камеру отворилась и в сырую, холодную комнату вошёл Россия. Дверь за ним закрылась, а затем и вовсе заперлась. Все находящиеся повернулись и посмотрели на русского. Он был бледен, но лицо выражало столько воодушевления и решительности, что дети даже немного удивились. — Россия, ты где был? Мы тебя здесь заждались. Куда ты уходил? — первым подал голос Казахстан, он же первый и заметил, что его брат какой-то не такой, — Россия? — Все планы побега отменяются, — быстро проговорил Россия и подошёл к своим ближе. — Почему? — вопрос был проигнорирован. Россия сел перед домочадцами. Было видно, что он хочет сказать что-то очень важное. — Россия, что такое? Ты где пропадал? — Казахстан всё не унимался, ему было интересно, куда ходил его брат. — Будем делать то, что он скажет. Будем подчиняться, — наконец ответил старший из детей и опустил голову. Все сразу поняли, о ком идёт речь. — ЧТО? Ты с ума сошёл? А как же отец? Неужели ты хочешь разочаровать его? Предать страну, народ? — Казахстан был ошарашен и не он один. Все остальные сидели в тихом шоке. — Да не хочу. Не хочу ни предать, ни чего-то ещё такого. Мы не предадим народ. Мы ему поможем. — Что? Что ты имеешь в виду? — Да чокнулся он. Что ещё? — влезла в разговор Украина и скрестила руки на груди. — Может быть. Я не знаю. Знаю только одно… — Россия поднял голову и все узрели ухмылку на его губах. — Отец жив… И он где-то здесь…