!ВНИМАНИЕ!
Сноски (*) под номером 2 и 21 читать после прочтения всего текста, так как содержание их может испортить всю серьёзную атмосферу.
ПРИЯТНОГО ЧТЕНИЯ
Чудна февральская ночь! Для кого-то… Вот зима. Стоят сильные морозы. Пушистый снег покрыл лес и территорию главного здания. Умные всё-таки немцы! Поставили свой штаб в лесистой части, а не в центре Берлина, чтобы, если что, предпринять нужные действия до того, как стало слишком поздно. Да и найти их так сложней. Но всё тайное становится явным. Как Третий Рейх знает о СССР, так и он кое-что разузнал о нацисте. Зуб за зуб. Темнота, хоть глаз коли. Всего шесть утра, а тьма поглотила всё: цвета и полу-цвета, тона и полутона. Вообще всё вокруг было тёмным: небеса, земля, деревья, даже воздух и тот казался тёмным. Но всё же, за счёт снега был смысл в зрении — разница между открытыми глазами и закрытыми была. Выделялось также здание штаба, которое казалось абсолютно бездонным на фоне всего остального. Всё растворяется в его выси. Там, к удивлению, не горел даже свет в окнах. Всё это дополняла абсолютная тишина. Птиц не было слышно уже очень давно. Криков мучеников не было, что самое странное. НИ-ЧЕ-ГО. Просто мистическая и мёртвая тишина. Только рассвет мог спасти этот «мир мёртвых». Хотя, если вспомнить, зачем Союз тут находится, он этот «мир мёртвых» и устроит с приходом рассвета. В любом случае, оставалось всего ничего. Подумаешь, каких-то полчаса подождать. СССР не пугают такие пустяки — он умеет ждать. Жаль только, что рассвет не в четыре утра начинается, а намного позже, иначе могла получиться очень курьёзная ситуация. Союз будто не замечал мороза, что щиплет ему щёки и нос. Ну, конечно… Это англичанин сейчас готов спрятаться в палатке, подальше от холода и не высовывать нос до приближения тепла. Да, прямо как суслик. Тем не менее, Великобритания терпел, упрямо испепеляя штаб зеленью глаз. Ему хочется мести… Хочется крови… Убийств и криков… — Ты сегодня нормально спал? — Союз поднял взгляд на англичанина. Мужчина, на этот раз без монокля, смотрел куда-то в сторону. Его глаза нервно бегали и в них отчетливо читались вопросы, много вопросов. Волнение. Интерес. Ожидание. Пожалуй, он единственный, кто не хотел коммунисту зла. По крайней мере, Великобритания пытался показать добродушие, в отличие от остальных. Все нервничали, а этот проявлял чувство такта. Союз только попеременно то одной, то другой рукой погладил свою шею. За шиворот попал снег, но коммунист не обратил на это внимание. Неимоверно хотелось курить, а ещё послать англичанина, ведь разговаривать не хотелось. Но выполнить пришлось лишь первое желание. СССР достал из кармана сигары и спички. Он закурил. — Какой снег на улице… — будто проигнорировав своего временного союзника, тихо проговорил Союз, борясь с замёрзшими губами, что мешали говорить членораздельно и понятно. Он обожает подобную погоду, но СССР решил не объявлять этого. Сейчас спорить с интеллигенцией не хотелось. Мысленно же русский отметил этот день, как день торжественный… день его победы… И этот день был помечен красным в его календаре. — Хах… — аристократ глубоко вздохнул. — Снег и впрямь неплох, но я бы предпочёл более тёплую погоду. — «Кто бы сомневался…» — СССР улыбнулся уголками губ, но быстро смахнул эту неуместную эмоцию с лица. Обладатель шапки-ушанки вновь посмотрел вдаль. Взгляд остановился на высокие, украшенные смотровыми вышками и колючей проволокой, стены. Интересно, у смотровых весь город и лес как на ладони или они, солдаты, уже настолько привыкли к открывающимся видам из башен, что не обращают внимания на окружающие их виды? Великобритания прокашлялся, тем самым оторвав Союза от своих размышлений. — Что-то они поснули там все. Странно, не находишь? — наконец подал голос коммунист и на этот раз по делу. — Боятся. Нападения ожидают, — выразил свои мысли Великобритания и положил свои руки на плечи Союза. — По моему было плохой идеей дожидаться утра. — Поверь, нацистская псина сейчас тоже сидит без сна и думает, что ничего не делать, когда тебя прижали к стенке — плохая идея, — СССР закашлялся, а потом развернулся к союзнику. — Но всё равно, можно было бы пораньше. — Какая разница? Он всё равно обречён, — коммунист протянул временному союзнику пачку сигар. — Будешь? Согласие закурить вызвало у русского неимоверное удивление. Горький аромат сигары защекотал ноздри. Любитель чая поморщился. Так непривычно было курить. Великобритания вновь положил руки русскому на плечи. Неизвестно зачем ему это нужно, возможно он так грел руки о спину здоровяка, а возможно ему было необходимо ощущать хоть кого-то в этой темноте. — Как жаль, что звёзды сгорают так быстро, уже в который раз я не успеваю загадать хоть что-нибудь, — вдруг произнёс СССР и англичанин поднял бровь в недоумении. Так или иначе, он решил поддержать разговор — всё равно заняться до рассвета нечем. — И что же ты хочешь загадать? — Угадай с трёх раз, — нахально прокряхтел Союз и хохотнул — долгое время без сна давало свои плоды, советский гражданин слишком разыгрался. Но потом мужчина как-то быстро успокоился и погрустнел. — Хочу, чтобы с детьми моими всё хорошо было. Это просто так не загадаешь… На счёт Германии помнишь? Его не трогать. — Конечно. Ты меня спрашиваешь об этом уже не первый раз. — Лучше перебдеть, чем недобдеть. И я ещё раз скажу, он прелестный ребёнок. Никакого вредного влияния он на вас не окажет. Думаю, ты быстро к нему привыкнешь. — Я может привыкну, а вот он… — Не отговаривайся. Если всё равно гложет сомнение, то я готов добавить денег, лишь бы сына этой мерзопакости ты оберёг от бед. — Да и я о нём… — Даже волос не должен упасть с его головы! — Excuse me, с головы Рейха? — С головы Германии. Этому их можешь хоть разом выдрать — его не жалко. — Yes… Волосы только по естественным причинам выпадают. Это так. — Ты меня понял. Вдруг от резко нахлынувшего спокойствия СССР почувствовал сонливость. Сейчас нельзя засыпать, но коммунист позволил себе закрыть глаза. Он медленно вдохнул морозный воздух носом, выдохнул через рот. — Послушай, мне нужно узнать хоть что-то, ведь по другому я не смогу помочь, — Великобритания убрал руки от русского, выкинул сигару и засунул руки в карманы. — Вдруг тебе понадобится помощь. Вот скажи мне — найдёшь ты его и что тогда? Может всё-таки, как и договаривались, оставишь его на меня, сам за детьми пойдёшь? — «Что тогда?» — пронеслось в голове Союза. Что тогда… Да он и сам не знал! Просто ему это надо. Просто из-за принципа — ему объявили бесполезную и никому не нужную бойню. Войну на истребление. Что же ему ещё делать, как не мстить? Или англичанин думает, что ему одному хочется насытиться страданиями врага? Конечно же, нет. СССР, пусть и не является садистом, всё равно хочет видеть флаг этого чудовища разорванным, растоптанным и покрытым кровью и копотью. Превратить в бессмысленную тряпку, которой можно протереть полы и без зазрения совести выкинуть. Опять эти думы. Союзу не хочется думать о том, как вообще он пришёл к этому. Хотя, что тут думать? К этому его подвёл его дорогой друг, что захотел завоевать то, что не его по праву. По правде говоря, это «не его» могло стать его, если бы не вся эта заварушка с войной. Но нет. Стол переговоров для лохов. Правда? Союзу действительно сейчас было интересно — знает ли Рейх сам, для чего и к чему он так целеустремлённо шёл? Ну всё! Не хватало ещё погружаться в слезливые воспоминания об опыте, который уже посчастливилось пережить. Это будет мешать… — Я уже сказал, что сам справлюсь, — грубо ответил Союз и нахмурился. Какой же этот англичанин настырный… — Ты сам мне предложил. Предложил же? Ну я и не отказался. Или ты думал, что откажусь? — Я… — Можешь не врать, я знаю, что так ты и думал. Просто ради интереса спросил, да просчитался. Теперь за его головой пойду я. И я сделаю это… Пристрелю его, как поганую псину! Тем более он должен мне за эти душевные муки… — зубы коммуниста сжались так, что казалось, будто они сейчас треснут. Великобритания не смел говорить дальше и ещё с минуту они стояли и буравили друг друга глазами. У каждого был целый чан несказанных слов: у Союза оскорбительных, у англичанина слова утешения и всего подобного. Аристократ невольно восхитился несгибаемой волей русского. Вероятно, оно и помогло выдержать те жестокие муки, что предоставил ему его… лучший друг. Да, теперь Великобритания понимал, почему в первое время СССР отказывался от убийства врага всего народа — сам коммунист ему и рассказал причину его мягкотелости к этому нацисту. И, конечно же, англичанин не мог это просто так оставить. И после той помощи, такой закалки… Русский с англичанином стали более близки. Ну он ведь постарался! СССР теперь сам рвётся прибить немца. — Я гляжу, ты настроен серьёзно, мой советский друг? А я-то думал, что его ждёт долгая, мучительная смерть. А ты всего-то пристрелишь его? — наконец вымолвил любитель чая и чуть улыбнулся. — Но я не сомневаюсь, что если кто и сможет справиться с этим безумцем, то только ты. Только осторожней. Он ещё тот хитрец. — Хитрец, не хитрец… — Союз сплюнул вязкую слюну в сторону. — Отсюда никто живым не уйдёт. — Как бы не так. Ты, как никто другой, знаешь, что этот сумасшедший способен незаметно убить человека, прорваться сквозь строй вооружённых врагов и уйти невредимым. — Хех! Не делай из него сверхчеловека. Он не такой. И поверь, если его окружить с винтовками наперевес, он и моргнуть побоится, не то что побежать куда-то. Он трус. И такой наглый он только с пятью танками за спиной. А вот когда он один… Уверяю, это жалкое зрелище… — Не буду с тобой спорить, — Великобритания сильно содрогнулся. Стрела холода пронзила так внезапно. — Oh… So cold… — Ну раз так… — тут коммунист сделал паузу, огладил подбородок и нарочно передёрнул плечами. — Значит можно и согреться чуток. Что, может, ты и водку будешь? Великобритания чуть нахмурился, прикрыл глаза, искривил губы в раздражительной улыбке и поставил перед собой руку, как бы говоря, что он отказывается. — Понял, — СССР ещё раз хохотнул, но потом успокоился. Какие же жалкие попытки он предпринимает, чтобы пообщаться дружески… Всё это так неловко получается. Великобритания попросту не понимает дикого нрава Союза, он в этом не виноват и сам коммунист это понимает. А ещё он понимает, что это всё не то… Даже если англичанин ответит смешком на все его типичные и грубые шутки, то всё равно лучше отношения у них не станут. Да и нужна ли СССР вообще дружба с аристократом? Ответ очевиден — нет. Англичанин слишком скучен для русского. Ему нужен кто-то, кто смог бы поддержать бессмысленный разговор, посмеяться с ничего, понять, что его на самом деле гложет… Союз знает, что ему нужно, ведь такой прекрасный дружеский опыт у него был только лишь один… Но вспоминать о нём мужчина не хочет. — Ладно, ты иди, грейся. А я тут постою ещё. Покурю, может… — сейчас только глухой мог бы не заметить грустный голос СССР и Великобритания, как оказалось, глухой. — Хорошо. Ну, я буду тебя ждать, — англичанин отошёл на пару шагов, после чего обернулся. — Смотри не промахнись, когда стрелять будешь… Это предупреждение было более, чем бессмысленным. Великобритания и так знает, что Союз не промахнётся. Он обязательно найдёт паршивца. Свести счёты со старым другом нужно всё-таки… *** Россия размышлял о своей жизни. Который день он здесь кантуется, в этом месте? Пожалуй, больше года. Ну да, точно больше года. Вот же… Всего семнадцать лет человеку, а уже стыдно и мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Самые лучшие годы детства он провёл в этом ущербном месте и других мест не видел совершенно. Тут ума лишиться, как нечего делать. Как будто этого уже не произошло… Да ещё так погано на душе оттого, что чувствуешь себя чьей-то игрушкой! Хотя, сам Россия поспорил бы насчёт своего возраста. Ему одновременно и семнадцать и сорок лет. И ему, молодому старику, мечтается вернуться в тот довоенный мир, где солнце казалось каким-то божеством, встающим на земле каждый день. В тот мир, где трава была травой — зелёной и ярко пахнущей. В тот мир, где он сам был мелкий, загорелый, здоровый и… нормальный. Считает ли Россия себя ненормальным? Конечно. Что же тут нормального? Как вообще можно считать себя нормальным, когда за долгие годы войны ты каждый день чувствуешь у своей шеи огненное дыхание смерти? Когда ты понимаешь, что солнце может не взойти утром, потому что ты попросту утром не проснёшься… потому что его, «божество», может уничтожить бомбёжка. Порой Россия ненавидел солнце — оно обещало лётную погоду, а значит полетят истребители. Солнце как последний предатель показывало то, что не нужно — картина ужасного и кровавого боя. Его лучи могли постепенно уничтожать мучеников в концлагере. Солнце, по мнению России, может принести радость только для ребёнка, что не видел никогда безжалостной стороны этой «ПРЕКРАСНОЙ» жизни. В общем, у России разбегались мысли, как только он спрашивал себя, как он относится к солнцу. Он не знает, что он думает о солнце. Он вообще не понимает, почему думает именно о солнце… И именно поэтому парень считает себя ненормальным. Он не знает ничего. Ни того, что с ним не так, что не так с солнцем и когда всё это кончится… и когда принесут еды… Русский съёжился от боли в желудке. Кажется, он вспомнил, почему задумывается над всяким бредом — задача состояла в том, чтобы создать бесконечный поток мыслей, чувств и фантазий и не сосредотачиваться на одной точке. Главное — не думать о еде. Россию очень удивило его тело. Обычно, даже в самые критические дни, ему удаётся обуздать своё тело. Но сегодня что-то не так. Он ел вчера. Но не капли не наелся. Странно… Очень странно… К тому же ему дают питаться мясом… Ему, заключённому в подвальном отсеке. Ну… А кто помешает ему поглощать свою пищу? Никто в здравом уме не подойдёт к человеку, когда он питается — это неприлично. Сам же Рейх об этом и говорил. Так что не так? Россия нервно затряс лодыжкой, левый глаз задёргался. Он повернул голову и уставился на кровавое пятно в углу комнаты. Что не так? ЧТО НЕ ТАК? Не так может быть только то, что никто к русскому не заходит. Кто будет следующим? Вернее… ЧТО! В голову ударил жар. Больно… Но помощь подойдёт ещё не скоро. Россия вскочил с замызганной койки и подбежал к двери. Когда уже следовало бы остановиться, сын СССР этого не сделал — так и влетел в железную дверь. Пару раз ещё ударил по ней кулаками. Брызги крови разлетелись в разные стороны — вот и снова он разбил костяшки пальцев. — Дверь открой! — закричал во всё горло русский, а потом резко замолчал и прислушался. Шаги на лестничной площадке. Россия бросился к стене, прижался к ней, сжал рукоятку ножа, что украл вчера у одного солдата, затаил дыхание. У самой двери кто-то остановился и замер. Нет, это пришли его не кормить — человек всего один. Россия разозлился и потому не смог удержаться от своих едких замечаний: — Ну же! Входи, не бойся, я же не дичаю! Мы всего-то, блядь, сыграем в одну очень интересную игру! — Россия вновь ударил по двери, но на этот раз не так сильно. Кто-то за дверью постоял ещё несколько секунд, а потом поспешно удалился, да с такой скоростью, словно за ним кто-то бежит. Русский отбросил нож в сторону, спустился на пол по стене и вновь посмотрел на «живой уголок». Тело задрожало. Вспышка На коленях приближается в сторону кровавого угла. Ещё вспышка Ползает по гнилому, пытается сдирать кровь с пола и ломает ногти, стирает в клочья пальцы. Вновь вспышка На языке вкус сырости и металла, а на стене след от языка. Вспышка и… звук открытия двери Россия очнулся, будто ото сна. Он повернулся на звук. Медленно и осторожно. В дверях стоял человек, а за ним ещё трое. Сзади солдаты, а главный… как ни странно, главный — главный! И взгляд… Россия усмехнулся. Интересная реакция от того, кто каждый день видит подобную же картину. — Что же не так, фюрер? Ты на меня так смотришь… — заговорил чуть хрипловатым голосом русский и повернулся к пришедшим всем корпусом. — Ты что это тут делаешь? — вопрос был более чем глупым — а что здесь может быть ещё? — Ты бы ещё потолок засрал. Неблагодарное животное… — А отчего я должен быть тебе благодарен? — Россия чуть ли не задохнулся от таких заявлений — что этот нацист о себе возомнил? — Ну же, скажи. Я должен быть благодарен за вот это всё? Или может быть за то, что ты оставил меня в живых? Если так, то лучше бы убил! — Рот закрой! Ты, распущенный, наглый и больной… — Рейх замолчал, когда Россия стал подниматься на ноги. Сзади послышались звуки перезарядки — те тоже волнуются и даже не понятно за кого больше. Третий вскинул руку, как бы говоря, что оружие лучше убрать. Хотя… Рейх сейчас был готов сам взять в руки свой маузер или лучше винтовку. Россия так вымахал к 1945 году… Не выше отца, конечно, но Рейху уже не ровня. Такой шею свернёт — пикнуть не успеешь. — Я… — немец внимательно оглядел фигуру русского, проверяя его на наличие угрозы. — Мы уходим. — Мы — это кто? — Россия вскинул брови и подошёл на шаг ближе. — Мы — это я, Германия, ЯИ, ты и твоя семья. Мы уходим отсюда. Наверное… Если уже не поздно… — А что, мы можем куда-то опоздать? — Я бы на твоём месте не язвил. Навряд ли советская армия будет разбираться, в кого стрелять в этом месте. Они… — А вот тут ты ошибаешься! Я никуда не пойду. Даже не надейся, — Рейх хотел что-то сказать, но ему не дали этого сделать. — И на угрозы мне твои плевать. Были бы они осуществимы, ты бы уже давно всех перестрелял. Так что мешает? Германия? Сомневаюсь, что ты стал бы его слушать. — Я надеялся, что смогу… — Вернуть СССР? Ну не смог — молодец! Что ж не перебьёшь нас? Зассал? Боишься более мучительной расправы? Ну, конечно! Если мы все помрём, навряд ли у тебя будет хоть какой-то шанс на жизнь. Хотя, у тебя и так его нет. — Замолчи. Я сказал — выдвигаемся. Что тебе непонятно? — теперь Рейх сам сделал шаг вперёд. — Да мне всё понятно, я только… — Не отпирайся! — Не указывай мне… Россия пристально посмотрел в глаза врагу и прищурился. Сделал шаг. Второй. И резко подскочил к нацисту. Чтобы его не пристрелили прямо сейчас, он втянул голову в плечи и спрятался, как только смог, за тело Рейха. Вместе с этим, он схватил немца за бока. — Ах! — Рейх попытался отойти, но его уже схватили за спину и прижали к себе крепко-крепко. Стало трудно дышать от этого. Ну или от того, что его шею уже зажали внутренней частью локтя. — Пусть они выйдут! Живо! Приказывай! — закричал прямо на ухо русский и, заметив поднимающиеся на него дуло, потянул своего заложника вниз. Он присел, заставив, тем самым, сесть и Третьего. Преемник Союза пошарил рукой по полу и нащупал нож. Взял его за рукоятку и поднёс к горлу нациста. Конечно же, Россия не стал бы резать Рейха. Это нужно, чтобы просто запугать солдат, не более. Но стоит ли говорить, что немец и сам стал, мягко говоря, паниковать. — Du… geh von hier! Lass uns in Ruhe! * — практически сорвавшимся голосом прокричал Рейх и солдаты, даже на секунду не задержавшись, удалились. На замок не стали дверь закрывать. Хватка русского ослабла и тогда Третий позволил себе облегчённо вздохнуть. Сам же Россия сейчас готов был хохотать. Нет, ну, а что? Смешно! Его боится главный фюрер! Вон задрожал весь, как осенний лист. И голосок такой взволнованный. — Ну что тебе нужно? — Рейх уже с силой высвободился из рук русского и у него это получилось. — К тебе тот же самый вопрос. Чего это ты так рвёшься нас с собой забрать? Не помню, чтобы ты хоть как-то волновался о нас. Так что не неси фигни, я в жизни своей никогда не поверю, что ты просто не хочешь, чтобы нас застрелили. Колись, чего затеял? — И ты думаешь, я тебе просто так скажу? — Третий скрестил руки на груди и нахмурился. Сейчас грозным быть не получалось. — Да можешь и не говорить. Я за тебя скажу, — Россия пару раз хрустнул шеей и сделал широкий шаг на встречу врагу. Рейх трусливо отступил. — Да не ссы, не трону. Пока что… Так вот, я более чем уверен, что ты опять хочешь надавить на больное место СССР. Он на тебя, а мы тут как тут. И пушка у виска. Не важно у кого. — Спасибо за идею, — Рейх оскалился, пытаясь скрыть разочарование оттого, что его раскрыли. — Даже не знаю, как в твоей голове рождаются такие замечательные мысли. — Твоё воспитание, — русский прикрыл глаза и нахмурил брови и в этот момент Третий мысленно отметил, что именно сейчас он так похож на отца. — А теперь подумай, пожалуйста, о своём сыне. Хоть раз. Я уже говорил, что в нас стрелять не будут — советские солдаты, я уверен, будут спасать здешних мучеников. А вот на Германию, я так предполагаю, это не распространяется. Он один из вас. Его не пожалеют. Ты за всеми не уследишь. И если его застрелят, пока ты будешь сбегать… Ну… Думаю, ты понимаешь… — Мне плевать, — резко ответил Рейх на все слова России и опустил голову. — Не пизди. Ты сам под пушки пойдёшь, если это реально случится. А теперь слушай, как мы поступим… Рейх вскинул одну бровь, поднял голову и уставился на русского, как на идиота. Этот молодой и зелёный… устанавливает тут свои правила? Главному фюреру? Какая наглость… Тем не менее, он решил всё же послушать. — Я остаюсь здесь и это не обсуждается. Ну, а ты сейчас выходишь, берёшь моих — если будут сопротивляться, разрешаю за волосы тащить — и ведёшь ко мне, — Третий хотел возразить и показать русскому, кто здесь главный, но по какой-то причине не смог перебить наследника СССР. — Германию тоже. Когда нас спасать станут, его вместе с нами доставят в безопасную обстановку. И… принеси поесть. По-братски! По телу нациста пробежали мурашки. Крайне хорошая и, главное, логичная мысль, но… Если он сейчас согласится на это, то тогда его жизнь будет под угрозой. Россия тем временем терпеливо ждал реакции. Рейх почему-то не спешил отвечать, но Россия, в принципе, никуда и не торопится. Плохое у Рейха предчувствие было по этому поводу. На самом деле, нацист чуял, что всё это ни к чему хорошему не приведёт. По крайней мере, для него. Со страной уже понятно всё… Рейха это удручало, но если уж он не спасёт страну, то спасёт хотя бы себя. Только вот, после такого заявления от России, он уже и в этом сомневался. К тому же Третьему казалось, что сын СССР устраивает что-то дурное против него. И против Германии. Раньше главный фюрер этого не замечал, но в последний год он узнал, что Россия и Германия не ладят настолько… В общем, Рейх, как родитель, боялся того, что уготовлено его сыну. Он понимал, что Союз, скорее всего, не допустит издевательств над Германией, он ведь спас его, но всё равно… душонка-то болит… Так или иначе, главная проблема была не решена — что делать самому Рейху? Если он откажется сейчас, то может выйти не очень хорошая ситуация. Просто, это исчадие ада — как комментировал сам Рейх — названное приемником СССР, было воспитано лично им. Он сделал из русского того, кто может без угрызений совести лишить человека зубов, и далеко не безболезненным и быстрым способом. Третий не спорил, он сам виноват — он сам подействовал на изменение его личности. Он научил русского жестокости и, увы, это теперь одна из проблем Рейха. Ну, а если Рейх согласится?.. Его гордость так пошатнётся… Так он ему ничего и не ответил. Немец молча развернулся, совершенно не боясь нападения со спины, и также без единого слова вышел из камеры. Дверь закрылась на ключ. А Россия лишь улыбнулся, сел на койку и принялся ждать гостей. А они придут. Он знал, от такого предложения его враг не откажется. *** — Да замолчи уже! — ЯИ нервно бегал по дому Рейха и пытался собраться с мыслями, но получалось не очень-то хорошо — паника брала верх. — Я просто спросил, куда пошёл папа… — Германия сидел на диване. — С чего на меня такая агрессия?.. С чего, с чего! Маленький, вернее, уже не маленький, немец знал, что происходит и тоже сидел весь как на иголках, но он же не огрызается на всех. Он же тоже переживает и потому хочет знать, куда его отец ушёл. — Ты меня не слышал? — японец грозно посмотрел на мальчика, но тут же отвернулся. — Молчи и не лезь в эти дела. Как Рейх решит, так и будет. От тебя всё равно ничего не зависит. Тут «идиллию» нарушили детские жалобные голоса. Они были за дверью. Германия перевёл взгляд на дверь и заметно оживился. Он так давно не видел Украину и остальных. Он даже по России соскучился. А хотя… Ладно, не стоит врать — не соскучился. На самом деле Германия его боялся. Он так на него смотрит… Кажется, дети начали возмущаться. ЯИ тоже уставился на дверь и стал ждать. Ждать не пришлось. Дверь открылась и в дом сначала зашли дети. Первым был Казахстан, дальше Армения, а потом и Украина с Беларусью. Как только Германия увидел украинку, он еле заметно улыбнулся. Цепочку завершил Третий Рейх. Его взгляд был каким-то не таким и ЯИ сразу же заметил это. Азиат подошёл к немцу и положил руку ему на плечо, но потом обратил внимание на детей. — Идите отсюда. Вон, к Германии подойдите, — ЯИ указал рукой на сына нациста и те послушно двинулись к своему немецкому другу. — Рейх, что такое? Ты такой… Подожди, а где Россия? — ЯИ, план поменялся, — Третий очень опасался говорить союзнику о своём новом решении, ведь они обговаривали эту ситуацию ещё месяц назад. — Как? Что ты имеешь в виду? — японец вновь стал ждать ответа, но нацист молчал. — Ну не молчи, времени в обрез. — Россия останется в подземной камере и… — Рейх посмотрел на азиата и отметил, что тот совсем, кажется, не злится на то, что всё резко изменилось и потому он стал чуть смелее говорить. — Его семью мы приведём к нему, в эту же камеру. — О! А как ты защищаться собираешься? — Я… не знаю… Но если мы возьмём их с собой, то есть шанс, что защищаться также будет некем. Вряд ли мы сможем провести их в безопасности. Мы не уследим. А так же… — Рейх вдруг посмотрел на своего сына — мальчик стоял рядом с русскими и, видимо, пытался как-то успокоить друзей. — Я не могу подвергать опасности Германию. Он пойдёт с ними. — Ты… — было видно, что ЯИ не то что удивлён такому заявлению, он в шоке. — Чокнулся?! Дети повернулись на возглас японца, но сразу же потеряли интерес к взрослым и продолжили свой разговор. Разговор был ни о чём и только лишь для того, чтобы отвлечься от главной проблемы. — ЯИ, я так не могу. Ты же знаешь, — Рейх вновь посмотрел на Германию. — Что же с тобой не так, мой друг?.. — азиат облокотился о стену и стал массировать переносицу. — Этот спиногрыз тебя предал — он допустил возвращение врага на родину, а ты ещё жертвуешь собой ради него. Ну это бред! — Нет, ЯИ. Это Италия меня предал, а мой сын всего-то хотел как лучше, — ещё тише, чем прежде произнёс Рейх. — Рейхи… Я думал, что мы это уже обсудили… Италии мы ещё отомстим за то, что он тобой воспользовался, обещаю. Он за всё поплатится, — японец положил руки на плечи своего союзника, пытаясь так сделать свои слова убедительней. — Я тебе благодарен, но что-то мне подсказывает, что нам будет не до мести… — Не правда. Мы не лыком шиты. На досуге рассчитаемся с этим мерзавцем. Он ещё будет жалеть о том, что капитулировал — будет пощаду на коленях вымаливать. Рейх кивал каждому слову союзника, но на самом деле, думал о том, что все слова эти довольно бесполезны. Даже если получится выжить и скрыться, то после этого самым глупым решением будет как раз-таки мозолить глаза итальянцу. Это, в какой-то степени, самоубийство. — Этого нахала «проверенного»… ох… прости, что я его привёл и тебе посоветовал… Так вот, его давно следует приструнить. Должен же этот чёрт проявить уважение к тем, кто его к успеху вёл. — ЯИ, извини, но нам нужно закончить. Нет времени, — тут немец чуть нахмурился — он даже не знает, когда враги нападут, но, тем не менее, говорит, что нет времени. — Бери детей СССР и веди их к России в камеру. И не вздумай глупить, они всё ещё имеют ценность. — Я… Хорошо… — японец двинулся к детям, но резко затормозил. — А Германию тоже брать? — Германию? — нацист призадумался. — Пока нет. Подожди нас. — Как скажешь, — ЯИ отошёл в сторону к входной двери. А Рейх, тем временем, ушёл в самый дальний угол и позвал сына. Мальчик резко развернулся на зов, а потом, переглянувшись с друзьями, медленно побрёл к отцу. Как только он дошёл до Третьего, нацист тяжело вздохнул. Как же Германии не нравятся такие моменты, когда отец собирается с ним говорить по душам. — Германия, ты ведь знаешь, что мы с ЯИ надумали? — мальчонка забегал глазами, после чего кивнул. — Выкинь это из головы, теперь всё изменилось. — Что? В каком смысле? Что ты… — Успокойся! — Рейх поджал губы оттого, что сейчас вновь накричал на сына — нервы ведь уже не железные. — Успокойся, золотко моё… Германия не понял такого резкого изменения в поведении, но не стал заострять на этом внимание. Сейчас его волновало другое. Он так морально готовился к этому моменту, а теперь всё меняется. И какой план теперь? — Что мне нужно будет делать? — Германия наклонил голову и вгляделся в глаза отца — тот явно очень нервничал. — Или что нам всем нужно будет делать? Дети СССР ведь тоже с нами? Мы сделаем всё, что требуется. — Вы с нами не идёте, — эти слова стукнули по ушам так, что Германии захотелось кричать. — Что… В каком смысле? — Сынок, слушай… — Рейх сел на колени и обнял сына. — Пап? Пап, не надо, — Германия сел тоже и обвил руками шею родителя. На глаза навернулись слёзы. — Всё будет хорошо. Ты и твои друзья будут жить. И ты будешь жить. Долго-долго и счастливо. Слышишь? — Рейх ощутил, что ему, в отличие от сына, совершенно не хочется выплакаться — странно, но он был благодарен себе за это. — А ты? Пап, тебя же убьют… — Уже поздно, тебе пора, — Германия так и не получил ответа на вопрос, его это так напугало. — Я не хочу… — Надо. К тому же… Я сам виноват. Считай, что это моя плата, — Рейх быстро встал, поцеловал сына в лоб и грубо толкнул его в сторону японца. — ЯИ, веди их! Сознание Германии кричало изо всех сил, что нужно стоять на месте и не двигаться, но ноги сами собой пошли на выход. Когда все выходили, он, по неясной причине, не смог взглянуть на отца. А так хотелось, ведь он уже успел забыть лицо того, с кем жил всю свою жизнь. Единственное, что он смог сделать, это лишь произнести одними губами: «Пока». Дверь закрылась. — Прощай… — так же беззвучно произнёс Рейх, после чего быстро двинулся в кабинет. А зачем, он уже и сам забыл. *** Небо постепенно розовело, освещая всё вокруг. Солнце утреннее красиво искрилось, как и снег. А в воздухе витал запах пороха, крови и чего-то ещё, что было неосязаемое или же это чувствовали лишь советские люди. Что-то необратимое, но так греющее душу. Русские с большим отрывом побеждали. Все жертвовали своими жизнями бесстрашно, стараясь принести максимальный вклад в свою страну, народ и правителя. В СССР. А немцы постепенно отступали, словно оказались крысами на тонущем корабле. Иные пятились и оборачивались, стреляя на ходу из винтовок, но большинство бежало, не думая о сопротивлении, держа винтовки за середину, как палки… А вон тот и вовсе винтовочку бросил, паршивец. И вон тот… Всю картину добивала жалостливая, но очень громкая сирена. Возможно, она доходила до центра Берлина, но никто не мог утверждать. Выла она долго и даже сбавила пыл у бегущих. Но навряд ли им это помогло бы. Что от нескольких солдат будет? Вскоре сирена замолчала и стало как-то голо. Зато стали лучше слышны крики раненых солдат, хруст костей. Союз всё это время не участвовал в бою. Себя корил за это, но он и так понимал, что этот последний бой за ним и за его народом. А ему ещё нужно отыскать главного — раненым это будет делать неудобно. Не участвовали так же и остальные главари: Великобритания, США и Франция. Они подтянутся позже. По плану они должны будут пройти в штаб со своими солдатами, убить оставшихся фрицев, а так же забрать детей. Как же СССР ждал конца. Хотя он не отрицал возможности смерти Рейха в этом бою. Ну, это тоже будет неплохо. Не придётся напрягаться. Так морозное утро перешло и в полдень, а бой всё не заканчивался, но было понятно, что это ненадолго. Некоторые здания рядом со штабом обрушились: стены обрушились и горели. Наступление со стороны немцев совсем стало слабым. Если раньше некоторые из воюющих с кровожадностью набрасывались на противника и готовы были чуть ли не грызть глотку, то сейчас слишком много людей бежали с поля боя. Стоит ли говорить, что одним из таких был главный фюрер? Но и у него уже пропали силы для борьбы. Всё это время он и его союзник были здесь, но у них никак не выходило сбежать в лес, спрятаться среди деревьев и пуститься в бега. Было слишком опасно — советские солдаты перекрыли эту часть. По этой причине они ютились где-то около так манящей свободы и пытались укрыться от смерти. На данный момент Рейх и ЯИ сидели в окопе, заранее приготовленном для такого случая. Японец старался отбиваться с жалким, по сравнению с винтовкой, маузером. А немец просто смирился со своим положением и не делал ничего. Азиат мог поклясться, что настолько отчаявшегося Рейха он никогда не видел. — Рейх, мы вообще-то сражаемся за жизнь. Помнишь? — попытался хоть как-то привести в чувство друга, но тот не реагировал, потому он решил повторить. — Рейх? Пришлось отвлечься и повернуться к молчаливому союзнику. Наконец Третий обратил внимание на японца. Более того, он обратил внимание на то, как азиат выпустил из поле зрения всю обстановку. — ЯИ! Смотри не на меня, а за происходящим! Я тебя не откачаю, если ты… — Рейх резко замолчал, так как произошло то, о чём он и думал — на японца навели винтовку. Рейх кинулся к ЯИ, но солдат успел по нему выстрелить прежде, чем он вмешался. Подумав, что японец там был один, советский солдат ушёл обстреливать других — немец был незаметен из-за своего роста, да и вообще он занял довольно безопасное положение, не без наставления ЯИ, конечно. ЯИ захрипел и спрятал голову, тем самым, ложась на спину. Рейх подполз к союзнику. Тот был ещё жив. Выстрел пришёлся по спине, прямо рядом с позвоночником. И, кажется, их было даже несколько. Рейх понял, что японец собирается ещё вставать, поэтому чуть ли не верхом залез на него, чтобы этот невнимательный дурень не наделал ещё глупостей. Хотя, кто ещё глупый — азиат ведь попал под пулю из-за Рейха. — Рейх, слезь, мне тяжело, — прохрипел через силу японец и закашлялся. Третий поспешно выполнил просьбу и отпрянул от союзника. Колени начали дрожать. Он не поможет. Никак не поможет. ЯИ всё это время был в полном сознании и следил за явно паникующим немцем. Он ждал, когда тот начнёт реветь. Но ни бледности в лице, ни слезинки в этих глазах он не увидел. Лишь старомодное сострадание и волнение. — Рейх, не переживай. Со мной всё нормально, — ещё более хриплым голосом произнёс ЯИ, пытаясь так успокоить своего друга и даже вынудил себя мягко улыбнуться. Мягко говоря, у него не получилось, ни то, ни другое. Если честно, то японец и сам паниковал не хуже немца. Он ощущал, как постепенно жизнь из его тела утекала, а потерей сознания и не пахло. Это так ужасно, чувствовать, как ты умираешь. Это ни с чем не спутаешь. ЯИ кашлянул. Горло так пересохло. Казалось, что прямо сейчас оно засохнет. Сам не понимая, что он делает, японец схватил Рейха за руку и зажмурился. Почему-то ему казалось, что так станет легче и ему показалось, что это действительно так. Холодная и тонкая рука Рейха действовала так успокаивающе. Азиат глубоко задышал, после чего взглянул на немца. Он больше не выглядел таким напуганным. Взгляд его был искренен и невинен, а сдвинутая на затылок чёрная фуражка, её козырёк, казалась нимбом, воссиявшим над его головой. На этот раз японцу улыбнуться было легче. Да, он умирает, но рядом с ним близкий человек. Незабываемые впечатления. Немец другой рукой залез во внутренний карман шинели и нащупал какой-то предмет. Японец закрыл глаза. Он просто сейчас хочет лежать, отдохнуть, держа своего союзника за руку.*(2). — Рейх… — Ш… — Рейх выпустил руку из хватки ЯИ, после чего приложил палец к губам союзника. Японец послушно замолчал. Рейх провёл рукой по щеке азиата, стирая засохшие слёзы. Но долго молчать ЯИ не смог. Ему нужно было чувствовать, что он жив, что Рейх его слышит. Ему было важно слышать голос союзника. — Мы… Проиграли… — как эти слова отторгали уши Рейха. Да и ЯИ было не приятно говорить такое, но стоило уже принять правду, какой бы она не была. — Рейх, я те… Глаза немца сверкнули, как и предмет в руке. Японец, распахнув глаза в искреннем изумлении, всхлипнул навзрыд и схватился за горло. Кровь хлынула на немца так, словно он стоял под душем. Рефлекторно немец облизнул губы — кровь на вкус была солёной с привкусом металла. Руки японца окрасились в бордовый цвет, а дышать стало нечем. — Заткнись уже… — это единственное, что смог произнести Третий, наблюдая за тем, как глаза у союзника стекленеют, а изо рта вытекает струйка крови. Нацист не удержался от короткой ехидной усмешки — какой же он мерзавец… Через неполную минуту азиат обмяк, изрядно посерев лицом. Эмоций нет. Всё, мертвец. Рейх прилёг рядом, совершенно забыв о своей брезгливости, и вытер нож о форму ЯИ. Только сейчас немец задумался, а что он пытался ему сказать? Может стоило его дослушать, а потом уже избавлять от мучений? Рейх прикрыл глаза, слушая звуки выстрелов и криков. Как же ему сейчас хочется тишины, но ведь не выйдешь, не попросишь заткнуться. Немец повернул голову к союзнику. Какое-то странное зрелище. Вот вроде лежит перед тобой живой человек, просто бледный. Но вот уже замечаешь не маленький такой кровавый разрез на шее. И всё-таки, что он хотел сказать? Наверное, что-то сентиментальное, что так похоже на этого японца. А если так, то Рейх может с уверенностью сказать, что всё сказанное — бред. А ведь ЯИ серьёзно верил в Рейха. Это можно было сравнить с любовью… Но это никогда не было так. Он просто пытался как можно шире раскрыть своё сердце. Пытался всё время быть рядом. Этого же он ждал и от Рейха. А тот, наоборот, старался закрыться и отдалиться от союзника. В итоге всё это выглядело так, будто одну одинокую душу пыталась осчастливить другая. Но теперь этого больше не произойдёт. Одна душа просто испарилась и более не возвратится. Можно подумать, что Рейху грустно из-за этой смерти. И это правда. Он очень расстроился от осознания, что больше не увидит улыбку японца. Азиат всегда был серьёзен и увидеть его улыбающимся было приятно, его улыбка так грела душу. Что-то в ней есть такое, что заставляет забыть о всём плохом. И больше она не вспыхнет. Никогда. — «Как больно, наверное, умирать… Интересно, хочется ли ему воскреситься?.. Хотя… О чём я думаю? Мёртвым же всё равно… И мне тоже…» — пронеслось в голове немца, после чего он прикрыл глаза. Конечно же, он обманул себя. Рейх глубоко вздохнул. А чему тут удивляться? Ему не впервой убивать, так что ему не привыкать. Всё это… обычно. Только вот никогда ещё Рейх не убивал кого-то, кто был так близок ему. Что ж… Это хороший опыт. Теперь будет легче убить кого-то, кто ближе ЯИ. Намного ближе. Третий, по крайней мере, на это надеется. Но почему-то он был уверен, что он сможет. Наконец Рейх отвлёкся от своих раздумий. Ему показалось, что крики и взрывы стали угасать. Или его сознание стало проваливаться в небытие? Обстрел прекратился, принеся ужасающие разрушения и не малые жертвы. Мёртво застыли окна в опустевших домах, хлопали ворота, покосились заборы, неприютно и голо смотрелись стены штаба. Назад половина солдат шли как-то понуро, лишь изредка переговариваясь. Другая половина по приказу пошла освобождать мучеников. С ними шли и Великобритания с США, что успели подойти прямо к финишу битвы. Осталось всего ничего — детей забрать. А дальше всё будет хорошо. Лучше, чем все эти года. Куда лучше. *** Дети с огромным волнением ждали конца. Все до единого были напряжены. Ну, почти все… Россия, кажется, ни о чём не волновался. Он сидел напротив двери и ждал. Чего не понятно. Возможно он ждал солнечного света. Ну или просто солнца — он ещё не определился. На него частенько косились остальные. Стоит ли говорить, что дети брата не узнали, как только его увидели? Беларусь сначала отказывалась заходить, за что ей дали подзатыльник. Ну, а потом она уже поняла, что это её любимый братик. Армения старался вообще не открывать глаза — как только его привели сюда, он завалился на койку, уложился на коленях казаха и сделал вид, что спит. Украина оглядывалась на русского чаще всех. Ей из-за этого постоянно делал замечания Казахстан, хотя сам был готов пялиться на… это. По другому и не назовёшь. Что осталось от прежнего России можно было только гадать: парень похудел, глаза стали какими-то звериными, губы все изгрызаны, а само лицо исказилось до неузнаваемости. Сам Россия даже не заговорил ни с кем. Просто сидел и молчал, вертя в руках нож. Кажется, только Германия не глядел на русского. Нет, а зачем? Он и так знает, что произошло. Жалко парня, конечно, но что тут поделаешь? Он смотрел на Украину. Он её так давно не видел. Теперь вот, хочет наверстать упущенное. Вот только, сколько бы он не смотрел на девочку, всё равно все его мысли были лишь об отце. Неужели его отец не стал жертвовать его жизнью? Невероятно! Германии даже стало как-то стыдно. Появилась вина за то, что он сидит здесь и даже помочь родителю никак не может. Теперь Германия стал понимать, что это, что ни на есть, наглядное доказательство любви Третьего к нему. Поразмышляв ещё немного, Германия сообразил, что его отец прошёл довольно длительный путь, чтобы совершить такой благородный поступок. Это очень похоже на то, будто кто-то разделил все года на… схему… Да, на схему. Германия покрылся мурашками — все слова отца, в тот день, когда он обнаружил волос Украины, сбываются. Или это Германии просто кажется? Не может. Ведь всё действительно можно расставить по пунктам: 1. Первые годы жизни Германии — незнание. Отец относился к нему, как к кукле, только потому что не знает, что должен ощущать и делать. Германия просто прибывал в этом доме, как вещь. 2. Вот Германии стукнуло пять — ненависть. Словно Германия в чём-то провинился. Каждый день избиения и грязные обзывательства. Его всё чаще морили голодом. 3. Германии исполнилось восемь — игнорирование. Частенько сам мальчишка задумывался, а существует ли он вообще. 4. Маленький немец дожил до одиннадцати лет — глумление. Редкие издёвки и постоянный сарказм. Германия даже радовался, когда отец не относился к нему, как к пустому месту. Но страшные угрозы заставляли кутаться на ночь в одеяло и заново мечтать о том, чтобы исчезнуть в его глазах. 5. Ещё год и вот мальчику двенадцать — интерес. Родитель стал неравнодушен к увлечениям сына. Да и сам он подкладывал интересные книжки сыну. Отвечал на волнующие мальчика вопросы. 6. Тринадцать лет — учения. Нацисту в действительности не хотелось, чтобы сынок его вляпался в проблемы. Он не хотел ему мучений и старался увести его от них и для этого пытался внедрить в голову сына жизненные уроки. 7. Четырнадцать лет — смирение. Казалось, что фюрер пытается угодить сыну так, будто кто-то за выполненные просьбы вечную жизнь ему подарит. О чём Германия не попросил бы, Рейх всё, по мере возможностей, пытался выполнить. 8. А сейчас Германии пятнадцать — самопожертвование. Сегодня его отец ушёл на верную гибель без какой-либо защиты. А защитой его были как раз Германия и остальные дети. Всё схема. Германия наконец опустил голову и прикрыл глаза. Голова разболелась. Как только его отец смог перемениться за такой короткий промежуток времени? Большинству требуются долгие годы, чтобы хоть один раз поменяться, изменить свою жизнь. А этот… Германия даже привыкать не успевал. Просто в какой-то день всё могло стать по другому: характер, отношение к окружающим. Ну, а какие-то метаморфозы происходили постепенно, но тоже за довольно короткий срок времени. Германия тяжело вздохнул и, в конце концов, отвернулся от девочки, продолжая раздумывать над всей этой ситуацией. Вдруг снаружи донёсся грохот, очень громкий. Немец изрядно стормозил и не смог сразу прийти в себя. Все дёрнулись и застыли в шоке. Россия вскочил на ноги и, приняв роль главного защитника, принял к себе под крыло всех детей. Беларусь, всё ещё испытывая страх к брату, полезла под койку. А дверь, тем временем, стали выламывать. Украина закричала с такой силой, что Германии, стоявшему прямо около девочки, пришлось закрыть уши. Затем раздались другие вопли — Россия бессмысленно мешал в своей речи все известные ему маты, будто это вызовет непробиваемый щит. Когда дверь выбилась, Казахстана перестали держать ноги и он упал на колени. У Украины в ушах всё ещё звучала ужасная ругань брата. Дверь камеры распахнулась перед детьми и Германия судорожно прижал к себе, как он подумал, Украину. На самом деле в объятиях оказался Армения, что испугался таких действий немца. И вот в камеру прошли несколько солдат, за ними вошли и ещё какие-то люди. Русские впервые видели их, а вот Германия смог узнать в этих лицах Великобританию, Францию и… Третьего человека он не знал. Казахстан впал в жуткое оцепенение. Он стоял на четвереньках и смотрел на происходящее со страхом. Англичанин, совершенно не замечая угрожающую фигуру России, сразу же двинулся к Германии. Ничего не говоря, он схватил немца за спину, притянул к себе. — Эй! Отойди от него! — Россия жёстко вспылил и уже собирался двинуться на Великобританию с ножом, как вдруг его потянули за плечо. Такого наглого жеста русский не оценил и уже с готовым кулаком стал оборачиваться на того, кто посмел его тронуть. Перед ним оказался парень в военной форме и тёмных очках. Россия не понял прикола — «Ни хрена себе потеха, зимой в солнцезащитных очках щеголять. Ёбнутый, что ли?». Гнев чуть поутих, сменившись удивлением. — Ты в порядке? Нас послал твой отец. Пройдите с нами, мы отведём вас в безопасное место, — отчеканил парень с грубым акцентом. Было слышно, что эти фразы уже очень давно заучены. — Oh… Can you hear me? *(3) Великобритания, тем временем, взял Германию за подбородок и задрал его голову чуть ли не к потолку, после чего принялся крутить голову паренька. — Wie fühlen Sie sich? Benötigen Sie ärztliche Hilfe? *(4) — Nein nein. Mach dir keine Sorgen um mich, Herr. Mir geht es gut, wirklich.*(5) Великобритания кивнул, а потом нерешительно поднёс руку к голове мальчика. Он осторожно погладил по волосам ребёнка, попутно пересчитывая всех детей. Не досчитавшись одного, он замер. — France, where's the little one? Do you see her? *(6) — англичанин покосился на женщину, но та всего лишь пожала плечами. — Где Беларусь? И тут, как по заказу, под кроватью кто-то закопошился. Все обернулись в сторону звука. Вдруг как вылезет чумазое, взъерошенное, маленькое существо с дрожащими руками и ногами. — «А чудище наше, без сомнений», — подумал Казахстан, чуть улыбнувшись. Великобритания закивал, удостоверившись, что теперь все здесь. Беларусь плакала, осматривая всех, особенно много внимания она заостряла на солдатах и России. Франция, не выдержав плача маленькой девочки, подошла к ней и попыталась отряхнуть её короткую юбочку — выросла девочка из неё давно. Руки женщины измазались в чём-то чёрном — сажа, вроде. Франция погладила дочку СССР по голове, после чего, не боясь испачкаться полностью, взяла её на руки и унесла куда-то из камеры. — Huh… Since everything is here, then…*(7) — англичанин не договорил, его перебили. — Not all, *(8) — Великобритания вскинул бровь, глядя на сына. — He doesn't seem to be here at all.*(9) США указал на Россию, что сейчас стоял в оцепенении. Германия нахмурился, также не понимая, что произошло с его… ну, другом немец не мог назвать русского. Так или иначе, он не понял, как и не поняли все. Россия упорно смотрел на Америку, как баран на новые ворота. Американец, ожидая хоть какого-то ответа на вопрос, что происходит с этим guy*(10), поглядел на отца. Великобритания не смог ничего ответить. Не смогли и остальные. Так все стояли молча ещё минуту, а потом… — Солнца боишься? — вдруг спросил Россия, всё также смотря на США. — What? *(11) — США действительно ничего не понял, но потом догадался, что имеет в виду русский. — А… Ты об очках? Просто я привык носить их везде, так как… — Я тоже солнца боюсь. У нас много общего. А теперь уйди, пока не огребал. — Россия? — Казахстан, совсем не боясь, подошёл к брату, взял его за руку и чуть потряс её. — Простите его. Он просто здесь так давно сидит… В это время Россия обдумывал всё то, что он сейчас впарил всем людям. Ну что тут сказать?.. Если только: «Ну и кто теперь здесь ёбнутый?». Русский нервно ухмыльнулся, а потом и вовсе загоготал. Он просто понял, насколько всё это странно звучало и как он сейчас напугал всех присутствующих. Вот только есть одно, но — смехом он напугал всех ещё больше. Казахстан посмотрел на США и во во взгляде его читалась просьба молчать и не говорить ничего. И американец, кажется, понял. Он подошёл к отцу, пригнулся к его уху и стал шептать. Услышал это только Германия. — Urgently send help…*(12) — США поглядел на Россию с опаской. — Medical… and preferably a psychologist.*(13) — No… He was just tired, *(14) — влез в разговор Германия. — Oh… So do you know english? *(15) — Великобритания округлил глаза о удивления. — Well yes, *(16) — Германию прижали ещё ближе к себе. — Why was he silent then? , *(17) — США тоже положил руку на плечо Германии. — I… — USA! Is it so important? Take away Russia better, *(18) — англичанин проводил сына взглядом. — And take the rest with you.Germany, you will come with me.*(19) Немец только кивнул головой. Он и Великобритания вышли из камеры, затем из подвала. В глаза ударил свет из окон. Ну вот… Наконец-то — мир за дверью. *** POV СССР Ох… Сколько же сегодня смертей. Но в какой-то степени я даже рад этому. Мда… Как же я стал плох, раз думаю о подобном… Но ничего. Мне пора идти в наступление. Ну или пора играть в детектива, так как придётся во всех этих трупах найти нужный. Не важно, главное — пора. Великобритания с США и Франция уже ушли, а я тут фигнёй занимаюсь. Непорядок! Хотя, если так подумать, то это как раз Великобритания до 1945 года занимался хрен пойми чем. Я вышел из-за укрытия и вышел в открытую часть. Запах крови и тёплого мяса защекотал ноздри, а по ушам хлынул ветер. Нет. Всё-таки не рад я смертям: ни нашим, ни чужим. Как только моя нога вступила на «мёртвую» зону, я услышал еле различимый стон. Повернул голову на звук — вражеский солдат был уже на грани смерти. Не, извини уж, не подойду. Я шёл медленно, даже слишком. Просто боялся наступить на трупы. Ну или не на трупы. Стонали ещё некоторые. И чем больше я слышал предсмертные хрипы, тем больше я ругался. От души так, матом. Только тихо. Не могу удержаться, что ж тут поделаешь? Жалко. Всех жалко, даже врагов. Они по сути просто оказались не в том месте, не в то время. Вдруг подо мной хрустнуло что-то. Я даже не стал смотреть, куда наступил. Тут выбора-то… До чего же я докатился? По морозу хожу, в лица вглядываюсь, надеюсь знакомое увидеть… Его лицо. Мне в какой-то момент захотелось просто встать на месте. Я это сделал, так как жизнь научила, что иногда к своим внутренним желаниям нужно прислушиваться. Стало слышно очень хорошо. Тишину, правда, но всё же — уши навострились будь здоров. Только тишина эта длилась не долго. Мой слух уловил ещё какой-то посторонний звук — это под чьими-то ногами хрустел снег. Не рядом, а где-то вдалеке. Я всмотрелся вдаль. Кто-то так же медленно шёл в сторону леса. До леса, к слову, не так уж и далеко, если бежать. Но этот «кто-то», судя по всему, не спешил. То ли специально, то ли ранен. Ну ладно мне! Чего тут гадать? Почему же «кто-то»? Я знаю, кто это хочет по тихому смыться. Его фигуру я узнаю где угодно. Никогда не забуду. До старости буду помнить. До гроба. Я снял с плеча АВС-36*(20). Тихо присел и стал целиться. Пусть автомат и стреляет далеко, но всё равно мне кажется, что не долетит. Как-то далековато он. Так или иначе, я решил попытаться. Руки не тряслись, чему я был ужасно рад. Да и прицел наводил я не долго. Палец медленно опустился на курок. В голове крутились слова Великобритании: «Не промахнись». И… Звук был до того громким, что в ушах зазвенело. Автомат вообще чуть из рук не вылетел. Что-то я… расслабился как-то. Я зарычал и поджал губы, поняв что ещё и палец каким-то образом прищемил. И что? Тела уже не было. Хрен поймёт, попал аль нет. Ну не убегает же, значит куда-то да попал. Я встал, накинул автомат на плечо и быстро, пытаясь не наступить в лишнее, зашагал в сторону врага*(21). Мне всё время казалось, что я к нему не приближаюсь или вообще пропустил и ушёл дальше чем нужно. В поле зрения постепенно появился небольшой окоп. Рядом с ним полусидел, полулежал нацист. Что ж… Вот мы и встретились. Я смотрел на него, а он на меня. Никто не спешил нападать: я хотел потянуть время, чтобы вселить больше страха, а ему просто не выгодно на меня кидаться. А он сейчас практически не отличим от того, каким он был на фото — такой же тонкий, усталый, замученный и… мёртвый. Это фото отчего-то навсегда запало мне в память. Только сейчас у него морда в кровище изгваздана. Уже успел убить кого-то. Рассмотрев его тело, я понял, что всё-таки не попал. В этом нет моей вины, он был далеко. Стало уже как-то неловко от этого молчания. Страха у него не прибавилось. Если судить по его глазам, он только разозлился. Я тяжело вздохнул и уже потянулся за автоматом, как вдруг Рейх подорвался со своего места, после чего совершил большую глупость — попытался схватиться за свой маузер. Конечно же, я опередил его. Я всё-таки снял автомат. Всё произошло в одно мгновение: я замахнулся и с огромной силой ударил прикладом ему по голове. Вот только он успел увернуться и попал я ему лишь по щеке. Вскрикнув, он сложился пополам и закачался из стороны в сторону, держась за щеку. Послышались всхлипы, потом завывание от унизительной боли. Маузер уже давно валялся на земле. Губу тоже задел, из неё текла тёмная струйка крови. Он оскалился, глаза засверкали от ярости, а зубы окрасились в красный. Я уже собирался застрелить его, но не успел. Он вновь накинулся на меня. Вот же… Даже самые крупные сломя голову бросались удирать при моём приближении. А этот… ранен, а сопротивляется. Главный нацист раскрыл зубастую пасть и запрыгнул на меня. Я попытался скинуть его с себя, но низкорослый оказался чрезвычайно прытким — вцепился в меня, как ребёнок в сиську. Потом я почувствовал, как в мою шею вонзились зубы. Он рычал, словно псина, мотая головой из стороны в сторону, впиваясь всё глубже и глубже в нежную кожу. Я зашипел и сделал новую попытку избавиться от этого придурка. Получается, что он не такой уж слабак. Оружие под ним, его никак не использовать. И ведь если я буду отбиваться двумя руками, а не одной, то с автоматом придётся попрощаться. Так что придётся использовать уже знакомую тактику — биться одной рукой. В прошлый раз я смог победить при таком раскладе. Но в прошлый раз он и не пытался меня убить, если на то пошло, а сейчас… сейчас он готов мою шею оторвать с головой, судя по тому, насколько сильно он в неё вцепился. Я старался не обращать внимание на боль, но мысль о том, что эта тварь может прокусить жизненно важную артерию, заставляла меня ощущать боль ещё сильнее. Идея пришла сама собой. Она ужасно неприличная, но я был готов сделать что угодно, лишь бы покончить со всем этим. Я всё же отпустил автомат, чем, несомненно, удивил врага, но он не отцепился. Ну ладно, твой выбор. Одной рукой я безуспешно продолжал хватать зубастого за руку, а второй… В общем, у меня был козырь. Никогда его реакцию не забуду. Мне бы тоже не понравилось, если бы меня схватили за… Ну… Там. Он ослабил челюсть и я услышал, как раздался противный чавкающий звук, когда он отпрянул, кровь потекла вниз. Потом немец засыпал меня проклятиями, но его голос слабел. Я уже было подумал, что теперь его будет легче с меня снять — я попрошу и он слезет. Но я, кажется, недооценил его. Он замахнулся, чтобы вмазать мне как следует, а я, в свою очередь, собрался ударить его в ответ. Сделал шаг, но тут понял, что автомат валяется у меня в ногах и я сейчас, кажется, навернусь. Рейх это тоже заметил и попытался, с его-то весом, накренить меня назад. Для этого ему пришлось поставить одну ногу на землю. Глупец, что сказать? Я опередил его: повалил на землю, так что он не мог пошевелить рукой, и коленом придавил его грудь. Он захрипел и задёргался, ухватившись за мою руку и безуспешно пытаясь вырваться из моей хватки. Так… Теперь нужно как-то взять автомат. Я потянулся за оружием, тем самым отвернувшись от врага. Это было тупо. Глядя на его фигурку я всё ещё не верю, что он может меня убить, а ведь так нельзя думать — может, ещё как может. Внезапно по моей ноге прошлась тупая боль. Засранец! От того, что я резко выпрямил ногу, я упал прямо на мелкорослого. Когда мы оба оказались на земле, я, тяжело пыхтя, засадил ему кулаком в нос. Рейх тут же изогнулся дугой и от боли застонал сквозь зубы. Я всё же поднялся, сел на колени, а потом и встал. Об этой твари можно пока что не волноваться, он занят своим носом. Только-только я нагнулся за автоматом, Рейх стал подниматься. Кровищи из носа было будь здоров, но всё же меньше, чем в тот раз, когда я ему берцем саданул. Чтобы не было лишних проблем, я стукнул его ногой по шее. Лежи уж! Я подхватил автомат. Обернулся. У этого тоже в руках маузер. Честно говоря, я испугался, так как дуло уже было направлено на меня, а палец на курке. И вот курок нажат. А маузер разряжен. Ха! Ну везунчик я! Немец поднялся и опять же бросился ко мне. Знает же, что вблизи я стрелять не буду, вот и пытается быть как можно ближе. Ну что же… Я и в рукопашную могу. Только от шеи его нужно подальше держать. Я демонстративно откинул в сторону оружие и тут же увернулся от удара в голову. Сильно он не ударит, но всё равно не хочется получать. Я хотел схватить его сзади, но он быстро обернулся и нанёс мне удар коленом в челюсть. От следующих его атак я просто уворачивался — накапливал силы и думал, как быстро его обезвредить. Пока я принимал решение, какую тактику избрать, меня успели изрядно помять, исцарапать, нанести несколько ударов по рёбрам и даже в пах. Но я не обращал на это внимание. Наоборот, я испытывал настоящий азарт игрока, боевую одержимость воина. Нет, это не жалкая пародия на лёгкое возбуждение. Просто потому что я знал, что победа в любом случае за мной. Я действительно думал, что меня будет преследовать прошлое и что я его не то, что убить, ударить не смогу. Но я ощущал подозрительную лёгкость. Словно я сейчас бился не с Рейхом, а с кем-то другим. Хотя… Он и есть другой. Это не прошлый Рейх. Так зачем же жалеть его? Долго он не продержался. В последний раз махнув локтём, он резко развернулся, а потом рванул с места со скоростью борзой. Надеявшись напасть со спины, я погнался за ним, но тут случилось непредвиденное. Я споткнулся о какую-то торчащую железную проволоку — буду вечно её проклинать, проститутку такую — и полетел прямиком в окоп. Влажная земля врезалась в пальцы. Я подтянулся, упёрся локтями и перевернулся на бок. Это было трудновато, так как выступы вспороли ткань на штанах и чуть ли не вспороли саму ногу. Так ещё и головой стукнулся. Пытаясь игнорировать боль, я стал подниматься, но мой взгляд зацепился за труп, лежащий чуть ли не под носом. Лицо у трупа было до боли знакомое… Я замер, несмотря на то, что сейчас было не время для подобных осмотров. ЯИ… Почему-то я сделал решение потрогать его за лицо. Оно было холодным. Хотя, чего я ожидал? Я ведь и без этого отчётливо видел окровавленную шею со страшной раной. В уголках губ у него запеклась кровь. Как же он… Я опустил взгляд и увидел рядом с азиатом нож. Очень знакомый нож. Другой этого не мог сделать, только эта шавка. Обыкновенная бездушная шавка. Враги — ладно, но своих валить… Теперь он точно заслуживает смерти. Я с рычанием подхватил нож и спрятал его, засунув под ремень. Такого сильного желания увидеть, как смерть искривляет в жуткой гримасе это жестокое лицо, я ещё никогда не ощущал. Хотелось убедиться, что злая ухмылка больше никогда не сорвётся с его губ. С трудом поднявшись на ноги, по щиколотку в грязи и снегу, я дотянулся до автомата и замер на секунду, крутя головой по сторонам, в надежде побыстрее отыскать эту прыткую сволочь. Да! Я засёк его! Теперь осталось догнать гада и… Ага… Догоню его, конечно. Вон как разогнался. А бегает он всё также быстро. Ну ничего, в этот раз точно от меня не уйдёшь. Что ж… Догонялки, значит… Как скажешь, я не против сыграть в детскую игру, ведь всё равно она кончится. Внезапно и навсегда. Я решил испытать судьбу ещё раз. Рукоятка автомата неприятно холодит ладонь. На языке я ощутил противный металлический привкус. И когда я только успел губу прикусить? Или это он меня уже успел ударить? Прицел наведён в ненавистную спину. В голове закрутились разные мысли — обжигающие, леденящие, скручивающие и разрывающие душу. Обида, страх, ярость, решимость и… сомнение… Я громко зашипел, словно змеюка и чуть ли не влепил себе пару пощёчин: — А ну соберись, идиот! Это твой шанс! Не смей его терять! Я нахмурился. Грубые слова привели меня в реальность и приободрили. Пальцы сами сжали курок. Давай, Союз. Один раз нажать и всё — тишина и спокойствие. Я пару раз глубоко вдохнул и выдохнул. — Раз, два, три, четыре, пять… — я так удивился, когда услышал свой голос — он дрожал, как и мои руки. Эх… Знал бы ты, Рейх, как я боюсь себя сейчас, своих действий. Не хуже тебя боюсь. - … вышел зайчик погулять. Способ Украины унять волнение и страх действует, как никогда. Спасибо за урок, дочка. — Вдруг охотник выбегает, прямо в зайчика стреляет, — руки наконец перестали ходить ходуном, я смог нормально прицелиться — лишь бы попал. — Пиф-паф! Ой-ой-ой! В груди стало, как никогда, спокойно. Враг уже почти ушёл в лес. Палец уверенно стал сжиматься на курке. Нервы стали сдавать, бровь резко дёрнулась и с ним же палец. Я даже передёрнулся от страха. Последние строчки произнёс лишь в голове: «Умирает зайчик мой». Вдали донёсся вскрик, а затем тишина. Силуэт его исчез из поля зрения. Пот заливал глаза. Я снял шапку, утёрся ладонью и вернул головной убор на голову. А потом неожиданно засмеялся. Это был смех облегчения. Но не стоит расслабляться, а то сейчас развеселюсь, а окажется, что я, мазила, опять промазал. Я не стал играть в Вангу. Лучше самому увидеть, чем стоять на месте и пытаться угадать: повезло, не повезло. Дорога мне показалось очень короткой. У деревьев никого не было. Да что же это такое?! Куда он уже успел уползти? Маленький живучий мерзавец… Его сверхъестественное везение начинает меня пугать. Тяжело вздохнув, я устремил взгляд в лесистую местность. А потом почему-то притих и стал вслушиваться. Звук какой-то. Сдавленный такой скулёж. Хотя, наверное, даже не сдавленный, а просто издали звучит. Я вступил в гущу деревьев и решил довериться удаче и своему слуху. Чем дальше я уходил в лес, тем лучше я слышал жалобные мычания. Хочется эти звуки с детским плачем сравнить, но совесть не даст. Этот паршивец не достоин сравнения с невинными детишками. А вот с псиной можно. И ведь всё равно я промазал! Точнее, попал, но хотелось бы, чтобы всё закончилось быстро. Я вновь остановился, так как мне показалось, что плач уже где-то сзади. Я надеюсь, я просто прошлёпал мимо, потому что если он ещё и передвигается, то я официально заявляю — этот чёрт неубиваемый. Вдруг звуки поменялись. Теперь, вместо скулежа, раздались бульканья и хрипы. Я обернулся. Судя по всему, за этим камнем есть углубление, где поганец и валяется. Вот умора, должно быть, смотреть, как он кувыркался с холма. Мда… Я порой пугаю самого себя. Но ведь все мы, волей-неволей, учимся у врагов чему-то хорошему или плохому. Да… Должен признаться, к своему укрытию он отнёсся более чем ответственно. Я имею в виду, ни одной капли крови я не приметил. Вот только хлебало можно было бы и прикрыть — я ж не глухой! Как только я сделал шаг вперёд, какие-либо звуки исчезли. Поздно, дорогой, нашёл я тебя уже. Я тихо — насколько тихо вообще может двигаться побитый и здоровый, как столб, человек, да ещё и по снегу — дошёл до камня и, не стряхивая с него снег, сел на него. Ну, а почему нет? Я, между прочим, устал бегать тут за полудохлым придурком. Держу пари, он сейчас лежит пришибленный, пытается вообще лишний раз не дышать. Могу только представить, какой страх и напряжение он сейчас испытывает. Хотя, главное испытание предстоит всё-таки не ему, а мне. Я смог выстрелить первый раз, второй через силу. Но смогу ли я нажать на курок третий раз? Мне ведь тоже сложно. Я же не каменный… Посидев ещё минуту, я с трудом, пыхтением поднялся и медленно зашёл за камень. Ну да, как я и предполагал — углубление. А там он лежит ко мне спиной. Вот теперь кровь вижу. И её, кстати, не так уж и много. Интересно, куда же я попал. Ух, а дрожит-то как. Замёрз, наверное. Не знаю, что за внутренний садист мной сейчас движет, но мне так хочется растянуть этот момент. Вот верь мне после этого: на курок нажать не могу, а мучить долгой смертью человека — как два пальца об асфальт. Я подошёл впритык к умирающему врагу и слегка пнул его в бок. Я чуть не подпрыгнул от испуга, настолько я не ожидал от него таких громких звуков, тем более визга. А может он тоже испугался? Он перевернулся на спину и поднял на меня взгляд. Сколько же муки в этих глазах. Это выражение можно увидеть только у людей, что уже одной ногой в могиле. На щеках блестели слёзы. Я быстро отвёл взгляд от его лица, не только для того, чтобы рассмотреть его тело, но и для того, чтобы не видеть этих жалобных глазищ. На левом боку расплывалось кровавое пятно. Я растянул губы в улыбке, хотя улыбаться сейчас не хотелось совсем. Вот мы и дошли до того, что друзья, пусть и бывшие, стремятся убить друг друга. Что же дальше в мире будет, если уже такие ужасы происходят? Что ж, ну зато теперь я буду умнее — нельзя доверять, никому нельзя. Чёрт, ведь он так молод… Ха… Должно быть не хочется умирать… молодым… Опять воспоминания. Ну, раз эта хрупкая ниточка жизни скоро оборвётся, прочитаю-ка я ему мораль напоследок. Думаю, в этот раз он выслушает меня внимательно, у него же, вроде, нет других дел сейчас. Убивать я его не буду. Сам помрёт, рано или поздно. Я расстегнул пальто и укрыл его тело. Не знаю, станет ему теплее или же нет, но так я хотя бы покажу, что мне всё ещё не плевать на… нет. Наверное, просто хочу показать ему, я всё ещё человек. Несмотря на всё, я человек. Но всё равно, второго шанса, я, увы, не дам — остальные меня не поймут. Да я сам, если уж на то пошло, себя не пойму. Я могу лишь как-то облегчить его смерть физически. Ну и может морально — когда с тобой рядом человек, умирать, наверное, легче, чем в одиночестве. Я точно не знаю и проверять как-то не рвусь. — Так теплее? — я погладил его по плечу через пальто. В ответ мне последовали быстрые и рваные кивки — да он продрог совсем. — Потерпи. Скоро всё закончится. Но прежде… Можешь меня выслушать? Он посмотрел на меня, прямо в глаза. То ли мне показалось, то ли нет, но в его глазах блеснул агрессивный огонёк. Он быстро отвёл взгляд. Думаю, он не против моего «крика души». Не в тишине же ждать старуху с косой… Не буду больше об этом. — Ты, наверное, осознаёшь, что всё это было зря. Да, может, тебе нравилось всё то, что ты творил в стране… Но всему приходит конец. Даже страху. Даже панике. Даже влюблённому идиотизму, — «Особенно, когда любовь подыхает от пулевого ранения» — это я решил опустить. — Честно, я даже благодарен тебе за дельный жизненный урок. Ты научил меня простой истине: «Всё, что нас не убивает, делает нас сильнее». А ещё… У тебя был шанс на победу. Знаешь, в чём твоя проблема? Не надо было брать пленных. Не надо было удовлетворять свои садистские наклонности. Убей ты меня раньше — кто знает, что сейчас было бы? Но теперь поздно. Для тебя поздно. Может стоит закончить? Ему, судя по всему, не очень-то интересно. Ну или он сознание теряет. Он смотрел в одну точку. Я потянулся за автоматом чтобы поправить его, уж очень он неудобно упирался мне в спину. Мой бывший друг моментально активировался. Подорвался — как он только с ранением так быстро двигается — и, видимо, обессилив от таких махинаций, рухнул мне на плечо. Я сначала удивился — чего он так засуетился? Потом дошло. Он же видел, как я доставал оружие. В ком-то, как я погляжу, проснулись собачьи качества, когда пришлось туго. Вот так да! Как словами мир губить, так первый, а как отвечать за свои поступки, так забоялся. Как только гарью запахло, так он сразу тон сменил и теперь чуть ли не ползал, унижаясь и скуля, дескать, не такой уж я и плохой, вот извиняюсь, а теперь жалей меня. Не дождёшься, псина лицемерная… От меня ты теперь ничего не получишь. Я чуть отпрянул, что позволило мне видеть его лицо. Ну… Нет. Сейчас как-то неубедительно. Побольше бы слезливых нот, дрожащий голос и патриотического пафоса во взгляде — тогда, может, и поверил бы. Ну ладно. Пусть постарается, отравляясь ложной надеждой. К тому же, эти жалостливые слова ласкали и убаюкивали слух. Они явно давали понять, что теперь этот человек не причинит зла больше никому. — Рейх… Перестань, не надо, — я погладил его по спине, но он не прекратил всхлипывать и что-то сквозь моё плечо говорить. — Сострадание, милосердие… Ой, я тебя прошу… В своей судьбе ты виноват сам, это ведь ты устроил войну. Чему ты теперь удивляешься? Можешь не искать во мне защитника. Какой я защитник, м? Я тебя подстрелил, так с чего ты вообще взял, что я имею хоть какое-то отношение к твоему спасению? Это не сработало. Я бросил какие-либо попытки угомонить его и просто затих. Я мог бы ещё долго так сидеть, мне ведь не сложно, но… Вдруг почувствовал, что что-то не то. Враг замолчал, а на торсе, прямо у ремня он шебуршал руками. Сначала я опешил и уже хотел было встряхнуть его как следует, мол, чего это тебя перед смертью на извращения потянуло, но потом в голову стукнуло осознание. Нож, дурень! Нож! Я даже рукой двинуть не успел, как нацист откинулся назад и взмахнул старым подарком. Даже перед лицом собственной смерти и видя агонию своей нации, он упорно отказывался прислушиваться к голосу разума. Правый глаз, щёку и бровь рассёк «дружеский» нож. Я захрипел, резко поднялся и отошёл, схватившись за больное место. Сам глаз, кажется, не пострадал, хотя не исключаю того, что зрение теперь ухудшится. Я раскрыл не пострадавший глаз, чтобы оценить обстановку. На снегу подо мной образовалась пара капель крови. А мой враг сидел с окровавленным ножом в руке, так ещё и одеждой моей укрылся. Ну, сука… Я без промедлений подошёл к нему и ногой выбил из его руки нож. Тот отлетел на несколько метров. Ублюдок проследил за полётом ножа, после чего повернулся ко мне. Тут же в его лицо прилетел мой кулак. — Я не хотел тебе зла, честно! Но ты, кажется, по хорошему не понимаешь, — я ударил его по лицу ещё раз и на этот раз он опрокинулся на спину. Чтобы он не встал, я придавил его к земле коленом. — Очень весело, должно быть, управлять мной, как хочешь, да? Ну, скажи, псина, правда? — Ах! — я вновь ударил его, но на этот раз в грудь. — Ну что, теперь тебе смешно? Смешно тебе, блядь?! Весело умирать?! — остаток фразы я вбил ему в голову. Вижу, ему хреново. У меня тоже голова закружилась — глаз болел так, словно в нём шилом ковырялись. Я пару раз вздохнул, чтобы успокоить нервы, но в итоге плюнул и взял в руки автомат. Его смерти я так и не дождусь, судя по всему. Ну да… С чего я вообще решил, что такая несерьёзная рана способна убить? Я встал на ноги и нацелился. Я нажал на курок, а потом… Моё плечо отозвалось болью. О как! Выстрела нет, синяк на плече, размером с само плечо, есть. Да что ты, сука будешь делать?! Эта тварь подохнет сегодня или нет?! Его опять спасла случайность. Автомат отжил своё. Не знаю, что случилось, что там вылетело или сломалось — не смотрел. Я просто встал, как дурак на месте, думая над тем, кто там сверху оберегает этого черта. — Ну… Чего же ты ждёшь? — раздался хриплый голос со стороны. Это были решающие слова. Чего я жду?.. А ничего! Я откинул автомат в сторону, быстро подскочил к фрицу и, сам того не ожидая, положил руки на его шею. Он раскрыл рот, но вместо крика, он выпустил лишь хрип. Теперь я могу точно сказать: «Воздух человек замечает только тогда, когда его начинает не хватать» и Рейх точное тому подтверждение. Из-за слёз у него бело сверкнули глаза, дыхание вырывалось со свистом. Его исхудалую шею можно было бы обхватить в ещё один оборот, но жаль, я так выворачивать пальцы не умею. От его тела исходила дрожь, а в глазах теперь в самом деле плясали огоньки безумия и животного страха. Рейх схватился за мои руки и попытался отодрать их, что-то хрипя и бормоча. А я тем временем начал душить сильнее и уменьшать диаметр рук. Пару раз его дёрнуло в конвульсиях. Было видно, что он в совершеннейшем ужасе, подобного которому не испытывал, наверное, ещё никогда в жизни. Его глаза расширились раза в два, а изо рта потекла тоненькая струйка слюны — неприятное зрелище. Пару раз он попытался схватиться за воздух, потом встал на четвереньки, но я быстро поднял его за шею и поставил обратно на колени. Не так я себе это представлял — долгая, мучительная смерть от ужаса, жажды и недостатка кислорода. Слишком жёсткая смерть, но тварь это заслужила. Он всё втягивал, втягивал в себя воздух, но вдох не получался и он наконец закричал, теряя последний воздух, что у него имелся в лёгких. От такого пения хотелось заткнуть уши, а от мерзкого вида закрыть глаза. Хотелось, чтобы всё это закончилось побыстрее… И ему хотелось… По итогу он начал играть против себя самого — дополнительно душили ещё и слёзы, которыми он сейчас захлёбывался. Поскуливал и стонал, как щенок. Впрочем, он и чувствовал себя щенком, которого топят. Руки мои давно были исцарапаны. В какой-то момент я подумал, что прикончил его, ведь после того, как он испустил тихий визг, он обмяк, как бы лишившись чувств. Я поверил, отпустил шею, но оказалось, что паршивец прибегнул к хитрости. Как же ему жить хочется! Вон как за жизнь борется! В какой-то момент лицо его начало бледнеть. Голос стал слабеть и теперь я слышал несвязные слова на его родном языке. И тогда он стал по-настоящему проваливаться в небытие. Прощай… *** Автор: Мда… Прошлая часть не особо читалась, как я погляжу, хотя я писала ровно месяц все эти 19 страниц и мне было довольно сложно. Что могу сказать по этому поводу… Бета: Ну да, ну да. Пошли мы на хер. Автор: Вообще-то я хотела сказать нечто другое, но… Джена полностью описала то, что я чувствую. А всё, что я хочу сказать об этой части… Альфред, спасибо. Да, мы писали эту часть поровну и Соавтор мне очень помог. Всем, кто ждал продолжения, я хочу сказать лишь спасибо. На этой части 21 страница. Было очень сложно. Но это ещё не конец! Бета: Блин! Автор: Уже даже Бета хочет покончить с этим. Бета: Не! Я, вообще-то, жду яоя у меня на аккаунте от тебя, а ещё… Ну… Второй части)) Автор: … Автор и Соавтор: ТЫ БОЛЬНАЯ?! Бета: хе Автор: Бета, кстати, молчит по поводу происходящего не просто так. Ну, это так, к слову...