ДОМ МОЙ - В СЕРДЦЕ ТВОЕМ

ИРИНА Придя в себя, я попыталась отодвинуть Сергея в сторону и выбежать за Стасом. Глухарев попытался меня удержать. Эта неравная борьба отняла у меня несколько драгоценных минут. Когда я выбежала из подъезда, как была, в домашнем костюме и тапочках, Стас завел мотор и уехал… На мгновение наши глаза встретились до того, как он тронулся с места. Он видел. Но уехал. Ну, вот и все… Все кончено… Отступая назад, я оказалась в руках Сергея, который вышел за мной из подъезда. Он обнял меня за плечи, развернул лицом к себе и, глядя в глаза, спросил: - Хочешь, я поговорю с ним? Ох уж это благородство! Самому больно, хоть волком вой, а он «поговорю»… Если бы у меня была хоть малейшая надежда на то, что это разговор поможет, я бы, наплевав на собственную гордость, согласилась принять помощь от Глухарева. Но… даже надежды такой у меня не было. - Нет, Сереж… Не надо… я сама… как-нибудь – я не хотела плакать. Я старалась сдержать закипающие слезы, чтобы не показать КАК мне больно. СТАС Я давно жил один, но никогда не испытывал такого одиночества, как сейчас. Настоящее одиночество, это когда оно у тебя внутри. Когда в твоем сердце кто-то жил, а потом, без предупреждения ушел, оставив в сердце зияющую дыру. Она забрала с собой так много: все мои надежды, мечты, планы на будущее. И так много оставила: любовь, нежность, желание быть нужным. Меня это тяготило, мне больше некому было это отдать. Да я бы и не отдал, даже если бы кто-нибудь попросил. Потому что всё это было для тебя. А тебе, видишь как… не надо! Я достал бутылку коньяка и стал пить, прямо из горлышка. Я хотел забыться хоть ненадолго, хоть на несколько часов заглушить боль. Я знал, что дальше будет только хуже, но сейчас мне было это просто необходимо. ИРИНА Я гордая. Я никогда не мирилась первой. Но гордость не согреет тебя холодной ночью, не обнимет, и не поцелует. Гордость не пожелает тебе «сладких снов» на ночь и не скажет «доброе утро»… Наступив собственной гордости на горло, я все выходные на пролет пыталась дозвониться до Карпова. Он не брал трубку. Я собралась с духом и поехала к нему домой. Никого. Я даже съездила в его загородный дом – результат тот же. Его или нет, или он просто не хочет меня видеть. Последним криком души была СМСка, направленная поздно вечером в воскресенье, когда все другие способы связаться с ним были испробованы, со словами, что нам нужно поговорить. Никакого ответа. Наверное, мне нужно смириться с мыслью, что я ему не нужна….Но я не могу…. Я научилась ценить то, что имею. Научилась с этим жить. Если я и мечтала о чем-то большем, то тихонько, чтоб не спугнуть. И вот он ворвался в мою жизнь, перевернул в ней все с ног на голову, заставил мечтать и хотеть этого чего-то большего, чем я уже имела. Я расслабилась. И пропустила удар. И вот теперь нужно попытаться построить свой мирок заново, и нужно жить дальше. Ради себя и ради сына. Придя к мысли, что я ему не нужна, я постаралась взять себя в руки и больше не оправдываться. Мне не в чем. Мне не хотелось строить новые отношения, не простившись с прежними. И вот… Снова одна. Больно… Как же больно понимать, что единственный человек, который тебе жизненно необходим, ушел молча, без объяснений и попыток понять… И теперь с этим чувством боли и безысходности, мне предстоит научиться жить. Но оно пройдет… И что же останется взамен? Больно? Терпи, родная… Скоро совсем пройдет. Боль – это вещь простая, Боль никогда не врет. Боль изменяет редко, Часто с тобой не спит, Да и стреляет метко, Правда вот, портит вид… Ну, потерпи немного, Скоро наскучит ей, Скоро не по дороге, Скоро возьмет левей. Скоро уже отпустит, Правда, уступит боль Место безмерной грусти… Та вот на вкус… как соль… Да, погрустишь немного, Это как грипп - семь дней, Ну, это так, не строго, Дальше – уже трудней… Дальше и грусть уходит, Выльется вся, откричит… И пустота, и вроде… Сердце совсем молчит… Когда боль начнет стихать, ты поймешь, что слова «время лечит», не совсем пустой звук. Боль сворачивается калачиком в самом потаенном уголке души, и в самые неожиданные моменты наносит удары в спину. И тебе только остается надеяться, что такие удары будут наноситься все реже и реже. Случайный звук, знакомый жест, нечаянная фраза способны нарушить твое хрупкое душевное равновесие. И все возвращается. И только когда ты сможешь говорить об этом спокойно, без затаенной боли, ты понимаешь, что начал излечиваться. Но после этого остается щемящее чувство пустоты и с ним нужно учиться жить. И вот теперь я жила и ждала, когда же наступит тот благословенный момент, когда уже не будет ТАК больно. Я не хотела плакать, но из этого ничего не выходило… Правда, приходилось держать себя в руках до тех пор, пока Сашка не уходил спать… А после этого наступало мое время. Время, когда я могла дать волю слезам, дать волю чувствам, которые в течении дня я строго дозировала, словно боясь, что любая лишняя эмоция лишит меня того показного спокойствия, маску которого я усердно цепляла на лицо каждое утро перед зеркалом Самое страшное не то, что все закончилось. Что он ушел. И даже не то, что мое сердце разбито. Самое страшное, что я позволила себе поверить в счастье, что все будет хорошо, что мы будем вместе. Я позволила себе поверить в мечту. И вот теперь, когда моя мечта о совместном будущем рухнула, я смотрю на это, словно со стороны, и понимаю, что эта мечта была колоссом на глиняных ногах. И еще пришло понимание того, что этого не будет никогда. Все мои попытки хоть как-то до него достучаться, разбились о глухую стену безразличия. Никогда больше не будет поцелуев, объятий… Не будет больше никогда безрассудного веселья и ночного неба на двоих… Больше никогда он мне не скажет «Я тебя люблю»… Больше никогда… Никогда. Слово, от каждой буквы которого веет безысходностью. СТАС Я пил, и не пьянел. Но исступленно продолжал это делать, до тех пор пока мой организм не сдался. Я вырубился, а когда проснулся, мне было так хреново физически, что душевные муки отступили. Я силился сообразить, какое время суток за окном, но даже это мне удавалось с трудом. Я просто лежал с открытыми глазами и ни о чем не думал, когда раздался первый звонок. Я кое-как поднялся и стал хаотично бродить по квартире в поисках телефона. Звонок затих прежде, чем я его нашел. Осознавая, что молчащий телефон будет найти и вовсе невыполнимой миссией, я оставил попытки и опустился на диван. Сколько времени прошло, я не знаю, но снова раздался звонок. Оказалось, что телефон лежал на расстоянии вытянутой руки от меня. Взяв в руки, я тут же чуть не выронил его, от пронзительной боли. С экрана на меня смотрела Зимина, фотка с Ай-Петри. Такая счастливая и по-весеннему манящая, и невыносимо красивая. Я вспомнил, как на обратном пути, в самолете, Сашка игрался моим телефоном. Его работа. Сашка. Я думал, что больнее быть не может. Ошибся, как всегда. ИРИНА Мне было рано начинать новую жизнь, нужно было разобраться со старой… Я не была готова сказать Стасу о любви и вот когда я, наконец-то, шагнула в новую жизнь – он ушел и я одна… Но слова и понимание того, что ты совершила ошибку, ничто в сравнении со щемящей болью и одиночеством. Одиночеством, когда в окружении самых близких людей, ты совершенно одна. Одна… СТАС Я принимаю решение, как будто рублю невидимые канаты, стальной хваткой связавшие меня с ней. Больше ни одной встречи, ни одного взгляда и ни одной причины мне вновь оказаться уязвимым. Беру телефон, набираю номер... Все... Подполковник Карпов ушел в отпуск, больше он в ОВД Пятницкий не появится, а потом перевод... Нет больше повода для встреч... Больно... Но видеть ее счастливой рядом с ним - невозможно, это не под силу даже мне, хотя моей выдержке и умению владеть собой, позавидовали бы многие. Настал понедельник и она перестала звонить, наверное уже узнала о моем решении... Интересно, какие чувства она при этом испытывала...? Вероятно облегчение, положен конец неопределенности, она сделала свой выбор, и теперь будет счастлива с ним. Но все же, интересно, ей хоть немого жаль того, что не сложилось между нами? Того, что могло бы быть... ИРИНА К утру понедельника я смогла восстановить хоть какое-то подобие душевного равновесия. Единственное, что пугало меня – это встреча с Карповым на работе. Но я ждала этой встречи, ведь именно она могла все расставить по местам и дать мне шанс…..дать шанс нам……Никто не должен был увидеть, что я раздавлена… Для этого мне пришлось приложить неимоверные усилия, но это того стоило… На работе появилась как всегда собранная и строгая подполковник Зимина, мне даже удалось не устраивать внеплановые разборки для того, чтобы выпустить накопившиеся боль, обиду, злость… От боли и слез совсем не осталось сил для объяснений, а он имел право их потребовать, но… Но никто их у меня не потребовал ни в этот день, ни на следующий, ни через день. То ли такая изощренная пытка, то ли продление моей агонии, я пока не знала, и как это принимать я тоже не понимала. И вечером я поздравляла себя с тем, что сегодня никто не догадался, чего мне стоит казаться прежней, когда душа кричит от боли и рвется на части… Я даже не подозревала о том, что это станет моим ежедневным ритуалом. Мне не нужна была жалость, мне нужен был он... А дальше новости одна сногсшибательнее другой. Я узнала, что Карпов ушел в отпуск, ушел, перескочив через мою голову. Сбежал… не захотев мне дать даже малейшего шанса все объяснить. А следующая новость сразила меня на повал – перевод в Главк сразу по окончании отпуска. Вот и все… Если совсем недавно крошечная надежда еще тлела, то теперь ее больше нет. Мысль поехать к нему снова, достучаться, объяснить, была подавлена мною в зародыше…..Зачем? Он все решил…Решил за нас двоих…..Вот и все… Все закончилось так же быстро и неожиданно, как и началось. Но как же больно, когда любимый человек уходит, даже не оглянувшись, и оставляет тебя один на один с миллионом острых, колких вопросов, ответить на которые может только он. Снова… Как больно быть вычеркнутой из жизни его недрогнувшей рукой, без единого шанса снова в нее вернуться… Но я не могу сдаться так просто….. Я должна что-то сделать….. Я не могу позволить ему вот так просто разрушить не только свою жизнь, но и мою…Я не могу ему позволить уйти из моей жизни так же просто, как он ушел в отпуск…. Ведь говорил же, что любит…. Неужели это слова ничего не значили? Неужели он сможет забыть все то, что было между нами? А я? Как жить мне? Решимость поехать снова и поговорить, вновь подняла голову где-то на задворках здравого смысла….. Причинить боль себе еще раз - разве это так много ради крохотного шанса быть выслушанной и услышанной?!? Нет…. Ради шанса спасти НАС можно вынести любую боль….. Я остановила машину у подъезда Стаса и посмотрела на окна… Темно… Поднялась на этаж… Дрожащей рукой нажала на звонок… Тишина… Никого… Выходя из подъезда, столкнулась с человеком, отдаленно напоминающим моего Стаса… Он был в стельку пьян... Глядя на меня остекленевшими глазами, прошипел: «Уйди… Видеть тебя не могу…» Сказал, как ударил… От этих слов стало так больно, что каждый вздох давался с трудом. Постояла, пытаясь восстановить дыхание. И даже понимание того, что он вряд ли соображал, что говорит, не приносило облегчение. Он ведь так и думает… Садясь в машину и заводя мотор, я легко могла себе представить, что он себе придумал, увидев этот злосчастный поцелуй… И нет у меня больше шансов оправдаться, потому что меня просто не слушают… Отъехав на приличное расстояние, я резко надавила на тормоз и развернулась на 180 градусов. Какого черта! Я заставлю его меня выслушать!!! Влетев на нужный этаж, я резко ударила по двери, пока мой пыл не прошел. И, о чудо, она оказалась не заперта. Решительно войдя в квартиру, я остолбенела. Карпов лежал растянувшись поперек дивана и все мои попытки растолкать его, оказались тщетными. Я с горечью смотрела на его изможденное лицо. До чего мы себя довели?! Собрав бутылки и сложив из в пакет, я вышла из квартиры, тихо прикрыв за собой дверь, с твердым намерением вернуться сюда завтра утром. Нам просто жизненно необходимо поговорить. И если он все же решил вычеркнуть меня из своей жизни, то пускай скажет мне об этом сам. Но ни завтра, ни на следующий день увидеться со Стасом нам так и не удалось. Дверь квартиры была наглухо заперта, в загородном доме – никого и телефон его по-прежнему не отвечал… Я билась головой о глухую стену, и все больше осознавала тщетность своих усилии. Надежда на то что, придя в себя, он все же мне перезвонит, таяла с каждым днем, как снег на солнце. И вот наступил момент, когда я сдалась и опустила руки… Надо жить дальше… Как то жить… СТАС Предательство выжигает душу, оно высушивает вены так, что простое течение крови по ним, причиняет нестерпимую боль. За столь короткий промежуток времени эта женщина буквально вросла в мое сердце и в этом я виноват сам, я подпустил слишком близко, хотя знал, что нельзя. Никому нельзя доверять, ни от кого нельзя попадать в зависимость. Эти правила написаны кровью, в том числе и моей собственной. За их нарушение не замедлила наступить расплата... «и в горло нож вонзает Брут, а под Тезеем берег крут, и хочется довериться врагу…» крутится в моем воспаленном мозгу фраза из песни. Нет, я не позволю ей это сделать с собой, и не позволю себе оказаться на краю из-за ее неверности. Алкоголь не приносит облегчение, он лишь дает возможность, если повезет, забыться на время. Я пил. Пил непрерывно и по многу... Пил дома, в барах и даже на улице... Пьянел трудно, но не останавливался до тех пор, пока окончательно не терял ориентацию... Казалось, я даже не смог бы назвать своего имени, если бы кто-нибудь спросил... Но никто не спрашивал, никому не было до меня дела... Интересно, через сколько бы времени и в каком состоянии нашли бы меня, если бы я однажды сдох? Представляя себе это мерзкое зрелище, в пьяном бреду, я как никогда осознавал никчемность своего существования. Может это было бы даже и к лучшему… но я не умирал, и продолжал пить. Стоило моему разуму проясниться хоть на мгновение, в него проскользывала крамольная мысль «а может хотя бы поговорить...?» Но тут же она беспощадно заливалась новой порцией алкоголя. ИРИНА В конце недели приехала мама… Отправив Сашку в бассейн она, наконец, задала мне вопросы, которые читались в ее глазах с того момента, как я запихнула сына к ней в квартиру и ничего не объясняя, умчалась прочь, едва сдерживая слезы. «Что случилось?» и «Кто такой Стас?»… - Уже никто… прошлое... - пропустив первый вопрос, ответила я сразу на второй, и слезы покатились по щекам. Я плакала, а мама обнимала меня и гладила по волосам. И от этих прикосновений боль забивалась в дальний уголок, чтобы выползти ночью и снова напомнить о себе, а в меня словно вливались силы для того, чтобы жить дальше. Ради себя, ради сына, ради нее… Сильная, гордая, но далеко не каменная, подполковник Зимина плакала на руках у матери, как маленькая потерянная девочка и благодарила Бога за то, что она есть… Мама, которая поймет, утешит, поддержит и даст сил… Больше мы никогда в разговорах не возвращались к этому эпизоду, но я всегда чувствовала безмолвные поддержку и волнение мамы… И ради того, чтобы не волновать ее и сына, мне приходилось быть сильной… А так хотелось быть слабой… Хотелось быть женщиной… Любимой и любящей… И не давал покоя вопрос, а если бы я нашла в себе силы признаться Стасу в том, что я его люблю и только потом расставлять точки над i, оказался бы он сейчас настолько же безжалостным? Или, может, тогда у меня был бы шанс все объяснить? «И не дай тебе бог, Зимина, дать мне настоящий повод для ревности…» Пожалуй, вот и ответ на мой вопрос… Даже у обвиняемого на суде есть право на последнее слово… У обвиняемого есть, а у меня – нет… Постепенно боль, растерянность, одиночество, стали вытесняться другим чувством – злостью. На себя, на него, на жизнь… Здоровое чувство злости и помогло мне собрать в единое целое то жалкое создание, которое когда-то было Ириной Зиминой. Больше на меня по утрам не смотрели из зеркала затравленные глаза – в них была пустота. Маску холодности и безразличия уже не нужно было с трудом цеплять на лицо – теперь это выражение казалось естественным. Вот только одиночество осталось, оно никуда не хотело деваться и ничто не способно было вытравить его из души. И еще боль, притаившаяся где-то в самом уголке, и мешавшая мне просто жить. СТАС А потом закончился мой отпуск. Дня за три до его окончания как-будто сработал невидимый будильник. Я подошел к зеркалу и увидел нечто. Наверное, именно так выглядит человек, потерявший лицо. Щетина за три недели превратилась во внушительного вида бороду, землистый оттенок кожи усугублял заострившиеся черты. Но самое жуткое - это глаза, глубоко ввалившиеся и абсолютно безжизненные. Я раскрыл все окна, теплый весенний ветер ворвался во владения моего добровольного заточения. Я жадно вдыхал его, пытаясь доказать себе, что все-таки жив. По крайней мере, физически. Внутри же я не ощущал ничего, кроме тошноты от алкогольной интоксикации, жуткой головной боли и сдавленных стонов посаженной печени. Да и хрен с ними, с внутренностями, главное, что сердце молчит, наверное, у меня и вправду этот орган отсутствует. Я совершал какие то механические действия: собрал бутылки, выставил их в коридор, принял душ, побрился, одел свежую одежду. Снова подошел к зеркалу: в целом выглядел я гораздо лучше, даже в глазах появились какие-то эмоции. Жесткость, злость, отвращение к жизни в целом и к себе в частности. Мысли скрипели, будто ржавые шестеренки, но я не позволял им остановиться. Включил телевизор и слегка обалдел, когда узнал какое сегодня число. Ища подтверждения этому странному факту, пощелкал по каналам... Убедился... Зацепил несколько последних новостей... За время моего отсутствия мало что изменилось: очередная катастрофа, очередное стихийное бедствие, очередное громкое убийство... В очередной раз наши просрали какой-то решающий матч... Эта мирская стабильность немого сгладила мою тревожность, навеянную осознанием глубины той пропасти, в которую я угодил. Я отправился на поиски мобильника и нашел его неожиданно быстро. Кучка острых пластиковых обломков, вонзившихся в ступню, привела меня в чувство. И даже заставила произнести первые по выходу из запоя слова, смысл которых сводился к тому, чтобы кратко и емко изложить мою теорию о несовершенстве устройства мира. Порывшись, я извлек SIM-карту и убрал в нагрудный карман рубашки. Сделав несколько звонков со стационарного аппарата, взял ключи от Инфинити, которые, о чудо, нашлись на привычном месте, и вышел из дома. Машинка приветливо мигнула фарами. Ну, хоть кто-то мне рад! Я уселся в салон, руки непривычно дрожали от многодневного возлияния, завел мотор и окунулся в дела. До вечера я был чрезвычайно занят, а вернувшись в чисто убранную в мое отсутствие квартиру, начал неравную борьбу с лишенным алкоголя разумом. Мысли мои неизменно возвращались к женщине, о которой я меньше всего хотел думать. Женщине, которая даже во времена моего глубоко запоя являлась мне ежедневно, разговаривала со мной, ласково проводила по волосам… целовала мои губы… и даже смрад перегара, который источало мое тело не отвращал ее… В моем бреду она приходила ко мне потому, что любила… Потому, что жизнь без меня ей была невмоготу, потому что… Я не знаю, почему она не оставляла меня, этому не было логического объяснения… Но ощущение того, что она всегда рядом, не покидало меня… Бред! Женщине, с которой я знаком уже бог знает сколько лет, и большую часть этого времени она не вызывала у меня никаких эмоций. Возможно, лишь иногда легкую иронию, иногда мимолетную симпатию, иногда беспричинное раздражение. Женщине, которая вдруг в одночасье стала ближайшим конкурентом, получив звание одновременно со мной. Женщине, которая заставила себя уважать, проявив решительность в борьбе за место начальника ОВД. Места, которое должно было стать моим. Я угрожал ей, я хотел подавить, напугать, взять свое силой. Но в тот день, когда она сказала, что за ребенка порвет любого, я вдруг поверил ей и отступился. Тогда я будто впервые увидел ее пылающие праведным гневом глаза и губы, к которым мучительно захотелось прикоснуться. Взять за подбородок и большим пальцем правой руки провести по этим сухим, напряженным губам. А потом впиться в них обжигающим, властным поцелуем... Почувствовать, как она поддается, покоряется, отвечает на мой поцелуй, признавая мое превосходство. Тогда я поборол в себе это неистовое желание и все было в общем-то как прежде... И лишь в редкие моменты, когда я видел ее загнанной в угол или когда она просто находилась на столько близко, что я мог чувствовать ее запах, я снова растворялся в ее глазах. События февраля не явились для меня такой уж неожиданностью, которой я хотел их представить. Я давно уже безошибочно определял ее по цокоту каблуков, проходящую мимо моего кабинета. Не поворачивая головы выхватывал шлейф аромата ее духов из толпы и определял настроение, в котором она находилась, с одного взгляда. Что это было? Природная наблюдательность или искренний интерес, спровоцированный внезапными наплывами вожделения? Я пока не хотел себе отвечать на этот вопрос. А потом был коньячный шепот в опасной близости от моего уха «СТАСИК…» Как это понять? Сбой в идеально функционирующей системе или полетели предохранители здравого смысла? Но я вдруг понял, что ХОЧУ! Хочу обладать этой женщиной, хочу чувствовать ее руку в своей, идя по жизни, хочу занимать все ее мысли... Как-то слишком быстро и незаметно для меня самого эти желания превратились в потребность, а позднее даже в безысходную необходимость. Как такое могло произойти со мной, до сих пор остается загадкой... Да если честно, не было времени и желания анализировать, слишком быстро развивались события. И вот теперь времени у меня более, чем достаточно... Наверное, впервые я поверил, что простые радости обычной жизни доступны и для меня. Что я могу быть мужем, отцом и просто беззаботно счастливым человеком. Сейчас я удивляюсь, как мог поверить во весь этот бред... В то, что можно поставить свою жизнь в зависимость от другого человека и быть при этом в безопасности. Что можно строить отношения на доверии и не подстраховываться, не продумывать заранее пути к отступлению. Мне некого винить, я сыграл ва-банк и прогорел. Я поставил все на женщину, принадлежащую другому. Но я все еще не верил в то, что все, что было между нами вранье, жизнь слишком сложна, чтобы делить ее на черное и белое. Просто женщина, которую я уже считал своею, сделала выбор не в мою пользу. А задуматься... Так ли уж она не права? Что я могу дать ей и ее ребенку? Я могу отдать все, что у меня есть... Но достаточно ли этого? Даже не так... Не слишком ли это мое ВСЕ опасно, и имела ли она моральное право подвергать такому риску не только себя, но и своего сына? Став моим уязвимым местом она была бы постоянной мишенью для моих врагов... А их слишком много, но пока я контролирую ситуацию... Но если я однажды проколюсь, если подвергну их жизни опасности? Этого я себе простить не смогу... Так что к лучшему даже, что она не зависит от меня так, как я от нее. Мои чувства и моя боль - это только мои проблемы. И я рад, что мне хватило сил на то, чтобы просто уйти и не усложнять ей жизнь. И мне достаточно того слабого утешения, что я снова стал хозяином своей жизни и того, что мне нечего больше терять. Так что вылезай-ка ты, Стасик, из этого дерьма, в котором топил себя последние три недели и вперед, к новым звездам и новым горизонтам! Душа, сердце и совесть - лишенные всякого смысла обузы. А любовь? Любовь, бесценный дар, которого ты, к сожалению, не заслужил...