Отравленная пешка

      На утро голова трещит, словно в ней поселилась целая свора гремучих змей. Гребаное вчерашнее пиво, после него всегда так! Рычу, закапываясь носом в подушку. Вчера весело встал из-за коньяка, сегодня из-за пива. Дальше что?       Сажусь на кровати, тут же хватаясь за голову. Черт побери, надо срочно ползти до аптечки. С такой головной болью невозможно не то что сосредоточиться на чем-то — существовать не выйдет! А еще и работу надо будет как-то выполнять.       Легчает только после таблетки и двух стаканов выглушенной воды. Сушняк адский, будто не пил полжизни. В юности пивное похмелье давалось мне гораздо проще. Что б О’Хару черти драли всем тесным дружеским кружком, что за пиво он вчера взял? Крепкое, поди, какое-нибудь. Обычно так не накрывало.       Перебираю все сказанные вчера у них дома слова. Ничего криминального, все как всегда по-дружески и в рамках дозволенного. Это хорошо. Значит, опасаться нечего. Кофе и сэндвичи не лезут в глотку. Так и просятся обратно. С горем пополам съев один, я упаковываю остальные в контейнер. Возьму с собой, может, осилю в обед.       На подходе к Главному Корпусу сталкиваюсь с Райаном и не могу сдержать хитроватой ухмылки. Тоже выглядит весьма помято, хоть и норовит держаться максимально бодро. М-да, из идеального в нашем внешнем виде, пожалуй, только отглаженные костюмы. Сами мы явно не отказались бы проспать до обеда сегодня.       — Ну и дрянь это твое пиво, — поравнявшись с Райаном у сканера ладони при входе, выдаю я вместо «доброго утра».       — Дрянь — наши аппетиты, которые нихрена не поддаются контролю.       Коротко и чуть хрипло смеюсь в ответ. О, это да. И контролю не поддаются мои аппетиты не только по части выпивки, друг мой. Впрочем, когда-нибудь ты об этом узнаешь. Надеюсь, что в том ключе, в котором будет выгодно мне. Перед тем как испустить дух, желательно. Секунд так за десять.       — До обеда меня нет, — ставит перед фактом в своей любимой манере и скрывается за дверью кабинета. Реагирую заторможенно. Передернув плечами, киваю:       — Меня тоже.       И закрываю за собой дверь. Может, запереть ее к чертям да перекемарить часок в кресле? Нет. Работа прежде всего. Я должен был думать головой вчера, а не задвигать дела в угоду собственной глупости. Сажусь за стол, опрокидываю тяжелую голову на ладони. Вот только собраться бы как с силами? Еще Кайлу позвонить надо. Точно, займусь сперва этим. Глядишь, разозлит меня, и я на топливе из сплошной ненависти заработаю в штатном режиме.       Набираю номер сына и жду. По-моему, кто-то оборзел в своем Конго. Я и так не звонил ему черт знает сколько времени, а он еще и трубку не берет. Медленно закипаю, готовясь сходу выплюнуть что-нибудь хлесткое, как только он возьмет трубку. Голова от руки не отрывается, как приклеенная. Поднять ее сил не хватает пока.       Вторая попытка. Третья... Хочется уже не просто сказать гадость — врезать! Да посильнее, чтобы чувство страха в голове у сосунка активизировалось.       Четвертая попытка венчается успехом.       — Обалдеть, кто это на проводе? — язвит, не давая мне начать первым. — Я уж мечтать начал, думал, ты там помер, раз не звонишь столько времени. При твоей-то любви к контролю.       — Закрой мяучело, — рычу в трубку, но довольно тихо. Не хочу лишнего шума, и так бошка трещит, несмотря на таблетку.       — У-у, — по тону слышу, что он улыбается. Гаденыш. Ненавижу. — Папенька, часом не птица ли перепел спонсор нашей хрипотцы?       Тяжело вздыхаю, не находя в себе сил ни удержать себя от этого бессильного жеста, ни парировать его колкости. Он только ржет на том конце провода. Приедешь — тогда посмотрим, кто будет хохотать последним.       — Шутки в сторону, как у тебя там успехи?       — Было хорошо, пока ты не позвонил. Лучше расскажи, что у вас там происходит? Мне спустили ордер на Рейзора. Я его задержал и упаковал, скоро в Штаб увезут.       Улыбаюсь, подпирая голову рукой. Как хорошо. Здесь что бы Рейзор ни сказал, ему уже попросту никто не поверит.       — Он обвиняется в покушении на жизнь Наследника и высылку информации по составу войск операции «Пески» русским. Видать, их стукач, — будничный тон, будто мы оба не в курсе ситуации, ковыряю пальцем стол, откинувшись на спинку кресла.       — Какой мерзавец, — без капли привычного стеба отвечает Кайл. — Так ему и надо, Династия неприкосновенна.       Ай ты умничка моя, уговорил. Даже не буду злиться на начало разговора. Так и быть. Про обыски пока тоже не буду ему ничего рассказывать. Иначе начнет печься за свою гребаную Джевелс и наделает из-за нее лишних шагов. Нам это совсем не нужно, у меня тут взятие стратегически важной пешки практически обыграно. Каждый неудачный шорох может стать последним.       — И все же, как дела на Заставе?       — Нормально, — спокойно отвечает он. — Все уже в норме. По три раза на день лагерь обхожу, заняться нечем.       Закатываю глаза. Бедненький, скучно ему там. Пули двадцать четыре на семь свистят, люди мрут вокруг, а он не доволен, экшена мало.       — Терпи. Надо проконтролировать процесс еще немного. Ты же знаешь...       — Да-да, — перебивает он меня, — Застава должна работать и-де-аль-но! Знаем, слышали.       — Раз знаешь, значит вали работать, и не дай создатель я узнаю, что там что-то не слава богу.       Издевательски прыснув со смеху, он отпускает очередную колкость.       — Таблетки помогают? Ты стал многословнее. Не волнуйся, я прекрасно знаю, что твоих ушей со мной на задании больше, чем клопов в местных развалинах. Чихнуть не успею — тебе уже доложат, что я обосрался.       Улыбаюсь.       — Видишь, какой ты у меня хороший ребенок, все знаешь сам.       — Фу.       Представляю, как он скривился, и коротко смеюсь.       — Постарайся не чихать. До связи.       Бросает трубку. Настолько предсказуемо, что я даже не жду этого, просто сразу после своих слов убираю телефон от уха. Так, особенно ненавистью заправиться не получилось, но хотя бы на документы мне запала хватит. Обвожу кабинет взглядом и с хитрой ухмылкой на лице нахожу себе очередной способ поднять настроение и вернуть работоспособность. Где, черт побери, моя кофемашина?       Звоню мастеру и устраиваю просто грандиозный разнос. Там починки на пару дней от силы, они сами об этом сказали, когда забирали у меня аппарат. А затянулся процесс на несколько недель. Так им. Я больше не могу глотать гребаный чай!       Хоть на ком-то душу отвел и то уже хорошо.       А пока все заняты делами, и обход с документами начнут не скоро, я принимаюсь обшаривать свой кабинет. Дюйм за дюймом, в поисках любых камер, прослушек или прочей дряни. Даже залезаю в самые пыльные и богом забытые места. Под кресла, низ стола, в кожаный диван. Ничего. И пеленгатор на наручном компьютере не находит ничего подозрительного. Надо же. Райан настолько поверил заключению обыска, что даже не стал перестраховываться и прослушивать? Святая наивность.       Со спокойной душой берусь за документы, наконец начиная работать. Стону. Опять денег, куда на этот раз? Удобрения для растений в сад Штаба. Закатываю глаза, постукивая по бумажке кончиком ручки. С одной стороны, шли бы лесом со своими кустарниками, садоводы хреновы. С другой, Штаб все-таки должен выглядеть красиво. Мало ли гости какие высокопоставленные, да и людям приятнее коротать время в опрятном парке, а не среди вымерших коряг.       Тратим деньги на всякую хрень, ей-богу!       Рыкнув себе под нос, ставлю подпись на листке. Черт с ними, пусть удобряют сколько влезет, тем более что сумма не очень большая и более приоритетных и срочных нужд у Штаба пока нет. Ставлю себе мысленную заметку: в случае успеха с Ольгой заняться поисками гражданского юриста для подделки завещания. А то накроются все наши кустики и цветочки дубовым гробом.       Бросаю взгляд на ящик стола, в котором лежат оба личных дела Элеоноры... Настоящее и подставное. Интересно, Ольга вчера дошла до нужной флешки или не успела прослушать все? А дойдет — расскажет мне? Или решит все же сказать Рику? Надеюсь, что нет. Но есть у этого и третий вариант. Она просто может уничтожить флешку, чтобы не усугублять между нами отношения еще больше. Черт, это будет совсем не на руку.       Но лучше, чем если об этом узнают О’Хара. И пока от меня требуется всего лишь ожидание. Благо терпением природа наградила меня довольно щедро. Можно и подождать.       Буквально через час в моем кабинете появляются ребята из числа механиков, которые чинят все то необъятное количество офисной и бытовой техники, обитающей в Штабе. С прищуром наблюдаю за тем, как они заносят мою кофемашину. Наконец-то, моя милая... Они уйдут, и тут же сделаю себе кофе.       Извиняются за задержку с ремонтом, мямлят что-то в свое оправдание про загруженность. Я не слушаю, отпуская их с богом. Хватит утренней выволочки по телефону. Палку перегибать тоже не стоит. Я их потом построю. Засыпаю зерно и заливаю воду. Уже через несколько минут кабинет наполняется привычным ароматом кофе. Теперь и работать как-то приятнее стало.       К обеду я уже прихожу в норму и с удвоенным рвением берусь за бумаги. Раскидать их нужно в любом случае. Буду сидеть на работе до последнего листка. И так за два дня запустил все, что было можно и нельзя. Пообедав сэндвичами, оставшимися с завтрака, берусь за проверку почтового ящика. Легкий перерыв, а затем вновь за дело. Но от работы меня отвлекает робкий стук.       Перевожу взгляд на дверь, ровным тоном позволяя визитеру войти. К моему удивлению, на пороге шустро объявляется Оля, довольно быстро закрывая за собой дверь. Сердце, кажется, пропускает несколько ударов к ряду, замерев в груди. С чего бы Ольге так воровато приходить ко мне? Неужели нашла, и все идет по моему плану?       — Оля? Привет, — удивленно смотрю на нее, а она кивает в ответ, пряча взгляд. — Что-то случилось?       Сперва качает головой, а потом, вздохнув, отвечает.       — Да... — бросает короткий взгляд за спину, на дверь. Боится, что кто-то может войти и потревожить нас? На секунду прикрываю глаза. Хоть бы она пришла с тем, о чем я думаю. — Простите, что беспокою, но мне нужно с вами поговорить. Наедине.       Киваю, поднимаясь из кресла. Подхожу к двери и блокирую замок, запрещая ему реагировать на команды, кроме моего голоса.       — Можешь быть спокойна, никто не войдет.       Поднимает на меня изумрудный взгляд, полный сомнений и робкой неуверенности. Все еще не решила, стоит ли говорить мне об этом? Враг я или друг? О, милая, тебе б бежать от меня подальше и нести информацию Рику, но ты совершаешь чудовищную ошибку, которая будет стоить Наследнику, пригревшему тебя под своим крылом, жизни. Сомнения — самое умное оружие, которое можно использовать по отношению к врагу. И оно не дало сбоя и в этот раз.       Сверху вниз смотреть легко. Она еще совсем неопытна и юна, не умеет отличать добро от зла в овечьей шкуре. И в какой-то степени даже жаль, что она покупается на эту игру. Ведь я знаю сценарий, который ее ждет в случае моей победы. Как и знаю, что он ей точно не понравится. Я мог бы отпустить ее, после того как получу Штаб. В качестве благодарности за бесценную, хоть и невольную помощь.       Да только кто ж в здравом уме откажется от такой красоты под боком?       Помимо прочего и ее покорность, которая выработается со временем — станет настоящим подарком. А уж про строптивость, которую придется укрощать, я и вовсе молчу. Редкий эксклюзив, упустить который — истинное преступление против собственного удовольствия. Что если постепенно перековать ее под свои нужды? Сделать похожей на Элеонору, хотя бы в быту. Она могла бы скрасить мои одинокие будни не только постелью, но и приятной компанией. Когда покорится и научится играть по удобным для меня правилам.       Гениальная мысль.       — Что случилось? — обеспокоенно смотрю на нее. — На тебе лица нет.       — Я... — запинается, то глядя в глаза, то опуская лицо, дышит тяжело, будто по дороге в кабинет за ней гналась свора собак. — Я не знаю как сказать.       В уголках изумрудных глаз серебрятся непрошенные слезы. Реагирую моментально, касаясь ее плеча, успокоить, девку надо успокоить. Может, Рик прознал про мой вчерашний визит да распустил руки? Нет, бред. Он не мог с ней так поступить. О’Хара умеет грамотно распускать руки на тренировках и в спаррингах, да даже с Кайлом, если не находят общего языка, но девчонку бить бы точно не стал. Не в его характере. Не в его крови. О’Хара никогда своих баб не били, хотя бабка Рика этого порой ой как заслуживала, а у Реймонда при этом характер был не сахарный.       — Тише, прежде всего не волнуйся. Может, воды? Присядь.       Веду ее за плечи к креслу. Давай, милая, садись и рассказывай. Настало время охренительных историй, люблю, когда мне пересказывают мои же интриги. Особенно когда искренне удивляются тому, как это вообще могло получиться.       Наливаю ей полный стакан воды. Ольга глушит его практически залпом, с громким стуком отставляя на стол пустую тару. Смотрит загнанно, закусывая губу. Что ж ты будешь делать, когда узнаешь, что твои родители мертвы, если на постороннюю информацию так реагируешь? Или я ошибаюсь, и произошло что-то еще? Или это и вовсе спектакль, разыгранный по наущению Рика? Тоже не исключено. Нужно быть осторожнее.       Нельзя дать им меня перехитрить. Порой сам дьявол не разберет, что на уме у Рика.       По глазам не видно, чтобы она лгала.       — Я разбирала флешки в архиве, — сбивчиво начинает она, нетерпеливо перекатывая пустой стакан в руках. — И нашла кое-что... Я сперва не хотела показывать, — глубоко вздыхает, бегло глядя на мое лицо. Дьявол, да перестань ты так дергаться, мне надо понаблюдать за мимикой и взглядом внимательнее, чтобы окончательно понять, что это не спектакль. — Но потом решила, что вы должны знать.       Усаживаюсь в кресло. Коротко потираю переносицу пальцами.       — Подожди, успокойся, я пока ничего не понимаю, Оль. Давай по порядку.       Молча она вынимает из кармана ту самую флешку и кладет на стол. Пододвигает ее мне под самый нос. И только сейчас я вижу, как рвано дрожат ее пальцы. Смотрит своими огромными испуганными глазищами, кажется, в самую душу. А я изо всех сил стараюсь ничем себя не выдать, не улыбнуться от радости, не рассмеяться ей в лицо от того, что все прошло успешно.       — Что это? — недоуменно спрашиваю я, глядя на нее так, словно она отдала мне не флешку, а запчасть от внеземной разработки. Удивленным. Я должен выглядеть удивленным и ничего не понимающим.       Сейчас на коне должна быть она. Ольга должна чувствовать себя умной, с поистине шерлоковской смекалкой. А я должен тупить до последнего.       — Послушайте, — едва ли не шепотом выдает она, глядя на меня, как загипнотизированная. — И вы все поймете.       Касаюсь пальцами теплого от ее рук пластика. Я знаю, что там. Теперь знает и она. И самое приятное в том, что я не ошибся в расчетах и она пришла с этим ко мне. Это определенно хорошо. Смотрю на Олю с растерянностью, а она лишь кивает на флешку.       Вставляю ее в компьютер, и Ольга тут же вмешивается:       — Только не включайте громко. Мало ли кто может услышать.       — Ты говоришь все это так, словно там что-то ужасное.       Глубокий шумный вздох, и она виновато закусывает губу.       — Смотря для кого.       Хмыкнув, я навожу курсор мыши на кнопку запуска файла. Готовься, Джейсон, теперь тебе придется собрать в кулак весь свой актерский талант и отыграть целый спектр эмоций к ряду. Будет трудно, но сдаваться права нет. Осталось сделать самое сложное, и потом победа, вполне вероятно, будет в моих руках.       Приглушенные и идеально имитированные программой голоса Джона и Райана тихо льются из колонок. Шокировано перевожу взгляд на Олю, прикрыв себе рот рукой, она безотрывно смотрит на меня. Видимо, слежка будет внимательной. Придется выдать максимум. Сперва делаю вид, что абсолютно ничего не понимаю, но затем приходит время выдавить драму по полной.       — Сэр, вы уверены?       — Да, я хочу, чтобы это было сделано ненавязчиво, как несчастный случай.       Закрываю глаза. От стыда, что приходится играть на смерти единственного дорогого для меня человека, хочется провалиться сквозь землю. Качаю головой, а затем прикрываю рот ладонью.       — Можно спустить какого-нибудь заключенного с цепи.       — Хороший вариант, Джейсон наверняка убьет его на волне злости. А значит, сам потеряет единственного свидетеля.       — А ребенок?       — Его не трогать. Он здесь абсолютно не при чем.       — Понял, будет исполнено, сэр.       Пусто смотрю перед собой, слыша, как на записи шуршат шаги, будто бы хлопает входная дверь. И топот. Цоканье ботинок по паркету. А затем тишина.       Дышу сбивчиво, будто бежал марафон. Не двигаюсь, замерла и Ольга, глядя на меня испуганно, будто я прямо сейчас наброшусь и ударю ее. Или же кинусь выяснять отношения с Райаном. Она робко подает голос.       — Я решила, — шепчет, — что вы должны знать...       Рвано выдыхаю, коротко кивая в ответ на ее слова. Пауза, придется держать долгую паузу. Но это оказывается удивительно легкой задачей. Ведь я действительно выбит из колеи подставным разговором.       Что, если так и было на самом деле? Ведь кто-то же убил ее. Кому-то была выгодна ее смерть. До боли вцепляюсь пальцами в столешницу. Кто-то убил мою Эл восемнадцать лет назад. И я никогда не поверю, что это просто сбежавший заключенный. Но кто мог приложить свою руку? Райан едва ли смог бы столько лет отыгрывать дружбу со мной. Он довольно открыт, и если ненавидит, то притворяться другом никогда не станет. Даже в НАТО он позволяет себе пренебрежительное отношение к тем, кто его раздражает.       — Вот тебе и лучший друг, — выдаю я. Вот только Райана здесь винить не в чем. В нашей дружбе мразью, как ни крути, выхожу я. Плевать, не замаравшись в крови никогда не получишь чего-то большего, чем тебе положено. И О’Хара начали свой путь так же в свое время. Пора положить ему конец.       — Мне очень жаль, — она отводит взгляд. — Флешка лежала в коробке с очень старыми записями.       Повержено ухмыляюсь.       — Явно был расчет на то, что утилизируют не глядя.       — Я только одного не понимаю, — догадки? Господи, Оля, давай ты отключишь голову и поплывешь по течению? Умная девка, сил нет, и сейчас ее любознательность мне некстати. — Почему нельзя было просто очистить флешку и все?       — С любой флешки можно восстановить даже удаленную информацию, — отвечаю хрипло. Придется сочинять ей чудеса техники, в которые она должна будет поверить. Уж после перестроенного ДНК, дающего нечеловеческий иммунитет, в супер флешки-то должна поверить. — При должном упорстве кто угодно мог восстановить. А я после гибели Эл не слезал с Райана несколько лет с просьбами начинать одно расследование за другим. Даже вел собственное.       Бросаю взгляд на фоторамку.       — Может, на панике они и выбросили флешку в архив. Там я бы ковыряться уж точно не стал.       Упаднический тон хорошо пронимает русскую. Она, обняв себя за плечи руками, покачивается туда-сюда, растерянно осознавая новую для нее реальность: Райан не такой хороший, и у их семейства не такое белое пальто, как ей думалось. Ей бы не слушать чужие россказни, да верить только своим ушам и глазам, игнорируя чужие доказательства — может, и сумела бы выстоять, а тут нет абсолютно никаких вариантов.       — Это ужасно, — выдает она дрожащим от страха голосом. — Вот так запросто лишить ребенка матери, а мужа — жены, чтобы сделать больно за ту, что давно упущена.       Поднимаюсь с места и, сделав пару шагов к шкафчику, достаю оттуда бокал и бутылку коньяка. Откупориваю крышку. А что, со стороны будет выглядеть так, будто я пытаюсь успокоить нервы. Легковерность русской и удачный первый ход отравленной пешки нужно отметить!       Наливаю бокал до середины и залпом заглатываю коньяк. Он обжигает горло, словно в наказание за ложь, что раз за разом выходит из него на свет божий. Власть требует жертв. И я готов их принести, в конце-то концов. Ухмыляюсь в ответ на ее слова.       — Как же я раньше не догадался... — достаю из ящика стола сфабрикованное дело Элеоноры. — Ведь столько ниточек вело меня в ту сторону. А я попросту не хотел верить.       Бесцветный тон и попытки напиться Ольга явно расценивает как страдание и горе. Отлично. Не хотелось бы испортить все своей реакцией вот так — в шаге от цели. Подталкиваю личное дело к Ольге, и она нерешительно вглядывается в странички. Вчера я не дал ей зайти дальше второй страницы. Но на ее беду, они — полные копии оригинала. Даже при всем желании она не сможет найти ни одного различия. И это только укрепит в ее сознании уверенность, что все эти тонкие, размытые, но все же указания в сторону высокопоставленного виновника были в деле и вчера.       Пока все идет замечательно.       — Но что же теперь? — долистав дело до конца, она закрывает папку, невесомо касаясь обложки.       Я рвано, дергано веду плечами, обреченно глядя в стену. А затем коротко и пусто смеюсь, будто в истерике.       — Самое мерзкое, что ничего, Оля, — и делаю еще глоток коньяка. — Ведь если я раскрою об этом рот, то пострадает Кайл. А потерять его я попросту не имею права, — и прибавляю шепотом, заставляя голос чуть дрогнуть и едва ли не сорваться к концу, — Он единственное, что у меня осталось.       Она только кивает, крепче обнимая себя за плечи. Видно, что мелко дрожит. От чего? От того, что мир разошелся по швам? О, это прекрасно. Теперь она будет сомневаться в Райане. А значит и в Рике, ведь она хорошо усвоила урок о том, что все сыновья похожи на своих отцов, а между Риком и Райаном действительно можно найти очень много параллелей.       — Спасибо, Оля, — горечь с нотками благодарности. Как же трудно выдавать эмоции, вкус которых безвозвратно забыт давным-давно. — Спасибо, что не скрыла.       — Вот только как вы теперь? — спрашивает она, глядя на меня с неприкрытой жалостью. Ненавижу ловить на себе такие взгляды, но придется терпеть. Сейчас она должна меня жалеть, и чем больше, тем лучше.       Я передергиваю плечами.       — Настороженно, — отвечаю я, отводя взгляд в сторону. — И желательно присматривая за Кайлом в оба. Вряд ли я теперь смогу быть настолько же уверенным в словах и действиях Райана.       Заглатываю еще коньяк и тихо цежу сквозь зубы:       — Чертов ревнивец... И за что? За собственный промах. А ведь я верил ему... Элеонора ему верила, простила его за все.       Прикрываю глаза рукой, якобы стараясь взять верх над эмоциями. Если бы Кайл знал о том, что история смерти матери стала уловкой для этой партии — не то что высказал бы мне все, что он думает, а даже придушил бы самолично на месте. Как хорошо, что он сидит в своем Конго при деле. Под ногами он бы только мешался.       — Если вы решите сказать Райану, — осторожно начинает она, тихо, на грани слышимости, будто не может промолчать и боится разозлить меня одновременно, — то не говорите, что доказательства нашла я. Пожалуйста... я... боюсь.       В ее глазах можно утонуть. Как у котенка, норовящего выпросить долю молока с хозяйского стола. Неотрывный взгляд и хрусталики слез в самых уголках глаз. О, дорогая, я не О’Хара, меня слезами и паникой не купишь.       Единственный, кто мог бы не дать тебя в обиду — Рик, но ты предала его, как только переступила порог этого кабинета сегодня.       Дороги назад у нее уже не будет.       — Конечно, — настало время многозначительно предостеречь ее. Лучшая параллель — та, которую вовремя подчеркнули. — Тебе тоже лучше быть осторожной, не давай О’Харе поводов злиться. Неизвестно каким может быть младший, раз уж из старшего такое повылазило.       — Я постараюсь.       Поднимаюсь из кресла и, присев на корточки возле ее кресла, разворачиваю его к себе. Беру ее руки в свои. Смотрю снизу вверх, мягко, растерянно, стараясь вытащить из себя как можно больше внутренней боли, что сидела в душе годами.       — Надо хорошо постараться, Оля, — чуть крепче сжимаю ее тонкие, холодные от страха пальцы. — Эта правда может быть опасна, понимаешь? Для тебя, для меня, для сына. Мы теперь ею связаны.       Чувствую, как мелко подрагивают ее руки, совсем не сопротивляясь моим прикосновениям.       — Он всегда видит, если со мной что-то не так.       Я убираю от нее руки и складываю из ее ладоней кулаки.       — Значит, надо взять над собой контроль. Ты видела, как он воспринял стороннюю провокацию, обвинив в ней нас, — вкрадчивый, ласковый тон берет свое: Ольга смотрит на меня максимально открыто, не то что не ожидая подвоха, а даже с жадностью впитывая каждое сказанное мною слово. Правильно, девочка моя, учись, пока мне это на руку. Потом я все равно возьму свою плату за репетиторство. — Я не хочу, чтобы пострадала еще и ты. Потому что Кайла я смогу защитить, как отец. А вот помочь тебе мне будет крайне трудно, потому что ты под рукой у Рика. Но я хочу, чтобы ты знала, что ты можешь обратиться ко мне в любой момент. Какой бы болезненной ни была правда, я благодарен, что она наконец ясна. Я хотя бы перестану винить себя в том, что упустил что-то из виду.       Несколько мелких кивков и глубокий вдох. Она пытается успокоиться, поверить в мою поддержку и то, что не одна здесь. Так-то лучше. Когда рушится один мир, человеку свойственно сразу же, практически не глядя, цепляться за другой. А потому она с удовольствием схватится за первую попавшуюся руку помощи, что будет ей протянута. Так вышло, когда Рик ее защитил, так будет и сейчас со мной.       — Спасибо, — выдавливает она, преодолевая собственное волнение.       Абсолютно не за что, едва ли потом ты хоть раз скажешь мне это слово добровольно.       Я учтиво киваю, изображая на лице помятое и обессиленное подобие легкой улыбки, дернув лишь уголками губ.       — Если хочешь, я дам тебе успокоительное, на тебе лица нет.       — Было бы не лишним.       Достаю из аптечки таблетку успокоительного и наливаю ей стакан воды. На девке лица нет, и ее вид вполне может спровоцировать Рика на лишние вопросы. А нам это ой как не нужно. В конце концов, я уже в шаге от успешного завершения партии. И если этот сосунок опять поломает мне весь расклад, то я рискую не выдержать и пристрелить его лично, назло всем стечениям обстоятельств. Вот только это меня Главой не сделает. Гребаная О’Харовская смекалка, надеюсь, он ослепнет наглухо, чтобы не заподозрить подвох. Ума у него может и маловато, а вот интуиция развита просто восхитительно. Иначе как себе объяснить его умение выходить сухим даже из самых патовых ситуаций?       Чуть посидев у меня и дождавшись действия таблетки, Ольга собирается уходить. Бросает взгляд на флешку.       — А что с ней теперь делать?       Хороший вопрос. Хранить ее крайне опасно. Не ровен час Рик еще что-нибудь выкинет. И что тогда? Очередной обыск, который мне совсем не на руку. Потайная ниша в этот раз, конечно, справилась с задачей, но нет гарантий, что в следующий заход Свита Райана не подойдет к делу более внимательно. От нее надо избавиться.       — Оставь ее мне. Я что-нибудь придумаю. Не волнуйся.       Сойдясь на этом, мы подходим к двери. Прикладываюсь к ней ухом. По ту сторону только тишина. Никаких звуков. Хорошо, не хотелось бы, чтобы кто-то видел, как она выходит из моего кабинета. Слухи расползаются по Штабу моментально, а если дело дойдет до Рика, то, боюсь, девка рискует сломаться при первом же допросе. И тогда пиши пропало. Она ему, может быть, и не поверит, а вот то, что он больше ее ко мне не допустит — ясно как божий день.       Выпускаю ее. Никого. Теперь можно выдохнуть. Она довольно шустро покидает поле зрения. Наверняка пошла назад в архив.       Закрываю за собой дверь и моментально расплываюсь в довольной улыбке от уха до уха. Ай да Найт, ай да сукин сын! Не могу сдержаться, позволяя себе приглушенный смех. Какая феерическая глупость с ее стороны. Впрочем, так ли это? Скорее титанические усилия с моей, а потому у нее не было шансов не поверить. Рик наверняка не раз говорил ей, что от меня нужно держаться подальше. Но жалкая горсть умелой лжи сломала весь расклад в корне.       Теперь осталась главная подсечка. И если она не сорвется в процессе, то останется лишь наблюдать за тем, как О’Хара, один за одним, как костяшки домино, полягут мне под ноги. А вместе с ними и все те, кого я давно планировал разменять. Мягкий переворот, без революции и вооруженного конфликта.       Все как мы любим.       Подхожу к столу и, плеснув себе еще немного коньяка, с улыбкой делаю глоток. Наивность и жажда справедливости порой могут быть не только достоинством, но и существенным недостатком, способным отравить жизнь своей обладательницы. И не только ей. Все складывается удачно, и теперь главное не пережать.       Бросаю взгляд на флешку. Надо ее уничтожить, притом лично. В таких делах нельзя доверять даже Стюару. Прячу все улики в потайную нишу. Пока прибережем. Ольга — девка думающая, мало ли какие вопросы возникнут в течение ближайшего времени.       Допив коньяк до дна, я убираю бокал и бутылку обратно в шкафчик. Хватит для продуктивной работы. А полноценно отметить успех можно будет только тогда, когда Штаб станет моим.       С удовольствием сажусь за документы, ощущая настоящий прилив сил. Работать на максимум возможностей — так всегда учил отец, так с боем приучал Кайла уже я сам. И только труд вознаграждается чем-то весомым. Эйфория без следа стерла усталость, что еще во время разговора с Ольгой ощутимо довлела над душой. Не притворяться. Я дал себе обещание, что как только все закончится — конец придет и лживым реакциям. Наконец стану самим собой. Вот только еще нужно будет потрудиться вспомнить, какой я на самом деле.       Даже не замечаю, как за окном сгущаются сумерки, как время подбирается к полуночи. И только когда ставлю росчерк на последнем документе, позволяю себе с облегчением выдохнуть. Вот и все на сегодня. Теперь можно с чистой совестью отдохнуть. А по пути до покоев обдумать, когда лучше предоставить Ольге печальные новости об участи ее родителей. И как лучше их подать? Не будут ли они выглядеть куце? Вновь вопросы.       Гашу настольную лампу, и в кабинете становится еще темнее. У меня будет вся ночь впереди и все выходные, чтобы обдумать тонкости финального удара по Ольге. И я не потрачу время зря.       Ухожу в покои чуть погодя, бросив хитрый взгляд на кресло, в котором сидела сегодня Оля.       Пешка будет моей во что бы то ни стало.