Отравленная пешка

      Пульса нет.       Эта мысль повисает в разуме оглушительным набатом, колотит в виски. Я убил собственного отца. Осознание даётся нелегко. Тяжело дышу, все также сидя рядом с его бездыханным телом. Чувствую, как непрошенная слеза скатывается по щеке. Как бы ни было, а он был единственным родным человеком в моей жизни, пусть и очень далёким. Но я не мог поступить иначе. Он заслужил это многолетними унижениями, побоями и жестокостью. И все это я был готов терпеть. Но только не смерть Джевелс именно от его руки. Даже не по приказу.       Он убил её сам, предательски выпустив пулю из русского «Макарова». Практически идеальное алиби. Если бы не целых четыре свидетеля её смерти, из которых только один нашел в себе смелость признаться. Он и останется жить, а все остальные умрут. И тогда я закончу этот гребаный круг жестокости и убийств, развязанный отцом.       Прости меня, мам... я очень хреновый сын.       Стираю отпечатки пальцев с незасвеченного безликого «Глока». Вкладываю его в руку отца, чтобы оставить отпечатки. Вот так. С подтеками крови будет особенно живо смотреться. Нахожу на полу нож. План был совсем другой, но я обязан ей этой местью, и, кажется, у меня для неё есть вариант получше.       «Вхожу в отцовские покои, и Ольга, покорно склонившая голову на пороге, теряется, когда видит, что это не он. В отцовскую вотчину вот уже полгода не заходил даже я. Она не знает, как себя вести, пугается, косясь на углы комнаты.       — Не бойся, его камеры сейчас не работают, — подмигиваю. — Поговорим?       — Н...наследник, — заикнувшись, она отдаёт поклон, отчетливо дрожа всем телом. Аж даже так? Что же ты с ней сотворил такое? Даже вспоминая все его излюбленные меры, которые он без малейшего зазрения совести практиковал на мне, я и представить не мог, что она настолько сломается.       — Давай без этих реверансов, у меня есть к тебе разговор тет-а-тет. Предлагаю пойти и присесть куда-нибудь.       Заходить нужно через неё, и я искренне надеюсь, что Ольга не подведет. Мне нужна её помощь в задуманной мести. Я знаю о смерти Джевелс практически с тех пор, как прошли похороны Райана. Знаю, что её убил отец и солгал мне, как последняя тварь. Но идею того, как можно легко и непринужденно его убрать, появилась у меня только сейчас.       Он должен расплатиться за смерть Джел, так же, как в своё время расплатился убийца мамы. Те, кто жертвует собственной семьёй, не должны жить. Особенно при молодой девке, способной рожать. Они в любой момент могут сострогать мне замену. А уж убрать меня отцу не составит труда. У него очень богатый опыт.       Проходим в кухню, и Ольга не решается даже сесть. Вздыхаю. Тяжело ей. Как только отцу нравится такая покорная марионетка? Совсем ничего живого в нем не осталось.       — Сядь и, Штабом тебя прошу, расслабься, — потираю переносицу, — я не отец и бить тебя за неправильное поведение не собираюсь.       Она удивляется, бросая на меня неосторожный взгляд. Я пожимаю плечами.       — Время идет, а его методы не меняются, крошка, я прекрасно знаю, что умеет этот старый козел.       Она с опаской садится на стул, занимая ровно противоположное место. Черт с ней, если ей так спокойнее, то ладно. Кладу локти на столешницу и чуть подаюсь вперед, впиваясь в её лицо испытующим взглядом.       — Понимаю, что прельщать тебя золотыми горами бессмысленно. Но, уверен, что насколько бы ты ни сломалась — ты все ещё хочешь мести и нормальной жизни.       Но она только нервно смеётся, даже не зная, куда деть свои руки. Слишком уж отчетливо подрагивают пальцы.       — После такого разве возможна эта нормальная жизнь?       Я ухмыляюсь, отмечая, что она, наконец, перестала вести себя как замороженная рыба, хоть нервозность у неё и не пропала.       — Хорошо, тогда чего ты хочешь?       Она поджимает губы, глядя на меня в упор, будто сомневается, можно ли говорить настолько откровенно.       — Я хочу просто умереть.       До одури ровным тоном, будто бы говорит о будничных вещах. От такого безразличия и яростной готовности покончить со всем хоть сейчас по спине пробегают мурашки. Как бы отец ни ломал меня, я всегда хотел жить. Подальше от него, но все же. Умереть мне хотелось, пожалуй, только один раз... Фу, Кайл, давай будем вспоминать о чем угодно, только не об этом!       — Всего-то? — складываю руки на груди и вопросительно выгибаю бровь. Она без промедлений кивает.       — После всего, что было, я себе противна. Не хочу жить, помня всю эту мерзость. Помня, что убила столько людей, — под конец её голос срывается, она роняет лицо в ладони и позволяет себе выпустить эмоции.       Я должен убедиться сперва, перед тем, как приму окончательное и бесповоротное решение.       — Их убила не ты, а кукловод. А потому и винить себя нет смысла.       — Если бы я слушала Рика, — всхлипывает.       — Если бы все слушали Рика, то остались бы живы. Его профукал Райан, потому что слишком сильно доверял собственному Заместителю. То, что ты позвонила Рокоссовскому и хотела сбежать, не делает тебя убийцей. Русского полудурка было невозможно контролировать, и отец это попросту знал. Расслабься, крошка, это дерьмовое стечение обстоятельств и игра на твоей наивности, не больше.       Но едва ли это на самом деле ей поможет. Она качает головой. Конечно, столько времени у неё было вбить себе эту тупость в голову, и отец наверняка активно в этом помогал. Легче ломать человека, которому навязана вина — она порой давит на хребет куда сильнее, чем любые удары. Его любимый метод — заставлять всех вокруг чувствовать себя никчемными и при этом виновными во всем дерьме.       — Ты вот что мне скажи... Кое-кто обмолвился, что ты видела момент смерти Джевелс, — Ольга моментально выныривает из рук и будто бы даже всхлипывать перестаёт, замирая. — Как она умерла?       Молчит. Не знает, что сказать? Делаю глубокий вдох. Гребаное состояние амёбы, выйди ты уже из него! Это будет жутко сложно...       — Оля, — строю максимально дружелюбное лицо, стараясь говорить вкрадчиво и мягко. — Мы оба потеряли близких и даже любимых из-за этой твари. Просто расскажи мне, от чьих рук умерла Джевелс. Кто в неё выстрелил?       Она зажмуривается, явно собираясь с силами. Разумеется, учитывая, что она гражданская, да и что потеряла двух самых близких для неё мужиков разом — это наверняка смело можно назвать самым дерьмовым днём в её жизни.       — Все было так быстро, — обнимает себя за плечи и покачивается. — Он убил Пашку, так вот запросто. Потом... Джевелс сказала, что ты обещал меня ей. Зачем?       — Не важно, — нетерпеливо ерзаю на стуле. — Дальше-то что было? Кто спустил курок?       — Дж... — мнётся, затем все-же опасливо оглядываясь по сторонам. — Глава.       Поджимаю губы. Значит, это правда, а не клевета обиженного распределением должностей бойца. Сука... Зря верил отцу и полгода терзался мыслью о том, что это может быть враньем. Злость скручивает кишки, словно тайфуном. Я закрываю глаза. Хочу, чтобы эта мразь поплатилась. Он не имеет права жить... Он такой же, как тот, кто убил маму, а таким тварям дорога на тот свет.       Он убил мою Джел.       — Что он сказал ей? — давяще смотрю на Ольгу. Она тушуется.       — Я не... не помню точно, — задумчиво отводит взгляд. — Помню, что он сказал, что она всегда его раздражала. Он был рад. И ей никто не помог. Я тогда думала, что меня тоже убьют, но нет... Помню, что она ему сказала, что ты отомстишь, а он ещё так издевательски ей: тебя убил Рокоссовский. И больше ничего не помню. Честно.       — Верю, — цежу сквозь зубы, стараясь держать нахлынувшее бешенство под контролем. Хера с два ты угадал, отец... Я отомщу. За всё разом. За себя, за детство, за Джел и за О’Хару. — Хочешь смерть? Я дам тебе её. Но мне понадобится твоя помощь.       Она заинтересованно смотрит на меня, с такой нездоровой надеждой в глазах, что по нутру аж холодом пробирает. Впервые вижу человека, настолько желающего просто умереть. Знаю, что она пыталась, и не раз, но отец всегда успевал прийти на помощь вовремя, благодаря камерам.       — Что нужно делать? — вопрос отвлекает меня от раздумий.       — Убить Джейсона.       Она горько улыбается, качая головой.       — Я пыталась.       — Знаю, — ухмыляюсь ехидно. Да, возмущения отца о её топорных попытках сжить его со свету были уморительны. Стоит отдать Ольге должное, она действительно довольно долго пыталась или выпилиться сама, или же все-таки грохнуть его. Ни то, ни другое не получилось. — Но тогда тебе не помогал я. У меня есть план, но придется немного напрячься. И убивать тебе придется его своими рук...       — О, — перебивает она, и сама пугаясь, что я осекся на полуслове. Но затем все же берёт себя под контроль. — Поверь, кому-кому, а ему я буду рада перерезать глотку.       — Тогда слушай план...»       — Ольга, где ты?       Но она не отзывается. Придется обшаривать комнаты самому. Вкладываю нож в руку Раскаса и толкаю дверь на кухню, включаю свет, осторожно осматриваясь по сторонам. Мало ли откуда эта болезная с ножом в руках выскочит. Никто не знает, как у неё крыша повернётся после убийства человека. Вряд ли она со мной совладает, но если нападет со спины, то я могу так же бесславно подохнуть, как и мой папаша.       Всхлип выдаёт её с головой. Откуда?..       — Оля, выходи, все закончилось, Джейсон мертв, слышишь?       — Сэр! — сквозь короткое шипение слышу голос Командующего своей Свитой — Джереми — в наушнике. — Она под столом с ножом в руках, будьте осторожнее.       Киваю, зная, что он наблюдает за мной по камерам отца. Хорошая подстраховка.       — Оля, не бойся, все закончилось!       — Уходи! Я сделаю все сама!       — Конечно, сделаешь, ты только вылези сперва, чтобы я тебя поблагодарил, а потом делай что хочешь.       — Нет! — орет как резаная, что аж уши закладывает. — Ты меня обманешь! Обманешь, вы оба такие!       — Сэр, — вновь шипит динамик, — мне не очень хорошо видно с этого ракурса. Она вся в крови, и я не понимаю в чьей, но, возможно, она уже полоснула себе руки.       Впрочем, ничего нового. Ей не впервой резаться. Вот же заноза в заднице эта Оля. Делаю глубокий вдох. Стол стеклянный. Тяжелый, наверное, как сука... А что ещё остаётся делать? Одним толчком опрокидываю его набок, и Ольга пугается грохота от разлетевшейся вдребезги столешницы. Выпускает из рук нож, и я хватаю её, не давая и секунды на осознание. Выворачиваю руку. Действительно перерезалась. Двинутая.       — Джереми, — прикладываю палец к уху. — Дуйте кто-нибудь один в Медицинский Корпус, пусть готовят операционную. Я сейчас туда эту полоумную притащу. В остальном делайте все так, как мы и предполагали.       — Да, сэр!       — Отпусти меня, — она вяло отбивается и рыдает. Я удерживаю её в руках, срывая с крючков кухонные полотенца.       — Не дергайся!       — Ты обещал дать мне умереть, обещал!       — Да, крошка, но планы изменились, у меня есть другая идея.       — Дрянь, — шипит, норовя отбиваться. Дура, ты так только больше крови теряешь! — Вы с ним одинаковые! Лживые твари!       Наслушавшись этим концертом, надавливаю ей на сонную артерию и вырубаю. Так-то. Ещё потом сама мне спасибо скажешь, если вспомнишь! Перевязываю запястья полотенцами и, взвалив её на плечо, выхожу в спальню отца, в последний раз глядя на распростертые на полу тела. От осознания собственной мести становится дурно. Я ведь мог простить, мог не уподобляться ему и не убивать.       Но у меня было право на месть, и я его использовал.       А стоило ли оно того?       Гвалт вопросов в голове не стихает, нарастая с каждой минутой все больше. Практически перехожу на бег, не понимая, то ли я пытаюсь оторваться от своих мыслей, то ли просто не хочу допустить смерть Ольги. Во всех этих играх она пострадала абсолютно ни за что. Выгодная фигура, оказавшаяся на середине доски, только и всего.       Прибегаю в Корпус довольно быстро, натыкаясь на торчащего в коридоре Джереми.       — Сюда, сэр!       Забегаю следом за ним в подготовленную операционную и сходу попадаю под пристальный обстрел взгляда нынешнего Главы Медицинского Корпуса — Мартина Родстера. Врач толковый, но человек — крайне нудный и въедливый.       — Молодые люди, потрудитесь объяснить, что происходит?       Чертов сноб, он ведь не слезет, пока мы ему не объясним. Я кладу Ольгу на операционный стол.       — Глава мертв, предположительно, его зарезал Раскас, я только что из его покоев. Девка была единственной живой в покоях. Шей, Мартин, она единственный свидетель смерти Главы!       Недолгая растерянность врача довольно быстро сменяется хладнокровной уверенностью.       — Покиньте операционную, мы приступим, — кивком он вызывает толпящихся за стеклянной дверью медиков.       — Вытащите её любой ценой. Как откачаете — запихните в палату с мягкими стенами без окон, чтобы она ничего не могла с собой сделать, — выхожу из операционной, тихо прикрывая за собой дверь. Уже в коридоре я опираюсь ладонями на колени и перевожу дух, согнувшись.       — Все в порядке, сэр?       — Да как тебе сказать... С камерами сделали все, что нужно?       Поднимаю на него взгляд, в ответ получая довольный кивок. Ухмыляюсь. Молодец, всегда можно положиться.       — А Стюар?       — Это ссыкло обещало сделать все изумительно, сэр, — коротко хохочет и закатывает глаза. — Ему, по-моему, насрать, кого подставить. Ты б к нему присмотрелся, что ли...       — Не волнуйся, ему уже готова замена. Отправим нашего друга на заслуженную пенсию.       Черт, надо бросать курить, после такого марафона аж легкие скукожились. Впрочем, теперь я на задания явно ездить перестану. Привет, гребаное кресло Главы и комплект из преждевременного геморроя вперемешку со старческим радикулитом от него в придачу.       — Пошли, — отдышавшись, я выпрямляюсь. — У нас спектакль по расписанию, а мы на открытие занавеса не успеваем.       — Не жалеешь?       Молчу, не зная, что сказать. Жалею ли о том, что избавился от многолетнего гнёта, унижений и убийцы собственной любимой девушки — нет, от отца — безусловно. Но Джейсон настолько плотно сросся с этими понятиями, что разделить их было бы невозможно. Впрочем, как знать? Если бы я попытался сейчас идти ему навстречу, то мог бы он измениться? Понять, как был не прав. Ведь буквально сегодня он признал, что тот случай с Одетт был ошибкой с его стороны. Что, если бы мы смогли преодолеть противоречия?       Нет. Никаких шагов по отношению к убийце быть не может. Он мог убрать кого угодно, но только не мою Джел. Ведь он прекрасно знал, что я любил её больше всего на свете. Да, она никогда не была идеальна, никогда не умела быть осторожной с ним и вести себя мудро. Но, черт побери, она была моей, а это значит, что он не имел никакого права поступать с ней так бесчестно.       — Поздно жалеть о сделанном, — ухожу вперед, слыша, как следом за мной цокает ботинками Джереми.       Отец не говорил, что месть — это так хреново и больно. Может, это исключительно из-за того, что я убил родного человека? Черт его знает. Он ведь всегда говорил о том, что месть — это хорошо, это правильно и разумно. Особенно когда это блюдо подаётся холодным, желательно приправленное стеклянным крошевом, чтобы жертва хорошенько осознала, за что её настигла мучительная и медленная расплата. Вот пусть теперь пожинает плоды своих гребаных уроков, учитель хренов. Что воспитал, то и выросло.       Подхожу к покоям отца и набираю номер Командующего его Свитой — Роджер, кажется...       — Наследник? — а голос сонный, удивленный такой. Командующий хренов, все профукал.       — Прекрасно, — и надо бы сдержаться, да мрачная язвительность прет через край. — Глава мертв, зато Свита сладко спит.       — Что?! — в трубке что-то грохает. Вот остолоп, уронил он её, что ли?       — Вот то-то и оно. Жду в покоях у Главы.       Вешаю трубку, не дожидаясь ответа. Он пока глаза продерет, пока до него дойдет смысл моих слов — самому помереть от старости можно будет. Мы входим в отцовские покои, и Джереми включает свет в спальне. Отсветы холодных светодиодных ламп заигрывают с ещё не застывшей кровью.       «Вызови мне врача».       «Нет!»       Фразы режут по ушам, и я чувствую, как тошнота подкатывает к горлу. Обычно мне плевать даже на литры крови под ногами. Но здесь сердце предательски щемит, как только вижу, что натворил. Потерял мать давным-давно, когда ещё даже не смог бы защитить, но должен был беречь отца всеми силами. Так я всегда считал, пока он не начал ломать меня в угоду своим амбициям и интересам. Порой мне казалось, что он просто спускает злость за что-то.       Но за что? В чем я был виноват?       Теперь я никогда не получу ответ на этот вопрос, как бы ни старался. А нужен ли он? От знания причин не станет легче. Подхожу ближе и смотрю сверху вниз. Вот он, у моих ног, как я в детстве был распростерт перед ним. Только теперь он совсем не страшный, беспомощный и не способный навредить.       Сделал это из мести и опасений за собственную жизнь. Он начал проникаться симпатией к Ольге, и не известно, какой бес стукнул бы его в ребро. Меня он всегда ненавидел и с удовольствием пустил бы в расход, если б только знал, что я ему не нужен. Я всегда хорошо понимал, что жив исключительно благодаря его планам на кресло Главы. А для этого титула нужен Наследник.       Но безопасность слишком неожиданно пошатнулась. Если он поднял руку на ту, что дорога для меня, вот так, без жалости и сомнений, то сумел бы уничтожить и меня. А в запасе всего одна жизнь, и бояться за неё каждый день я не могу.       Опускаюсь на колени рядом с отцом, ощущая, как сердце болезненно сжимается в груди. Жалеть об этом поздно и абсолютно бессмысленно. Но почему тогда мне так хреново? Потому что я оказался такой же мстительной тварью, как и он? Ничем не лучше... но у меня хотя бы были конкретные причины для мести. За что он гадил О’Харе и Хоффману, я понятия не имею.       — Надеюсь, хоть там ты обретешь покой, — провожу рукой по его голове. Холоднее, чем должен быть, но контраст ещё не слишком ярок. Надо было выждать, зайти, когда он уже отдаст концы. Может, так было бы проще? Нет... В момент, когда он истекал кровью и просил о помощи, трусливо предлагая верховенство мне, я даже не испытывал ни малейших уколов совести. Только откровенное отвращение к тому, как он пытается купить меня на смертном одре.       Он много раз подкупал, а потом забивал на собственные же обещания, говоря: «Ты должен радоваться тому, что тебе не влетело, а большего ты так до сих пор и не заслужил».       А я заслуживал, вот только ты никогда не умел этого ценить.       Топот из коридора заставляет меня повернуть голову. Роджер влетает в покои с пятью бойцами наперевес. Своевременно, просто жуть. Отец, как ты умудрился нанять себе настолько нерасторопных людей? Или твой талант по подбору толковых кадров иссяк на подготовке к свержению О’Хара?       Что за бойцы, которые вместо того, чтобы денно и нощно караулить тебя и отсекать любую угрозу, просрали покушение, устроенное Наследником практически внаглую? Да, я принимал меры предосторожности, мудрил с камерами, чтобы не попасться здесь с поличным, но запугивал Стюара вполне в открытую. И эта продажная шкура вместе с Гарри, с которого и началась вся свистопляска с моей осведомленностью о смерти Джел, — молчали. Ни слова не сказав своему Главе.       Вот так тебя любили твои люди, отец. А ты слишком много им верил, так же, как О’Хара тебе.       — Это правда? — Роджер таращится на тело отца, а я закипаю со скоростью хорошенького такого электролиза воды.       — А я шутил, по-твоему?! — шиплю, как змея, стараясь не дать своему голосу дрогнуть. — Что вы за Свита такая, если не можете обеспечить безопасность Главы?! Что любой может вот так запросто запереться к нему в покои и зарезать?!       — Мы... да вроде ничего не предвещало, с-сэр, — запинается, пятясь назад от неожиданности.       Ничто не предвещало у них. Ольга уже месяц обхаживает отца, я уже полтора, как лажу к нему в покои как к себе домой. И ладно, эти олени пропустили, но как умудрился отец не заметить, что порой на камерах видит одни и те же кадры? Делаю глубокий вдох. Сам хотел его убить, а теперь злюсь на всех вокруг из-за того, что они не защитили его от меня. Разумно ли это? Не знаю, но будь они умнее, у меня бы ничего не получилось. Стало бы лучше? Едва ли. Но карма моя была бы куда почище. Теперь придется балансировать её самостоятельно.       Надеюсь, спасение Ольги хоть немного поправит мой отрицательный баланс.       — Всегда что-то предвещает, — киваю на Раскаса. — Отец собирался снять его с поста, за нерасторопность. Вот вам и итог. Видимо, сегодня после собрания был разговор, и он примчался выяснять отношения.       Роджер переглядывается с остальными ребятами.       — Мы не были в курсе таких планов Главы. Он не говорил.       Он и не должен был. Вы должны его страховать во всем. Потираю переносицу.       — Вы должны следить и защищать, даже если ничто беды не предвещает. Не понадобься мне отец для разговора на ночь глядя — мы бы только наутро узнали, в чем дело. И единственная свидетельница успела бы помереть нахрен!       — Девка жива? — оживился-то как, того и гляди побежит допрашивать. Зараза, мне не это нужно.       — Да, но у неё черепно-мозговая. Я отнёс её Мартину, он мне отзвонится, когда она придет в себя. Вам я запрещаю приближаться к ней. Девка и так зашуганная, её сейчас пугать ещё больше нельзя — вообще дар речи потеряет. Поняли меня?       — Да, сэр.       — Чего вы стоите? — как же бесит их отупелое бездействие, сколько можно тупо пялиться на тело босса?! — Вызывайте медиков, давайте разбираться, что тут произошло детальнее.       Потираю переносицу и делаю картинный глубокий вздох. Сто «Оскаров» мне, прямо сюда можно. Актерский талант — это у нас в папеньку. Маму я хоть и помню смутно, но за ней, кажется, такого не водилось. Отчего-то она неизменно ассоциируется у меня с кошкой: мягколапой, ласковой и настоящей в своих эмоциях. Она редко кричала, чаще успокаивала отца, если он был чем-то раздражен, буквально чуть ли не мурлыча ему что-то нежное, что по детской глупости вызывало у меня тошноту. И руки... у неё были невероятно нежные и мягкие руки. Как ни у кого больше.       Прости меня, мама, я вырос отцеубийцей.       Даже не хочу представлять, что бы она сказала, если бы только знала о моём поступке. Сумела бы она после такого вычеркнуть меня из жизни, если бы была до сих пор жива? Не стоит тешить себя иллюзиями. Наши с отцом судьбы и взаимоотношения складывались бы совсем по-другому, если бы она не ушла так рано по воле залетного мудака.       Роджер посылает одного бойца в Медицинский Корпус за бригадой, а сам подходит к телу отца, присаживается на корточки с противным хрустом коленей. Твою мать, ты вроде молод, а уже по швам трещишь. Бросаю короткий взгляд на Джереми. Он ни единым неверным движением не выдаёт лишних эмоций, кроме скорби и растерянности.       Шапито натуральное, и от этого становится вдвойне противнее. Но делать с этим нечего. Хотел мести? Теперь инициатива нагибает инициатора и плавно трахает обязанностями Главы и необходимостью строить из себя невиновного. Кажется, такая хрень могла быть в радость только Джейсону.       — Странная возня, — задумчивый голос Роджера некстати. Я успел откинуть из рук Раскаса нож ещё до его прихода, а вот пистолет так и остался зажатым в пальцах отца. — Глава-то обнажен.       Ну не трусы же мне было на него перед смертью натягивать и не в фрак обряжать! Спокойно, Кайл, эта ночка будет самой трудной.       — Девка тоже была голой, — Джереми пожимает плечами и присаживается напротив коллеги. — Скорее всего, Раскас вошел, когда Глава был занят чем-то более приятным, чем ножевое в брюхо...       — Выходит, Раскас знал код замка? Вряд ли Глава открыл бы ему дверь, не одевшись.       Меня прорывает на нервный смех. Отец, ты всегда был толковым вербовщиком, как ты этого-то идиота к себе в Свиту Командующим поставил? Лучше всех жопу вылизал, что ли? За какие заслуги?       — Роджер, ты знаешь код от этих покоев?       — Конечно, сэр, я ведь Командующий Свитой Главы, на экстренный случай мне код известен.       Поворачиваюсь к нему лицом, вцепляясь взглядом в его растерянную морду.       — Бинго, а до тебя Свитой кто командовал?       — Раскас... — он задумчиво чешет затылок, а я прямо слышу, как у него в пустой голове мечется мозг размером с горошину и грохочет об череп, как о пустое жестяное ведро. — Точно, как-то я не подумал...       Делаю глубокий вдох. Это будет очень тяжело. Очень. Черт. Побери. Тяжело. Я тут изо всех сил должен горе из себя давить, а они меня злят на каждом шагу. Джереми тихонько хохочет в кулак, уже в открытую, мне хочется сделать то же самое, но зубоскалить над трупом собственного отца — недостойно Наследника.       — Я смотрю, ты вообще о многом не думаешь вовремя, — потираю переносицу, даже не глядя на этого болвана.       — Нужно отсмотреть записи с камер в покоях Главы, — но Роджер пропускает мою ядовитую подначку мимо ушей. Бросаю короткий взгляд на Джереми. Тот спокоен, как танк. Значит, и с этим уже все готово.       — Разумеется, мы их проверим. Я уже отдал распоряжение своим бойцам изъять записи.       — Кто будет куратором дела, сэр?       Отвожу взгляд в сторону, не в силах долго смотреть на тело отца. Вновь его просьба вызвать врача набатом бьёт по ушам. А если бы я вызвал, смогло бы все наладиться, после такого испуга? Стал бы он считать меня равным себе? Закончились бы наши противоречия?       Нет. Он бы точно меня убил и обзавелся новым Наследником, который ещё долго не сможет оскалиться на него. Пути назад не было и не могло быть. Я должен был или проглотить смерть Джевелс, или мстить. Хочется самому себе по голове стукнуть хорошенько, лишь бы выкинуть эти идиотские мысли из головы.       — Я займусь этим сам, — цежу сквозь зубы, — хочу лично выяснить правду и наказать всех, кто стоит за этим, если вдруг дело не только в Раскасе.       Роджер довольно кивает, соглашаясь с моими словами. Хорошо, что не собирается оспаривать это право, а ведь мог бы на правах Командующего, но этому оболтусу, видимо, на все плевать.       Вскоре в покои приходят медики, чтобы провести осмотр и забрать тела. Стою в стороне, то и дело терзаясь мыслями о произошедшем. Опомнись, Кайл, брось все это! Забираю заключения у медиков и ухожу в отцовский кабинет, обшариваю ящики. Должна же у него быть дома хотя бы одна свободная папка для бумаг! Он был на них помешан. И вскоре я нахожу свободную, на молнии. Отлично. Для бумажек хватит. У врачей есть сомнения о том, что рану отцу нанёс Раскас. Неглубокая, видите ли... Разумно. Ольге попросту не хватило сил и решимости, чтобы пырнуть отца поглубже. Поди отскочила от него сразу же, как только почуяла, с каким сопротивлением нож входит в живую плоть.       Была бы шпионкой — резала бы качественнее.       Тела забирают, и вскоре в покоях остаются только трое: я, Джереми и Роджер.       — Сэр, будут какие-то распоряжения? Свита теперь переходит под ваше командование.       Смотрю на него, не зная, как сформулировать комментарий помягче.       — Нет. Можешь идти, если что-то будет нужно, то я вызову.       Он кивает, но практически у самой двери останавливается.       — Семью Раскаса нужно взять под стражу?       Надеюсь, я не слишком громко скрипнул зубами от злости. Раскаса пришлось бросить в огонь, но его семью уничтожать под корень я не планировал. Хватит и того, что сын будет расти без отца.       — Оставьте их пока, я хочу понаблюдать за действиями. Если они были в курсе намерений Раскаса, то выдадут себя.       Роджер кивает и, наконец, покидает покои. Как только за ним захлопывается дверь и Джереми убеждается, что в покоях никого нет, позволяю себе облегченный выдох. Оседаю в кресло рядом с постелью и роняю голову на ладони. Черт побери, кто бы мог подумать, что это так тяжело?       — Может, успокоительного? Или коньяку...       Провожу ладонью по лицу. Да, нервы угомонить не помешает.       — У него на кухне всегда стоял коньяк...       И Джереми понимает меня без дополнительных слов. Откидываюсь на спинку, чувствуя, как губы растягиваются в отрешенной улыбке. Убил собственного отца и собираюсь бухать его коньяк в его покоях, сразу после того, как унесли неостывшее тело. К черту. Мне просто нужно хоть немного притупить гребаную невесть откуда взявшуюся совесть, что вцепилась в глотку и душит с каждой минутой все больше.       Джереми приносит бокал и бутылку. Нет, друг мой, этого маловато будет. Наливаю бокал практически по края и отдаю ему, а бутылку оставляю себе.       — Земля ему пухом... — опрокидываю бутылку в себя, делая несколько крупных глотков. Горький привкус обжигает язык, бьёт по рецепторам, заставляя поморщиться от этих ощущений. И так полвечера хлестал коньяк, якобы примиряясь с Раскасом, а потом сам же отвел его на убой к отцу. А жаль... Заместитель из него был бы ничего. Вот только оставлять его живым было нельзя. Быстрее бы сдох, чем спустил смерть отца на тормоза. Он бы копал и всенепременно углядел бы в произошедшем мой след.       Слишком предан отцу, оттого и пострадал.       Коротко смотрю на Джереми. Его бы тоже убрали вместе со мной. Поэтому практически следом за Райаном отец убрал Джона. Командующего Свитой всегда убивают следом, потому что это самый преданный человек, что есть у цели. Тот, кто будет мстить и искать правду, даже если родственники покойника не станут. Вот тебе и расплата за верность.       — Что дальше? — он отпивает немного коньяка, подтаскивает второе кресло поближе ко мне.       — С деталями дела я разберусь, главное, что есть доказательства. Хорошо бы, чтобы старшему сыну Раскаса хватило мозгов не лезть в это дело и не искать виновных. Я не хотел бы убирать его.       Кивает.       — А с девкой? — смотрит внимательно, натыкаясь на мой довольно однозначный взгляд, а затем качает головой. — Это рискованно... Её проще убрать.       Да, вот только ее-то как раз не за что. Хватит крови и жертв, пора прекратить этот чертов порочный круг кровопролития, и он замкнётся сейчас. А Ольга и так слишком многое пережила, чтобы вот так бездарно сдохнуть в конце.       — Знаю, но все уже продумано, — коньяк вновь кусает за язык, будто желая заставить пожалеть о сказанном. — Все должно пройти гладко. Главное, чтобы Мартин не взбрыкнул, но, насколько я знаю, он не пылал особой любовью к отцу, хоть и умело её изображал.       — Он может подставить тебя.       — И кто тогда будет править Штабом? — кисло улыбаясь, бросаю на Джереми взгляд в упор. — Поверь, каждого настолько затрахали его обязанности, что от больших они, скорее всего, побегут сломя голову. Желать править Штабом может только больной ублюдок по типу моего отца. Добровольно никому эта каторга не нужна. Если бы Райан мог сложить с себя полномочия — он бы это сделал, я даже не сомневаюсь.       — Думаешь, желающих нет?       — В окружении отца — нет. Иначе бы они сдали его Райану, как только Рик погиб… Ну, или же Совету уже после смерти Райана, когда отца убрать было проще всего. Да и Мартин ничего, кроме своих скальпелей да пробирок, не любит. Ему проще помалкивать и рулить Медицинским Корпусом.       — А Стюар?       Я ухмыляюсь и делаю глоток. О, да. А вот этого засранца нам придется слить пониже... Да еще и прижать как-то на дне, чтобы не рискнул открыть свой рот и выдать что-то компрометирующее меня или отца. В идеале его тоже нужно убрать. Черт, как же не хочется идти по трупам.       — Это уже будет делом не моих рук. Главное, чтобы выгорела идея...       Перевожу взгляд на окно. Там уже во всю занимается рассвет. Мой новый рассвет, без давления отца и оков, что столько лет мешали дышать полной грудью. Но с новыми обязанностями, рухнувшими на плечи. Сон сегодня явно не предвидится.       Зависшую ненадолго тишину прерывает звонок. Мартин.       — Алло, — снимаю трубку, сходу стараясь придать голосу как можно больше тяжести и грусти. У меня же траур, в конце концов.       — Наследник, девушку мы прооперировали, состояние стабильное, она приходит в себя. Как вы и просили, она в изолированной палате, вред себе нанести не сможет. Думаю, ещё немного, и её можно будет допросить.       Хорошо, значит, вовремя успел донести.       — Зайду через час, никого к ней не пускать, кроме меня. Мои люди пусть стоят у дверей, на случай покушения.       — Да, сэр.       Кладу трубку. Делаю глоток. Это будет сложно.       — Девчонка жива, приходит в себя. Пойду туда и буду прессовать Мартина, у него явно будут вопросы, особенно если девица уже успела чего-нибудь наговорить. На тебе изъятие записей с камер и разговор с семейством Раскаса. Не дави на них сильно, для них такие новости будут шоком. Скажи, что я понимаю, что они могут не знать об этом, и успокой. Они наверняка в первую очередь подумают о Трибунале. Спроси о версиях, мог ли кто-то подставить Раскаса. Нам нужно знать все их мысли, чтобы осторожно маневрировать. Понял?       — Да, — он допивает коньяк и перекатывает в ладонях пустой бокал. — Жаль жену его... У них ребенок ведь младший ещё мелкий.       — Увы, — только и могу что выдавить из себя жалкую короткую фразу. Совесть слишком давит на горло. Нужно будет позднее как-то помочь им финансово. Ну, или старшего сына пристроить куда. Не высоко, конечно, но так, чтобы хоть как-то компенсировать им утрату. Хотя о чем я. Мне ли не знать, что потерю члена семьи невозможно загладить никакими деньгами и званиями. Только отец этого не понимал, пожалуй.       — Тогда по коням, если что-то из ряда вон — сообщай, будем думать. Сегодня, к сожалению, без сна.       — Это не главное.       Киваю, слабо улыбаясь. Джереми прекрасно чувствует мой настрой, так было всегда. Оттого и сейчас он старается максимально поддерживать меня. Видит, что, несмотря на то, что я давно продумывал и воплощал это решение в жизнь, — даются последствия с трудом. Он и станет Заместителем, на которого я действительно могу положиться.       Перекатываю очередной глоток коньяка во рту, ощущая, как заметно притупилось жжение на языке. Сейчас было бы полезно сохранять трезвость рассудка, но кому не насрать? Самое забавное, что меня за это даже никто не осудит, ведь я потерял отца и вполне спокойно могу позволить себе чуть сгладить боль утраты.       Кому расскажешь — поведутся. Не поверил бы только один.       Джереми поднимается из кресла и уже у самой двери бросает на меня короткий взгляд.       — Кайл, — я механически уставляюсь на него, никак не реагируя на прямое нарушение субординации. Наедине можно. По сути, Джереми мой единственный друг. — Не вини себя ни в чем. Ты поступил правильно. Моя задача — защищать тебя и быть в курсе всего. Если хочешь — спроси Мартина… Джейсон консультировался о здоровье Ольги и её способности родить после плотного курса противозачаточных. А что было бы с тобой в случае рождения Наследника, ты и сам понимаешь. Благо он колебался.       Киваю, и Джереми уходит, прикрывая за собой дверь. Значит, чутье меня все-таки не подвело.       Поднимаюсь, бросая короткий взгляд на фотографию матери, стоящую на комоде. Теперь они встретятся, и, может быть, хотя бы там Джейсон наконец успокоится. Кладу рамку снимком вниз. Нет сил смотреть глаза в глаза.       Тащи свою жопу в Медицинский Корпус, Кайл, пора дальше комедию ломать. Да и по поводу Ольги нужно дать все распоряжения.       Поправляю пиджак перед зеркалом. Ещё одна вбитая насильно привычка: следить за тем, чтобы внешний вид был безупречен. Я же сын гребаного императора вселенной.       Закатываю глаза и ухожу, допив коньяк до дна. Едва ли сильно окосею с чуть больше, чем половины бутылки.       Этим я тоже обязан отцу.       Блядство.       Старательно прокручиваю варианты разговора. Что, если Мартин все-таки начнёт копаться в деле и козлить? Не могу же я убрать половину Штаба, чтобы прикрыть себе задницу? Могу. Но не хочу превращаться в копию Джейсона. Я и так похож слишком во многом.       Как только переступаю порог кабинета Мартина, на разум накатывает совсем не нужное воспоминание. Врач обосновался в кабинете Ким, и вместо нежного запаха свежих роз и сладких дорогих духов здесь вечно пахнет кофе и медикаментами. Бросаю взгляд на край стола: вместо широкой вазы там красуется вонючий маятник, который в моде у всех великих боссов. Успокаивает он, видите ли...       — Наследник, — Мартин отдаёт поклон сидя, лениво оторвав взгляд от бумаг. Сужаю глаза. Это что ещё за выходка такая? — Или, лучше сказать, Глава?       Подбираюсь, все также ярко демонстрируя лишь напускные подавленность и траур. Упрятываю руки в карманы, нащупывая небольшую аккуратную глушилку. Будет лучше, если он не сможет записать разговор.       Даже став Наследником, я не перестал во всем искать подвох и каждую гребаную минуту опасаться за жизнь.       — В чем дело? — усаживаюсь в гостевое кресло, глядя в упор.       — Девица пришла в себя, — он отодвигает бумаги и, сняв очки, кладёт их поверх стопки. — Главу я осмотрел лично. Идиоту ясно, что зарезал его не Раскас, сэр. Может, вы как-то сможете это прокомментировать?       Напрягаюсь, чувствуя, как неприятно сжимается в груди сердце. Сейчас бы покурить для успокоения, да я же Наследник и боевик в одном флаконе, мне же нельзя, имидж пеплом уляпаю.       — Думаешь, девчонка постаралась? — удивление даётся с трудом, но выглядит, как и всегда, безупречно. Уж эмоции-то я научился отыгрывать в совершенстве и слишком давно.       Мартин потирает переносицу.       — Я не хочу устраивать игрища, сэр. Ножевое Главе нанесено раньше, чем огнестрел Раскасу. И стреляли в Заместителя не спереди, как лежали трупы, а со спины. А удар Главе был нанесён явно сверху вниз и кем-то слабым. Раскас бы ударил глубже, да и выучку не обманешь, боевики бьют в сердце, а здесь резали брюхо и при том топорно.       Закусываю кончик языка. Бестолочь рыжая, ничего доверить нельзя, качественно даже себя резать не умеет. Говорил же — бей в сердце, чтобы не встал. Так и знал, что до характера раны Мартин докопается уж точно. Все нутро разом, кажется, совершает кульбит, одаривая разум тянуще-гадким ощущением того, что это только вершина айсберга.       — Действительно странно…       Постукиваю пальцами по подбородку, строя из себя круглого идиота.       — Русская убила того, кто за её счёт прорубил себе дорогу к власти, — Мартин позволяет себе короткую ухмылку. — А вот кто убил Раскаса и как он вообще там оказался — вопрос открытый.       Да, Кайл… топорный план, стоит признать. Я полагался на глупость отцовской Свиты и то, что он даже своих сторонников уже в край задолбал перфекционизмом и задачами, но не учёл, что появится какой-нибудь условный Мартин со своими дохрена умными мыслями.       Впрочем, стоит сделать скидку на отсутствие опыта в вопросе аккуратных убийств. Моя тактика абсолютно проста, «убил – прикопал» называется, а пока все ищут без вести пропавшего, можно спокойненько себе поливать свежую грядочку серной кислотой…       — Нужно будет изъять записи с отцовских камер, спасибо за наводку, Мартин.       Врач качает головой.       — Строго говоря, я не осуждаю девицу за её поступок, — он пожимает плечами, глядя мне в глаза настолько пристально, что хочется поежиться. — Мало кому понравится длительное сексуальное и бытовое рабство… Да ещё и перспектива родов от собственного насильника замаячила…       — Она беременна? — нужно уйти в сторону от темы. Но то, что он открыто говорит мне о том, что понимает убийцу Главы — уже информация интересная. Он подозревает меня и просто пытается спровоцировать, и при этом не боится, что я его уберу. Значит, не так уж против?       — Нет, но Глава интересовался возможностью провести её обследование и выяснить, насколько она способна выносить и родить здорового ребёнка.       Проклятье, Джейсон, неужели ты всё-таки настолько помутился мозгом, что решил ещё раз вляпаться в детское дерьмо и пелёнки?       Иррационально злюсь. Он никогда меня не любил. Терпел, пока была жива мама — да, но любви там не было и близко. А тут решил завести нового? Хотел убрать меня? Хорошо, что я его опередил.       — И что в итоге по этому поводу?       Зачем мне эта информация — даже черти не ведают, но отчего-то мне хочется знать, насколько испорчено здоровье Ольги. От этого напрямую зависят масштабы моей дальнейшей лжи ей.       — Понадобится длительная терапия, скорее всего. Она сидела на довольно жёстких противозачаточных. Но мы отклоняемся от темы. Я сообщил об этом Джереми, и надо же, Глава погиб.       Многозначительная пауза, достойная больших и малых театров, а затем Мартин достает из шкафчика бутылку коньяка и два бокала.       Печень тонко ноет, намекая на то, что она уже устала сегодня работать громоотводом. Надо, милая, терпи.       Он протягивает бокал мне и сам делает первый глоток. Решил отравить? Паршиво, он медик и яд может выбрать очень забористый.       — Я прекрасно знаю, кто убил Рика, сэр. Что ещё живого Каина по приказу Джейсона добил Раскас. Парня можно было спасти, правда, боевик из него уже бы не вышел, но править он бы смог спокойно даже с перебитым хребтом. Знаю, что Райан резал себе вены не сам. Глава больше всего на свете ценил свою семью, но самоубийство совсем не в его духе. Сломя голову лично поехать на задание и погибнуть там, в гуще боя — да, по-воински, но трусливо полоснуть себя по рукам, да ещё и в камере, — он качает головой, а затем демонстрирует мне свои руки. — Я знаю, что Джон умер не от аллергии. Вот этими руками ему был подобран яд. Этими же руками я не стал его откачивать, когда он задыхался в агонии. Я просто потянул время, дав ему уйти. Этими же руками, сэр, рано или поздно я выбрал бы яд для вас. Нет ничьей прямой вины только в смерти Ким, но, сидя в её кабинете, я чувствую себя так, будто убил её лично. Она доверяла мне, как Заместителю, и я мог её предупредить. С вами такой ошибки я повторять не пожелал. Нельзя идти за человеком, готовым убить даже собственного ребёнка, в угоду тому, чтобы не казаться на его фоне менее хватким. А вы в последнее время слишком неосторожно дразнили Главу.       Поджимаю губы. Эта мразь все-таки подумывала над тем, чтобы меня убрать. Хотел соcтрогать замену, но отчего-то все ещё мялся. Конечно, решиться на ещё одного выродка — задача трудная. Его же ещё терпеть придётся.       — И теперь я знаю, — вкрадчивый голос Мартина вырывает меня из раздумий, — кто убил Главу. Но я надеюсь, что на этом убийства закончатся.       Киваю, опрокидывая стакан с коньяком залпом. Гребаный день, а это ещё только всего лишь один разговор, сколько их будет до вечера — представить страшно.       — Этого я и хотел.       — Девчонку нужно убрать, — его тон падает до сожалеющего полушепота, заставляя меня от чего-то коротко вздрогнуть.       — Ольга останется жить, — со стуком опускаю бокал на стол, словно ставя безапеляционную точку.       — Думаете, после такого она сумеет? Я немного поговорил с ней, когда она пришла в себя. Она вменяема, но сломлена. Одно неверное движение – и последние ниточки, которые удерживают её психику на месте, оборвутся, и она поедет с катушек.       — Да, именно поэтому мы сейчас всем скажем, что у неё черепно-мозговая, оперативно залечим её раны и проведём через «очистку». В её случае нет памяти — нет проблем. О её роли в смерти Рика и том, что она была отцовской игрушкой в Штабе, знает очень малое количество людей. Все они — наши и в любом случае будут держать языки за зубами.       Мартин, недолго пожевав губу, строго цокает языком.       — А ей мы что скажем? Вы подумали над легендой? Её проще убить, чем подставляться.       — Да, но она этого не заслужила. Девка и без того пострадала едва ли не больше всех и уже расплатилась за свою тупость.       Врач коротко и задумчиво улыбается моей мысли.       — Хорошо, но вы же понимаете, что вопросов у нее будет много. Да и к Штабу она не адаптирована.       — Это уже будет моя забота, Мартин. Сразу после «очистки», до того, как придёт в себя, перенесёте её в мои покои, а я разберусь со всем остальным сам.       Он угукает, на манер большого и мудрого филина. На душе противно скребут кошки: я не знал, что отец добивал Каина, думал, тот умер на месте во время аварии.       — Я дам нужные заключения по Главе и Раскасу. Что-нибудь придумаю… Но место свое, сэр, мне хотелось бы сохранить.       Я отмахиваюсь.       — Снимать тебя с поста не входило в мои планы. Тем более что мы пришли к общему мнению. По Ольге, пожалуйста, проследи лично, чтобы она себе не навредила, и тщательно залечите все травмы, что есть.       — На это хватит и пары дней, ничего, кроме синяков и ссадин, нет, а руки она, — видать, от страха дрожали, — полоснула себе неглубоко, много времени не уйдёт.       — Отлично. К ней можно? Угомонить её у меня вряд ли получится, но все же.       Перекатываю пустой бокал в ладонях. Ото всех этих разговоров аж в районе сердца холодом каким-то потянуло. Слишком много упоминаний всяческих убийств и подлостей папаши.       Убивать незнакомцев легко, особенно в бою. Ты уже вскрываешь чужие глотки настолько механически, что даже не задумываешься об украденной жизни. Боевик всегда живёт взаймы. Убил ты — считай, одолжил жизнь противника, которой хватит ровно до следующего боя. Недолговечная штука, оттого и совесть с годами притупляется. А вот слушать, или ещё хуже — видеть, смерти тех, с кем ты рос бок о бок, пусть и в вечном соперничестве — невероятно тяжело. И осознание того, что они умерли не ради твоего выживания, а просто для того, чтобы тебе все кланялись — чудовищно.       Отец, ты все-таки был больным ублюдком.       Недолго поразмыслив, Мартин кивает, отдавая санитарам распоряжение упаковать Ольгу в смирительную рубашку перед моим приходом. Картинно морщусь. Во мне хоть и плещется уже по меньшей мере полторы бутылки коньяка, но уж эту неженку я забороть в состоянии.       — Меры предосторожности, — кривая улыбка змеится на тонких губах. — Глава тоже её недооценивал.       Просто Глава не знал, что я вложу в её руки нож.       Спустя десять минут я уже стою у тяжёлой металлической двери в палату. Флешбек простреливает сам собой: ведь это я испортил Ольге жизнь и стал катализатором гибели всего семейства О'Хара, спутав рыжуху с вражеской шпионкой. Не произойди этого обидного и дилетантского косяка, и все были бы живы. М-да, Кайл, ты ходячее бедствие.       Благо что мне на это плевать.       Ольга забилась в самый угол палаты. Бледная, в белой смирительной рубашке, только спутанные рыжие волосы и горящие ненавистью темно-зеленые глаза выдают её с головой. Упрямо поджав губы, она смотрит на меня волком. Кинулась бы и разорвала в клочья, если бы могла. Даром что силенок маловато. Мартин остался за дверью. Что ж, это хорошо. Подхожу к Ольге ближе, глядя сверху вниз. Ещё одна проблема на мою и без того неспокойную жопу. Но, в отличие от остального букета, это хотя бы мой личный загон.       — Ты обманул меня, — змеиное шипение тонет в мягкой обивке стен, забивается под кожу, заставляя лишь коротко повести плечами.       — Ты тоже должна была бить в сердце, а не полоснуть по брюху.       — Какая разница, он мёртв, а я все ещё нет!       И несмотря на всю отвагу, с которой она буквально выплевывает каждое слово, сама Оля опасливо жмётся в угол, словно он способен её защитить.       — И не будешь, — присаживаюсь на корточки, пригвождая её взглядом к месту. — У меня на тебя совсем другие планы.       В злых глазах моментально скапливаются слезы, тонким ручьём сбегают вниз, прокатываясь по щеке крупной хрустальной каплей. Всхлипов нет, только отупело-испуганное выражение, застывшее маской на её хорошеньком, но невероятно усталом лице. Если бы я не знал, что она человек — принял бы за фарфоровую куклу.       Машинально касаюсь пальцами выбившейся пряди волос. Ещё по её будням в камере я хорошо запомнил, что она кинестетик, и любые касания способны напугать или взбодрить её куда сильнее, чем слова. Она отшатывается в сторону, а я упрямо довожу дело до конца, заправляя кудри за ухо.       Глубокий вдох до ломоты в лёгких, для успокоения. С ней будет проще, когда потеряет память, сейчас она в любом случае будет воспринимать меня как врага.       — Спокойно, Рыженькая, — она отчётливо дрожит под моей рукой, я криво улыбаюсь. Разумеется, так её звал только Рик. — Прорвёмся. Ты мне ещё спасибо скажешь.       — Пошёл ты, — шипит, с трудом подавляя дрожь в голосе. — Чтоб ты сдох.       — Всенепременно, — подмигиваю, убирая от неё руку. — В глубокой старости и с девкой на члене, прям как мой папаша.       Мрачный смех её не успокаивает, Ольга заметно ежится, глядя на меня по меньшей мере как на мразоту, свежующую младенца прямо на её глазах.       — Слушайся врачей и постарайся обойтись без фокусов. Кто бы к тебе ни приходил кроме меня — держи свой хорошенький ротик на замке, и тогда я тебе обещаю, итог тебе понравится. И нет, не в том же сальном смысле, в котором наверняка тебе эту фразочку говорил мой папаша. Не ссы, лягуха, больше тебя против воли никто не трахнет, уж за этим я прослежу. Так что расслабь булки и, будь добра, постарайся отыскать в глубине всего этого дерьма ту Ольгу, которой ты когда-то была. Тебе это понадобится. Поняла меня?       Она упрямо молчит, роняя тихие слезы. Держись, Найт, её нельзя бить и не стоит на неё орать, хотя очень хочется взять за плечи, хорошенько встряхнуть и накричать позабористее. Впрочем, порычать мне никто не запрещает.       — Не слышу…       Но ответом мне служит лишь затравленный взгляд, полный страха и ненависти одновременно. Я ничего от неё не добьюсь сейчас. А нужно ли? Один хрен я отправлю её на «очистку», хочет она того или нет, так смысл вести с ней разговор?       Плевать, этой Ольги уже не будет, после потери памяти она станет другой, скорее всего, прежней, без дерьма в голове и давящих воспоминаний.       — Как хочешь, я все равно сделаю по-своему.       Поднимаюсь и только на выходе из палаты замечаю, как она молча роняет слезы, уткнувшись лбом в стену. Эти дни ожидания дадутся ей очень тяжело.       Надо хоть подушку с одеялом ей принести, что ли. Пол в палате, конечно, мягкий, но что-то уютное и свое наверняка поможет ей чувствовать себя спокойнее. Если бы не все ее синяки, ссадины и гребаные порезы на руках, протащить ее через «очистку» можно было бы хоть сегодня. Но когда она очнется, ей будет трудно объяснить, с какой радости у нее вдруг перерезаны вены.       Легенда о том, что было, у меня уже готова, и травмы из прошлой жизни в нее явно не вписываются. Помогу ей встать на ноги и прийти в себя, а дальше пристрою ее к какому-нибудь непыльному посту, и пусть себе живет. Может, найдет мужика, начнет плодиться и радоваться жизни.       Надеюсь, хотя бы тогда гребаный Рик перестанет являться мне в кошмарах.       Сука эдакая, даже с того света покоя не дает.       Закрываю за собой дверь на засов, бросая короткий взгляд на Мартина.       — Спокойнее не стало?       Качаю головой. Если бы все было так легко, я бы охренеть как удивился.       — Вечером загляну к ней еще. Может, дать какие-то успокоительные, витамины?       — Не волнуйтесь, Наследник, — тонкогубая улыбка выглядит настолько хитро, что аж мутит. Он решил, что у меня есть симпатии к Ольге? Боже упаси, я себя не на помойке нашел, чтобы за отцом подбирать. — Все сделаем, и капельницы поставим с витаминами, а то она совсем отощавшая.       — Да. Делайте все, что нужно. Будет сопротивляться — пихайте насильно. Надо ее на ноги поставить. Если что — звони мне сразу. Своих людей я оставлю у палаты. К ней никого не пускать, людей отца — тем более.       Он молча отдает поклон, и я понимаю: мои распоряжения приняты, а разговор окончен. Нужно забежать к себе и переодеться во что-то черное. Негоже, потеряв Главу и отца, расхаживать по Штабу в беленькой рубашечке. А то еще решат, что я не в трауре, появятся ненужные вопросы, опять людей пачками резать, а желания совсем нет. Стареешь, Кайл, уже и убивать лень. А что завтра? Бухать и доминировать надоест?       Упаси создатель.       Звонит телефон. Что, уже про смерть отца прознали? Еще Совет этот чертов созвать надо, начать приготовления к похоронам. Бросаю взгляд на экран: Джереми.       — Да.       — Сэр, поручение выполнил, жду дальнейших указаний.       Улыбаюсь трубке, вышагивая по коридору. Джереми всегда аккуратен в своих словах, уж мы-то с ним научены на автомате выдавать обтекаемые формулировки.       — Зайди ко мне в покои. Я сейчас подойду.       Короткое «хорошо», и шум шагов в трубке сменяется гудками в такт. Раз Джереми спокоен после разговора с семьей Раскаса, значит, все идет по плану. Это уже хорошие новости.       Подхожу к покоям к тому моменту, когда под дверью уже мнется Джереми. Сегодня некогда даже вдохнуть, все расписано. И прежде чем по плану мы дойдем до созыва Совета и траурных вестей, нужно добраться еще до одного важного человечка, которого, вот же удивительно, отец не успел добить вслед за О’Харой.       Закрываю за собой дверь и не разуваясь прохожу в комнату. Вытягиваю ноги, едва коснувшись кресла пятой точкой. Вторые сутки без сна пошли, а я еще днём имел дурость потренироваться. Хотел скинуть лишние эмоции перед делом, а в итоге впустую растратил силы. Легче не стало даже после спарринга.       — Что семья Раскаса? — привалившись головой на устроенную на подлокотнике руку, киваю Джереми на соседнее кресло. Спать хочется до одури.       — Как и предполагалось, в шоке. Жена ударилась в истерику, а старший сын, мне кажется, надолго выпал в прострацию. Думаю, будет хорошо, если он не придет в себя до самого момента принесения клятвы Главы. Раскас был смелым, а вот его сын несколько трусоват. Даже если догадается — побоится за себя и семью.       — Да, это к лучшему.       Не хотелось бы убивать семью Раскаса. Они не заслужили этой участи. А вот сам Раскас — вполне, ровно в тот момент, когда поднял руку на Джевелс. Никогда не поверю, что он не знал о том, что Джейсон готовит покушение. Уж кто-кто, а Командующий Свитой был единственным человеком, который знал абсолютно обо всех планах отца в мельчайших подробностях.       Всю мою жизнь Раскас был рядом с отцом и мной. Но никогда, даже когда я молил об этом, не прикрывал меня перед ним, в отличие от того же Джона, вечно подтиравшего дерьмо за Риком.       «Отец должен знать обо всем» — эти слова всегда звучали как смертный приговор, а за ними неизменно следовали побои, унижения и радости отцовского воспитания. Я ненавидел Раскаса всей душой и никогда не понимал. Еще один надзиратель, который всегда наблюдал за каждым моим шагом, даже если это гребаное посещение БДСМ-клуба. Как, сколько и с кем, вплоть до количества ударов плетью — эта мразь знала обо мне всё, ни на секунду не выпуская из-под колпака. Верная шавка, изо всех сил стелющаяся перед хозяином. Вот и умер вместе с ним. Считай, почетно.       Джереми пожимает плечами.       — Думаю, теперь мы вздохнем спокойно, без пристального контроля Цербера.       Коротко ухмыляюсь, еще давно, когда я только-только набрал Свиту и мы с Джереми поняли, что Раскас следит за нами, к нему намертво приклеилась эта кличка. Что ж, его хозяин-таки сумел стать главным в царстве мертвых. Всех ведь положил на алтарь своего господства.       — Теперь за нами вообще никакого контроля не будет, — качаю головой, позволяя себе хохотнуть в голос. — Как бы крыша от такой свободы не поехала.       Напарник только улыбается. После смерти Джевелс отец сам поставил его со мной в пару. После пары скандалов, конечно… Он все надеялся подпихнуть мне сыночка Раскаса, но после слов о том, что я лично убью его на первом же задании и скажу, что все так и было, одумался. Порой работали только угрозы.       — По-хорошему нужно собрать Совет, — жгучим комком в груди повисает опасение. И хоть я понимаю, что Джереми абсолютно прав, но сил собирать людей в себе не ощущаю. Как себя поведут сторонники отца? Не кинутся ведь мстить за смерть своего гребаного мессии? Надеюсь, что нет. Если они сколотили секту Святого Джейсона, то я сильно обалдею.       — Да, давай всех соберем на, — бросаю взгляд на часы, прищурив один глаз, словно целюсь, — одиннадцать. До этого момента я успею сделать еще одно дельце.       — Уверен? Я не оспариваю решение, но этот человек просрал все, что можно, когда Джейсон сживал со свету О’Хару.       — Да, и я уверен, что больше он такой ошибки не повторит, — закладываю руки за голову, широко улыбаясь. — Да и он сживет со свету Стюара, а что еще нужно для счастья?       Джереми смеется. Стюар может всех нас сдать с потрохами, а потому его нужно убрать как можно скорее. Да и в принципе эта скользкая мразота предала отца, развязав мне руки на все сто процентов. И нет, если Мартин сейчас помогает мне из-за того, что в принципе никогда не любил Джейсона и считает его методы неприемлемыми, то Стюар просто приспособленец, который жену свою продаст, если будет нужно.       Он просто понял, что я все равно уберу Главу, с его помощью или без, и решил, что лучше пристроиться к Наследнику, чем держаться за того, кого он может спокойно пережить.       — Тогда снова разбегаемся? Я соберу всех на Совет.       — Отличный план, а я пойду расскажу Морроу, что настало гребаное доброе утро.       — Уверен, новости ему понравятся.       Угукнув, сонно потираю глаза. Сутки без сна, и, похоже, придется крепиться до самой ночи. Надо чем-то закинуться…       — Энергетик будешь?       — Поверх коньяка? Не думаю, что это разумно.       Закатываю глаза. Проклюнулась же в нем мамка-наседка.       — Иначе я усну, кофе уже не поможет.       Добираюсь до кухни и открываю холодильник, нашаривая рукой на дверце банку с энергетиком. Благо их две… С грустью смеряю их взглядом. М-да, Кайл, кажется, ты слишком часто не спишь…       Ну и черт с ним, главное, дело до конца довести, раз уж начал.       Кивком приманиваю к себе Джереми, и он, коротко качнув головой, все же поднимается с места и подходит ближе, выхватывая из пальцев банку.       — Уговорил, давай сюда, а то я тоже свалюсь навзничь.       Ухмыляюсь, с елейной рожей отдавая ему банку. То-то же. А то бравады-то столько, что обалдеть можно.       С щелчком и шипением открываются обе банки, и мы синхронно, не сговариваясь, оба делаем глубокие глотки. Хорошо… энергетики Штаба качественные, вставляют крепко, можно даже не сомневаться, что меньше чем через десять минут спать расхочется окончательно. А ещё через пятнадцать энергия и вовсе начнёт хлестать через край.       Есть кайф в этой жизни.       — Ну что, после заправки-таки разбегаемся?       — Ага, а то ничего не успеем, солнце и так к зениту стремится, а у нас ещё плантации не паханные стоят.       Джереми смеётся, но, как бы там ни было, правда одинакова: нам ещё пахать и пахать сегодня, пожалуй, даже до самого заката.       Допиваем энергетики, опрокидывая банки до дна практически за пару минут.       — Жить, кажется, стало легче.       — Значит, пора на подвиги.       Киваю, и Джереми, выкинув пустую банку в мусорку, направляется к выходу.       — В одиннадцать у кабинета Совета?       — Да. Я должен успеть поговорить с Морроу.       Вновь коридоры. Все эти разговоры за этот кажущийся бесконечным адский день уже доводят до тошноты. Восемь утра... Вчера в это время отец был еще жив и лично открывал дверь зала Совета, а сегодня, сутки спустя, даже тело успело остыть.       Что бывает, когда недооцениваешь действительно серьёзного противника.       Он никогда и не считал меня врагом. Убежденный в своей исключительности, отец всегда полагал, что у меня просто не хватит мозгов его опрокинуть. А мне хватило бы еще давно, вот только, в отличие от него, я все-таки терзался мыслями о том, что он мой единственный родной человек. Жалость к отцу… Даже звучит смешно, но на то, чтобы выбить из меня остатки покалеченной сыновьей любви, ему понадобилось много времени. Несмотря на все побои и унижения в детстве, я продолжал тянуться к нему, равняться на отца.       Я мечтал быть Джейсоном Найтом — всегда спокойным, уверенным и опасным. Он казался мне недостижимым идеалом, но я все равно стремился хотя бы приблизиться.       Пока до меня не дошло, что за дерьмо скрыто под красивым фантиком.       Долго, слишком долго я оправдывал его выходки. Плохо показал себя на тренировке? Пара профилактических ударов под дых, до пестрых мушек в глазах, так, что вдохнуть не хватает сил, хоть и глотаешь воздух, как рыба. Занял второе место на соревнованиях? Марафон унижений и побои.       И да, за одно я всегда ненавидел Райана и все его окружение: слепость. Все носились за Риком. Даже за гребаным Каином, а на меня никто просто не обращал внимания. Отец бил грамотно и точно — чтобы ни одного синяка или ссадины на открытых участках тела. Раскас хорошо следил за тем, чтобы я никому ничего не мог сказать. Да и что я бы доказал? На людях отец был такой наседкой, что Райану со своими обостренными отцовскими инстинктами впору в сторонку двигаться.       Иду вперед, гордо расправив плечи. Теперь все они мертвы, и, кажется, это справедливое возмездие за все, что мне пришлось пережить. Будь Райан внимательнее — давным-давно разглядел бы в Джейсоне гниль.       И видят боги, я бы лучше предпочел вырасти сиротой, чем Наследником этого ублюдка.       Стучусь. Главное чтобы Морроу не спал в такое время. Замок все никак не сработает, или же он просто не хочет открывать? Тихий щелчок двери, и на пороге меня встречает его супруга. Растерявшись, смотрит на меня в упор, а затем дергано отдает поклон.       — Наследник...       — Добрый день. Я хочу поговорить с вашим мужем, он дома?       — К смерти этой мрази я не имею никакого отношения, — скрестив руки на груди, Морроу выходит в небольшой, но довольно светлый коридор. — Впрочем, едва ли это остановит кого-то, если вину решат списать на меня.       Недобрый прищур прошивает тяжелым взглядом насквозь. Ясно, на доброе общение мы не настроены. Передергиваю плечами.       — Я знаю, что не имеешь, а вот откуда уже знаешь, что отец умер — вопрос интересный.       Он криво, будто его прошило секундной болью, усмехается, а затем поджимает губы.       — Я безопасник, и это не проходит даром, мальчик. Иди своей дорогой, я не хочу проблем.       — Вот о проблемах-то и хотелось поговорить, — склоняю голову набок, упрямо вглядываясь глаза в глаза. — Кажется, им пора закончиться.       — Угрожаешь?       На подсознании чувствую, как напрягается Морроу: расставляет ноги чуть шире, будто готовится к прыжку. Любопытно, конечно, рискнул бы он на меня напасть или нет, но проверять это я, конечно же, не буду.       Если я переживу отца всего на сутки, то это будет эпичный провал, над которым батя не преминет возможностью поглумиться на протяжении приблизительно всей бесконечной жизни в адском котле. Фу, аж холодом пробрало.       — Нет, хочу предложить способ покончить с этим существованием. Ты боец, Морроу, и, как справедливо заметил, хороший безопасник, — ухмыляюсь. — И я уверен, что ты все еще хочешь голову Стюара.       Марианна прикрывает рот рукой, переводя взгляд на мужа. Морроу демонстративно отходит от двери, пропуская меня внутрь.       — Если ты что-то выкинешь — я тебя убью. Мне терять нечего, Наследник.       Вскидываю руки вверх, словно сдаюсь.       — Можешь меня обыскать, если тебе будет спокойнее. Я безоружен.       Он кивком зовет меня следом и уходит в кабинет.       — Не волнуйся, милая, все будет хорошо, — обняв жену, он провожает меня взглядом. Чувствую себя так, словно в плену, и иду на допрос по меньшей мере под дулом автомата. Морроу и без того всегда был довольно суров, а теперь, кажется, и вовсе очерствел донельзя. Немудрено, ведь когда жизнь дает тебе по мозгам, у тебя всего два варианта: смириться и сдохнуть или же барахтаться и выживать.       Морроу закрывает дверь кабинета за мной и демонстративно активирует глушилку. Я давлю улыбку, доставая свою.       — Встретились два параноика.       — Просто оба хотим выжить в гребаной реальности, в которую вы окунули Штаб.       Делаю вид, что его слова вовсе меня не задевают. Вы. Я вот тут вообще ни при чем, спасибо папаше с манией величия! Настолько замарал своим дерьмом, что теперь отмоются, пожалуй, только правнуки. Но это не точно.       — Не мы, а Джейсон, — доля обиды все же предательски проскакивает в голосе, и Морроу моментально прищуривается, будто доволен моим поведением.       — Даже интересно, кто же грохнул Главу.       Хмыкаю.       — Раскас.       Если бы у фразы «не пизди» имелось визуальное отражение, оно всенепременно было бы с лицом Морроу.       — Это единственная причина, по которой я не выставил тебя с порога.       Глубокий вздох до боли распирает легкие. Все всё знают, и все-то, папенька, одобряют. И ладно Морроу, можно понять, они друг друга ненавидели. Но Мартин в этой цепочке и вовсе выглядит прискорбно. Смотрю на него так, будто не понимаю, о чем он, но Морроу подбирается моментально.       — У меня есть записи, — жуткая ухмылка намертво приклеивается к его лицу, и я буквально ощущаю, как по спине холодным комком проходится паника. Черт. — В этот раз все прощелкал Стюар.       Сглатываю туго. Черт побери, этого еще не хватало.       — По-хорошему после такого заявления ты не жилец, — постукиваю пальцами по столешнице. Буду упрямо стоять на своем. Убить его, в конце концов, я всегда успею. — Да и если сдашь меня, то кто будет править? Или сам надеешься на звание героя?       — Я люблю свою работу, но не настолько, — он выдвигает ящик стола, и я инстинктивно подбираюсь, готовый отскочить в любой момент. Что там? Ствол? Нож? Но Морроу с истинно-издевательской рожей достаёт на свет божий пачку сигарет и зажигалку. — Что, юный Лис, нервишки хромают?       Выучку не обманешь. Безопасники действительно умеют быть устрашающими. И да, я никогда не признаю, что колени под столом позорно дрогнули, а очко сжалось по меньшей мере до размеров игольного ушка.       Штаб держит тебя в тонусе даже после смерти Джейсона.       Лениво отмахиваюсь рукой, изо всех сил стараясь держать лицо. Наследнику не пристало бояться. А уж Главе особенно.       Достаю из кармана пачку сигарет. Хоть тут покурю. Морроу, прикурив, молча протягивает мне зажигалку. Делаю первую затяжку и запрокидываю голову назад, позволяя никотину расползтись по легким.       — Весь гребаный день мечтал это сделать, — выдыхаю кольца дыма. — Кайф.       — Мы отвлеклись.       Киваю, с хитрым прищуром уставляясь на Морроу.       — Предположим, у тебя есть доказательства того, что Главу убил я, — перекатываю сигарету в пальцах. — В кресло Главы ты не метишь, а значит, меня убирать тебе нет смысла. Давай будем честными, во всем Штабе больше не осталось жаждущих править, а я вроде неплохо справляюсь с этим говном. Да и отмазаться не могу в силу, — делаю затяжку и стряхиваю огарок в заботливо предложенную пепельницу, — некоторых особенностей титула. Или же есть другие кандидаты, о которых я не знаю? Сделай одолжение, порадуй новостями.       — Таких сумасшедших, как твой папаша, нет.       Картинно выдыхаю с облегчением.       — Слава яйцам, я уж думал, придется маховик мокрухи на максимум раскручивать. Итак, вернемся к нашим баранам. Ты накопал компромат, но сдавать меня не жаждешь. Тогда чего ты хочешь? Вернуть своё положение? Отомстить Стюару? Если да, то можешь удалять свои записи, — глубокая затяжка как отточие, сгущающее напряжение. Даже не знаю, чего в комнате больше, недосказанности и ожидания удара в любой момент или же дыма. — Я и без них пришел к тебе, чтобы предложить именно это.       Лицо Морроу просто бесценно. Смеюсь, туша бычок о бортик пепельницы.       — Признаю, — он ставит локти на стол, а затем, сделав затяжку, подпирает голову рукой. — Застал врасплох.       — Это мы умеем, — откидываюсь на спинку, пристально вглядываясь в серо-голубые глаза Морроу. — Видишь ли, я не во всем согласен с отцом. Стюар — лживая мразь, которая сперва копала под одних, а теперь слила отца при первой же моей угрозе. Я не могу спокойно править и обзаводиться Наследником, пока рядом со мной такие люди. Предатели должны получать по заслугам, и Стюару не место в управлении. Отец не понимал: предавший раз, предаст и дважды, и третьего раза я ждать не хочу. А хороший безопасник, сделавший выводы из своей промашки, у нас в Штабе только один.       — Если ты начнёшь убирать людей своего отца и возвращать гвардию О'Хары, то его люди тебя уберут.       Качаю головой.       — Нет, Морроу, я не хочу выбросить абсолютно всех. Я хочу попытаться совместить лучшее, что было у Райана и у Джейсона. Подход у них был разный, люди — тоже, но глупо отрицать, что оба были хороши в своём деле. Ладно, Джейсон просто хорош, а Райан — чёртов бог всей этой бюрократии, — со стуком тыкаю пальцем в стол. — И раз уж так вышло, что я гребаный заложник отцовских амбиций, я хочу вывезти это дерьмо на годный уровень. И мне нужны лучшие спецы вроде тебя, Морроу, — улыбаюсь, как сытый кот, позволяя себе расслабленно развалиться в кресле. — А уродов типа Стюара мы пустим в расход.       Морроу тушит сигарету, выдыхая дымное облако.       — М-да, Джейсон, это ж каким идиотом надо быть, чтобы так сына недооценивать, — а потом, качнув головой, он потрясывает указательным пальцем. — Но убийство Главы топорное.       — Хер с ним, главное, чтобы проглотили. Поверь, его шавки будут молчать, лишь бы не потерять места. Они слишком долго выслуживались.       — Хорошо, каков план?       — До похорон отца сидим тихо. Одна просьба: пригляди за Стюаром, чтобы эта дрянь не делала лишних движений, а потом ты торжественно явишься на Совет к новому Главе в старой должности. И да, есть ещё кое что, — барабаню пальцами по столу, глядя на Морроу так невинно, как только способна моя наглая рожа.       Он нахмуривается.       — Попахивает криминалом.       Я киваю.       — Сможешь сфабриковать материалы так, будто Стюар был в сговоре с Раскасом? А там закроем его в камеру, тебе медаль за помощь следствию и кураторство над этим ублюдком в качестве премии.       Угрожающая ухмылка Морроу говорит сама за себя — сделает, и ещё как.       — Через три дня все будет готово.       — Отлично.       Я встаю и собираюсь уйти, но возле самой двери Морроу окликает меня.       — И, Найт… Девицу жалко, но на твоём месте я бы её убил.       Ненадолго закрываю глаза. Глянь-ка, он уже и об этом в курсе. Не удивлюсь, если все те два месяца, что я занимался организацией убийства, он просто посиживал у монитора с попкорном.       — Нет, она будет жить, — даже сам себе не могу объяснить свое ишачье упрямство в этом вопросе. То ли О'Хара в кошмарах меня затрахал, то ли совесть какая-никакая проснулась. Хоть кого-то из жертв отцовских амбиций я спасу.       — Тогда будь аккуратнее с этим.       Молча ухожу, напоследок кивнув жене Морроу. Буквально кожей чувствую, как её пристальный взгляд впивается мне в спину. Плевать, муж расскажет ей ровно столько, сколько нужно, а остальное меня не интересует.       Ненадолго забегаю в покои и надеваю черную рубашку.       В голове каша, и ни за одну мысль я не в силах зацепиться больше, чем вскользь. Накой мне Ольга? Да, я придумал вариант, как хотя бы привести её в порядок, но что потом? Что, если кто-то рискнет рассказать ей правду? Я не узнаю об этом, ведь после адаптации у неё начнётся своя жизнь, не связанная со мной.       Спасенная жизнь лучше, чем очередной труп, Найт.       Накидываю на плечи пиджак и сверяюсь со временем. Пора, как раз впритык хватит для того, чтобы дойти до зала Совета вовремя. Бросаю взгляд на огромный портрет матери, закрепленный на стене, и ощущаю, как губы трогает вымученная, усталая улыбка.       — Дай мне сил, мам… Нужно дотянуть до конца этот гребаный день.       В коридорах уже полно народу: Штаб проснулся, и люди спешат по своим локальным делам, ещё не зная, что сегодня ночью очередной Глава склеил ласты. Слишком много смертей в последнее время, и людскую панику придётся сдерживать именно мне.       А её будет много, потому что я слишком молод для кресла Главы. Последним таким юным правителем был только Реймонд О'Хара, перебивший четверых своих старших братьев на пути к выживанию.       В чем-то мы схожи.       К залу Совета я подхожу ровно к одиннадцати и сходу натыкаюсь на обеспокоенные взгляды Глав корпусов. И только Мартин сохраняет спокойствие. Он-то в курсе. Шепотки моментально стихают, и все как один отдают мне поклон. А я до сих пор так и не привык к этому.       Поджав губы, я молча открываю дверь.       — Проходите.       Все нервно переглядываются. Думаю, тут уже и идиоту ясно, что Глава мёртв, не просто же так я в чёрной рубашке. Вот только тревожит их явно не этот факт. Все рассаживаются по своим местам. Пустуют только три кресла — Джейсона, Раскаса и моё. Отодвигаю отцовское и встаю во главе стола. Нет желания туда садиться, ещё успею на сто жизней вперёд.       Опираюсь руками о столешницу, чуть сгорбившись в спине.       — Глава мёртв, — морщусь, словно мне больно об этом говорить, но даже если откинуть отыгрыш реакции, слова режут слух. Отец всегда казался мне глыбой, которая вечно будет довлеть надо мной, а то и вовсе переживёт, чего доброго. А теперь его нет.       И ведь даже если я в чем-то напортачу, сказать мне об этом будет уже некому. Во всем есть свои минусы, но их явно меньше, чем плюсов.       Нерешительный ропот волной проходится по залу, я смотрю прямо перед собой, будто бы сквозь всех, но на деле норовлю оценить эмоцию каждого. Все вроде бы спокойно.       — Что произошло? Кто осмелился? Убийцу поймали? — гвалт разноголосых вопросов заставляет меня внутренне вздрогнуть, благо что на роже написана такая глухая тоска и боль от потери, что хоть сейчас «Оскар» выдавай.       — В покоях Главы нашли Раскаса, — туго сглатываю. — По предварительным данным, он зарезал отца, а тот, на последнем издыхании, успел застрелить убийцу.       Мартин кивает.       — Официальное заключение ещё не готово, господа, но я лично осматривал Главу. Возня была странная, они явно боролись, но сила удара вполне похожая. Да и под ногтями убитого остались биологические следы Раскаса. Была драка…       — Как он посмел? Люди будут в ужасе! Что теперь?       Закусываю губу, а затем грузно бью по столешнице кулаком. Всё замолкают разом.       — А у нас есть выбор? — раздавленный тон даётся мне легко, тем более что его и отыгрывать практически не требуется. Нужно только выпустить запертые в глубине души эмоции. — Мы не можем молчать и врать людям, что Джейсон жив. Нужно как-то успокоить всех, очередная смерть породит волну паники, но сейчас мы должны подумать о Штабе.       — Распоряжайтесь, Глава, — Мартин деловито оглядывает остальных. — По праву Наследника теперь править будете Вы, состав Совета переходит под Ваше командование, до момента сбора нового.       И ни тени недовольства в глазах других Глав Корпусов, все сидят растерянные, но в тоже время явно готовые дать новую присягу. Это выглядит мерзко. Но по-другому в таких случаях и не бывает. Смерть Главы не значит, что жизнь в Штабе должна остановиться.       Всем плевать на твои потери, важна лишь система.       — Мне понадобится ваша помощь и опыт, — имитирую растерянность. Ещё до того, как убирать отца, я оценил все шансы, прикинул, как смерть очередного Главы ударит по спокойствию в Штабе.       И меры все разработаны уже давно.       — Мы уже объявили о строительстве нового Детского Корпуса?       — Нет, сэр, — глава Детского Корпуса качает головой.       — Объявляйте, — выходит хрипло, словно мне тяжело говорить. — Пусть все выглядит так, что это приказ отца, который он отдал намедни. Отвлечем людей от траура полезными изменениями в Штабе. Они должны понимать, что со смертью Главы не становится хуже, что все идёт так, как шло до этого.       — Хороший вариант, — Глава Корпуса Инновационных Технологий кивает. — В прошлый раз именно то, что свернулись все поголовно проекты О'Хары, привело к волнениям людей и панике.       Да, помню этот момент. Отец приостановил абсолютно все распоряжения Райана, и это выглядело чертовски убого. Особенно если учесть, что практически все они действительно были полезны и своевременны.       — Кто помнит, сколько и какие проекты Райана были завернуты?       — Думаю, у Корпусов остался архив наработок… Их можно поднять.       — Поднимите их к следующему Совету.       Все как один кивают.       — Сэр, — Джереми бросает взгляд на место отца. — Ваш фамильный склеп ещё не достроен… Куда хоронить Главу?       Закусываю губу. Да, папаша же хотел себе загробные хоромы почище О'Харовских отгрохать и похорониться с царским размахом, а я и тут малину обосрать умудрился.       — Ждать все равно нет смысла, я так понимаю, строительство закончится нескоро.       — Да, сэр.       — Тогда похороним его к матери, — поджимаю губы. Он бы этого точно хотел — быть рядом с ней после смерти. Он даже говорил, что после постройки склепа перезахоронит останки. Внутренне ежусь. Было бы что захоранивать… кроме костей там вряд ли что-то уцелело, и я не хочу их видеть, это кощунство.       — Наследник, кто занимается следствием по делу убийства? — Глава Тренировочного Корпуса смотрит на меня открыто и сожалеюще, но я все равно настораживаюсь этим вопросом.       — Я, — рычащий тон подойдёт лучше всего. — Хочу лично выяснить, действительно ли Раскас виноват и какие ещё мрази ему могли помочь. Это семейное дело.       — Разумно, — кивает Мартин, — никто, кроме Наследника, не будет наиболее заинтересованным в честном следствии.       Все соглашаются с ним, и я чувствую, как волна облегчения проходится по нутру, но внешне держу над собой контроль.       — Если у вас есть какие-либо вопросы — озвучьте их, если нет, то я бы хотел побыть один. Документы несите на подпись мне.       Кивают, как болванчики на приборной панели тачки, а затем, наконец, поднимаются с мест. Каждый считает нужным подойти ко мне и выразить свои соболезнования, я сжимаю зубы, чудом сдерживаясь. Чувство вины удушливо-горьким комком встало в горле, что не вдохнуть и не выдохнуть, будто мне в лицо брызнули перцовым баллончиком.       Я убил его, но был ли у меня выбор? Прикрываю глаза, принимая очередные соболезнования. Сколько раз я уже задался этим вопросом? И ответ на него мне не получить никогда.       Позволяю себе сесть в кресло, только когда все уходят. Опрокидываю лицо на ладони и просто перевожу дух ото всего этого. Мне действительно нужно побыть одному, но вместо этого весь день придётся насильно заставлять себя бодрствовать и подписывать сраные бумажки. Ещё и видимость следствия изображать придётся… И к Ольге я должен заглянуть. Пёс с ним, вот к ней точно зайду завтра утром. Ничего не хочу сегодня.       Крепкая ладонь касается плеча, и я даже не поднимаю взгляд, просто знаю, что такую вольность, чтобы меня поддержать, может себе позволить только Джереми.       — Держись… Соболезнования только начинаются.       Закусываю губу, кивая. Мне просто нужно время, чтобы смириться с этим, ужиться с мыслью о том, что я все-таки его убил.       Кто бы мне сказал, что это осознание будет даваться мне с трудом и отдаваться такой болью, я бы рассмеялся тому в лицо.       — К похоронам я уже успокоюсь, — позорно слабый голос дрожит, и мне хочется застрелиться от этого ощущения собственной ущебности.       Решил — доводи до конца, а уж если сделал, то не ной о последствиях.       — Может, отлежаться? Думаю, тебя все поймут.       — Это будет выглядеть слабостью, — провожу ладонями по волосам и сбрасываю легкую дрему. — Работаем, Джереми. Копай по делу отца, а я разберусь с бумажками.       Он кивает, и мы расходимся по своим делам. В кабинете мне и вовсе хочется волком выть — морит адово, и в какой-то момент я понимаю, что чаще держу глаза закрытыми, чем нет. Даже энергетик уже не помогает держаться. Нескончаемые бумаги: прошения, рапорты и прочая мерзость, коей теперь в моей жизни будет вагон и маленькая такая тележка. К вечеру заглядывает директор штабного кладбища, с толстенными каталогами всего, чего только можно запихнуть в могилу.       Банкую на все ворованные у О'Хара деньги, заказывая отцу самый роскошный гроб из всех, горы венков, ленточек и лучший костюм, в который его обрядят напоследок.       К вечеру ползу к своим покоям из последних сил. И только закрыв за собой дверь, скинув с ног туфли и войдя в комнату, осаживаюсь на пол напротив большого портрета матери. Его рисовали давным-давно по фотографии. Это одна из немногих моих просьб, которую отец удовлетворил.       Разглядываю каждую её черточку и криво усмехаюсь. К чему нас привела её смерть… один стал алчным властолюбивым чудовищем, не жалеющим никого, а второй вырос сыночком, достойным папочки.       — Если бы ты была жива, то все было бы иначе.       За окном солнце катится к горизонту, сменив парадно-золотистый цвет на кроваво-алые оттенки. Как символично, аж тошно.       — Прости меня, мам… Я должен был его беречь, но мне не хватило терпения.       Ещё долго сижу, уставившись в её портрет в упор. Простит ли она меня? Да и видит ли вообще? Вряд ли есть что-то потустороннее. Если бы было, я отдал бы все, чтобы просто знать, что там ей хорошо.       Перебираюсь в постель, с трудом скидывая с себя вещи. На душ нет сил. Лучше схожу туда утром, чтобы настроиться на новый гребаный день.       Когда-нибудь ведь все должно будет наладиться?       Прижимаю подушку к груди и зажмуриваю уставшие, покрасневшие до безобразия глаза. Отдохнуть, и жизнь станет легче.