Сквозь сладкую пелену смертельного яда

Наступило утро. Султан Ахмед хоть и понимал, что ничего не сможет сделать нового, но собрал совет дивана, как того и требовал обычай. Сегодня был день выплат янычарам, и за пределами дворца уже собирались воины. Поэтому стоял шум. Повелитель узнал о последних новостях. Главный визирь вернулся в столицу, еще не успев отчитаться перед Кесем Султан, поэтому сейчас он просто стоял со всеми пашами, потупив глаза в пол, ожидая, когда совет закончится. Это было заметно, из-за чего Падишах изрядно нервничал, хоть и пытался не показывать. - Вчера достопочтенный шейх-уль-имлам предстал перед Аллахом, - громко проговорил Халиль Паша. - Пусть покоится с миром, - выдержав должную тишину, произнес Ахмед. Кого советуют улемы на новую должность? Ведь государству нужен новый шейх. - Кесем Султан уже распорядилась, им стал Ахизаде-эфенди, - уверенно сказал Сулейман Паша, протягивая соответственную бумагу, что была подписана регентом империи. Однако султан не захотел ее брать, уже понимая, что воспротивиться будет невозможно. Лицо мужчины слегка покрыла пелена гневного румянца, даже новое назначение он не может сделать самостоятельно. - Все готово к церемонии? - перевел всех на другую тему, более благоприятную для него. - Конечно, - отрезал Бейрам Паша, явно желая быстрее закончить все, не вдаваясь в глубину скандала. Государственные мужи во главе с Повелителем вышли на площадь. Янычары, что выстроились ровными идеальными рядами, рьяно положили кулак на левую сторону груди, наклонив чуть вниз голову. Где-то вдалеке в небо ворвалось огромное черное пятно, что, казалось, отодвинуло легкие белые тучки после дождя. Стая мрачных крикливых воронов потерялась в тумане, будоража спокойствие и нарушая гармонию. Пронзительное карканье оглушало воинов, хоть никто значения этому не придал. Кеманкеш-ага поднял взгляд и взглянул на небеса, сдвинув черные брови. Вороны кружили над городом, создавая небольшую косую тень. И вдруг все исчезло. Внезапно, бесповоротно. Мустафа даже не успел моргнуть, как испарилось то, что он только что видел. Повернув голову, хранитель покоев заметил глаза Повелителя, полные спеси и высокопарности. Однако эти черты присутствовали и у Кесем Султан. Только не на пустом месте. Падишах взглядом не мог подчинить себе народ, навязать волю. А его жена способна. Несмотря на приказ Султана Ахмеда, янычары не принимали жалованье по непонятным причинам. Они словно вросли в землю, пуская невырываемые корни. В один миг все головы поднялись в сторону высокой башни. Башни справедливости. В огромном окне кто-то неподвижно стоял, наблюдая свысока на всем происходящем. Абаза Мехмед упрямо поник, нахмурившись демонстративно. Кеманкеш же наоборот, завораженно не отводил взгляд с той которую уже ни с кем не перепутает. Таинственный человек, олицетворяющий абсолютную власть и влияние на всех, что находился в башне справедливости, медленно и величественно поднял руку, слегка опустив пальцы одновременно. С этим мимолетным, казалось бы, незначительным движением, воины мигом поклонились и приняли жалованье. От внезапных перемен Абаза закатил глаза, у Повелителя слегка закружилась голова, а Кеманкеш чуть улыбнулся. - Что произошло, Мехмед-ага? - с явным непониманием спросил Султан Ахмед, шепотом обращаясь к помощнику. Тот как будто ждал этого вопроса и с жаром ответил: - Повелитель, они ждали личного разрешения Кесем Султан. - Каким образом? Как? - сдерживая злость, спросил Падишах, сжимая кулаки. - Султанша была в башне справедливости. Правитель поднял голову, но не увидел никого. Кеманкеш-ага пронзил укоризненным взглядом друга, которые непонимающе вопросительно пожал острыми плечами. После тяжелого дня Кесем Султан, развалившись на диване, перебирала листики бумаги. Некоторые были ровные, несколько свернуты, а большинство бешено скомканы. Строчка за строчкой, слово за словом - и она уже помнила каждое письмо наизусть. Хоть и не хотела. Правительница поняла, что получая пергамент один за другим, она прекрасно понимала, кто их автор. И сейчас, легонько коснувшись небольшого ожога на внутренней стороне ладони, султанша запрокинула голову и оперлась ею об стену. Рука придержала корону, постепенно потом проводя по волосам, поправляя строгую прическу. Женщина проклинала себя за слабость, за слезы, за мольбы. А также злилась на то, что не может думать о другом. Двери скрипнули и открылись. В покои вошел ее муж, встав перед ней на расстоянии семи шагов. - Чем обязана визиту? - начала она, совсем не желая вести разговор. Ее глаза были опущены, а руки судорожно спрятали все письма за спину, прижимая их. - А вы меня не ждали, Кесем Султан? - ехидно спросил, ожидая хотя бы гневного взгляда. Однако не получил ничего. - Я подумал, что вы по мне соскучились. Муж пришел к жене, что тут особенного? - Могу одолжить портрет. Ночью будете любоваться, чтобы не проделывать столь непростой путь от главных покоев до гарема, - спокойно произнесла султанша, в который раз убедившись в том, что этот мужчина не вызывает в ней ничего, кроме презрения. - С каких пор вы руководите раздачей жалованья? - уже выйдя из себя, спросил Ахмед, сделав несколько шагов вперед. Но Кесем Султан резко подняла руку, запрещая к ней подходить. Невозможно было не послушаться, чтоль устрашающий был жест. - С тех пор, когда Повелитель предпочел ложе, а затем - гарем, - голос звучал грубо и холодно, словно падение жемчужины на идеальное прозрачное стекло. - Да как вы смеете? - шипел Падишах, а в его глазах вспыхнул огонь. Женщина подняла взгляд, опустив руку на диван, разровнявшись. - Кем вы себя возомнили? - Если уж на то пошло, разве ты видел меня во время раздачи жалованья? - она играла, словно кошка с мышами. - Абаза и Мустафа-ага подтвердили, - маленькая ложь стала огромной для Кесем Султан, и она прищурилась. - А теперь предупреждаю, не позволяйте себе большего, чем вы можете. Иначе упадете в свою пропасть. - И кто же меня толкнет? - хриплый голос зазвенел в воздухе, а регентша резко встала с дивана, забыв о письмах за спиной. - Я, - коротко проговорил Ахмед. Не выдержав пустого взгляда своей жены, он замахнулся на нее отяжелевшей от гнева рукой. Однако его запястье перехватила ледяная рука правительницы, которая с силой сжала пальцы. Осознав, что не удалось совершить задуманное, мужчина вырвался и как можно нежнее коснулся щеки Кесем Султан. На мгновение султанша закрыла глаза, невольно вспомнив события прошедшей ночи и представив Кеманкеша. Ее сознание и рассудок моментально вернул слащавый высокий и неприятный голос Ахмеда: - Зачем противишься? - этот вопрос был явно лишним. Женщина внезапно отстранилась и точно так же величественно расположилась на диване. Она поблагодарила мысленно Аллаха за то, что Повелитель не заметил смятые исписанные листы. Регентша опять умело скрыла письма спиной. Грозно и отстраненно подняв голову и сверкнув глазами, султанша произнесла: - Не смейте никогда больше ко мне прикасаться. Если хватит сил, присылайте палачей. Разговор был окончен. Султан Ахмед взбудораженный направился в покои Ибрагима. Взрослые дети Кесем Султан ужинали вместе за одним столом. Мурад, Гевхерхан, Ибрагим и Атике встали, поприветствовав отца легким поклоном. - Позовите Катерину-хатун, - тихо приказал страже Повелитель, подходя ближе к детям и обратившись уже к ним, улыбаясь: - Я присоединюсь к вам? - А Валиде? - осторожно и тихо спросил Мурад, с надеждой смотря на отца. - Нам без нее будет лучше, - уверенно и приказательно сказал Падишах, усаживаясь на подушки. Ибрагим с Атике переглянулись, Мурад еле слышно вздохнул, а Гевхерхан внимательно и понимающе смотрела на Повелителя. После ухода мужа Кесем Султан металась по комнате и не могла остановиться. Помятые письма были беспорядочно разбросаны по полу. Голова кружилась и болела, а руки дрожали. В мыслях крутилась фраза: «Мустафа-ага подтвердил». Почему же она вцепилась за нее? Ведь никаких доказательств не было, та и в башне справедливости женщина находилась открыто, не скрываясь. Но почему-то больно и в заледенелом сердце кололо. Остановившись перед большим зеркалом, правительница окинула взглядом свое отражение. И сейчас ужаснулась. Она поняла, что не увидела той невинной и чистой Анастасии, которая появилась в гареме безумная и непокорная. Перед ней стояла взрослая женщина, уже достаточно постаревшая. Красота была роковая и неприступная, жестокая и кровавая. Кесем Султан осознала, что по-настоящему не может нравиться никому, ни одному человеку, ни одному мужчине. Грудь учащенно вздымалась, а волнистый блестящий локон выбился из общей прически, падая на бархатное идеальное лицо. Но к чему эта красота, если она такая? Ни одна слеза не упала из небесных глаз. А великая регентша Османской империи резко приблизилась вплотную к зеркалу и одним истеричным движением бросила его на пол. Послышался громкий звук разбитого стекла. Словно вся жизнь, все несуществующие чувства. Кесем Султан обессиленно упала на колени, рассекая их осколками. Она уже не ощущала физической боли. Закрыв лицо руками, женщина не смогла выпустить из себя даже крика. Внутри уничтожающе горел пожар, что не гасился даже нескончаемым ливнем.