Сквозь сладкую пелену смертельного яда

Спустя некоторое время женщина оторвала руки от сухого бархатного лица. Осколки давно вонзились сквозь платье в кожу султанши. Веки на столько отяжелели, что глаза не смогли открыться. Все было напряжено, а губы поджаты, нижняя была слегка прикусана. Вдруг правительница судорожно вскочила и пособирала все письма, что были хаотично разбросаны по полу. Взгляд опустился, а пальцы перебирали бумагу уже не осознавая, зачем и для чего делает. А потом пергамент одним движением разорвался на две части. Каждый. Рваные куски оказались в пылающем огне. Их охватили яркие оранжевые языки, уничтожая миллиметр за миллиметром желтоватую бумагу. С этими, казалось бы, незначительными исчезновениями должно наступить долгожданное облегчение. И Кесем Султан прислушалась к себе, ожидая уже не чувствовать появившуюся так недавно тяжесть. Однако, смотря на пылающий огонь, сердце заболело, захотелось кричать. Горло сдавило, словно на него обрушилась каменная гора, что некогда угрожающе возвышалась над миром, застревая в тяжелых облаках. Из далеких глубин вырвался тихий горький вздох, который женщина не смогла сдержать. Она хотела плакать, очень. Но не могла. Отбросив корону в отдаленный угол и расстегнув наскоро верхние пуговицы роскошного платья, вздохнув полной грудью, чтобы хоть немного унять непонятные страдания, Кесем Султан упала на кровать, ударив кулаком по годами пустующей соседней холодной подушке. Послышался еще один вздох, еще более пронзительный и глухой одновременно. А в мыслях был Кеманкеш-ага. Угольно-черные как пропасть глаза, темная густая борода, короткие волосы, тучный взгляд. И этот низкий голос, краски какого напоминал султанше ее саму. А после незначительных прикосновений она расстаяла. Женщина совсем ничего не понимала. «Неужели он разбил меня?» - пронеслось в мыслях у правительницы. В этот момент голова настолько заболела, что она вынуждена была встать, обхватив ее руками. Кесем Султан не могла поверить, что такое возможно, что кому-то это под силу. Однако она чувствовала боль и пустоту как никогда раньше. «Нет, это невозможно» - убеждала ложью женщина саму себя, судорожно и небрежно собирая распущенные волосы, закрепляя неустойчивую прическу несколькими шпильками, что попались первыми под руку. Быстро приведя измученный вид в порядок, на сколько это было возможно, правительница вскочила с кровати и, поправив платье, направилась к двери. «Он не мог меня сломать. Я должна убедиться в этом. Смотря на него» - последнее, о чем подумала регентша, вылетев с покоев. В просторные освещенные покои вошла Катерина-хатун, а перед глазами она увидела умиротворенную картинку. Отец сидел со своими достаточно взрослыми детьями, приобнимая младшую дочь Атике и гладя ее светлые белокурые волосы. Наложница потупила взгляд, ведь поняла, что немного ошиблась. Собираясь к Повелителю, она была одета в чересчур открытое легкое бежевое платье, что едва прикрывало все прелести. Сквозь значительный вырез чуть видна тонкая блестящая, натертая ароматными маслами, нога. Но такой вид совсем не смутил Султана Ахмеда. - Проходи, Катерина, садись с нами, - голос звучал очень приветливо, не осталось уже того тона, что был с Кесем Султан. На миг Падишаху стало немного противно, что его всесильная рука касалась этой ненавистной женщины. - Как же ты прекрасна, - уже шепотом произнес он, когда девушка села рядом с ним. Она улыбнулась. - Я пойду к Валиде, - пытаясь подняться со стола, произнес Мурад, сморщившись от присуствия наложницы. - Не разрешаю, - грозно проговорил Ахмед, хватая бесцеремонно сына за руку, заставляя прекратить начатые действия. - Отец, пусть мама тоже прийдет к нам, - жалобно и умоляюще сказала Атике. - Ваша Валиде имеет дела поважнее, - нагло говорила Катерина. - поймите уже это, ей не до вас. - А ты кто такая? - на этот раз Мураду удалось встать в полный рост, нависая над присуствующими. - Как смеешь так говорить о Великой Кесем Султан? - Немедленно успокойся, - приказал Падишах, прикрывая свою любимую. - Повелитель, почему она здесь, когда есть наша Валиде? - сын правительницы уже не мог контролировать эмоции, он раскраснелся, а глаза горели гневом. - А кто она такая? - закричал мужчина. На мгновение наступило тяжелое мученическое молчание. Каждый думал о своем. Только Гевхерхан не поднимала головы. Мурад, сжав кулаки, хлопнул за собой дверью, скрываясь демонстративно в темном коридоре. Недосказанность не давала дышать сыну Кесем Султан, он не мог занять сторону, метаясь между матерью и отцом. - Простите его, Повелитель, - тихо произнес Ибрагим, - он не знает, то творит. - Он когда-то поймет, - подтвердила Катерина, положив ладонь на колено растерянного Падишаха. - Конечно, поймет, - отозвался напоследок Ибрагим, увидев относительно успокоенный взгляд отца. Будто буря, регентша Османской империи миновала гарем и оказалась возле покоев Кеманкеша-аги. Желая узнать себя и, наконец, то, что невозможно скрыть, она готова была на все. Кроме одного, что султанша со всех сил отбрасывала в сторону, разбивая при этом. - Султанша, Мустафы-аги нет в покоях. - спокойно прозвучал голос стражи, которая неподвижно стояла возле дверей. - Где он? - женщина еле сдерживалась, чтобы не провалить под землю этих людей. - В саду, - ответ был коротким и конкретным, не нужно было больше. Правительница развернулась, она явно хотела пойти туда, куда сказала стража. Теперь вопросов было гораздо больше, ведь всем известно, что глубокой ночью никто не покидает дворец. А если так - то объяснение одно: лишь тайное свидание. А с кем - предстояло только узнать. «Романтик нашелся» - с какой-то неизведанной непонятной горечью прошептала султанша, выходя в сад без сопровождения слуг. Тишина, темнота. Только чуть виден редкий огонь, что освещал приглушенно-зеленые кусты. Никого вокруг не было. Кесем Султан только сейчас поняла, на сколько она глупо поступила, выскочив из дворца на встречу утопии. Остановившись возле своих роз, женщина твердо решила возвращаться назад, пока ее никто не заметил и пока не подошел он. - Султанша... Осуществился самый большой страх правительницы. Как только она услышала низкий бархатный и уверенный голос, по телу прошла легкая дрожь. Кесем Султан услышала, что за ее спиной появился человек, а точнее, его выдали равномерные тяжелые шаги. В ушах снова пронзительно зазвенела тишина. Правительница развернулась, встретившись взглядом с таким ожидаемым и неожидаемым гостем. - Кеманкеш-ага, - проговорила она, уняв все внутри себя и представ перед мужчиной с привычным выражением лица. Однако это плохо получилось. Воин просто смотрел на нее, чувствуя щемящее ноющее выпрыгивающее наружу свое сердце. Как же ему надоел этот холод, хоть он уже был достаточно неубедителен. Мустафа понял, что женщина сдерживается, а почему - остается только догадываться. В небесных глубоких глазах не увидел он ненависти и презрения, только скрытую злость. - Что случилось, султанша? Почему вы тут? - мягко говоря, янычар немного перепугался, увидев свою тайную любовь тут. Он заметил, что волосы были небрежно собраны в непрочный пучок, а на голове нет привычной величественной короны. А платье терялось в темноте, ведь оно отливало глубокой чернотой, слегка поблескивая драгоценными камнями. - Почему ты тут? Сейчас ночь. Кого ты ждешь? Что скрываешь? - регентша срывалась на крик, сделав несколько шагов назад, в сторону алых роз. - Успокойтесь, я просто вышел, - Кеманкеш был поражен всплеску, которого он не ожидал уж точно. - Куда ты вышел? Как вообще смеешь что-то скрывать от династии? Мустафа замолчал, потому что реагировать на вопросы, смысл которых он совсем не понимал, было ошибкой. Кесем Султан наконец выплескивала все эмоции наружу, что накопились за долгие годы. - Или же... - голос женщины дрогнул, а голова закружилась от внезапной догадки. - Или же ты решил заморочить голову еще и моим дочерям? - Почему еще? - слова поразили, но одно из них заставило задуматься. Почему «еще»? Кому он смог запасть в душу? А может, чувства мужчины небезответны? - Это единственное, что ты можешь сейчас сказать? - правительница замолчала и закрыла глаза. «Неужели я влюбилась?» - ужасная фраза пронеслась в мыслях Кесем Султан. Осознание пришло внезапно и подло. Ей хотелось плакать, а может и рыдать. Только чтобы этого никто не видел. Полная противоположность Султану Ахмеду, нет нежности и хрупкости, проницательного и светлого взгляда. Вместо привычных тонких черт, с которыми она жила семь лет назад, сейчас женщина видела тучный взгляд под темным покровом таинственности, широкие плечи и мужественный стан, что не терпит сомнений и слабости. Помутнившемуся рассудку казалось, что он видит взаимность с такой же силой, какая была и у правительницы. - Отступись, - твердо сказала Кесем Султан, думая о том, что и одна из ее дочерей, возможно, испытывает то же самое, что и она сама. - Не приближайся ни к одному представителю династии. - Да, я люблю одну представительницу династии, - с этим незначительным предложением Мустафа быстро приблизился к регентше. Ощутив на себе его дыхание, правительница не могла опустить взгляд голубых сапфиров. «Да что там влюбилась, я люблю его...» - призналась молча женщина, сдерживая слезы и гнев на саму себя. - Тебе было мало Эстер? Что ты еще хочешь? Чего добиваешься? - вопросы закрывали ее настоящие мысли, ими она ставила высокую стену, которая при малейшем дуновении ветра Кеманкеша пошатнется и развалится. - Но с ней я не смогу быть, никогда не получу ответа, ведь сердце ей заменил камень, - мужчина повысил голос и подошел еще ближе, не прерывая зрительного контакта. И стена упала. Кесем Султан подняла немного руку, пальцами собираясь коснуться торса воина сквозь рубашку. Однако остановилась и оставила ладонь в воздухе. - Ведь любовь ей чужда. Султанша начала тяжело дышать, бесповоротно поддаваясь властному низкому тембру, который стал сладким ядом. - Кто эта жертва? - послышался хриплый голос, а рука женщины сжалась в кулак. - Вы...