Сквозь сладкую пелену смертельного яда

Кесем Султан уткнулась заплаканным лицом в плечо мужчины, обхватив руками его спину. Она попросила. Сделала то, о чем зарекалась. От этого стало еще тяжелее чем было. Женщину пугало молчание, исходящее таинственно и безжалостно от Мустафы. Да, сейчас руки янычара сильно сжимали ее тело, одна гладила запутавшиеся длинные волосы. Но султанше этого было мало. Она хотела услышать слова, на которые так рассчитывала и которых очень ждала. Регентша, открыв нехотя в себе слабую невсесильную женщину, желала одного предложения: «Останусь, не уеду». Кесем Султан боялась, что эта тишина ни к чему не приведет, что воин встанет и исчезнет навсегда, забрав с собой ее ледяное сердце и разум вместе с ним. А Кеманкеш, так долго ждавший хоть нескольких ласковых слов в его сторону, сейчас не мог опомниться и вернуться в действительность. Мужчину бросало в дрожь от того, что чудесный момент может внезапно завершиться, так и толком не начавшись. Правительница, не сумев дождаться ответа, решила действовать по-другому. Она сразу же усомнилась в искренности чувств и слов Мустафы. Сейчас женщина через силу заглушила пронзительный крик своего сердца. Решив в последний раз унизиться, регентша коснулась губами его шеи. Чтобы самой не сорваться на что-то большее, она с силой сжала пальцы в кулак, ногтями повреждая кожу. - Кесем... - от прикосновения регентши янычар совсем потерял голову и контроль. - Ты останешься? - правительница поняла, что правильно поступила. Только вот ей было больно от того, что чувствовала другое. Если для Кеманкеша она - очередная женщина, недолгое увлечение, то Кесем Султан понимала - пожалуй, этот мужчина тот, о котором султанша мечтала всю жизнь. - Я никуда не уеду. Услышав долгожданные слова, регентша облегченно выдохнула. Мустафа был на седьмом небе от счастья, ему казалось, что смог победить любимую, растопить лед. Однако Великая Кесем Султан резко отпрянула от янычара, предварительно успев насухо вытереть слезы с идеального лица и убрать непослушный локон волос. Перед ошарашенным Кеманкешем неожиданно жестоко предстала все та же правительница с равнодушным и отстраненным взглядом. - Прекрасно, - холодный низкий бархатный голос стал для воина небесным громом. - Значит ты сможешь помочь мне вернуться во дворец и наказать всех, кто заставил пережить боль моих детей. Все еще не веря в происходящее и в неожиданные перемены, Мустафа попытался взять ее за руку, но... не удалось. Женщина демонстративно положила ладонь на чуть согнутое колено, а сама подняла подбородок, смотря на раба свысока, воздвигая высокую стену и жесткие рамки. - Что случилось? Ты в порядке? - спрашивал с нотками переживания воин, отгоняя все печальные догадки и мысли. - Не забывайся, Кеманкеш-ага. - Она не поднимала голос, но и не шептала. Это был спокойный тон, лишенный всяких красок. И темных, и светлых, и вызывающих, и нежных. - Существуют границы, которые ты никогда не переступишь. В душе хранителя покоев разгорелся огонь гнева. Теперь янычар понимал, что все было игрой. Специально, чтобы он остался. Как же жестоко, в стиле Великой Кесем Султан. Казалось, она торжествовала, добилась своего. Очаровала, приручила, унизила. Ведь уехать Кеманкеш, действительно, не мог. - Помни об этом. И не воображай себе того, чего никогда не будет. Если бы Мустафа знал, на сколько тяжело дались ей эти слова. За пеленой удушающего спокойствия Кесем Султан скрывала боль и разочарование. Но и слезы не катились, оставляя глаза предательски изъедающе-сухими. Но отступать некуда, ведь быть временной игрушкой она не могла, не хотела. - Ваш яд смертелен, я осознал это. - Кеманкеш пытался своему голосу придать такой же отстраненности и бездушности, какие были у правительницы. Но у него получилось довольно неубедительно, он срывался, скрывая боль за привычной басистой хрипотцой. Их отвлек неожиданный неприятный скрип двери. В дом вошла Фатьма-хатун, ее походка и движения были скованными и как будто растерянными. Мустафа сразу же встал с кровати и подошел к матери, помогая ей расставить все по местам. Удивительно, но в печали мужчина не заметил, что корзины были такими же, как и до ухода хатун из дома. Ахмед ворвался в покои своей жены и, словно вихрь, что все сметает на своем пути, подошел к пустому ложу. Вокруг него стоял Хаджи-ага и Эстер-хатун, которые ранее довольно оживленно беседовали. - Хатун, найди мне Катерину и приведи сюда, - девушка прищурилась, явно недовольная тем, что ею распоряжаются как служанкой. Но глаза Повелителя налились гневом, покраснели: - Немедленно! Эстер ничего не оставалось, как выполнить этот приказ. Евнух поднял голову, совершенно не боясь Падишаха, даже казалось, что он бросал ему вызов. - А теперь говори, чем больна Кесем Султан и куда вы ее дели, - султан шипел, как будто змея. - Я ничего не знаю, Повелитель, - голос был твердым и убежденным, поэтому бесполезно что-то спрашивать. Тишина нависла над покоями, только ветер создавал шелест бархатных штор. Они ждали, так как друг другу нечего было больше сказать. Легким шагом вошла Катерина, облаченная в белое платье, которое подчеркивало ее внушительные формы. - Выйдите, - приказал Султан Ахмед. Прошло несколько минут. Страсть переполняла их, но и чувство страха не покидало наложницу. Поэтому оторвавшись от очередного глубокого поцелуя, она спросила: - Почему мы здесь, Ахмед? - ее голос напоминал пение соловья, что только неумело взмахнул крыльями, не сумев взлететь вверх. - Ты мечтала быть в этих покоях, - улыбнулся Повелитель, держа ее за тонкую талию. - Останемся здесь на всю ночь. - Нет! - вдруг вскрикнула Катерина, а потом быстро успокоилась. Но было уже поздно. - Что ты скрываешь? - подозрительно задал вопрос Падишах, отойдя от наложницы. - Ничего, что вы... - Говори! - его лицо исказилось в ужасной гримасе. Султан Ахмед все понял: - Это ты ее отравила? И до сих пор делаешь? Потому что не смогла войти сюда? - Нет, Повелитель, нет! - начала отрицать Катерина, бросившись в ноги мужчине и схватив подол его одежды. В ответ она ничего не услышала. Падишах поднял Катерину и нежно коснулся пальцем ее волнующейся дрожащей шеи: - Дай Аллах, Кесем Султан умрет, и все закончится. Кесем Султан уснула, ведь только сегодня она смогла открыть глаза. Женщина еще не набралась сил, а после произошедшего совсем опустила руки. Слишком велико эмоциональное потрясение. На рядом стоящем небольшом табурете смело горела толстая свеча. Огонь освещал прекрасные спокойные черты лица султанши, придавал блеска каштановым длинным прядям. - Давай поговорим о твоей потерянной душенке, - грустно улыбаясь, проговорила Фатьма, которая сидела в полумраке, не отрывая прикрытого восхищенного взгляда от великой правительницы. - А давай немного помолчим, - Кеманкеш наоборот, смотрел куда угодно, только не на свою любимую, что совсем недавно разбила сердце, оставляя горевать по утопии. - Понимаю, сынок. Иногда молчание гораздо красноречивее говорит о том, что на душе, - хатун старалась говорить тихо, чтобы не помешать покою регентши. Но не говорить соваем она не могла. - Вот и я вижу все, что ты скрываешь. - Ты о чем, мама? - янычар смотрел в пол, словно пытаясь найти в нем изысканные незримые узоры. - Я видела и слышала, что случилось, когда я ушла, - в ответ на эти слова Кеманкеш тяжело вздохнул. Уж очень не хотелось выглядеть слабым и безпомощным в глазах собственной матери. Но Фатьма продолжила: - Думаю, ты ошибся, Мустафа. Воин хотел возмутиться, повысить голос, но вовремя вспомнил, что они не одни. В любой момент может проснуться Кесем Султан. - Не нужно. Можешь не говорить. Ты уже успела поведать мне свои мысли. Да, я безумец и идиот. Но все-таки прими то, что никуда не уеду, останусь здесь. - Ты готов быть униженым? - хатун приподняла поседевшую бровь. - Да, - сказал, как отрезал. Мать воина как будто знала этот ответ. Но на лице не было и намека на упрек. - Я не это имела в виду, сынок. Твоему решению я не только не воспротивлюсь. Одобряю его. - После такого Кеманкеш резко поднял взгляд и с непониманием посмотрел на мать. А та лишь усмехалась. - Ты немного перепутал. Пожирать восхищенным взглядом нужно не меня. - Мама, прекрати, - сдвинул брови в недовольстве хранитель покоев. - Договаривай, в чем моя ошибка? - Скажу, только не горячись сразу же, - Мустафа кивнул, соглашаясь. - Ты правда ей поверил? - словив на себе недоумевающие глаза сына, решила уточнить: - Поверил, что Кесем Султан тебя использует и относится как к рабу? - Как же иначе, мама? Она сказала все, что хотела и что думала. - То, что она говорит, и то, что думает - разные вещи. Этот яд внутри нее... Я хоть едва знакома с султаншей, но уже поняла это. Неужели ты убежден, что великая Кесем Султан будет унижаться сама лишь для того, чтобы поставить обычного раба на место? - Мама... - недосказал Кеманкеш, срываясь с места. - Тише, сынок. - Уверена, она сейчас борется с собой еще сильнее, чем ты. - сделав небольшую воздушную паузу, Фатьма-хатун улыбнулась. - Твой султанше это дается намного тяжелее, ведь ей приходится воевать с собственным ядом. Мустафа вылетел из дома, бросив несколько слов о том, что переночует во дворце, ведь у него есть неотложные дела. А мать воина покачала головой и в пустоту произнесла, ни на что не надеясь: - Каждому яду найдется противоядие, Кеманкеш. Будь уверен, ты станешь исцелением. - Хатун... Фатьма резко обернулась, сердце ушло на мгновение в пятки. Этот запоминающийся голос она уже узнает из тысячи.