Командор Эрвин и Котик Леви

«Мне нужна твоя помощь… с тренировкой УПМ» — фраза, произнесённая Леви и приведшая к некоторым фатальным ошибкам, теперь стала ещё и источником доброй части ночных кошмаров Эрвина. Нет, он не просыпался в поту, не бредил, не пугал никого синяками недосыпа, даже не пытался окружить опекой реального Леви, но каждый раз, в каждом таком сне, его руки не успевали дотянуться до Аккермана, когда тот на полной скорости своего вращения летел на дерево. И в последний момент перед ударом, вздрагивая, он просыпался тяжело дыша. Единственным счастьем было то, что такой сон снился лишь раз за всю ночь. И после того, как Командор просыпался, сонным взглядом, чувствуя своё собственное учащённое сердцебиение, удостоверившись, что грудь Капрала мерно вздымается, что он здесь, рядом с ним и в безопасности, снова проваливался в дрёму, что перерастала в глубокий сон, длящийся уже до самого утра. После таких кошмаров новый день встречал его по-разному. Иногда хмуро, когда по пробуждении он не видел Леви на уже привычном месте, иногда немного глупо романтично, когда ему удавалось застать ещё спящего Капитана, а иногда сердцезамирательно, когда ему представал момент пробуждения Аккермана, когда тот непривычно для себя обычного потягивался, немного прогибался в спине, подёргивая ушками, и ещё на несколько минут ложился, позволяя кошачьей части выместить все свои потребности за раз, чтобы об этом можно было просто забыть до следующего утра, отчасти притворяясь, что этого и вовсе не было. В противовес этим соблазнительным картинкам и тем, как хвост Аккермана всё продолжал оборачиваться вокруг его сапога, Смит никак не мог определиться, что же Леви чувствует к нему и чувствует ли вообще. Капитан всё так же проводил с ним значительную часть дня, они спали в одной комнате, пусть это и можно было назвать условным пунктом, ведь Капрал из-за своей кошачьей части очень легко отходил в царство снов, стоило температуре в комнате стать максимально комфортной. Неизменно готовил полуночный чай и слушал, внимательно слушал предложения или тихие жалобы Командора, не отводя пронзительного взгляда. Иногда Смиту казалось, что Леви чего-то ждёт, о чём-то размышляет, но вот что не даёт ему покоя, Эрвин не знал. И ещё больше сумятицы в душевное состояние Эрвина, как будто было мало всего прочего, вносило… Как ни прискорбно, то же самое утро. То он находил себя под пледом, которым совсем недавно был укрыт сам лучший воин человечества, то ему оставляли уже немного остывшую, принесённую специально для него еду, и Эрвин догадывался, кто это делал, то все письма, что он не успел рассортировать перед тем как отключиться, были не только упакованы и запечатаны штампом, но и подписаны аккуратным почерком Леви. И много чего ещё происходило по утру и не только… И это всё уж точно не вносило ясности в происходящее между ними. Беспокойства Смиту доставлял и тот факт, что Ханджи никак не могла придумать/вспомнить тот состав, что сделал Капрала таким. «Я ничего не могу поделать, Эрвин, это всё получилось случайно!» — единственное связное и вразумительное предложение, которое регулярно доставлялось Смиту тайными и обходными путями, чтобы Леви этого не заметил, совершенно не добавляло радости, как и обычно следующее далее: «Если вы так все от меня чего-то хотите, то дайте мне кого-нибудь, на ком я могла бы пробовать свои составы!» Конечно, с ней там был Эрен, но ведь «Ну, если с ним что-то случится, то нам этого не простят… Хотя, как думаешь, эти ушки распространились бы на его титан…» — дальше Эрвин уже никогда не дочитывал. Сразу было видно, что, во-первых, ей не хватает её титанов, а во-вторых, ей и правда нужен был тот, кто мог бы пожертвовать собой ради благих целей, а именно, вернуть Леви его первоначальных вид. Они просто не могли позволить себе вот так глупо, по какой-то непонятной и немного нелепой причине потерять Лучшего война человечества. А он не мог себе позволить потерять того грубого и холодного Леви. Несколько дней сопротивляясь призыву/просьбе очкастой, Эрвин всё же сдался. Результат ему был сейчас важнее, но почему он отправил Армина — неизвестно. Скорее всего, потому что тот был в курсе произошедшего чуть подробнее, чем остальные, благодаря тому же Эрену, и, в какой-то степени, имел интерес ко всему новому, по крайней мере до той степени, чтобы позволять Ханджи проводить над собой эксперименты, пусть и с некоторой опаской. В итоге, после исчезновения и Арлерта, на которое Леви уже не обратил никакого внимания, в замке стало на одного злого Аккермана больше. Точнее, на одну. Но в этой истории, она вообще никому не была интересна… День за днём состояние Эрвина всё ухудшалось. Слишком много проблем, слишком много вопросов, слишком много волнений, нерешённых задач, поставленных, но отложенных по известным причинам целей, мыслей, что не давали покоя ни на секунду и далее, далее, далее… Власти требовали причин переноса экспедиции на более позднее время, беспокоясь больше за потраченные не на нужды солдат деньги, чем за жизнь разведчиков, для многих из которых эта поездка могла бы стать последней. Ханджи с каждым днём и каждой проваленной попыткой всё сильнее падала духом, уже больше склоняясь к варианту показаться на глаза Леви и с честью погибнуть, принимая весь его гнев на себя. Сам Аккерман всё меньше сопротивлялся кошачьим повадкам, совершенно свыкнувшись со сложившейся ситуацией. Или так только казалось… Но в любом случае, это пугало. Пугало, давило и буквально выжимало из Командора все соки. И однажды вечером, хотя скорее была поздняя ночь, но он потерялся во времени, совершенно обессиленный, уставший от всего и вся, он сдался своим желаниям. В последнее время всё чаще задающийся вопросом, а имеет ли хоть что-то из того, что он нафантазировал себе реальное будущее, Смит встал из-за своего стола, который одновременно успел возненавидеть и полюбить в равной степени сильно, и подошёл к дивану, ставшему уже традиционной лежанкой для Аккермана. Зачарованный и не сопротивляющийся своим дурманящим желаниям, Командор опустился на каменный пол, облокотившись боком на обитый тканью диван. Долго следил взглядом за языками пламени, что отблесками украшали лицо Леви, вырисовывая только им знакомые узоры. А затем протянул руку и мягко коснулся волос, опустившихся на лицо спящего Капитана. Медленно провёл рукой, убирая мешающие пряди, случайно задел дёрнувшееся ухо, и не в силах остановиться, поглощённый своими печальными мыслями и бесплодным будущим, перебирал короткие волосы, слегка поглаживая выбритый висок и точёную скулу, опустил взгляд в пол, даже немного прикрыв глаза, впитывая и наслаждаясь. Смит не сразу заметил, что что-то изменилось. Мерное спящее дыхание больше не успокаивало. Не убирая руки, Эрвин поднял глаза на Аккермана. Приподнявшиеся кошачьи уши говорили о настороженности. А блестящие в бликах огня кошачьи глаза смотрели долго, внимательно и не моргая, словно желая просветить Командора насквозь. Не понимая, что вообще творит, Смит продолжил выводить круги подушечками пальцев, открыто встречаясь с немигающим взглядом, немного склонив голову на бок. Секунды складывались в минуты, а тишина так и не прерывалась. Решив рискнуть, Эрвин сместил руку, чтобы чуть больше касаться гладкой кожи шеи и скул. Молчание затягивалось и Командор решил для себя: либо сейчас, либо никогда. — Леви, — от долгого молчания голос немного сел. Но это было к месту. Здесь не нужны ни громкие слова, ни резкие звуки. Об этом должны слышать лишь они. — Я… Но Аккерман не дал Эрвину закончить. Приподняв голову, он мягко потёрся щекой о ладонь Смита, немного зажмурившись и задержавшись, в ответ на так и не сказанные слова Эрвина прижимаясь к немного грубой коже солдата. — Давай спать, Эрвин. У тебя очень усталый вид.