Философия

      Выписка Доминики омрачала мое и без того невеселое существование, свинцовые тучи сгрудились над клиникой, угрожая выпустить сотни тысяч ледяных стрел, соединяющихся в единый поток, который устремится по многолюдным улицам города и переполненным автомобилями автострадам. Сырой тяжелый воздух с трудом позволял, дышать из-за чего многие жаловались на першение в горле и ужасный лающий кашель. К удивлению для меня самого, я сумел привыкнуть к меланхоличной погоде Сиэтла и ленивому течению жизни здешнего населения. Но, как бы я не пытался отвлечься от мыслей о своей пациентки, которая так сильно запала мне в душу, я невольно вспоминал о том, как в скором времени буду вынужден попрощаться с рыжей девушкой и, вероятнее всего больше никогда не встречусь. Меня волновала ее дальнейшая судьба, каждый раз, когда я вспоминал, что ей пришлось пережить и еще придется, мое сердце разрывалось на части от собственной беспомощности.       Часы пробили пять и, набравшись мужества, я все же заставил себя попрощаться с Доминикой, вероятность того, что я увижу ее сегодня в последний раз пугала, но больше всего пугало то, что это может быть последний раз, когда я увижу ее живой. Я знал, что она не примет мою помощь и вернется в логово тирана, где, если не он ее убьет, то его полоумные дружки, пришедшие за очередной дозой веселящего порошка.       Вновь я брел по коридорам больницы, словно заблудшая душа, петляющая по лабиринтам загробного мира в поисках светлого пристанища. Тогда я не мог себе позволить принять действительность, моим светлым пристанищем была она, и теперь моя душа была обречена на вечные скитания в этом лабиринте страха и безысходности.       На пути к уже хорошо знакомой палате 34B я встречал своих коллег, которые спешно собирали документацию и выносили личные вещи из кабинетов, подготавливая светлые помещения клиники к предстоящему ремонту. Кто-то в приветственном жесте кивал головой и дальше спешил по своим делам, кто-то не заметив или, делая таковой вид, пробегал мимо с коробками наперевес.       Еще никогда я не добирался до палаты своего пациента так долго. С одной стороны мне не терпелось еще раз увидеть Доминику, с другой же я понимал, что это бессмысленно и только больше разворошит незаживающие раны в моем сердце. Боль причиняло и то, что для нее я не больше чем друг или замена отцу. Она так юна и неопытна, Доминика в недостаточной мере представляет, насколько жестоким бывает мир и люди в нем. Вдруг дверь палаты распахнулась и на пороге показалась рыжеволосый ангел, заполонивший мои мысли. Доминика стояла на теперь уже здоровых ногах и придерживала дверь рукой, которая еще недавно находилась в тугих гипсовых тисках. — Я думала, мне показалось, что кто-то стоит за дверью, — ее лицо озарила лучезарная улыбка, — Мирти принесла мне документы на выписку, нужна лишь твоя подпись, — ее улыбка продолжала радовать мои глаза, но тут она поняла главную причину, зачем я здесь, — Ты, наверное, пришел попрощаться? — уголки ее губ опустились, а брови сошлись к переносице, будто выражая сожаления о происходящем. —Да, в первую очередь я пришел расписаться в твоей выписке. Ну, и конечно, пожелать удачи,— я вглядывался в ее лицо, выжидая согласия на мое предложение о помощи. Я продолжал, надеется, что Доминика передумает и после выписки отправится не в объятия домашнего тирана, а ко мне домой. Глупо было с моей стороны надеяться на такое, я для нее не больше чем врач и временный друг, которого посвятили в тяготы чужой жизни. — Я хотела сказать спасибо за все, что ты для меня сделал. Никто и никогда не делал для меня таких вещей, для меня ты больше чем лечащий врач, — вот они, те слова, что я так жаждал услышать, — Ты стал для меня другом, которого у меня никогда не было, — еще один нож врезался в мою и без того кровоточащую плоть. — Я рад, что пребывание в больнице не оказалось для тебя нестерпимой скукой. — лгал я так как, сказать правду позволить себе не мог, а лгать о своих дружеских чувствах к этой юной особе не хотел.       Мы смотрели друг другу в глаза, Доминика улыбалась, а я, как полный кретин уставился на нее, пытаясь запомнить, сводивший с ума девичий лик. — Подпишешь, — девушка сунула мне в руки больничный лист, я вынул из нагрудного кармана подарочный паркер, с золотой гравировкой, который мне года-то давно дарила Аннет. Это хоть немного привело меня в чувства, и я оставил свою незатейливую каракулю на бланке Доминики.       Я сам подписал свой приговор, когда взялся за ее лечение и теперь, когда по собственной воле отпустил ее, упустил ее. — Я хочу, чтобы ты записала мой номер на случай, если что-то произойдет. Ты можешь звонить в любое время дня и ночи, я всегда отвечу. Если тебе негде будет ночевать, просто позвони.— может это прозвучало странно, но так я буду уверен, что сделал все возможное, чтобы не терять связь с этой дурманящей девушкой. — Ох, конечно, — я знал, что она не станет звонить мне, если будет нуждаться в помощи, и не стал упоминать, что у меня теперь тоже есть номер ее телефона, а так же адрес. — Тебя заберет такси или, — язык не поворачивался назвать имя ее избранника, — Твой жених? — Я решила, что не стану его беспокоить, чтобы не злить лишний раз. Доберусь сама на метро.— такое положение вещей меня не устраивало. — Я вызову такси, — руки потянулись в карман за телефоном, но она перехватила мои запястья, по рукам прошлись мурашки и приподнялись волоски на затылке, — позволь мне сделать для тебя это напоследок. — я умоляюще смотрел в зеленые глаза, приглашающие утонуть в их глубине и бесконечной печали. — Гарри, ты слишком добр ко мне, не стоит. Я смогу добраться сама, правда. — Доминика, я знаю, что ты никогда не попросишь моей помощи, никогда не станешь звонить. Так позволь мне в последний раз совершить для тебя такой небольшой, но приятный поступок. девушка продолжала поедать мою душу своим изумрудным взглядом, заколачивая крышку гроба, в который я себя загнал еще в день ее появления в этой клинке. — Хорошо. — она улыбнулась и подалась вперед для объятий. Это бы второй раз, когда я могу ощущать ее тело так тесно прижавшееся к моему, не считая того безумного сна, приснившегося мне накануне нашего прощания. — Я буду скучать по своей любимой пациентке. — Я буду скучать по лучшему во всем мире доктору. И самому лучшему отцу маленькой принцессы.