Индивидуальные занятия

После фильма ученик с учителем, едва выйдя из зала на свет, стали наперебой обсуждать увиденное. Васе так понравился мультфильм, что на полтора часа он даже забыл, что сидит рядом со своей несчастной невзаимной любовью, и просто наслаждался. Александр Евгеньевич, казалось, был впечатлен не меньше, на его лице Звездкин мог прочитать настоящее счастье. Сердце от этого приятно сжималось.  — Клево, что было так много музыки, — уже на улице продолжал болтать мальчик, увлеченно махая руками. Преподаватель согласно кивнул, широко улыбаясь.  — Любишь музыку? — спросил Беличенко, ведя их куда-то по оживленным тротуарам.  — Очень, — Вася не мог остановить поток слов, его будто прорвало, а вся неловкость куда-то делась, — Я и петь пытался, и на гитаре играть, и на пианино…  — Так это же очень здорово! — неожиданно прервал его физик.  — В смысле? — не понял Звездкин.  — Я тоже давно музыкой занимаюсь, — улыбнулся ему учитель, но потом смущенно добавил, — В любительском смысле.  — Да, я слышал вас в школе. Это было… хорошо, — последнее слово прозвучало неловко, Вася вновь пытался тщетно скрыть свои чувства. Он хотел было потупить взгляд, но в этот же момент ему в голову пришла гениальная идея, — Хотите, я сыграю вам? Александр Евгеньевич удивленно глянул на мальчика, а потом ненадолго задумался. Звездкин как заклинание повторял в голове «Хоть бы согласился, хоть бы согласился, хоть бы согласился». Мальчик не знал, зачем ему это нужно. Он не думал, что может как-то заинтересовать учителя, но всё же… хотелось побыть с ним подольше. Послушать его смех, низкий голос, посмотреть на худые кисти и растрепанные патлы, поговорить. Вне школы физик был совсем другим, совершенно особенным.  — Давай тогда на выходных, — спокойно ответил мужчина, улыбаясь ученику. Вася постарался скрыть какую-то слишком уж щенячью радость, но по приходу домой он все равно целый час не мог собраться и чуть ли не визжал в подушку. Он был рад, что сумел сдержаться от этого в присутствии учителя. Кое-как собрав волю в кулак, Звездкин сел делать уроки, но никак не мог сосредоточиться, поэтому в итоге бросил это дело и расчехлил гитару. Хотелось потренироваться, чтобы не разочаровать потом учителя. В голове он составил маленький сет-лист из своих любимых песен, которые мог бы сыграть. Заснул Вася в третьем часу ночи, с гитарой в обнимку и в приподнятом настроении. Но занятия всё равно никто не отменял. Первая эйфория после возвращения в школу прошла, и Звездкин снова стал ходить туда, как на каторгу. Все учебные проблемы отошли для него на второй план по сравнению с делами любовными. Вася старался вытянуть, но всё равно, домашку делал на подоконнике перед уроком, параграфы читал за минуту до звонка, а на контрольной то и дело подглядывал в учебник. Были в этом и плюсы: в классе он, наконец-то, сошел за своего, и ему стали шептать подсказки у доски. Мелочь, но приятная. Однако самое противное в этом дне — вовсе не контрольные. Дело в том, что только утром Вася заметил, что вчера так спешил сбежать с урока физкультуры, что даже оставил в раздевалке пакет с формой. Перед первым уроком он зашел на вахту, но там сказали, что надо спросить у самого физрука. Звездкин невольно задумался, а так ли ему нужна эта форма? Всё тщательно обдумав, мальчик поплелся на последней перемене к спортзалу. Видеть Никонова сейчас совсем не хотелось. При одной только мысли о нем у ученика краснели щеки, и терялся голос от робости. Подумав, Вася решил, что раз уж со временем остолбенение при виде Александра Евгеньевича прошло, то и физрука он со временем перестанет так шугаться. Вздохнув, Звездкин дернул дверь в коридор к спортзалу. Постучав в кабинет, мальчик тут же заглянул в него. Не найдя никого внутри, Вася пошел дальше, посмотрел в обеих раздевалках — мужской и женской, в маленьком туалете, а затем боязливо заглянул в сам зал. Опять никого. Не мог же физрук уйти и оставить дверь незапертой? Он запирал её и на время всех перемен, и через пять минут после начала урока и когда уходил в столовую. Звездкин хорошо это знал, так как часто опаздывал. Пожав плечами, ученик уже хотел пойти на следующий урок, но услышал в коридоре хлопок двери и какой-то шум. Вася прислушался и пошел на звук, предположив, что это вернулся учитель. С одной стороны, он был прав. Заглянув через полуоткрытую дверь в кабинет, мальчик резко втянул воздух сквозь зубы. Потому что увидел Александра Евгеньевича, сидящего на маленькой софе в углу и склонившегося над ним Максима Алексеевича. Почти как в его влажных домыслах, физрук сидел на чужих коленях и увлеченно целовал второго мужчину, пока его волосы перебирали тонкие пальцы физика. Вася не мог пошевелиться. По-хорошему, надо бы уйти. Оглянувшись, мальчик увидел, что дверь заперта. Вот же блять. Оставалось либо где-то ждать, пока они закончат, а потом попытаться незаметно уйти, либо… ну, либо помешать им. Взгляд невольно вернулся к учителям. Беличенко уже требовательно целовал шею физрука, тесно притискивая его к себе. Руки физика потянулись к краю чужой футболки с явным намерением её снять, и Звездкин решил, что сейчас надо останавливать это, пока не поздно, пока границы не переступлены. Сглотнув, он дрожащей рукой тихо постучал в косяк. Александр Евгеньевич поднял лицо от чужой шеи и увидел в дверном проеме шокированного побледневшего ученика.  — Вася?.. — глухо выдохнул физик, отстраняя своего коллегу от себя за плечи.  — Звездкин? — воскликнул Никонов, обернувшись в сторону двери. Мальчик не выдержал взглядов и захлопнул дверь, отходя от неё к подоконнику. Хотелось убежать, позорно убежать, но было некуда. Из-за двери вышел хмурый физрук, с ключами в одной руке и Васиным пакетом в другой. Он пихнул мальчику его форму и грозно облокотился о стену напротив него. Звездкин неловко смотрел в пол.  — Даже не буду спрашивать, что ты тут делал, — хмуро проговорил мужчина, подходя на шаг ближе, — Но если ты кому расскажешь…  — Никон, не дави на ребенка! — крикнул из кабинета физик, прерывая речь.  — Ты можешь хоть раз мне не мешать?! — обреченно застонал Максим Алексеевич, вмиг теряя привычную агрессивную маску. Беличенко вышел в коридор и, положив руку на Васино плечо, отвел его к двери. Физрук, ворча, выпустил их. Учитель, придерживая молчаливого Звездкина, пошел на третий этаж в свой кабинет. Мальчику было плохо, голова кружилась, а воздух плохо проходил в легкие. Это было стыдно, страшно и… возбуждающе. Вася с ужасом понял, что хотел бы быть на месте учителя. Вот только не знал, на месте какого именно. Он не понимал этого, он ведь любил физика, но при этом не отказался бы держать на коленях Максима Алексеевича, целовать его шею, хватать футболку. Звездкину казалось это таким противоестественным.  — Будешь чай? — спросил учитель, заходя в кабинет. Не услышав ответа, он пожал плечами и посадил мальчика на стул за первой партой, — Вась, ты живой вообще? Беличенко сел на парту и приподнял чужое лицо на себя. Ученик, вышедший из прострации, лишь удивленно моргнул.  — Ты ведь никому не скажешь? — грустно поджал губы физик. Вася прикрыл глаза и опустил голову, — Скажи хоть что-нибудь, я боюсь за твое ментальное здоровье.  — Я никому не скажу, — хрипло подтвердил мальчик. Александр Евгеньевич утешающе погладил его по голове, разглаживая челку. «Как собаку» — подумал Вася и вздохнул. В душе поселилось какое-то нехорошее чувство, а к многомесячным чувствам к учителю начало подмешиваться что-то ещё странное. Этой ночью, лежа в кровати, он уже даже не плакал, а только долго размышлял, делая какие-то выводы.