Индивидуальные занятия

На следующий день Вася не пошел в школу. Благо, мать в этот день вставала поздно, и он сказал ей, что просто проспал. Она отреагировала спокойно, просто попросила в следующий раз ставить будильник, и сын был ей за это ужасно благодарен. Потому что нервотрепки с нотациями он бы сейчас просто не выдержал. А так, они нормально позавтракали вместе, мама поспрашивала про учебу, здоровье, а потом ушла на работу. Мальчику было ужасно неловко говорить с ней. В голове вертелись неприятные мысли, что мама просто не знает, какой её сын на самом деле ужасный человек, какой отвратительный. Когда мать ушла, Звездкин просто продолжил сидеть на кухне с отсутствующим лицом. Так не хотелось что-либо делать. Поэтому весь день школьник как-то пропустил мимо себя. Он ходил, словно призрак, по квартире, лежал в кровати, пытался рисовать, смотрел телевизор, проверял соцсети, но ничего полезного так и не сделал. Никакой радости от этого внепланового выходного не было. Он уже не ощущал себя плохо, вчерашние слезы выдавили из него все чувства, так что ему было просто никак. Просто полная апатия. Ночью он, как обычно, лежал под одеялом, но даже ни о чем не думал. Просто думать как-то не хотелось, да и в голову не шло ничего, кроме капризного «Как же я уста-ал». Сон все никак не шел, так что мальчик просто замучено листал ленту в ВК. Хотелось написать кому-то, но было особо-то и некому. Старым знакомым по переписке, одноклассникам, в случайные беседы? Как-то не хотелось говорить с кем попало. Но ближе к часу ночи ему написали сами. Он не сразу заметил единичку возле значка переписок, и удивленно кликнул по ней. С не меньшим удивлением он увидел, что это было сообщение от Никонова. И чего это ему не спится? Сразу стало как-то очень стыдно, щеки загорелись, хотя он и понимал, что физрук никак не мог узнать о том, чем он занимался вчера ночью. Сглотнув, он нажал на диалог и не смог сдержать хрюкающего смешка. Сразу стало чуть легче на душе, потому что вместо чего-то напрягающего, там был репост какого-то чернушного мема про физру. Господи, Максим Алексеевич — худший педагог из всех. Но настроение от этого все равно невероятно улучшилось. Пытаясь подавить глупую улыбку, Вася несколько раз перевернулся с бока на бок и спрятал лицо в подушке. Тем временем, Никонов продолжал ему писать.

Максим Никонов 0:48 Чего не спим?))) Вася Звездкин 0:50 Да вот Лежу, думаю о вас Чем больше думаю — тем больше не хочется завтра идти в школу

Васе нравилось переписываться с учителем. Он чувствовал себя спокойнее из-за того, что может с кем-то просто пообщаться. Хотя, конечно, ему все еще было ужасно стыдно. Мальчик неожиданно понял, что, пока физрук так хорошо к нему относился, он за спиной втайне вздыхал по его парню. Это так ужасно. И самое ужасное — Звездкин понимал, что его чувства неправильны, и надо бы отступить, но не мог ничего с ними сделать. Он был так блядски влюблен в Александра Евгеньевича, что хотелось уже просто на стену лезть от тянущей боли в сердце. Вася был бы рад избавиться от всего этого, но не получалось. Просто никак. К физику его тянуло в любом случае. Но никакой ревности к Никонову уже не было. Мужчина был слишком по-своему хорош для того, чтобы его ненавидеть. Он был грубым, насмешливым, но таким своим, знакомым и близким. Он определенно был достоин физика. А школьник, наверное, нет. В конце концов, мальчик заснул только под три часа утра, потому что долго болтал с учителем, а потом, когда тот ушел в оффлайн, просто перелистывал сообщения и не мог не улыбаться. Так что утром он действительно чуть ли не проспал. Его подняла мама за десять минут до выхода, и он вылетел из дома, даже не расчесав челку и не погладив одежду. И если расческу можно будет попросить у девчонок, то утюг в школе он нигде не найдет. Подумав об этом, Вася вновь разозлился на себя. Какой же он идиот. На самой учебе все тоже шло как-то наперекосяк. Он ронял вещи, спотыкался на лестнице, списал не то упражнение по химии, пролил на себя сок в столовой. Вселенная будто бы кричала ему, что сегодня надо было оставаться дома и никуда не идти. Да еще и ощущение было, будто что-то не то должно будет сегодня произойти. Но в целом, день был легким, если бы предпоследним уроком не стояла физра. Весь день Звездкин избегал Александра Евгеньевича, но вот перед встречей с Никоновым он как-то не особо волновался. То ли ему помог их ночной разговор, то ли перед ним было не так уж и стыдно, но Вася был даже рад увидеть учителя. В зале Максим Алексеевич даже чуть улыбнулся ему, сложив руки на груди, пока дети рассчитывались на первый-второй. Сегодня мальчик даже взял с собой форму, что делал крайне нечасто, и решил позаниматься, что делал еще реже. В шортах было прохладно, а в строю не очень комфортно, но в целом, все было не так уж плохо. Правда, их класс играл в пионербол по командам, и Вася просто ненавидел такие командные игры. Его там всегда толкали, не давали мяч, а если давали, он не знал, что с ним делать. Поэтому ничего удивительного, что он умудрился облажаться. Он просто поймал мяч соперников, но не руками, а лицом. Стоило лишь на пару секундочек отвлечься — и в голову со всей силы прилетел волейбольный мяч. Звездкин не успел ни испугаться, ни выставить вперед руки, только почувствовал сильную резкую боль в скуле, носу и голове, и свалился на пол. Крики одноклассников вокруг стали еще громче, а Вася просто лежал с закрытыми глазами и не хотел больше вставать. Было ужасно стыдно от того, что его неудачу видел весь класс. Какое же он ничтожество. Мальчик слышал, как кто-то опускается рядом с ним на корточки, зовет «Васечка, ты чего?!», и лишь морщился. Он даже не хотел представлять, как глупо сейчас выглядит. Звездкин даже не был уверен, идет у него откуда-то кровь, или это только так кажется. Неожиданно чья-то горячая рука потрясла его за плечо.  — Эй, Звездкин! — послышался прямо над головой громкий голос Никонова. Вася поморщился.  — Чё? — мученически вздохнул мальчик.  — «Чё» по-китайски — «жопа», — мудро заключил учитель, осматривая его лицо.  — И чё?  — Ничего, — цокнул физрук, поднимаясь с корточек, — Встать можешь?  — Теоретически могу, — немного подумав, заключил ученик.  — Так, ладно, идите все переодевайтесь, все равно скоро звонок, — прокричал мужчина на весь класс, перед этим от души дунув в свисток. Вася благодарно улыбнулся. Ему не хотелось, чтобы кто-то его сейчас вообще видел, говорил с ним. Он медленно открыл глаза, чувствуя, что голова довольно ощутимо кружится. Сморгнув пятна перед глазами, ученик кое-как сел. Все тело болело, и Звездкин досадливо скривился. Хотелось побиться обо что-нибудь головой, чтобы перестать быть таким идиотом, но, наверное, от этого будет только хуже. Мальчик медленно поднялся на ноги, и хотел уже пойти в раздевалку, но его перехватил под локоть физрук. Максим Алексеевич потянул его за собой в кабинет.  — У тебя кровь из носа идет, — пояснил учитель, отпирая свою коморку, — Щас, у меня тут аптечка есть, садись. Звездкин вздохнул и приземлился на краешек стола. Так вот, почему ему так хреново. Он аккуратно потрогал одним пальцем кожу под своим носом, и обнаружил, что на нем осталось довольно большое пятно крови. Просто прекрасно. Максим Алексеевич цокнул языком, убирая его руку от лица.  — Ты еще палкой туда потыкай! Мальчик усмехнулся, но не смог ничего ответить, потому что учитель запрокинул его голову на себя и принялся осторожно промакивать нос салфеткой. Вообще-то, Никонов мог бы просто дать ему эту салфетку, и Вася сделал бы все это сам, но почему-то ученику не хотелось останавливать мужчину. Было приятно, когда о тебе хоть кто-то заботиться. Когда твой подбородок крепко держат чужие пальцы, пока мужчина бережно вытирает кровь, сосредоточенно хмурясь. Никонов заткнул его ноздри кусочками ваты, отчего стало очень неприятно дышать, приклеил на разбитые скулы несколько больших квадратных пластырей, и один такой же куда-то сбоку на лоб. После этого он довольно оглянул результат своих трудов и невольно столкнулся своим взглядом с чужим. Вася просто не мог отвести глаза, хотя обычно шугался таких прямых переглядок. Что-то такое притягивало его взгляд. Физрук вопросительно приподнял брови, не убирая руки с чужого подбородка. Звездкин стушевался и смущенно попытался опустить голову, но его все еще крепко держали. Между ними повисло какое-то томительное напряжение. Вася закусывал губу, уже открыто пробегаясь взглядом по учителю. Он был такой красивый, такой властный. Никонов сорвано выдохнул. Мужчина, который и до этого стоял, нависнув над мальчиком, заворожено шагнул еще ближе, оказываясь между его чуть разведенными ногами, и оперся одной рукой о стол за ним, заставляя ученика откинуться немного назад. Под шокированный Васин взгляд ладонь сместилась с его подбородка на затылок, и Никонов порывисто его поцеловал. Что-то надорвалось в голове ученика. Он тяжело выдохнул от удивления, обхватывая учителя за плечи, отчаянно прижимаясь к нему ближе. Мальчик не знал, что вообще нужно делать при поцелуе, но он как-то сам по себе притянул Максима Алексеевича, почти заваливая его на себя, хватаясь за его шею. Ему было так нужно именно это. Физрук царапнул ногтями по затылку, обхватывая заднюю сторону чужой шеи, оставляя несколько поцелуев и на ней. Было и больно, и приятно от легких укусов на чувствительной коже. Вспомнились характерные отметины, но на шее у физика, и из-за этого сходства стало лишь горячее. У Васи окончательно сбилось дыхание, он запрокинул голову и требовательно промычал, обхватывая ногами мужские бедра. Кажется, на его шее теперь останется несколько засосов, но это почему-то совсем не волновало мальчика. Он обхватил чужую голову, поднимая лицо учителя на себя, и мужчина без слов вновь прижался к его губам. Мелкая дрожь пробегалась по позвоночнику, заставляя чуть нервно подрагивать руки и колени. У мальчика уже давно стоял, и, господи, как же ему хотелось в тот момент Максима Алексеевича. Отдаться ему, или хотя бы отсосать, да вообще абсолютно что угодно, лишь бы удовлетворить свои похотливые мысли. Физрук медленно потерся об него членом через одежду, и с губ мальчика сорвалось тихое «Бля-ять». Никонов прикусил тонкую кожицу на его губе, раскусывая её, и несколько раз сильно подался бедрами вперед, упираясь членом в его задницу и изображая толчки. Звездкин высоко простонал, закатывая глаза. Сука. Какая же он блядина. По-другому и не скажешь, потому что он уже до ненормального сильно хотел, чтобы его просто грязно выебали прямо на этом столе. Мышцы ануса томно сжались-разжались от этой мысли, будто прося наконец-то войти в него. Мальчик не мог перестать тихо скуляще стонать. Никонов негромко прорычал и с силой провел рукой по чужой голове, путаясь пальцами в нерасчесанных черных волосах и немного их сжимая. Учитель с упоением целовал его, несмотря на то, что мальчик никак не отвечал, потому что просто не умел. И это было так хорошо, так ужасающе правильно, что у Васи вновь закружилась голова. Хотелось, чтобы этот момент длился вечно, но в то же время, и чего-то более серьезного. Приятные покалывающие ощущения на губах и совсем легкое давление на член через одежду отключали остатки разума. Кто бы мог подумать, что целоваться может быть так приятно? Но все хорошее когда-нибудь кончается. В коридоре громко зазвенел звонок и послышался топот детей от раздевалок. Физрук испуганно отпрянул от мальчика, оглядываясь в сторону незапертой двери. Звездкин неуверенно открыл ранее зажмуренные глаза, осоловелым взглядом осматриваясь вокруг. Они с мужчиной переглянулись. Губы немного задрожали, и мальчик резко соскочил со стола, чуть не врезаясь в учителя и практически выбегая из кабинета. Завернув за угол, он дернул ручку пожарной двери, через которую дети выходят летом на занятия на улице, выбежал на задний школьный двор и уселся перед дверью на ступеньки. Голова тяжело упала на колени, а сам Вася весь сжался, обнимая их. Как ужасно. Просто отвратительно. Он не понимал, что такое с ним творится, почему он такой. Сначала признается в любви одному, потом вдруг целуется с другим. Собственное поведение казалось ужасно неправильным. Конечно, тут виноват Максим Алексеевич, он сам полез, но дело-то в том, что Звездкину понравилось! Даже очень. Неужели это все так просто — его достаточно просто поманить пальчиком, и он уже забудет о своей «высокой любви»? Но ведь он до сих пор любит Александра Евгеньевича. Да и не волнуют его абсолютно все красивые мужчины. Если бы его вдруг поцеловал кто-то из его одноклассников, или, например, сосед с лестничной клетки, то Вася бы без зазрения совести ударил его в лицо. Так почему же? Не бывает же такого, что тебе так сильно нравятся сразу два человека. Всегда есть кто-то один, особенный. Мальчик опять с досадой подумал, что он просто какой-то бракованный. Неправильный, не такой. Неудивительно, что он никому не нужен. Тяжелая железная дверь открылась, и из-за неё вышел физрук. Он вытащил из кармана сигарету, подошел к мальчику и небрежно накинул ему на спину свою олимпийку. Только сейчас Вася в полной мере осознал, что сидел на холоде в одних шортах и толстовке. Вся кожа тут же покрылась мурашками. Никонов уселся рядом с ним, задумчиво поджигая сигарету. Неожиданно мужчина громко усмехнулся, поворачивая к нему голову.  — Ну ладно, Звездкин, один норматив ты отработал, — выдавил он сквозь смех, и мальчик картинно закатил глаза. Но Вася все-таки не сдержался и тихо подхватил чужой смех. Что-то у него на душе будто отлегло. Внезапно стало очень смешно от сложившейся ситуации. Только что он тискался с парнем своего возлюбленного, который ему вроде как тоже нравится, и к тому же они оба являются его учителями. Пиздец! Ученик уже не мог сдержать приступа смеха. Но кое-что его все же волновало.  — А вы в курсе, что это был мой первый поцелуй? — усмехнулся мальчик.  — Ну, что я могу сказать, тебе повезло, — доверительно улыбнулся Никонов, а потом пояснил, — Что твой первый поцелуй был со мной, а не с какой-то там телкой.  — Ой, Максим Алексеевич, идите нахуй, — беззаботно рассмеялся Вася.  — Да уж, ко мне еще никогда не обращались на «вы», когда посылали, — так же громко хохотал мужчина.  — Так, учитель же! Звездкин, в завершении этого абсурда, заметил чужой стояк и уже не мог остановить нескончаемый смех. Он не помнил, когда в последний раз так много и искренне над чем-то смеялся. Смог кое-как отдышаться он лишь через несколько минут. Ноги уже давно свело от холода, который никто из них двоих до этого даже не чувствовал. Васе было так легко и хорошо, что не хотелось думать ни о чем. Но Максим Алексеевич оказался ответственнее, он все же поднялся с бетона, убрал за ухо так и не выкуренную сигарету, и протянул мальчику руки. Ученик схватился за них и легко поднялся на ноги. Только тогда он понял, как же сильно замерз, и вздрогнул. Никонов приобнял его за плечи и повел обратно в пустой зал. Они, все еще широко улыбаясь, ввалились обратно в кабинет. Звездкин уже без смущения упал на один из стульев, все еще иногда срываясь на тихое хихиканье. Физрук встал чуть дальше от него, поставив руки в бока, и оглянул комнату. В поисках чего-то он осмотрел полки узкого старого шкафа, и небольшую тумбу под подоконником. Это что-то все никак не хотело находиться, и Максим Алексеевич то тихо матерился, то громко звал «Чайник, ты где? Выходи!», и это было ужасно глупо и смешно. В Васину голову внезапно пришла мысль, настолько очевидная, что он даже чуть не ударил себя по лбу.  — А Александр Евгеньевич не против, что вы тут пристаете к маленьким мальчикам? — насмешливо улыбнулся Звездкин.  — Да Александр Евгеньевич вообще за все, что связано с маленькими мальчиками, — махнул рукой Никонов, вытаскивая из стола небольшой электрический чайник. Вася не совсем понял прикола, но ему все равно, как и всегда, было смешно. А еще немного стыдно, но это не так важно.  — Пиздец.  — Пиздец, конечно, — кивнул учитель, наливая в чайник воды из бутылки. Вася откинулся головой назад, широко улыбаясь. Господи, почему все так сложно? Пиздец действительно. Но, несмотря ни на что, сейчас ему было очень спокойно на душе. Хотелось просто всю жизнь сидеть здесь, в маленьком учительском кабинете, пить чай с физруком, глупо шутить, и целоваться. Плевать на всю субординацию, плевать на уроки, плевать на то, что это все просто по-шлюшьи. Плевать на все. Главное, что в этом месте ему так хорошо.