Индивидуальные занятия

После долгого задушевного разговора с Никоновым Вася отправился в музыкалку. За эти три с чем-то часа, проведенные за партой и перед пианино, первичная вспышка адреналина прошла, и стало вдруг как-то пусто на душе. Хорошо, наверное, Максиму Алексеевичу — пришел, провел три-четыре урока, поорал на младшеклассников, чуть не трахнул своего ученика на столе, и можно домой, к Александру Евгеньевичу. А вот Звездкину потом страдать. Мысли буквально распирали его голову. Так что половину занятия в музыкалке он просидел с глупой улыбкой, а вторую — с каменным отрешенным лицом. Мальчик не понимал, что теперь. Что будет дальше, что все это значило, а главное, что же ему делать. Как все это расценивать? Вася бесился, что физрук вот так просто вновь расшатал его хлипкое спокойствие, и, ничего не объяснив, слился. Это было очень обидно, и школьник окончательно расклеился. Домой он вновь шел довольно поздно. Ну, как домой. Звездкин просто пошел совсем в другую сторону, наматывая круги по району, чтобы просто подышать и подумать. Поразмышлять действительно сейчас было о чем. Надо было окончательно определиться в себе, понять, что делать дальше. Ему нравился Никонов, и это факт. Он любил Беличенко, и это тоже факт. А как сложить два этих факта воедино — Вася не представлял. Старшеклассник не понимал, как так можно. Физрук, вроде как, и сам проявил какой-никакой интерес к нему. Но ведь… он уже встречается с Александром Евгеньевичем? Он неверен мужчине, или это просто был какой-то спонтанный порыв? Это значит, что Вася ему нравится, или что? Мальчик категорически не понимал, и хотелось просто закричать от своего бессилия. Мысли в голове были разрозненные и никак не хотели складываться в единое целое. Всегда было что-то, какое-то «но», которое мешало восприятию ситуации. Казалось, школьник чего-то не понял или же упустил, но не мог понять, что это именно. Звездкин лениво пинал камушек вперед по аллее, задумчиво кусая губу и оглядываясь вокруг. В заросшей парковой полосе на обочине пустынной дороги в это время не было ни одного человека. Голые деревья, заползшие проволочником, нависали над одиноко идущим вперед мальчиком, скрывая за собой входы в старые подъезды. И Вася чувствовал себя в этом месте очень гармонично: тут было так одиноко, печально, заброшенно. Когда сюда изредка приходили люди, казалось, будто теперь все будет хорошо, этот парк будет вновь востребован, но на самом деле, суетливый народ просто проходил мимо, задерживаясь ненадолго, но даря, будто в издевку, пустую надежду. Школьник считал себя точно таким же. Он устало опустился на облупившуюся лавку, ощущая непривычную пустоту в голове и душе. Не приятную беззаботность, а именно какую-то дыру. Голова сама собой откинулась назад, упираясь в холодный фонарный столб. Ну почему никто никогда не заботится о его чувствах? Зачем его учителя каждый раз выдавливают из него все соки? Почему они не думают, что ему тоже может быть плохо? Вася твердо решил поговорить с Никоновым, когда они вновь увидятся. Плевать на смущение, на неловкость — он и так уже натерпелся и не хочет больше жить, как натянутая струна. Настроение постоянно менялось, немного тошнило, а ноги подкашивались от усталости. Эмоции, что и до этого держали его будто на грани срыва, теперь переполняли до краев. Мальчику нужно было выговориться кому-то, потому что держать все в себе уже не представлялось возможным. Но сначала нужно этого кого-то найти. Мальчик со вздохом поднялся с лавки и пошел куда-то вдоль по улице. Он уже думал возвращаться домой, потому что руки и ноги начали довольно сильно замерзать. Нужно было успокоиться и погреться. К тому же, телефон давно разрядился, и он был вынужден гулять даже без музыки. Без наушников Звездкин сразу услышал сзади себя чьи-то тяжелые шаги по асфальту. Мальчик не обратил на это особого внимания, уверенно сворачивая в неосвещенный узкий проход между домами. Шаги сзади стали быстрее и ближе, и Васю громко окликнули. Школьник даже не успел полностью обернуться, как поймал сильный удар в живот. Не ожидавший такого поворота мальчик покачнулся, неловко переставляя ноги, и поднял испуганные глаза наверх. Он даже не смог разглядеть человека, стоящего против света.  — Деньги отдавай, быстро, — приказал хриплый и суетливый мужской голос.  — У… у меня нет ничего, — все еще не отойдя от шока, пробормотал Вася. Мужчина рыкнул, не церемонясь, забираясь руками к нему в карманы. Краем сознания Звездкин подумал, что хорошо, что он убрал телефон в рубашку. А потом он уже совсем перестал думать, потому что на ноги обрушился болезненный подсекающий удар. Вася попытался удержать равновесие, чтобы убежать отсюда, но завалился на спину под действием еще нескольких ударов. Школьник не особо понимал действий нападающего. Возможно, тот был просто пьян или под чем-то и захотел выплеснуть агрессию. В любом случае, лучше от этого не было. Первое время было больно, но затем тело просто онемело, а сознание начало уплывать куда-то очень далеко. Удары ногами беспорядочно сыпались на живот, на голову, на спину. Вася болезненно скривился, когда почувствовал, что из едва-едва переставшего болеть носа брызнула кровь, и попытался прикрыть хотя бы лицо. Звездкин пробовал отбиться, но очень недолго. Просто в голову вдруг пришла мысль, что он, наверное, это заслужил. Разбитые губы растянулись в маниакальной улыбке. Что-то будто щелкнуло в голове, Вася будто бы сошел с ума. Ему хотелось, чтобы его избили до переломанных костей, в полное мясо, забили до смерти. С каждой каплей крови неумолимо приближалась и его истерика. Он почувствовал, как нога особенно больно врезалась куда-то в ребра, и вдруг разразился громким смехом. Эмоции хлестали через край, мальчик был перенасыщен ими, их было слишком много, чтобы оставаться где-то внутри, и он уже не мог соображать. Вася истерически хохотал до слез, катаясь по грязи не в силах остановиться. Мужчина, видимо, слишком испугался этой картины, и попросту сбежал, даже не забрав его полупустого рюкзака. Точно какой-то торчок. От этого стало лишь смешнее. Горло свело минут через пять от непрекращающегося смеха, а из ближайшего окна кто-то громко крикнул «Заткнись там!». Заткнись. Черт, как же это смешно, просто уморительно. Звездкин заткнул ладонью рот, по-детски дергая ногами от сдерживаемого смеха. Он чувствовал на руке кровь, что обильно лилась из носа и, кажется изо рта, и обмазывал в ней ладонь, весело наблюдая в тусклом свете, как она становится то ли темно-красной, то ли вообще черной. Красиво. Смог подняться он лишь минут через пятнадцать. Мальчик чувствовал себя будто пьяным, потому что хотелось смеяться, ноги заплетались, а настроение скакало, как на американских горках. Кровь крапала под ноги, капельки растекались по холсту кед, а Звездкин периодически срывался на громкий хохот. Редкие прохожие испуганно оглядывались на него, останавливались, но не подходили. Еле переставляя ноги, он добрался до своей квартиры, измазал кровью ручку, стену, выключатель в коридоре и в ванной. Еще никогда Вася так не радовался тому, что матери нет дома, как сегодня. Он завалился в ванную, становясь напротив зеркала. Куртка была вся в густой грязи, как и джинсы, вся нижняя часть его лица была измазана в подсохшей алой крови, коричнево-красные разводы были и на волосах, и на вороте свитера, и на шее, везде. Школьник приблизился к зеркалу, улыбаясь отражению и видя, что на зубах тоже была влажная кровяная пленка.  — Я тебя ненавижу-у, — протянул он себе же, сплевывая в раковину розовую слюну. Отражение никак не ответило, и Звездкин отошел от него, порывисто скинул куртку, включая воду в душе, и упал на дно кабинки. Холодная вода текла по тяжелой одежде, мочила недавние синяки и раны, из которых вновь медленно потекла кровь. Мальчик смеялся, расцарапывая эти ссадины. Он несколько раз с силой ударился затылком об пластик, вырывая собственные волосы и до скрипа сжимая зубы. Так хотелось куда-то деть свою разрушительную энергию, искалечить кого-нибудь, но поблизости сейчас был только он сам. Вася хотел отключиться от боли, сладко забыться. Кровавая вода стекала воронкой в сливное отверстие, и мальчик хотел стечь туда же. Когда порыв самоистязаний кончился, начались рыдания. Звездкин бессильно обнимал сам себя за плечи, громко хныкая. Стало так плохо, так пусто на душе. Кое-как выбравшись из кабинки, он поскользнулся, поднял с пола выпавший телефон и побежал с ним в коридор. Вася поставил его на зарядку, нетерпеливо ожидая, пока он включится, а слезы все лились и лились из глаз, душа его. Экран расплывался в глазах, но он смог нажать на иконку ВК, быстро строча кривые сообщения. Было так плохо, что все остальное отошло на второй план. Скрывать уже не было смысла — ему нужна была помощь, и срочная.

Вася Звездкин 21:38 Александрегеньевич Мне так плохо (((( Мне кажется я сейчас умру Я так больше не могу

Вася оставил телефон, скатываясь на пол, конвульсивно дергаясь от плача. Ему было страшно, страшно за себя же. Он не понимал, что происходит у него с головой, с телом. Как будто бы кто-то управляет им извне. Ему нужен был человек, хоть кто-нибудь, кто будет рядом, кто будет следить за ним. Кто поможет. Звездкин схватил обратно телефон, открывая соцсеть. От физика пришло сразу несколько сообщений, и мальчик испытал облегчение от того, что учитель смог ответить так быстро.

Александр Беличенко 21:40 Что с тобой? Вася? Ты где? Вася, все в порядке? Я сейчас твоей маме позвоню Не пугай меня Скажи, где ты, я приду Пожалуйста

По лицу расплылась болезненная улыбка, и Вася без раздумий просто скинул адрес. Ему нужно было это, просто необходимо. Нервный надрывный смех вновь заполнил квартиру. Через силу мальчик отпер дверь и скинул мокрую грязную одежду. Тело задрожало, и это вызвало очередную волну слез. Его трясло даже от самых незначительных раздражителей, каждый укол реальности словно бил куда-то в мозг, вызывая ненормально сильные эмоции. Вася слабыми руками натянул на себя футболку и шорты, и упал на кровать, стукаясь головой о ее стенку. Он ударился еще раз, и еще один, с силой. Хотелось расколоть свою голову напополам. Мальчик прижал колени к животу, болезненно скуля. Школьник резко пожалел о своем решении. Нет, Беличенко не должен видеть его таким, не должен! Лучше уж пусть он вообще никогда его не видит. Но и попросить не приходить Вася тоже не мог, слишком уж сильно боялся за себя. Он был полностью разбит от безвыходности ситуации. Учитель пришел удивительно быстро. Он громко постучал в дверь всего лишь минут через десять. Звездкин попытался встать, но ничего не вышло, и нервный всхлип от собственной беспомощности вырвался из груди. Но вставать и не понадобилось — Беличенко сам открыл незапертую дверь, заходя в прихожую.  — Вась?.. — послышалось неуверенно из-за стены.  — Я тут, — дрожащим голосом ответил мальчик. Учитель быстро скинул обувь, протопал ногами по кафелю и заглянул в комнату подростка. Александр Евгеньевич был в чем-то явно домашнем, с растрепанными длинными волосами в хвосте, и таким обеспокоенным взглядом, что сделалось немного теплее.  — Здравствуйте, — почти прошептал Звездкин. Физик испуганно повернул голову на звук, и его зрачки в ужасе расширились.  — Вася?! Беличенко быстро подошел к нему, падая ближе к чужой голове на колени перед кроватью. Он шокировано рассматривал окровавленное лицо, разводы от слез. В его глазах читалась практически паника.  — Что произошло? Нет, не важно… — пробормотал учитель, взволнованно вставая обратно на ноги, — Где у вас лекарства?  — На… на кухне, — с дрожью в голосе выдохнул школьник. Мужчина кивнул и быстрым шагом ушел на кухню, чем-то там гремя. Боже. Зачем он вообще его беспокоит? Как будто бы у учителя нет других дел, кроме как бегать к своим ученикам домой и успокаивать их. Всегда он доставляет одни проблемы. Лучше бы его все-таки убили. Истерика вновь комом стояла у горла, мешая вдохнуть. Он постарался сдерживать рыдания, потому что учитель уже вернулся в спальню с лекарствами. Как он их вообще нашел в том бардаке, что творится в кухонных шкафах — загадка. Физик присел на край постели, складывая всё рядом с собой.  — Ты можешь сесть? — спросил мужчина, осматривая чужое лицо. Вася резко принял сидячее положение, и голова тут же болезненно закружилась. Он уперся рукой в матрац, чтобы не упасть обратно, а кровь хлынула новым потоком. Физик посадил его для устойчивости к стенке кровати, моча кусок бинта в перекиси. Мальчик следил за его, чуть двоящимися и размытыми, руками.  — Что вы делаете? — озадаченно склонил он голову вбок.  — Хочу обработать твой нос, — пояснил Беличенко, — У тебя кровь. От слова «кровь» у Васи вырвался громкий надрывный смешок. Он прикрыл рот ладонью, надеясь хоть так остановить себя, но это слабо помогло.  — Я знаю! Прикольно, правда? — истерика взяла свое, и ученик все-таки вновь рассмеялся, хватаясь за болящую селезенку.  — Нет, так себе.  — Да? А мне нравится, — протянул школьник, улыбаясь, — Ударьте меня! Физик испуганно глянул на него, сжимая губы. Вася же просто продолжал громко хохотать сквозь боль во всем теле. Сначала Александр Евгеньевич смотрел на него просто непонимающе, но когда смех стал перемежаться со слезами, уже запаниковал. Он отложил ненадолго медикаменты и подсел ближе к мальчику. Звездкину было так плохо, так больно. Хотелось просто навсегда исчезнуть. Почему, чем он это заслужил? За что ему это все? Он хотел вновь удариться головой о стену, но его мягко перехватили чужие руки. Учитель аккуратно одной рукой обхватил его голову, а другой плечи и крепко прижал к себе. Мальчик чувствовал, как нервно вздымается от дыхания худая грудь, как мужчина громко сглатывает, и от этого его окончательно прорвало. Вася трясся в его объятиях от беззвучных слез и хриплого смеха, сдавливающего спазмами уставшее горло. Он уперся лицом в чужую грудь, пачкая футболку учителя своими слезами и кровью. Беличенко медленно покачивал его в своих руках, прижимал, гладил по голове, сорвано шептал, что все будет хорошо. Школьник уже не хотел сдерживать себя, он плакал долго, навзрыд, ничего не стесняясь. Было намного легче делать это рядом с любимым человеком, в его заботливых объятиях. Звездкин действительно чувствовал, что учителю не все равно, видел в его глазах беспокойство, а уставший мозг уже не хотел издеваться над собой же и как-то загоняться по этому поводу.  — Бедный мальчик, — тихо прошептал на ухо учитель, — Нельзя так себя доводить. Ученик судорожно всхлипнул, мертвой хваткой обхватывая чужую спину. Действительно, нельзя. Вот только разве он делал это специально? Теперь, когда барьер был сорван, Вася полностью отпустил себя и стал просто шепотом говорить, говорить все, что накопилось в душе. Ему нужно было озвучить все свои мысли, поделиться ими, чтобы хоть немного придти в себя. Мужчина никак не перебивал его, просто внимательно слушал и тесно прижимал к себе. Звездкин рассказывал, как он одинок, что его никто не уважает в школе, как ему все это надоело, как ему хочется иногда внимания, потом, кажется, несколько раз повторил, как сильно любит Александра Евгеньевича, и, в довершении всего, рассказал все, что произошло на физкультуре. И что-то из этого точно не стоило говорить, но Беличенко никак не подал виду, только продолжал кивать, задумчиво жевать губу и обнимать его. Это дарило такую свободу речи, что слова, пропитанные болью, будто сами собою срывались с языка. Замолчал Вася только тогда, когда полностью выговорился и сморгнул последние горькие слезы. На душе стало несравнимо легче. Не зная, чем еще можно поделиться, школьник, как итог, ляпнул «А еще мне нравится носить платья», заставляя учителя усмехнуться и вопросительно поднять одну бровь. Когда наступила тишина, мальчик продолжал все так же полулежать, вжавшись в мужчину и чувствуя, как успокаивают его тонкие пальцы в волосах, и тяжелое дыхание на виске. После такого выплеска всего накопившегося стало удивительно спокойно. Не было ни стыда за свое поведение, ни ненависти к себе, ничего, лишь полное умиротворение и легкая грусть. Только еще жуткая боль по всему телу. Беличенко, когда понял, что школьник уже стих, немного приподнял от своего плеча его припухшее лицо и жалостливо скривился.  — Так кто это тебя? — тихо спросил он, вновь моча бинт.  — Не знаю, там темно было, — пожал плечами мальчик.  — Точно? Никаких примет не помнишь?  — Не помню, — покачал головой Вася, облизывая кровавую корку на нижней губе, — Возможно, что-то уже я сам.  — Идиот, — вздохнул Александр Евгеньевич. Смоченный бинт легко прошелся по крыльям носа, и Звездкин поморщился. Второй раз за сегодня его учитель обрабатывает ему нос, и второй раз за день Вася не мог понять, как так получилось. Беличенко небрезгливо стер с лица большую часть крови, а затем залил еще перекиси в ссадины, мелкие раны и участки с содранной кожей. Все это время мальчик продолжал сидеть вплотную к нему, подогнув ноги и чуть прижимаясь. Физик поджал губы, оглядывая отчищенное от крови лицо. А ведь Вася даже не знал, что там такого может быть.  — Моя неземная красота испорчена? — с горечью спросил он.  — Ну… скорее, модифицирована, — улыбнулся учитель, снимая с чужого лба уже грязный и отошедший пластырь с физры, — Это тебя, получается, уже дважды за день покалечили?  — Получается так.  — А ты везучий, — усмехнулся мужчина, лепя новые, чистые пластыри, — Где еще болит?  — Везде. Александр Евгеньевич строго посмотрел на него, и Звездкин прислушался к своему телу.  — Живот и ребра.  — Ясно. Тебе помочь снять футболку? — жирно намекнул Беличенко, открывая новый бинт. Вася фыркнул тихое «Нет», сквозь боль в конечностях стягивая с себя вещь. Физик оценивающе оглядел его торс, осматривая уже проявившиеся огромные синяки. Он раздраженно втянул воздух сквозь зубы.  — Убил бы этого урода. Мальчик усмехнулся. Холодная обезболивающая мазь приятно ложилась на кожу, вызывая мурашки и заставляя чуть ерзать. Было так спокойно, хорошо на душе. Боль отступала на второй план от осознания того, что Александр Евгеньевич заботится о нем, что волнуется. Сердце билось, как заведенное. Учитель закончил мазать синяки, убрал тюбик мази и серьезно посмотрел прямо в глаза напротив, сглатывая.  — Он… больше ничего с тобой не делал? — вкрадчивым тоном спросил Беличенко.  — Нет, — серьезно отрезал Вася, хмуря брови.  — Тогда ладно, — вздохнул физик, вновь обнимая его. Звездкину сейчас были как никогда необходимы эти объятия. Он не знал, что его учитель может быть таким чувствительным человеком, чтобы без слов понимать, что именно ему нужно. Вне школы он все-таки совсем другой. Вася расслабленно растекся по нему, обнимая под руки и неудобно отворачивая лицо, чтобы не задеть свежие раны. Александр Евгеньевич мягко убрал его волосы от лба, прикладывая к нему ладонь, чтобы проверить температуру.  — Мама твоя когда придет? — спросил мужчина.  — Я не знаю, — пожал плечами ученик, — Она, наверное, в гостях, так что в любой момент.  — Тогда я лучше пойду, — решил Беличенко.  — Останьтесь еще ненадолго, прошу, — жалобно протянул мальчик, а затем добавил шепотом, — Не хочу оставаться один… Учитель вздохнул, перебирая пряди его волос. Некоторое время он просидел задумчивый, а затем улыбнулся, опуская взгляд вниз.  — А тебя мама на ночевки отпускает?  — Ну-у… вроде да, — пожал плечами школьник, — А что?  — Пошли тогда ко мне, — предложил Беличенко, — Если хочешь, конечно. Вася радостно кивнул. Естественно, он хотел.  — Тогда собирайся. Звездкин, несмотря на боль в теле, поднялся с постели, быстро выкинул все из своего рюкзака, закинул туда какие-то учебники на завтра и что-то из одежды. Он не особо волновался на этот счет — идти до дома учителей было совсем недалеко, и если что, завтра он точно не умрет без какой-то вещи. Александр Евгеньевич все это время дожидался его на кровати, что-то печатая в телефоне. Вася закинул мокрую грязную одежду в стиралку, стер кровь со всех поверхностей, до которых дотрагивался и неуверенно глянул в зеркало. Лицо немного опухло, синяки под глазом и на скуле вздулись, а в одном глазу белок был практически полностью розовым. «Могло быть и хуже», — подумал школьник и позвал в прихожую учителя. Они вместе вышли из квартиры, и Вася на ходу настрочил несколько сообщений маме, объясняя, что ушел ночевать к другу. Ей было совсем необязательно знать, что этот друг — его учитель физики, который старше мальчика чуть ли не вдвое и в которого он так влюблен. Чтобы не волновалась. На улице было прохладно, и мальчик засовывал руки глубже в карманы, чтобы хоть чуть-чуть их согреть. Ноги в легких джинсах чуть подрагивали, конечно, больше из-за усталости, а не из-за холода. Спать хотелось ужасно, истерика выжала из него все силы. Благо, они пришли довольно быстро. Они молча зашли в подъезд, молча поднялись по лестнице, думая каждый о чем-то своем. Мужчина открыл дверь в квартиру и впустил гостя первым в темный теплый коридор и щелкнул рукой по выключателю, освещая маленькое помещение. Звездкин медленно стягивал с себя верхнюю одежду, чувствуя тянущую боль в суставах и мышцах, тяжесть в плечах. Казалось, болела абсолютно каждая часть его тела, делая мальчика неповоротливым и неловким. Физик, намного быстрее скинув обувь и куртку, заглянул на кухню и в гостиную.  — Никон? — позвал он. Ответом была лишь тишина, — Ясно. Учитель махнул рукой и пошел в одну из спален, включая по дороге свет. Вася не знал, хорошо это или плохо, что Максима Алексеевича нет дома. Наверное, все же хорошо, потому что это было бы уже слишком неловко, а сейчас ему было нужно полное спокойствие. Конечно, они скорее всего встретятся с ним утром, но тогда школьник будет хотя бы морально к этому готов. Мальчик, наконец-то раздевшись, неуверенно посеменил за мужчиной, заглядывая в дверной проем. Александр Евгеньевич копался в большом темном комоде, вытаскивая из него, по видимости, свежее постельное белье. Собрав полный комплект, он оглянул кучку ткани и поднял веселый взгляд на стоящего в дверях ученика, приподнимая одну бровь.  — Так вы серьезно с ним сосались? — усмехнулся физик, наклоняя вбок голову. Щеки мальчика вмиг порозовели. Он все-таки все слушал, и все запомнил. Черт.  — Эм… да, — смущенно почесал затылок Вася.  — И как оно? — подмигнул Беличенко, уже заправляя в наволочку подушку.  — Ну, нормально так, — пожал плечом мальчик, помогая подоткнуть простынь. Учитель засмеялся, красиво запрокидывая голову и жмуря глаза, и Звездкин невольно улыбнулся сам. Очень странно, неужели физика не волнует то, что Никонов так поступает? Может, в их отношениях это нормально? Или он просто перед Васей такой добрый? Непонятно. Несмотря ни на что, ученик не хотел, чтобы у физрука были из-за него проблемы.  — А вы… не злитесь на Максима Алексеевича? — осторожно спросил школьник, — Или на меня?  — Ой, с Максом я потом поговорю как-нибудь, — бросил мужчина, разглаживая простынь, — Не переживай, все в порядке. Уж на тебя я точно не злюсь. Вася кивнул и поджал губы. Остается лишь надеяться, что это значит, что все хорошо. Почему-то не хотелось, чтобы рушились отношения его учителей. Мальчик неловко оглянулся, осматривая помещение. В прошлый раз он сидел в другой комнате. Здесь была односпальная кровать, на стенах висели какие-то грамоты, медали, фотографии, но всё это было пыльным и старым. Оглядев ближайшую стену, Вася рассмотрел на нескольких выцветших снимках улыбчивое лицо молодого Никонова, каких-то девушек, собаку, и пару изображений Александра Евгеньевича пяти-десятилетней давности. Это было очень по-домашнему и уютно, но больше в комнате не было никаких бытовых предметов, типа раскиданных трусов, ручек на столе или пары тапок. Скорее всего, здесь уже давно никто не жил. Звездкин уселся на мягкую продавленную кровать, болтая ногами, пока мужчина заправлял вторую подушку.  — А чья это комната? — заинтересованно спросил мальчик.  — Тут Никон жил раньше, — улыбнулся физик, с теплом оглядывая небольшое помещение, пробегаясь взглядом по стенам, дешевой мебели, — Года три назад. Беличенко вернулся к заправке постели, а Вася тоже нежно улыбнулся, опуская взгляд. Три года. Это значит, что они спят в одной комнате три года, встречаются три года. Так… долго. По крайней мере, когда тебе шестнадцать, три года — это огромный срок. Знакомы они, судя по тем же фотографиям, намного дольше, и Звездкин хотел бы узнать, как все это происходило, как они перешли от дружбы к отношениям. Александр Евгеньевич тем временем сложил подушки в изголовье кровати и убрал за уши пряди своих волос.  — Можешь пока переодеться, я схожу за одеялом, — бросил учитель, вставая с кровати и выходя в коридор. Вася аккуратно, чтобы не вызвать боли, переоделся в домашнюю одежду, которую взял с собой. Усталость придавливала к земле, глаза слипались, и не хотелось уже ничего, кроме как поспать. Школьник улегся на прохладные простыни, раскидывая руки в стороны, и вдохнул приятный запах порошка и свежести. Находиться в чужом доме, в чужой постели оказалось вполне приятно. Дремота медленно накатывала на мальчика, заставляя блаженно прикрыть глаза. Все тело ныло, болело и ломало, и хотелось быстрее уже отключиться. Дверь тихо открылась, щелкнул выключатель, погас свет, и учитель медленно подошел к кровати, накрывая мальчика легким теплым одеялом.  — Спишь? — шепотом спросил он, присаживаясь на край кровати.  — Нет пока, — тихо пробормотал Звездкин. Учитель сел поудобнее, рассеяно перебирая пальцами на коленях. Он повернулся к гостю, внимательно заглядывая ему в лицо.  — Ты меня напугал сегодня, — тяжело вздохнул Александр Евгеньевич, отводя взгляд.  — Простите.  — Нет, ты не при чем, просто… — громко шептал Беличенко уже засыпающему ученику, — Я же беспокоюсь за тебя. Вася широко улыбнулся, чувствуя, как закрываются глаза. Мозг уже отказывался воспринимать информацию, но что-то на уровне инстинктов подсказывало - то, что сказал учитель должно быть чем-то очень приятным. Чужие тонкие холодные пальцы знакомым движением мягко убрали его волосы ото лба, перебирая челку. Звездкин повернул голову вслед за сухой ладонью, уже совсем отключаясь.  — Ладно, спи, — с улыбкой в голосе выдохнул мужчина. И Вася действительно тут же провалился в сон, ощущая всем телом обволакивающее тепло.