Индивидуальные занятия

Пришел домой Вася ужасно радостным. Он тут же, не переодеваясь, завалился на кровать, раскинув руки и не переставая глупо улыбаться. Было так хорошо и спокойно на душе. Оставалось еще множество вопросов, но все они казались такими неважными на фоне всех приятных эмоций. Звездкин счастливо выдохнул, утыкаясь лицом в подушку. Хотелось одновременно и поделиться своим хорошим настроением со всеми окружающими, и ничего не делать, валяясь на постели и перебирая воспоминания. Внезапно Вася, кое-что вспомнив, вскочил с кровати и стал копаться в вещах, висящих у него на стуле. Выудив из-под горы одежды одну футболку, Звездкин скинул одним движением свой свитер на пол и натянул её на себя. Светлая ткань с принтом до сих пор пахла каким-то приятным одеколоном и стиральным порошком. Вася так и не отдал физику его футболку. Он как-то совсем про неё забыл, а учитель и не напоминал. На самом деле, школьник и не особо хотел её возвращать. То, что она лежала у него дома, что он мог носить её, дарило какое-то тягучее ощущение ежедневного счастья. Мальчик лег обратно на постель, поднимая ворот к своему лицу и шумно вдыхая запах одежды. Все-таки, футболка была не совсем свежей: её как минимум один раз носили после стирки, потому что шершавая ткань окантовки немного пахла Александром Евгеньевичем. И от этого что-то приятно сжималось в районе сердца и в животе. Он чувствовал, как просто от такого приятного запаха начало тянуть легкое возбуждение. Все-таки носить чужую одежду оказалось классно. Она была мальчику не по размеру, да и футболку с таким дизайном он сам бы вряд ли когда-нибудь купил бы, но почему-то один факт того, что она принадлежит не ему, делал её чуть ли не самой любимой вещью. Потому что она пахла парфюмом и кожей Беличенко, да и вообще его напоминала. Белая футболка с головами лисичек — это было очень в стиле Александра Евгеньевича. Он пытался выглядеть таким строгим и серьезным, но на самом деле любил поп-панк, футболки со зверьми, пушистых собак и сортирные комедии. Вася успел понять все это только по чужой странице в ВК и Инстаграме, отчего учитель казался ему еще более прекрасным. Вася перевернулся на спину, радостно улыбаясь от мыслей о своем возлюбленном. Но все же времени на то, чтобы просто лежать не было. С горестным вздохом Звездкин поднялся и пересел за стол, делать уроки. Хоть его голова и была забита сейчас другим, но на отметки мальчику еще не было окончательно все равно. На следующий день у Васи все еще сохранялось это приподнятое окрыленное состояние, из которого и не хотелось выходить. Он был вдохновлен, и даже недостаток сна не мог омрачить это его настроение. На всех уроках мальчик просто сидел, рисовал, что-то конспектировал. Все будто бы шло ему на руку: он сдал на отлично зачет у карты на географии, исправил тройку по химии и закончил на математике рисовать страницу комикса. В целом, было не так уж плохо. Звездкин любил такие вот разгрузочные дни, когда нет никаких контрольных, учителя особо не трогают тех, кто не сдает их предмет, а время идет довольно быстро. Он все ждал, напишет ли ему Максим Алексеевич, или нет, и на уроке истории получил-таки от него короткое сообщение. Никонов позвал его после всех занятий к нему домой, и Звездкин весь оставшийся урок не мог сдержать широкой улыбки. Ему очень нравилось в квартире учителей, там он чувствовал себя намного ближе к мужчинам, чем где-либо еще. Поэтому Вася еле дождался звонка с последнего урока, сгорая от нетерпения. Он среди первых выскочил из кабинета, чтобы быстрее спуститься в гардеробную. Сегодня там не было очередей и давки — наверное, у каких-то классов отменили последние уроки. Но, конечно же, как всегда не у десятых. Звездкин быстро переоделся и вышел на школьное крыльцо, тут же замерзая под неприятным сырым ветром. Вася спустился вниз, на колотый, изрисованный классиками асфальт, и вытащил из кармана ком спутанных наушников. Он хотел уже пойти домой, чтобы скинуть портфель и переодеться, но сзади его громко окликнул знакомый голос. Мальчик недовольно обернулся, видя перед собой нескольких своих одноклассников. Звездкин не очень любил этих людей. После расформирования девятых классов, их собрали в какую-то странную компанию, совершенно разрозненную и не дружную, во главе с вечно занятым куратором. Все ученики класса собрались в маленькие группки по интересам, а тех, кто в эти группки не попал, особо не трогали. Вася был из таких. Его, как правило, воспринимали лишь как человека, у которого можно списать домашку, попросить сфотографировать ответы на контрольной, и свалить какую-нибудь общественно-массовую школьную работу, мотивируя это тем, что «Звездкин все равно ничего не делает!». Но иногда даже его звали куда-то или что-то предлагали, правда, Вася обычно отказывался. Парни из класса подошли к Васе ближе, чтобы позвать его с ними на задний двор, покурить. Мальчик лишь пожал плечами и уверенно пошел за ними. Не то, чтобы он прямо-таки мечтал попробовать сигарету, но если предлагают, то почему бы и нет. Вообще, Звездкину иногда становилось неловко из-за того, что его сверстники уже давно курят, пьют, занимаются сексом, а он до сих пор не спит ночью по субботам, чтобы посмотреть за раз сезон какого-нибудь мультфильма или аниме. Он был доволен такой своей жизнью, но все равно на фоне своего окружения всегда чувствовал себя неуверенно и глупо. Все-таки, они с одноклассниками были очень разными людьми, и Васе было с ними откровенно скучно. Им было не о чем поговорить, кроме как о школе, и то, даже к ней у них были разные отношения. Всей компанией они завернули за угол здания, где за высокими кустами-оградами можно было скрыться от чужих глаз. Звездкин знал, что здесь много и часто курят дети, это было видно и по куче бычков на асфальте, и по разговорам в коридорах школы. Он думал, что об этом знали уже все: и учителя, и директорат, и вообще едва ли не весь город, но никто ничего с этим не делал. Ежемесячно всем ученикам читали лекции о вреде курения, а когда дело доходило до реальных действий, всем резко становилось все равно. Вася сел на бетон пожарной лестницы, и один из парней щедро протянул ему одну сигарету из своей пачки, маркировку на которой мальчик не разглядел. Звездкин взял её двумя пальцами и покрутил перед глазами, заинтересованно оглядывая. На вид — просто какая-то белая палочка, ничего особенного. Неужели кому-то действительно она может принести кайф? Мальчик неуверенно зажал фильтр губами, надеясь, что так и надо делать. Ему подожгли от зажигалки обратный кончик сигареты, и Вася в первый раз вдохнул дым. Ощущения были… так себе. Запах был мерзкий, как в принципе и вкус на языке, отчего сразу же захотелось закашляться. Школьник сдержался, останавливая кашель где-то на уровне легких, которые немного жгло от горячего едкого дыма. Вася вытащил сигарету изо рта и выдохнул, наблюдая, как красиво рассеивается его серо-гаревое дыхание. Но все же это было не его. Звездкин не особо понял, в чем смысл курения, потому что никакого особого удовольствия от густого дыма в своих легких не получил. Никакого успокоения, очищения мыслей, опьянения, о которых обычно рассказывают. Просто неприятный запах и не очень приятная компания вокруг. Может быть, просто с непривычки у него так?.. Вася хотел было затянуться еще раз, но его отвлек громкий крик «Валим!» со стороны одного из парней. Звездкин сориентировался не сразу, а когда понял, что, наверное, стоит уходить, все остальные уже сбежали, даже не подумав увести с собой и его. Потому что из заднего выхода из спортзалов уже выглянул Александр Евгеньевич. У мальчика вырвался тихий обреченный вздох, когда учитель полностью вышел на улицу и целенаправленно пошел в его сторону. Он что, специально его преследует? Или просто Васе так сильно «везет» сегодня? Ну почему он такой неудачник? Беличенко уселся на ступеньки рядом с мальчиком, который, особо ни на что не надеясь, спрятал руку с сигаретой за спиной. Физик саркастически усмехнулся.  — Давай сюда, — он протянул раскрытую ладонь к Васе, чуть встряхивая ею. Звездкин тяжко вздохнул, но все же отдал сигарету учителю. Тот задумчиво осмотрел её, стряхнул бумажный пепел с самого кончика, а потом глубоко затянулся, чуть прикрывая глаза и заправляя за ухо мешающую прядь волос. Вася закусил губу. Александру Евгеньевичу почему-то очень шло курение: сигарета в его тонких бледных пальцах смотрелась очень естественно, как и прозрачный дым, окутавший лицо. Ему, наверное, шло вообще что угодно, но сигареты — особенно. Беличенко скривился, поджимая губы.  — Нет, до сих пор все та же мерзость, — отозвался он о сигарете, отмахиваясь ладонью от смога.  — Зачем тогда курите? — спросил, чуть улыбаясь, Вася.  — Не знаю, чтобы убедиться, — пожал плечами физик, — Вообще я курящих людей ненавижу. Воняют. Звездкин усмехнулся, отводя взгляд.  — А как же Максим Алексеевич?  — Да он и без сигарет воняет, — махнул рукой Беличенко, — А ты-то с каких пор куришь?  — Я просто попробовать, — важно возразил мальчик.  — А, так ты не курил до этого? — удивленно спросил Александр Евгеньевич, и, увидев ответный кивок, умиленно улыбнулся, — Да ты ж мой зайчик. Звездкин поперхнулся воздухом, смотря на учителя озадаченно. Вроде же не пьяный. Тем не менее, Беличенко потрепал его по голове, подсел ближе и вновь с улыбкой вдохнул дым. Вася удивленно смотрел, как учитель убирает от лица сигарету, как обхватывает ладонью его затылок, как притягивает ближе к себе и аккуратно выдыхает прямо в его рот дым, уже разбавленный воздухом. Мужские губы находились практически вплотную к его губам, но не прикасались. Школьник глубоко вдохнул чужой дым, и физик вновь затянулся, тут же туша догоревшую до бычка сигарету о бетон и вновь медленно выдыхая в рот мальчика. Запах и вкус дыма отошли на второй план, приглушенные и едва заметные. Их перекрыли ощущения от мужской ладони на голове, тепло чужого тела и такая желанная близость. Живот сладко свел от нежности, но Вася все никак не решался податься ближе и все-таки поцеловать физика. Какая-то внутренняя неуверенность в себе не давала ему сделать этого, несмотря на то, как сильно мальчик этого сейчас хотел. Звездкин прикрыл глаза, несмело кладя одну ладонь на чужое колено.  — Александр Евгеньевич? — тихо позвал мальчик, чувствуя, как робко дрожат его собственные пальцы и ресницы, — Можно, я вас поцелую?  — Ну не на улице же, — вполголоса усмехнулся учитель, немного отстраняясь от него. Вася недовольно приподнял брови, и все же потянулся вперед, но мужчина отвернул голову, не позволяя прикоснуться к своим губам. Мальчик расстроено вздохнул и положил подбородок на мужское плечо, упираясь виском в шею и чувствуя, как от этого дужки очков неприятно врезаются в кожу. Ему в рот тут же попала одна прядь чужих осветленных волос, а шею неприятно защекотала ткань парки. С физиком вообще было очень удобно и приятно обниматься: его худую спину можно было полностью обхватить двумя руками, а голова просто идеально умещалась на широком тонкокостном плече. Мальчик никогда до этого не чувствовал такое спокойствие и умиротворение от одних лишь объятий с человеком. Челка упала на лицо от неуклюжего движения головой, и Звездкин смог сравнить вблизи свой новый цвет волос с цветом волос учителя: у мужчины они были чуть темнее, а корни уже успели отрасти, ярко контрастируя с выгоревшими кончиками. Вася глупо улыбнулся, вдыхая запах цветочного шампуня, дезодоранта и еще чего-то непонятного, свежего, но домашнего. Александр Евгеньевич провел кончиком носа по его виску, отчего по телу пробежали мурашки.  — Никон говорил, что ты после школы к нам пойдешь, — тихо начал учитель, зарываясь рукой в чужие светлые волосы.  — Ну да, я как раз и иду, — улыбнулся мальчик, — А у вас уроки еще?  — Да, у меня урок через… — физик достал из кармана телефон, глянул на экран блокировки и поджал губы, — Прямо сейчас. Вася рассмеялся, отстраняясь от учителя, и позволяя ему быстро подняться на ноги. Нежности — это, конечно, хорошо, но опаздывать на собственные уроки физик не особо хотел.  — До свидания, — попрощался школьник.  — Да, давай, — бросил Беличенко и побежал обратно ко входу в школу. Но внутри уже громко прозвенел звонок, говоря о том, что учитель все равно опоздал. Звездкин усмехнулся и проводил его взглядом, счастливо откидываясь спиной на бетон. Холодное и шершавое покрытие царапало голову и руки, но Васе было все равно. Он так любил Александра Евгеньевича, и не мог прекратить повторять об этом в своей голове. Физик был в его глазах таким идеальным. Мальчик понимал, что людей без недостатков не бывает, но все равно в упор не видел их в своем учителе. За все то время, что он у них ведет, Вася никак не мог припомнить о нем ничего плохого. Ну не может же человек быть настолько хорошим? Но Беличенко упорно доказывал обратное, с каждым днем представая в глазах школьника с самых лучших своих сторон. В кармане послышался звук уведомления в ВК, заставивший очнутся от своих мыслей. Звездкин достал телефон и разблокировал экран, щурясь и поправляя очки.

Максим Никонов 15:54 Ну, и где ты там? Мы тут ждем Вася Звездкин 15:57 Мы? Кто мы? Я только что видел Александра Евгеньевича в школе Максим Никонов 15:58 Мы — это я и наггетсы из Ашана) А что еще нужно для счастья? Вася Звездкин 15:59 Действительно, ничего)

Вася прикрыл широкую улыбку ладонью, вставая с холодных ступенек. Он все-таки вытащил из кармана наушники и начал их распутывать. Идти до дома учителей было всего ничего — минут пятнадцать, но Звездкин стал уже настолько зависим от музыки, что надевал наушники даже когда ходил выбрасывать мусор через дорогу. Это помогало расслабиться и всегда задавало нужное настроение, даже если ненадолго. Включив какую-то бодрую музыку, он быстро дошел до нужного подъезда. Уже без всякого стеснения он вошел внутрь, поднялся по облупившейся лестнице на этаж. Было такое ощущение, будто он возвращается домой, а не идет к кому-то в гости. Этот дом имел какую-то свою особую атмосферу, которую мальчик успел прочувствовать всего за несколько посещений этого места. Вася позвонил в звонок, скручивая обратно наушники и выключая музыку. По лицу в который раз за день расплылась довольная улыбка, когда он увидел в дверном проеме Максима Алексеевича. Мальчик хотел бы обнять его в знак приветствия, но так и не решился этого сделать, ограничившись простым рукопожатием.  — Привет, Звездкин, — кивнул ему учитель, пропуская в прихожую, а потом скривился, — Ну от тебя и куревом воняет! Фу!  — Кто бы говорил, — усмехнулся мальчик, развязывая шнурки.  — Так я-то старый уже, мне можно, — проворчал мужчина. Вася рассмеялся, вешая на крючок куртку с рюкзаком, и проходя вслед за физруком в гостиную. Первое, что бросилось ему в глаза — поставленный на паузу Мортал Комбат на экране телевизора, а второе — большая глубокая тарелка наггетсов из Ашана, опустошенная уже наполовину. Вася решил, что вечер должен пройти замечательно. В итоге, они проиграли без остановки пару часов. Большие пальцы уже начало сводить от несменяемого положения, глаза разболелись, но, в конце концов Вася все равно проиграл и с горя стал наедаться наггетсами. Наверное, у мужчины просто было больше опыта в игре на приставке, потому что у Звездкина её попросту не было. Но все равно было обидно. Никонов пытался остановить его от обжорства, но все было тщетно, и последний кусок курицы оказался в руках мальчика.  — Нет, ну это уже наглость, — возмущался физрук, пытаясь отобрать еду, — Тебя дома не кормят?  — Мой дом — это улица, — пафосно заявил школьник, поднимая руку вверх, чтобы не дать учителю добраться до курицы.  — Точно не детдом? — уточнил мужчина, уже практически дотягиваясь до наггетса.  — Очень смешно, — с сарказмом цокнул ученик. Вася хотел протянуть руку еще выше, но неловко покачнулся и упал на спину, после чего его ладонь обхватили поперек мужские пальцы, а сам Максим Алексеевич навис над ним, блокируя любую возможность вырваться. Звездкин рассмеялся, сдаваясь под таким напором. Он протянул руку и поднес кусок курицы учителю, позволяя ему съесть его, назло кусая при этом кончики его пальцев.  — Ай, не кусайтесь! — шикнул мальчик, одергивая ладонь.  — Это я еще не кусаюсь, — заявил учитель, наклоняясь к его лицу. Вася хитро ухмыльнулся, приподнимая одну бровь и притягивая мужчину за затылок ближе к себе. Максим Алексеевич охотно подался навстречу, тут же легко прикусывая зубами его нижнюю губу. Школьник довольно улыбнулся, неуклюже прикасаясь губами к чужим губам. Никонов отвечал на поцелуй, делая его глубже, с силой проводя языком по кромке зубов и небу, сжимая пальцы на чужой ладони. Вася вздрагивал, тянясь навстречу, отвечая на поцелуи, прижимая к себе. Жар заставлял щеки краснеть, а сердце заходиться в неровном ритме. Свободной рукой учитель потянулся к Васиному лицу, аккуратно за переносицу снимая с него очки и кладя их на диван рядом. Звездкин провел одной ладонью вниз, спускаясь с мужской шеи на крепкую спину и обхватывая талию. Все смущение резко куда-то подевалось, вытесненное пьянящей вседозволенностью. Теперь действительно можно целовать так, как захочется и делать то, что взбредет в голову? Мальчик слишком долго хотел этого, чтобы сейчас неловко мяться. Физрук спустился немного вниз, отпуская его руку и проходясь рядом тягучих частых поцелуев вдоль шеи до плеч и обратно, прикусывая проколотую мочку уха и проводя языком вдоль артерии. Вася порывисто вздохнул, сжимая освободившуюся ладонь в чужих волосах. Негустые пряди челки приятно проскользнули сквозь пальцы, и Звездкин обхватил мужской затылок уже двумя ладонями. Глаза зажмуривались сами по себе, а ресницы блаженно подрагивали. От участков кожи, к которым прикасались чужие влажные губы, по телу расходились будто бы мелкие разряды тока, отдаваясь теплом и приятным спазмом в животе. Звездкин громко втянул через нос воздух, когда учитель оставил в основании его шеи яркий засос, а потом еще один, немного выше. Ощущение само по себе было не очень приятным, немного болезненным, но Васе все равно хотелось большего. Мужчина провел рукой от его колена до внутренней стороны бедра, сжимая в ладони чуть полноватую ляжку. Школьник замер на месте, неуверенно хмуря брови. Учитель огладил сквозь ткань пах, затем крепко хватаясь за ремень на его джинсах. Звездкин резко распахнул глаза, когда его пряжку легко расстегнули чужие руки. Он нервно сглотнул, следя за тем, как мужчина одним движением без проблем расстегивает его ширинку. Внезапно стало страшно. И неловко, и стыдно, и неприятно. Вася как-то не думал о том, что за всеми его действиями должно следовать вполне логическое продолжение в виде секса, к которому он, оказывается, был сейчас вообще не готов. И с одной стороны он долго хотел этого, и мог сейчас свободно получить, а с другой — на глаза вопреки всему почему-то навернулись слезы страха. Непонятно даже, чего мальчик боялся больше: что учитель сделает с ним что-то, что он сам как-то облажается или в принципе близости, как явления. Он слишком стеснялся своего тела, своих желаний, всего себя, чтобы вот так просто и порывисто кому-то довериться. Позволить трогать себя, целовать — это одно, а перейти к чему-то уже более интимному… Васе не хватало смелости, он был к этому не готов, и ему стало просто по-человечески страшно. Звездкин не понимал себя. Он же раньше хотел этого, очень хотел. Так почему именно сейчас он находится на грани паники, почему не пятью минутами раньше, когда все это можно было свободно остановить? Мужчина провел рукой по его округлым бедрам под расстегнутыми джинсами, и по всему телу пробежала крупная дрожь. Если он прямо сейчас попросит остановиться, Никонов обидится? Их отношения ухудшаться? Вася будет чувствовать себя виноватым? Мальчик не знал, что ему делать, и от этого становилось лишь хуже. Максим Алексеевич наклонил голову, настойчиво целуя его живот, и у Васи вздрогнула судорогой нога от нервов. Он мог бы спокойно попросить прекратить, или просто встать и уйти, но ком из неуверенности в себе, комплексов и страха перед неизвестным не дал вымолвить ни слова, и Звездкин просто стыдливо зажмурился и тихо заплакал. Никонов, услышав первый сдавленный всхлип, поднял голову и удивленно глянул на чужое заплаканное и покрасневшее лицо.  — Вася? — с испугу учитель даже назвал мальчика по имени, — Вася, ты… чего?  — Пр-простите…я, — Звездкин еле мог говорить, душимый тяжелыми всхлипами и судорожно дрожащим горлом, — Не надо, по-пожалуйста… Никонов вновь навис над лицом мальчика, неуверенно касаясь его щеки. Вася помотал головой, отталкивая чужую ладонь. Он едва мог вдохнуть: легкие сводило паникой. Слезы лились из глаз, не прекращая. Максим Алексеевич боязливо провел ладонью по его лицу, вытирая слезы, но на их месте тут же появлялись новые.  — Блять, прости, — тихо выдохнул физрук, осторожно гладя мальчика по голове, — Я забыл, что ты еще ребенок. Вася сжал зубы, громко и сипло дыша через них. Чувство вины и собственной ущербности навалилось с такой силой, которой мальчик давно не ощущал. На его грудь как будто бы что-то давило, мешая сердцу биться в четком ритме, заставляя диафрагму сокращаться и не давая контролировать дыхание.  — Ну, чего ты? Все нормально, все хорошо, — шептал учитель уже с легкой паникой в глазах, — Скажи что-нибудь, ну.  — Прости-ите, — протянул Звездкин, вздрагивая всем телом и закрывая лицо руками.  — Нет, не извиняйся, — оборвал его учитель, мягко целуя в висок. Вася видел жалость и сожаление в чужих глазах, и от этого становилось только хуже. Максим Алексеевич вновь потянулся руками к его джинсам, уже чтобы застегнуть их, но у мальчика все равно вырвался испуганный всхлип. Никонов застегнул его ширинку и опустил обратно задравшуюся футболку.  — Ты как? — тихо спросил мужчина, проводя рукой по чужой слипшейся от слез челке. Школьник пожал плечами, боясь открывать рот: все равно сейчас вместо вменяемых фраз он сможет лишь надрывно плакать. Он знал, что ему нечего бояться, что учитель не сделает ничего против его воли, но все равно не мог успокоить себя. Это ощущение, когда ты не владеешь ситуацией, когда тебя контролирует человек намного сильнее тебя… мозгу было сложно доказать, что все в порядке. Мальчику было стыдно за это, стыдно за то, что учитель теперь, наверное, думает, что Вася его боится. Звездкин лучше бы сейчас занялся сексом, который бы наверняка искалечил его психику, чем ощущал себя такой сволочью. Никонов сел рядом с ним, крепко обнимая и осторожно гладя по голове. Вася видел настоящий испуг у учителя из-за того, что его истерика никак не заканчивается. Мальчик старался выровнять дыхание, чтобы успокоить слезы хоть немного, но это слабо помогало. Максим Алексеевич шумно выдохнул.  — Вась, послушай меня, — позвал физрук, подбирая слова и хмурясь, — Я не знаю, о чем ты сейчас там думаешь, но все правда нормально. Я поторопился. Тебе просто нужно было сказать, что ты не готов, ты в этом не виноват. Звездкин схватился за эти слова, стараясь внушить их себе, объяснить самому себе, что все в порядке. Вкупе с размеренным дыханием это помогло хотя как-то остановить рыдания. Вася бессильно лежал в чужих объятиях, полностью раздавленный, опустошенный и униженный. Он ненавидел себя: сколько можно этих драм, истерик и ночных рыданий в подушку? Почему нельзя просто быть не таким эмоционально нестабильным? Опять только испортил человеку настроение.  — Простите, я не знаю, что это было, — убедившись, что уже может нормально говорить, уныло произнес мальчик, — Я всегда все порчу…  — Да это я во всем виноват, — поджал губы Никонов. Звездкин тяжело вздохнул, на дрожащих ногах поднимаясь с дивана. Он нашел свои очки, застегнул ремень и неуверенно глянул на учителя.  — Я лучше пойду, — смущенно сглотнул школьник.  — Давай, я тебя провожу? — предложил физрук, тоже встав на ноги.  — Нет-нет, я сам. Вася поплелся в коридор, негнущимися пальцами завязывая шнурки на кедах и не с первого раза попадая в рукав куртки. Максим Алексеевич смотрел на него, оценивая состояние, а потом вздохнул. Мальчику было неловко от того, что учитель, скорее всего, видит во всем этом лишь свою вину. Конечно, триггером был именно он, но школьник же сам все это начал, сам не подумал дважды, сам спровоцировал его. В любом случае, Звездкин уже слишком устал для того, чтобы думать. Он накинул на плечо рюкзак и слабыми руками распахнул дверь в подъезд, оглядываясь напоследок на хозяина квартиры. Никонов явно хотел что-то еще сказать, Вася видел, как тот неуверенно закусывает губу, как задумчиво бегают его глаза. Но, видимо, учитель так и не решился на это. Он поджал губы и пошел вслед за учеником, пожимая ему на прощание руку.  — Напиши, как дойдешь. Вася печально кивнул и захлопнул снаружи дверь в квартиру учителей.