Индивидуальные занятия

Посиделки с мамой пролетели почти незаметно. Они вдвоем с женщиной объелись сливочного мороженого с черникой, насмотрелись Теории Большого Взрыва и наговорились о чем-то совершенно неважном, старательно обходя неприятные темы. Казалось даже, что у них и не было никакого конфликта. Говорить о чем-то серьезном и не хотелось, чтобы не нарушить такой хрупкий мир в их нервной семье. После этого бесконечного вечера спать даже и не хотелось, несмотря на то, что было уже немногим за два часа ночи. Вася просто лежал в своей кровати, раскинув руки, и о чем-то лениво размышлял. Стояла такая тишина, что было слышно, как за стенкой чуть сопела во сне мать, и как на верхнем этаже негромко бубнил соседский телевизор. Ночью в комнате все еще немного светились стершиеся флуоресцентные звездочки на обоях, которые поклеили здесь еще когда мальчику было года два. Звездкину с детства нравилось смотреть на них перед самым сном, когда глаза уже совсем слипались. Звезды на стенах, звезды за окном над двором панелек — они немного успокаивали. Вася опять был в футболке Александра Евгеньевича. Это действительно было похоже на помешательство, но мальчику не перед кем было стыдиться в своей закрытой комнате. Ну, разве что перед самим Александром Евгеньевичем. Запах физика от одежды уже давно выветрился, да и вообще давно пора было постирать вещь, но мальчику было, честно говоря, все равно. Главным был сам факт того, что у него дома есть хоть что-то, принадлежащее учителю. Мальчик даже не заметил, как медленно провалился в хрупкий сон. Однако школу утром никто не отменял. Хотя мама даже разрешила своему сыну сегодня все прогулять, но Вася не мог. Он пропускал слишком много уроков в этом полугодии, да и сидеть дома было довольно скучно, и именно поэтому Звездкин, невыспавшийся и уставший, поднялся в семь утра и как обычно пошел в школу. В этот понедельник у десятого класса третьим занятием по расписанию стоял урок ОБЖ, который по уже сложившейся традиции не состоялся. Обжшник вновь уехал на какие-то городские сборы по туризму, о чем класс узнал слишком поздно, поэтому во время свободного урока все разошлись небольшими компаниями по коридорам и в столовую, даже не думая звонить классному руководителю. А Васе вот расходиться было решительно не с кем. С каждой неделей он все острее ощущал свое отдаление от сверстников, а особенно от класса. Всех друзей вокруг уже разобрали, а вклиниваться в уже существующие компании было поздно, и в итоге стоять возле кабинета ОБЖ Вася остался совсем один. От этого было как-то пусто, но не слишком-то и больно. Звездкин чувствовал, как школа становится ему все менее интересной и все более чужой, как он переставал попадать в её ритм жизни, как его все меньше волновало происходящее вокруг. Честно говоря, переход в десятый класс уже не казался ему таким уж хорошим решением, но менять что-то было уже поздно. Да и школьник не знал, что именно хотел изменить. Вася отрешенно оглядел опустевшую рекреацию вокруг себя и вздохнул. Однако одна идея, где переждать окно, у него все же появилась. Мальчик, хватаясь за перила и перепрыгивая через ступеньки, быстро спустился с третьего этажа на первый, к учительской, где на двери висело полное расписание уроков всех классов, начиная с пятого. Классы Никонова даже незачем было проверять — Вася точно знал, что сейчас там занимался параллельный десятый, и учитель был определенно занят. Но найти среди оставшихся классов классы Александра Евгеньевича оказалось довольно проблематично — расписание было больше для поиска детей, а не учителей, но все же можно было догадаться по номерам кабинетов, у кого какой учитель вел физику. И, если ориентироваться на это, прямо сейчас у Беличенко должен был быть один свободный урок. Шел по лестнице на второй этаж Вася медленно и с опаской. Возможно, однажды мальчика погубит его неуверенность в себе, но он даже на всякий случай заглянул в дверную щель кабинета физики, чтобы убедиться, что там действительно сейчас нет класса. Звездкина преследовало ощущение, что он постоянно навязывался своему учителю, несмотря даже на то, что они вроде бы уже почти в отношениях. Васе приходилось постоянно заставлять себя быть спокойнее, и даже сейчас он с трудом смог толкнуть дверь, опасливо оглядывая кабинет. Урока там действительно не было. В комнате стояла приятная и непривычная тишина, и пахло свежим черным чаем. Александр Евгеньевич, до этого писавший что-то за своим столом, вскинул голову на звук открывающейся двери, и его губы тут же растянулись в широкой улыбке. Что-то, до этого стягивающее грудь Звездкина изнутри, немного попустило, и школьник невольно улыбнулся в ответ.  — Вася? А ты почему не на уроке? — удивился физик, вновь возвращаясь, как оказалось, к заполнению какого-то журнала. Мальчик неловко поджал губы и захлопнул дверь, как обычно закрывая её на проржавевшую задвижку.  — А у нас ОБЖ отменили, — пожал плечами Вася, подходя ближе к учителю и смущенно оглядывая его рабочий угол, заставленный книгами, тетрадями и документами, — Можно я у вас тут побуду? Беличенко бросил на ученика быстрый взгляд, не прекращая что-то черкать своим мелким быстрым почерком. Его рука почти автоматически скользила от строки к строке, проставляя оценки из чернового блокнота в поля журнала. Васин взгляд завороженно замер на тонких мужских пальцах с выделяющимися мозолистыми суставами и блестящим стальным кольцом.  — Да, щас, только допишу — и я весь твой, — улыбнулся физик, перелистывая на следующую страницу, — Сядь пока куда-нибудь. Звездкин растроенно глянул на классный журнал. Он не очень разбирался в его заполнении, но, кажется, это затянется надолго, а мальчику уже так хотелось просто Обниматься, и именно с большой буквы «О». Так, чтобы болели ребра и затекали руки от одного положения, чтобы прижиматься носом к чужой шее, чувствовать тепло чужого тела и чужие длинные пальцы, крепко сжимающие ткань футболки. Чтобы вновь ощутить плавящую нежность и удовлетворение от одного лишь физического контакта. Предплечья навязчиво чесались от давящего своей силой желания близости. Сначала, как только в Васину голову пришла новая абсолютно идиотская идея, он попытался ее отогнать как можно дальше, однако это оказалось бесполезно. Поддавшись этому секундному порыву, школьник шумно скинул на пол тяжелый рюкзак и тут же, не давая себе передумать, уселся к физику на колени. Рука Александра Евгеньевича сначала немного вздрогнула, смазывая чью-то пятерку, и учитель на секунду скосил хитрый взгляд на Васю, а затем опять невозмутимо вернулся к своим документам. Нет, ну он просто издевался! Звездкин обиженно нахмурился и заерзал на чужих коленках, усаживаясь удобнее, перекидывая ноги в обхват чужого торса и укладывая голову на мужское плечо.  — Козленок, не отвлекай меня, — улыбнулся физик, по-хозяйски обхватывая талию мальчика свободной рукой.  — Не буду, — кивнул понимающе школьник, но вопреки своим же словам только ближе прижался к мужчине, потираясь носом о его шею. Чужое горло вздрогнуло от шумного сглатывания, когда Вася, довольно улыбнувшись, вдруг поцеловал учителя куда-то в шею чуть ниже уха, затем утыкаясь туда же носом. Александр Евгеньевич вновь пах так уютно, что сердце сдавливало болезненным спазмом. Он пах какими-то специями, пылью старой лаборантской, утренней сыростью и шампунем. Звездкина так сильно вело от чувства любви и вседозволенности, что даже голова кружилась, мешая нормально думать. Хотелось нежности, и поэтому Звездкин мягко целовал чужой подбородок и горло, чувствуя под пальцами и губами чуть колючую однодневную щетину. Беличенко тихо вздохнул, жмуря глаза, а потом осторожно отстранил лицо ученика от себя, заглядывая в его глаза и недовольно надувая губы.  — Я все-таки однажды тебя отшлепаю, — прошептал Александр Евгеньевич, отчего Васино лицо мигом залилось краской, — И даже не пожалею. Мужчина легко шлепнул ученика ладонью по округлому бедру, затем обхватывая его рукой и чуть сжимая, отчего Васина нога нервно вздрогнула. Звездкин смущенно зажмурился, цепляясь за чужую рубашку.  — Это… это не педагогично! — пискнул школьник, прикусывая губу.  — А я много чего не педагогичного с тобой делаю, — усмехнулся физик, выпуская из пальцев ручку и кладя ладонь на растрепанный затылок ученика, — И ты, похоже, не против.  — Я пожалуюсь соцпедагогу, — возразил Вася, тем не менее, удобно устраиваясь в чужих объятиях.  — Сразу директору, может? — улыбнулся мужчина, убирая Васину челку от лица.  — Президенту. Беличенко рассмеялся, опираясь подбородком на макушку ученика, отчего волосы опалило горячим дыханием. Окончательно сдавшись, учитель все же захлопнул журнал и прокатился на стуле немного ближе к своему столу, чуть не роняя с себя мальчика. Звездкин глухо ударился поясницей о край стола и покачнулся, крепко хватаясь пальцами за чужие плечи. Вася по инерции неловко завалился на физика и тут же не очень уверенно потянулся за поцелуем. Звездкина захлестывало такое странное чувство удовлетворения. Его жизнь на самом деле так быстро и резко изменилась всего за какой-то семестр, хотя до этого почти что не менялась годами, что Вася даже не успевал все это осознавать. Это было и вправду удивительно. Это стоило, абсолютно точно стоило всех потраченных нервов, слез, крови, неловких взглядов и долгих мучений от невзаимной любви. Мальчик все еще помнил свою болезненную любовь. Помнил эйфорию в самом начале влюбленности, помнил отчаяние, злость, обиду и отвращение к себе. Помнил долгие взгляды в спину физика, судороги в икрах от мужского голоса, влажные сны по ночам. Даже не верилось, что когда-то это происходило именно с ним, ведь теперь Звездкин совершенно точно мог любить Беличенко настолько явно, насколько только может. Александр Евгеньевич целовался медленно, долго, притягивая вплотную к себе и рассеянно поглаживая затылок, путаясь расслабленными пальцами в волосах. Кольцо на чужом безымянном пальце чуть царапало Васину кожу. Кажется, Звездкин был намного напористее учителя в этот раз, наконец почти перестав стесняться своих желаний. Васины губы покалывало от удовольствия, а пальцы чуть подрагивали, когда он неуверенно положил их на чужую талию. Ему так сильно хотелось физика, хотелось стать с ним еще ближе, быть настолько близко, насколько это вообще возможно, что горло сводило спазмом от переполняющих чувств.  — А, знаешь, — резко оторвавшись от губ школьника, улыбнулся мужчина, — Мы с тобой уже точно можем встречаться. У Васи на секунду свело дыхания, а пальцы нервно вздрогнули, сжимая чужую рубашку. Он не знал, ждал ли он этого или же боялся. С одной стороны — ученик так давно мечтал иметь возможность выражать свою любовь к физику, но с другой — он никогда не был в отношениях и совсем не знал, каково это. Тем более, когда в этих самых отношениях больше двух людей. Неизвестность пугала, а еще пугала запретность всего, что сейчас происходило. Но ведь Александр Евгеньевич на то и учитель, чтобы всему его научить, верно?  — Вы говорили с Максимом Алексеевичем? — удивленно спросил мальчик, шумно сглатывая.  — Ага, — чуть кивнул Беличенко и рассеянно погладил затылок ученика, а потом задумчиво нахмурился, поджимая губы, — Ты… ему нравишься, козленок. Щеки Звездкина покраснели еще сильнее, и он неуклюже прикрыл их двумя ладонями, уводя растерянный взгляд в пол. Разговоры о чувствах всегда вводили его в ступор и смущение, равно как и комплименты с признаниями. Мальчик всегда был к ним не готов, всегда боялся и ждал, когда это закончится. Это было слишком стыдно и слишком незаслуженно. А сейчас он тем более не знал, что ответить.  — Я знаю, — еле слышно прошептал Вася, — Только не понимаю, почему. Физик усмехнулся и положил свои ладони поверх Васиных, мягко удерживая его лицо и наклоняясь чуть ниже, практически укладывая мальчика лопатками на свой стол и почти соприкасаясь кончиками носов. Светлые пряди чужих волос защекотали Васино лицо, заставляя зажмуриться и громко фыркнуть, пытаясь не чихнуть. Нежно чмокнув мальчика в лоб, Беличенко уткнулся носом куда-то в его ухо, тихо шепча прямо в него.  — Потому что ты самый милый козленок, — промурчал Александр Евгеньевич, отчего глаза школьника вдруг удивленно распахнулись, лицо вспыхнуло жаром, а в животе что-то стянулось узлом. В прошлый раз, когда Беличенко прорывало на нежности, Звездкин был хотя бы пьяным, и мало что осознавал, а теперь хотелось едва ли не сквозь землю провалиться. Вася вновь зажмурился и теперь еще сильнее, отодвигая голову, и тихо хныкнул от смущения.  — Александр Евгеньевич! — воскликнул возмущенно Звездкин, не в силах совладать со своим тяжелым дыханием.  — Самый сладкий, Вась, — мягко улыбнулся учитель и вновь нежно поцеловал в хрящик уха, опаляя его жаром. Мальчик закрыл глаза руками, жалобно стеная, не желая больше никогда такого слышать. Слишком смущающе-слащаво, слишком неуютно. Хотелось стыдливо сжать ноги вместе, но между ними был худой торс Александра Евгеньевича, отчего Вася чувствовал себя неловко и уязвимо.  — Прости, я не могу сдержаться, — все же закончил Беличенко, чмокая кончик чужого пылающего уха, — Ты такой трогательный. Васино сердце действительно болезненно кололо, равно как и что-то в районе диафрагмы, а дышать становилось все тяжелее от смущения. Александр Евгеньевич убрал руки мальчика от лица — покрасневшего, смущенного, с влажными глазами — и вновь кратко поцеловал, на этот раз в кончик носа. Звездкин жалобно промычал, вновь нервно ерзая.  — Неправда, — прошептал он рассеянно, прижимаясь к учителю и надувая губы.  — Что конкретно? — усмехнулся физик, убирая щекочущие волосы за ухо.  — Да всё, — нахмурился мальчик, — Во-первых, я даже не козленок. Александр Евгеньевич засмеялся.  — Ну, прости, я люблю всякие зоопарки, — пожал плечами Беличенко.  — Да? А Максима Алексеевича вы как называете? — озадаченно пробормотал Вася, все еще отчаянно краснея.  — Лучше тебе не знать, а то еще стошнит, — усмехнулся учитель, сжимая ладонями щеки ученика.  — Не очень-то и хотелось. Вася надулся, отводя в сторону взгляд, но Александр Евгеньевич уже притянул его лицо ближе к себе, вновь кратко целуя в губы. Мышцы живота чуть сжались, заставляя Звездкина вновь заерзать. Возбуждение уже слишком явно ударяло в голову, делая ситуацию еще более неловкой. Вася углубил поцелуй, смущенно комкая пальцами мужскую рубашку на талии и неуверенно протягивая руки к пуговицам, уже норовя начать их расстегивать. Но Беличенко лишь покровительственно улыбнулся и перехватил его ладонь, убирая её с себя. И, только мальчик разорвал поцелуй и хотел было что-то возмущенно возразить, учитель прижал свой палец поперек его влажных губ, призывая промолчать. Да Звездкин и не знал, что говорить, задыхаясь от непонимания.  — Тш-ш, не спеши, — шикнул, проводя пальцем по чужой губе, физик, — Мы же в школе, помнишь? Звездкин осоловело оглянулся, быстрым взглядом бегая по знакомому кабинету. Он капризно вздохнул, прижимаясь лбом к чужому плечу и пытаясь сесть удобнее. Это не особо помогало — его возбуждение все равно было прекрасно видно через узкие черные джинсы, и Беличенко, очевидно, тоже его замечал. Мальчик сглотнул, чувствуя, как руки учителя плотно обхватывают его вокруг талии.  — Я так вас люблю… — прошептал Вася в чужую шею, шумно дыша. Физик вздохнул и потрепал школьника по волосам, целуя в висок.  — Вась, ты… — улыбнулся учитель, прикрывая глаза, — Ты мне это уже сто раз говорил.  — Простите, — пробормотал виновато мальчик, стыдливо сжимая плечи. Беличенко лишь цокнул, выразительно закатывая глаза, сильнее прижал школьника к столу и внимательно глянул в чужие глаза, бегая серьезным взглядом по Васиному лицу. По Васиному лицу, на котором расплылась, наверное, самая идиотская и одновременно смущенная улыбка: сейчас он мог думать лишь о том, какие у учителя красивые глаза, какие красивые губы, какой он весь красивый. Наверное, его обожание было прекрасно видно со стороны, но поделать с собой Вася ничего не мог.  — Надеюсь, ты умеешь быть тихим, — наконец со вздохом прошептал мужчина. Вася не успел даже удивиться, как одна рука учителя легким движением расстегнула его ширинку. Звездкин резко втянул носом воздух, распахивая глаза и пораженно смотря на чужую узкую ладонь. Ляжки инстинктивно дернулись судорогой, но свести ноги вместе вновь не вышло. Вася быстро погасил порыв вырваться из чужих рук. Потому что он действительно хотел этого, чертовски хотел, несмотря на страх перед неизвестным. Звездкин достаточно доверял мужчине, чтобы позволить делать ему то, что он считает нужным. Физик погладил обеими ладонями его бедра, пряча лицо в изгибе шеи мальчика и медленно проводя по ней носом. Свободное время уже поджимало, и Беличенко сразу немного приспустил чужие джинсы, чуть почесывая короткими ногтями нежную кожу на пояснице.  — Я могу остановиться в любой момент, — серьезным тоном заранее предупредил мужчина, гладя ладонью чужую покрасневшую щеку. Вася завороженно глядел в чужие темные глаза, пока по телу бегала мелкая приятная дрожь. Хотелось лишь еще раз признаться в любви, но школьник все-таки сдержал себя, громко сглатывая слюну. Мальчик крепко сжал чужие плечи в руках, беспокойно ерзая бедрами и закусывая губу. Кто бы знал, как много его постыдных фантазий было именно о том, как Александр Евгеньевич втрахивал его в этот самый школьный стол, заламывая руки или нежно целуя в губы, или же одновременно душа этим своим прекрасным черным галстуком, который учитель иногда носил с рубашкой. В скольких снах Васино лицо вжимали в очередной классный журнал, которыми всегда был завален стол, мягко прижимали при поцелуе к шкафу с книгами или укладывали спиной на парту. Школьник все еще не до конца верил, что все происходящее — это не очередной глупый сон. Физик, еще раз поцеловав его в ухо, спустил вниз резинку Васиных боксеров, мягко обхватывая возбужденный член крепкими тонкими пальцами. Звездкин, кажется, окончательно задохнулся, пряча красное лицо в мужском плече.  — Я не хотел приставать к тебе, о боже, — тихо вздохнул учитель, медленно водя рукой вдоль по чужому члену, — Ты… Ты еще такой невинный мальчик. Вася крепче вжался в тонкую мужскую шею, сдерживая задыхающиеся стоны и закрывая себе рот рукой. Мальчик чувствовал себя таким неуверенным в себе девственником, потому что ему хотелось и стонать, и плакать от любви одновременно, но рядом с ним был Александр Евгеньевич — опытный, взрослый и вечно понимающий. Пальцы Беличенко были шершавые, мозолистые от гитарных струн и канцелярских ручек, но уже такие знакомые. Хотелось целовать их, облизывать, хотелось почувствовать их в себе.  — А-александр Евгеньевич, — проскулил Звездкин, выгибаясь в спине, — Блять, я вас так хочу. Учитель усмехнулся, гладя его по затылку одной рукой и прижимая еще ближе к себе.  — Фу, какой плохой мальчик, — промурчал физик, совсем немного ускоряя движения ладонью и сжимая свободной рукой чужие волосы. Вася бессильно зажмурился, подавляя свой слишком громкий в тишине школьных коридоров стон. Отдышавшись, Звездкин потерся щекой о мужскую шею и потянулся руками к чужой ширинке брюк. Мальчику казалось, что это какое-то дежавю: учитель вновь поймал за запястье его руку и отложил подальше себе на колено.  — Не распускай свои ручки, — усмехнулся учитель, кратко прижимаясь губами к чужим губам и размеренно двигая рукой.  — Почему нет? — расстроенно пробормотал Вася, — Я хочу… Доставить вам удовольствие. Александр Евгеньевич нежно улыбнулся, целуя чужую щеку.  — Знаешь, что действительно доставляет мне удовольствие? — прошептал учитель, плотнее обхватывая Васин член пальцами.  — Что? — сорванно выдохнул мальчик, кусая ребро своей ладони и прикрывая глаза.  — Когда ты тесты по физике не заваливаешь, — рассмеялся мужчина, целуя ученика в губы и ускоряя фрикции. Вася бы с радостью пошутил что-нибудь в ответ, но в голове было совершенно пусто. Боже, как же он любил Александра Евгеньевича в этот момент. Его вечные нежности, неуместные шутки, чуткие пальцы, большие добрые глаза и само отношение к Васе. Оргазм накрыл Звездкина так неожиданно сильно, что рот широко открылся в беззвучном душащем стоне, а все тело прошибло мелкой судорогой, заставляя до хруста выгнуть спину. Физик лишь мягко улыбнулся и прижал мальчика к себе, укладывая его на свою грудь и аккуратно застегивая чужую ширинку. Лениво покопавшись в ящике своего стола, мужчина вытянул оттуда чуть помятую пачку бумажных салфеток и вытер влажную руку, затем укладывая её на затылок притихшего школьника. Вася, все еще ощущая, как мышцы сладко тянет жаром, бессмысленно смотрел поверх мужского плеча куда-то в стену перед собой. Все произошло так быстро и неожиданно, что школьник никак не мог отойти. Лицо горело от смущения, и мальчик пока что со страхом представлял, что однажды придется все-таки отлипнуть от груди Александра Евгеньевича и, наверное, глянуть ему прямо в лицо. Звездкину казалось, что он определенно делал что-то не так или, например, слишком глупо выглядел, и учителю наверняка было неприятно. Однако чуть отстраниться все же пришлось, когда Беличенко мягко убрал чужую голову от своего плеча, полностью опуская мальчика лопатками на стол. Вася поднял наверх стыдливый загнанный взгляд, но наткнулся им лишь на как обычно добрые и улыбчивые глаза Александра Евгеньевича. Холодное солнце путалось лучами в волосах физика, и Звездкин не смог оторвать от этого влюбленного завороженного взгляда. Беличенко был, как всегда, самым лучшим.  — Все нормально? — улыбнулся учитель, наклоняясь ближе к чужому лицу и крепче обхватывая талию мальчика. Вася неловко поджал губы и пару раз нервно кивнул, отводя взгляд. Мужчина обеспокоенно нахмурился, склоняя голову вбок и рассматривая чужое пятнами раскрасневшееся лицо.  — Что-то не так? — неуверенно спросил физик.  — Нет-нет-нет, просто мне немного… — Звездкин пожал плечами и глубоко вздохнул, — Очень сильно неловко. Меня, знаете ли, сегодня за член впервые вот потрогали… Александр Евгеньевич широко улыбнулся, но эта улыбка на его лице быстро сменилась недовольством. Он вдруг обхватил Васины плечи и чуть приподнял мальчика, вытаскивая из-под его спины кучку бумаг.  — Тц, еще и помял мне тут все! — возмутился учитель, закатывая глаза и перекладывая документы, — И вообще, кыш, урок уже скоро кончится. Звездкин капризно захныкал, под чужой негодующий взгляд вновь падая лопатками на классный журнал с замятыми лично Васей краями. Глянув на циферблат часов над доской, школьник поник еще больше — ОБЖ действительно закончится через три минуты, а следующая перемена пятиминутная.  — Я хочу с ва-ами оста-аться, — протянул мальчик, жалобно глядя на своего учителя.  — Ага, щас, еще тебя мне на уроке шестого класса не хватало, — цокнул Беличенко, тем не менее, не прекращая держать ученика в своих мягких объятиях, — Ты будешь меня отвлекать. Вася понуро кивнул и громко вздохнул, но все же нехотя слез с чужих коленей. Ноги затекли и немного подрагивали в коленях, а по всем мышцам отдавала приятная расслабленность. Звездкин поднял с пола рюкзак и схватился за него обеими руками, нервно перебирая пальцами ручки. Школьник не особо знал, что сейчас нужно говорить. Не знал, как вести себя в отношениях, как вести себя после секса, да и вообще не знал, что делать дальше. Хотелось видеться с Беличенко и Максимом Алексеевичем постоянно, но Вася даже не мог больше ходить к ним ночевать. Ему было так неловко от своей неопытности. Так мальчик и простоял бы в нерешительности, если бы из мыслей его не вырвали теплые руки Александра Евгеньевича, обхватившие его собственные ладошки.  — Вась, не волнуйся, — попросил физик со вздохом, — Для тебя все это непривычно, но ты можешь вести себя так же, как и раньше, хорошо? Звездкин удивленно поднял глаза на учителя, который, кажется, действительно читал его мысли, и смущенно улыбнулся. И все-таки разговоры об отношениях — это было не его.  — У меня всего один вопрос, — серьезно сказал мальчик, крепко сжимая чужие пальцы в своих.  — Задавай, — насторожился Беличенко, подаваясь чуть вперед и упираясь локтями в колени.  — Могу ли я анально заслужить пять в году по физике? — прыснул от смеха Вася. Мужчина в который раз выразительно закатил глаза, отпустил чужие руки и, откинувшись на спинку кресла, повернулся к рабочему столу, однако, все же улыбаясь.  — Так, все, кыш на свой урок, — махнул рукой физик, со стуком раскрывая обложку классного журнала, — Кыш-кыш, давай отсюда.  — Ну Алекса-андр Евге-еньевич! — протянул ученик, за что несильно получил указкой по голове.  — Никаких «ну»! Вася вздохнул на весь кабинет, закинул на плечи портфель и пошел к выходу в коридор. Выбора в принципе и не было — не прогуливать же опять уроки. И так уже много прогулял. Но, когда Звездкин был у самой двери и уже открывал задвижку, Александр Евгеньевич бросил на прощание ему в спину:  — А по поводу годовой я подумаю… Но надо прям очень заслужить! Вася приоткрыл дверь и обернулся на мужчину, широко ему улыбаясь.  — Я буду самым старательным учеником!