Я никак не вспомню, кто ты

      Серсея слышит, как эхо от ее собственных шагов оглушающе разносится по — на удивление — пустым коридорам Красного замка. Звук ударяет по барабанным перепонкам, словно кувалда, и отдается пульсирующей болью где-то в висках. Душно. В замке просто нестерпимо душно, и хочется то ли выбраться отсюда на улицу к свежему воздуху, то ли, напротив, спрятаться еще дальше в глубь коридоров, где нет прогретых солнцем каменных стен. Людей в коридоре, действительно, почти нет, а если кто-то и встречается на пути Королевы, то этот кто-то обычно очень спешит в противоположном Серсее направлении — кажется, в Тронном зале сейчас должно состояться что-то важное. Но женщине плевать. Кажется, ей впервые в жизни плевать, что скажет Джоффри или какую глупость он выкинет на этот раз — у Серсеи не осталось сил, чтобы разбираться еще и со своенравным непослушным ребенком.       Женщина вышла из своих покоев, не зная толком, куда собирается идти, но, пройдя пару поворотов, поняла, что двигается в направлении покоев десницы. Не то чтобы ей очень уж хотелось общаться сейчас с отцом, но, поразмыслив, Королева поняла, что из-за всей этой истории с братом она почти перестала видеться с ним. Стоило навестить его хотя бы из вежливости. Как результат — Серсея неспешно ступает по каменному полу, пытаясь подавить в себе раздражение и злость на отца, чтобы настроиться на нормальный диалог без взаимных упреков.       Королева преодолевает последний поворот и натыкается взглядом на пару стражников, охраняющих покои Тайвина Ланнистера. Женщина делает пару шагов вперед, но дверь, к которой она намеревалась подойти, отворяется, и в коридор выходит — о, ну конечно же, кто же еще это мог быть, ох, у богов отвратнейшее чувство юмора — Джейме. Брат лучисто улыбается, заметив сестру — он правда рад ее видеть. Серсея тоже пытается улыбнуться, но ее улыбка даже близко не такая же искренняя, как у Джейме. — Серсея, — приветствует он, подходя ближе. — Ты к отцу? — спрашивает мужчина, кивнув на дверь за его спиной. — Да, — подтверждает Королева, встречаясь глазами с прямым и открытым взглядом брата. — Тогда не смею более стоять на вашем пути, Ваша Милость.       Улыбка Джейме становится шире. Он склонятся в шутливом поклоне, вызвав у сестры легкий смешок, и обходит ее, чтобы двинуться дальше по своим делам. Серсея стоит пару секунд в раздумьях с застывшей усмешкой на губах, решая, кто же ей все-таки важнее в этот момент — отец или Джейме — и выбор, разумеется, очевиден. Женщина сокрушенно вздыхает, понимая, что в очередной раз проигрывает собственным чувствам к брату, и оборачивается. — Постой, — окликает она не слишком громко, но достаточно, чтобы Джейме услышал и остановился, поворачиваясь к ней лицом.       Мужчина успевает отойти всего на несколько шагов, поэтому Серсея быстро нагоняет его, по пути ругая себя за импульсивность принятия решений каждый раз, когда дело касается брата. Поравнявшись с ним, Королева замечает самодовольную и совершенно дурацкую хоть и такую любимую ухмылку и сразу же жалеет о своем поступке. Кажется, даже все упреки отца не раздражали ее больше, чем эта ухмылка сейчас. Серсея недовольно хмурит брови и закусывают губу, на что брат только закатывает глаза — умение понимать мысли и чувства друг друга было у них с самого рождения, и потеря памяти Джейме, видимо, не смогла никак повлиять на этот врожденный талант. Немая сцена заканчивается тем, что Джейме все же заговаривает первым. — Что, передумала посещать нашего дражайшего отца? — продолжая ухмыляться, спрашивает мужчина.       Кажется, брат догадывается, что Серсея выбирала между ним и отцом. И он понимает, что если подобный выбор и был, то он победил — и этот победный блеск в глазах делает его ухмылку еще более раздражающей. У женщины появляется сильное желание стукнуть брата чем-нибудь тяжелым, но она подавляет в себе этот совершенно детский порыв и спокойно отвечает на заданный вопрос. — Ох, была б моя воля, я бы вообще перестала видеться с ним, но, боюсь, это невозможно. — Даже так?       Серсея на этот вопрос только кивает, не желая продолжать тему ее отношений с отцом — они слишком сложные и запутанные, основанные на самых противоречивых чувствах. К тому же она еще не разговаривала с ним о том, что случилось с Джейме. И если честно, Королеве было немного страшно услышать мнение Тайвина Ланнистера на этот счет.       Какое-то время они неспешно бредут по коридору в сыпучем молчании, которое рассыпается под каждым их шагом, как песок. Серсея в очередной раз думает, что весь мир может катиться в пекло, пока она чувствует присутствие Джейме рядом и слышит его ровное размеренное дыхание. В этот момент ей совершенно плевать, что он не помнит большую часть их жизни. Женщина просто рада, что он вообще есть. Он, седьмое пекло, жив. И какими бы ни были сейчас его отношение и чувства к ней, Серсея все еще чувствует себя в безопасности и невероятно спокойно рядом с ним. Кажется, все, действительно, не так уж плохо. Королева даже позволяет себе незаметную мягкую улыбку, которая пропитана бесконечной нежностью. Пальцы начинает слегка покалывать от острого желания провести ладонью по чужим золотистым волосам и прижаться к крепкой груди в таких желанных и таких до боли нужных — необходимых как глоток воздуха — объятиях. Но вместо этого Серсея лишь снова кусает губу и отворачивается от брата, будучи не в силах больше смотреть на него и не иметь возможности прикоснуться. Она чувствует себя сейчас так же, как в самом начале брака с Робертом, когда они с Джейме слишком сильно боялись быть разоблаченными, из-за чего на людях не решались даже смотреть друг на друга лишние пару секунд.       Когда легкая боль от прикушенной губы совершенно не помогает привести сознание в порядок, Королева глубоко втягивает воздух и выпаливает первое, что приходит в голову, чтобы заткнуть навязчивые мысли разговором с братом. Да, не лучшая альтернатива, но что уж есть — выбирать не приходится. — Так ты был у отца? Впервые после возвращения? — Да. Тирион не очень много рассказывал мне о нем, и я правда не знал, чего стоит ожидать, — Джейме усмехается — совершенно невесело и даже как-то горько, как кажется Серсее. — Это было… Слушай, а он всегда такой милый добродушный весельчак, а? — мужчина пытается свести это в шутку, но Королева все равно слышит какие-то нотки обиды, притаившиеся в его голосе между словами.       Серсея понимающе улыбается ему и, глубоко вдохнув и собравшись с силами, поднимает руку, чтобы коснуться чужого плеча в ободряющем жесте. Она не думает, что такое простое действие хоть как-то сможет помочь и ободрить брата, но неожиданно чувствует, как мышцы под ее пальцами немного расслабляются, и мужчина порывисто выдыхает. Джейме собирается с мыслями пару секунд, затем поворачивается к сестре и выглядит таким… счастливым? У Серсеи щемит сердце. — Это было ужасно, — честно признает он, и его слова несколько диссонируют с его довольным взглядом. — Но он натолкнул меня на некоторые мысли. — Какие мысли? — О тебе, вообще-то, — Джейме опять ухмыляется, и его ухмылка выглядит слишком самодовольной, чтобы Серсея сочла ее милой (ну разумеется, она сочла ее милой, о боги, как же ему идет этот гордый самоуверенный вид). — Я подумал о том, как мы с тобой общались с ним раньше. И я вспомнил кое-что. Что-то странное. Это какой-то очень короткий момент, всего лишь небольшой разговор. И я не совсем понимаю, о чем там шла речь. Может, ты помнишь и сможешь рассказать мне? — голос брата мягкий, и в нем слышатся нотки замешательства, а когда он встречается взглядом с глазами Серсеи, то женщина замечает странный блеск в глубине зелени, который никогда не видела прежде или видела, но это было так давно, едва ли не в прошлой жизни. — Это зависит от того, какой конкретно разговор ты имеешь в виду.

***

      Серсея сидела на постели в покоях брата и нервно заламывала пальцы на сложенных на коленях руках. Темный бархат платья приятно касался холодных чуть подрагивающих ладоней. Опущенное в пол лицо обрамляли пара золотистых прядей, прикрывая ее немного испуганные глаза и закушенную от напряжения губу. Джейме стоял в нескольких шагах от сестры, у окна, облокотившись на свой письменный стол. Скрещенные на груди руки и сведенные к переносице брови выдавали появившееся в нем после того, как он минутой раньше выслушал сестру, напряжение. Но парень отчаянно пытался подавить его, желая выглядеть как можно более спокойно и беззаботно в глазах сестры, чтобы она не начала волноваться еще больше. Он должен быть сильным и уверенным в себе, чтобы и Серсея была уверена в нем.       Они молчали какое-то время, и Серсее с каждым новым вдохом казалось, что все то, что между ними происходит — неправильно. Их отношения с Джейме — ошибка. Да, они любят друг друга. Любят намного сильнее, чем полагается любить брату и сестре. Но какое значение имеет любовь, когда на кону абсолютно все? Когда на кону их место и положение в обществе. Когда на кону буквально их судьба. Так стоит ли такое нелепое и опасное чувство, как любовь, загубленной жизни? Об ответе на этот вопрос она предпочитала не думать. Девушке страшно было представить, что будет, если кто-то узнает о них. Что будет, если отец узнает? О Боги. Серсея сильнее закусила губу и почувствовала слабый металлический привкус на языке. Провела языком по губе, слизывая выступившую каплю крови, и подняла глаза на брата. — Ты ведь понимаешь, что твои подозрения беспочвенны? — спокойным голосом спросил Джейме, и на его слова, зазвеневшие в тяжелом воздухе, Серсея только разочарованно вздохнула: ну как он не понимает? — Они не беспочвенны, Джейме, — прошипела она, и на мгновение от прежнего испуга и робости не осталось и следа — вернулась злость. — Ты видел, как Тирион смотрел на нас за обедом? Говорю тебе: он знает. Или догадывается. Что будет, если он расскажет отцу? — нотки паники снова проявились в ее голосе, их не получилось скрыть даже за напускным раздражением, которое тоже лопнуло как мыльный пузырь, стоило ей договорить. — Даже если наш брат и догадывается, отцу он ничего не скажет, поверь — я общаюсь с ним больше и с уверенностью могу за него поручиться. Он не настолько ужасен, как ты думаешь. — Ох, Джейме, — эмоционально воскликнула Серсея и от досады даже всплеснула руками. — Хорошо, может, Тирион и не расскажет, но Тайвин Ланнистер способен узнать все и без него. Что, если он сам поймет? Или кто-то еще узнает? — от напряжения пересохло в горле, ей пришлось сглотнуть и перевести дыхание, после чего продолжить уже спокойнее. — Ты думаешь, это, — она неопределенно повела рукой в воздухе, — того стоит? — вопрос слабо повис в пространстве между ними, как хрупкая хрустальная ваза, которая может разбиться, стоит тебе заговорить или хотя бы просто чуть неосторожно вздохнуть.       Джейме напрягся еще больше, если такое вообще было возможно. Ему не нравилось то, к чему клонит сестра, не нравился ее испуганный взгляд, который казался совершенно неуместным и инородным в зелени ее воинственных глаз; не нравился ее сошедший на шепот голос — неуверенный, извиняющийся. Серсея сомневалась. Серсея почти решила, что их отношения должны прекратиться — Джейме понимал это, и это ему тоже не нравилось. Он должен убедить ее в том, что оно того стоит. Что они того стоят. Что их любовь может быть сильнее возможного гнева отца. — Ты хочешь, чтобы все это, — с капельками злости в голосе парень так же неопределенно провел рукой, копируя недавний жест сестры. — закончилось? — спросил он и сделал шаг в сторону Серсеи, впиваясь в нее требовательным взглядом. — Я не… — голос у нее был слабым, неуверенным и немного хриплым, она подняла на брата глаза с поблескивающей мольбой во взгляде: не заставляй меня отвечать.       Джейме сделал еще пару шагов к сестре, давая понять, что не отступит, пока не услышит ответ. Пока не поймет, чего именно она добивается всем этим разговором. Или пока он не убедит ее, что любит настолько сильно, что готов послать в пекло каждого, кто встанет на их пути — даже отца. Да, возможно, было немного жестоко с его стороны давить на Серсею, но он должен знать ответ — даже если тот причинит ему небывалую боль и разобьет ему сердце. Парень присел на кровать рядом с сестрой и попытался взять ее за руку, но девушка отдернула руку и повернула голову, взглянув на Джейме смешанным взглядом, в котором читалось немного злости и прежней воинственности, но еще и боль от собственных слов, неуверенность и толика страха. — Если отец узнает… — начала она, но парень раздраженно ее перебил, потому что устал слушать одно и то же на протяжении последнего получаса. — Он не узнает! Никто никогда об этом не узнает, если ты так хочешь. Серсея, поверь мне. Просто поверь. Разве я когда-нибудь подводил тебя? — в голосе звенела сталь, которая ударами отражалась от холодных каменных стен, а взгляд Джейме лучился искренностью, уверенностью и нежностью, он старался одним взглядом рассказать сестре все то, что чувствовал к ней; старался заставить ее поверить в его слова и в его чувства.       Когда Серсея после его слов отвела взгляд в противоположную часть комнаты и устало прикрыла глаза, явно принимая какое-то важное для них обоих решение, Джейме предпринял еще одну попытку взять сестру за руку — на этот раз ее рука безвольно лежала на одеяле, и она не стала сопротивляться, когда парень переплел ее пальцы со своими. Серсея только бросила пустой взгляд на их руки и осознала, что ее пальцы слишком холодные и слегка дрожат в горячей сильной ладони брата. Девушка не понимала, что чувствует в этот момент. Точнее, она чувствовала слишком много, чтобы как следует в этом разобраться. С одной стороны, присутствовал пронизывающий до костей страх быть раскрытыми, но с другой стороны — абсолютная уверенность в том, что, если она попытается хотя бы день прожить без влюбленных взглядов Джейме, без его нежных рук и мягких теплых губ, без жадных украденных поцелуев и осторожных невесомых касаний за ужином — она умрет, потому что он необходим ей как воздух, как вода, как сама жизнь. На самом деле сейчас кажется, что он и есть вся ее жизнь. — Ты веришь мне, Серсея? — снова спросил Джейме, когда молчание натянуло нервы до предела.       Девушка не решалась ответить и упорно отводила взгляд. Джейме медленно поднял свободную руку и осторожно коснулся ее щеки, призывая посмотреть на него. Он почувствовал, как Серсея слегка повела головой, отзываясь на его прикосновения, и улыбнулся — он нужен ей так же, как она нужна ему. Они слишком влюблены, чтобы и правда думать о возможном прекращении того, что есть между ними. А значит, вариант остался всего один: идти до конца, бороться за свои чувства и быть только вдвоем против всего мира, если понадобится.       Серсея наконец подняла глаза на брата. Джейме, кажется, даже вздрогнул от того, насколько непривычные и, казалось бы, невозможные эмоции плескались в зеленых глазах сестры. Парень подумал, что еще никогда не видел ее такой растерянной, беззащитной и уязвимой. Ему захотелось обнять ее, прижать к себе крепко-крепко, чтобы почувствовать ее горячее дыхание на своей коже, услышать, как ускоренно бьется ее сердце, и защитить от всего, что попытается навредить ей. Подарить ей чувство безопасности и спокойствия. Подарить ей всю свою любовь, на которую он только был способен.       Девушка глубоко вдохнула заряженный напряжением воздух, и на секунду Джейме показалось, что сейчас с ее языка слетят какие-нибудь грубые слова, она оттолкнет его и, гордо вскинув подбородок, покинет покои брата, больше никогда не позволив прикасаться к себе — но этого не произошло. На ее впалых щеках величественно-бледного цвета заиграл нежный розовый румянец — и это было самое красивое зрелище, которое Джейме доводилось видеть, — а в глубоких изумрудных глазах наконец блеснула уверенность и заиграла любовь, в которой парень готов был утонуть — и на самом деле тонул уже некоторое время, даже не думая пытаться выплыть. — Я верю тебе, Джейме, — мягко произнесла она и улыбнулась уголками губ, сжимая его ладонь чуть сильнее, — правда верю.       Джейме тоже улыбнулся — широко и открыто, — чувствуя разливающееся по грудной клетке тепло; чувствуя себя в этот момент самым счастливым человеком во всем мире.

***

      Серсея внимательно слушает короткий рассказ брата, и оказывается, что вспомнил он не очень-то и много — только как она говорила, что отец не должен чего-то узнать, и как он пытался заверить ее, что, если она так хочет, он и не узнает. Но, даже несмотря на то, что ничего конкретного об их отношениях он и не вспомнил — по грудной клетке женщины все равно растекается томительное волнение, почти граничащее с испугом и паникой. И в то же время Серсея испытывает одновременно разочарование и облегчение. Джейме все еще не знает, насколько они были близки; Джейме все еще, как минимум, не ненавидит ее, ведь женщина боится именно этого: что стоит брату — этому новому брату без всех важных, связывающих их воспоминаний — узнать об истинной сути их отношений — он не примет их. Мысль об этом пускает тревожный холодок по спине и пробегается мурашками по рукам. Пусть он лучше не знает, чем ненавидит и презирает меня, думает Королева и твердо решает не рассказывать ему ничего, пока он не вспомнит все сам. Если вспомнит, нашептывает подсознание, но Серсея не слышит его.       Джейме мерно шагает рядом, сосредоточившись и нахмурив густые брови, силясь припомнить что-то еще, возможно, пытаясь понять контекст того разговора. Но не понимает. Догадывается — может быть, но не знает точно, и Серсея правда не понимает, радует ее это или все же огорчает. Слишком неоднозначно. Слишком много противоречивых чувств, которые продолжают давить на ребра, стремясь вырваться наружу из грудной клетки, где им слишком тесно всем вместе. Словно вольнолюбивые птицы, посаженные за витые прутья позолоченной клетки. Серсея злится и едва не скрипит зубами от бессильной ярости на саму себя и на совершенно несправедливые законы мира — вот почему ее глупое сердце так сильно любит этого человека и отказывается даже нормально биться без него?       Королева позволяет себе понадеяться, что брат не станет продолжать эту тему и они спокойно добредут до Тронного зала, откуда разойдутся в разные стороны, каждый по своим делам. Но когда это все происходило так, как надеется Серсея? Джейме вздыхает и выпрямляется, заметив, что сутулился все то время, пока напряженно вспоминал еще хоть какие-то детали. — Так о чем мы тогда говорили? — голос звучит лишь слегка любопытно, и его слова камнями ухают куда-то в желудок Серсеи. — Я не помню, — женщина старается звучать как можно более убедительней, но получается плохо, и она неосознанно прибавляет шагу, стремясь просто уйти от этого разговора и, желательно, заодно от всех проблем.       Джейме, понятное дело, даже и не думает верить ей. Мужчина в пару шагов нагоняет сестру и осторожно берет за локоть, разворачивая лицом к себе и не убирая руку, чтобы она не предприняла еще одну нелепую попытку сбежать. — А я думаю, помнишь, — растягивая губы в улыбке, говорит мужчина.       Королева уже собирается снова соврать, но на секунду ловит взгляд Джейме и катастрофически быстро начинает тонуть в затягивающем зеленом болоте его глаз. Как вообще можно соврать, когда он смотрит… так. Открыто, почти восхищенно, с надеждой. Серсея закусывает губу и отводит взгляд от пленящего омута до того, как в легких успевает закончиться кислород. Она вздыхает, отчаянно пытаясь придумать хоть какой-то вразумительный ответ, который устроит брата.       Она понимает, что молчит слишком долго, когда Джейме чуть сильнее сжимает пальцы на ее локте. А ведь она успела позабыть, что он все еще держит ее, чтобы она не сбежала. Кожа под его пальцами, кажется, начинает медленно нагреваться и плавиться. Женщина едва ли может сосредоточиться на чем-то, помимо этого прикосновения, вспоминая, как нежные руки брата прежде касались ее обнаженного разгоряченного и податливого тела. Сейчас она может разве что мечтать об этом и молить всех Богов, чтобы он вспомнил все сам в ближайшее время — иначе она точно сойдет с ума, находясь рядом с любимым человеком, которого больше не имеет права поцеловать.       Пальцы сжимаются еще чуть сильнее, и Серсее становится даже немножко больно, но боль отрезвляет. Боль — спасение. К вечеру появятся синяки, успевает подумать Королева, прежде чем, наконец, ответить: — Мы были еще детьми, едва ли нас можно было назвать взрослыми, — у нее даже получается выдавить из себя кажущуюся вполне искренней улыбку, — мы довольно часто делали что-то, о чем отцу было знать необязательно, но это всего лишь детские… — договорить она не успевает, потому что Джейме довольно суровым голосом ее перебивает. — Нет, мы тогда были уже не детьми — совсем нет. И ты казалась слишком напуганной, словно мы сделали что-то по-настоящему ужасное. Серсея, прошу тебя, скажи мне правду. Или, по-твоему, если я не помню все это, то и не заслуживаю знать? — Нет, конечно, я так не думаю. Разумеется, ты заслуживаешь знать правду. Но я не уверена, что тебе стоит узнать ее сейчас, — взгляд женщины, наконец, разглаживается и смягчается, словно она объясняет какие-то элементарные вещи маленькому ребенку.       И Джейме почти ведется на этот взгляд. Королева чувствует, что почти убедила его одними только глазами — он всегда питал слабость к этим бездонным изумрудным омутам. Но в одно мгновение на лицо брата снова возвращается уверенность, и он твердо спрашивает: — О чем мы говорили, Серсея? Прости, конечно, но я чувствую, что это было что-то важное. Что-то очень важное для меня. И для тебя… для нас. Так что это было?       Серсея слышит мольбу в голосе, видит тоску и нежность в глазах, чувствует, как пальцы, сомкнувшиеся на ее локте, слегка поглаживают алый бархат платья. И все это вдруг смешивается в такой невообразимый коктейль эмоций, что становится дурно. Дурно от лезущих в голову мыслей. Дурно от искрящихся по грудной клетки чувств. Дурно от любви заполняющей собой все пространство между ними. Дурно от накатившего желания поцеловать брата прямо здесь и сейчас — посреди пустого тихого коридора, в котором в любой момент может кто-нибудь появиться.       Он знает — эта мысль на секунду проскальзывает в голове Королевы, но сразу отбрасывается в сторону, будучи определенной как «невозможное». Откуда он может знать? Он еще не вспомнил ничего, что могло бы хоть намекнуть ему на все то, что было между ними. Серсея слегка встряхивает головой, отгоняя одни назойливые мысли и открывая дорогу другим. Внезапная идея резко поражает ее, пригвоздив к месту. Кажется, даже сердце перестает на мгновенье биться, пораженное столь странной мыслью.       Если я его поцелую, он вспомнит, как мы делали это раньше, а значит, вспомнит и все остальное.       Да, идея кажется безумной, но это лучшее, что у нее есть на данный момент. Женщина осторожно поднимает руку и касается своими вечно холодными пальцами теплой ладони брата, которая все еще сжимает и слегка поглаживает ее локоть, переплетает их пальцы. Теперь очередь Джейме замирать на месте. Он удивленно смотрит на сестру, но не решается что-то сказать по этому поводу, боясь, что разрушит весь момент. — Ты правда хочешь знать, что это было? — едва слышным шепотом спрашивает она и подступает на шаг к брату, пока ее слова витают в воздухе между ними, как пылинки.       У Джейме получается только кивнуть, и Серсея уже собирается медленно податься вперед, чтобы наконец-то поцеловать его — впервые за все это время. Но тихий далекий стук шагов не дает ей это делать. Королева разочарованно вздыхает и прикрывает глаза. Опять. Да пусть сгорят в пекле все, кто уже второй раз умудряется прерывать их! Серсея злится и готовится нагрубить любому, кто сейчас появится из-за поворота, но вся злость улетучивается, стоит Джейме отступить на шаг от нее. В его глазах читается все то же восхищение, но теперь к ним приплетается еще и странная тревога… или это предвкушение?       Подумать об этом у Серсеи не остается времени, потому что шаги становятся все громче, а желание оставаться наедине с братом — все меньше. — Мне нужно идти, — бросает она, уже отдаляясь от брата. — Нет, постой, подожди, Серсея!       Но она не оборачивается, уже скрывшись за поворотом.