дурочка

      Внутренности выедало муторным ожиданием, давно ныли спина и плечи, ноги вытягивались не до конца и с натугой, поскребывая по шершавому коврику начищенными лакированными туфлями, а челюсть сводило настигнувшей зевотой. Он просидел здесь, неприметно припарковавшись под окнами, словно затаившийся сыщик, с полудня, не смея даже отъехать на перекус, боясь проглядеть затерявшуюся в башне принцессу.       Смеркалось настоятельно и быстротечно, по небу расплескивались фиолетово-сливовые кляксы, кое-где разбрызгивая неосторожные розово-рыжие оттенки. Чонгук неосознанно залюбовался кучевыми наслоениями, прибавляя клубы серо-никотиновые – скучный, въевшийся в десны горький привкус заменял сегодняшние просиженные в запрелом авто трапезы.       Последовав совету Юнги, он решил отбросить офисную прокрастинацию, заменив ее спонтанной карьерой начинающего шпиона-неудачника, уперто не покидающего свой пост наблюдения. Пришлось взмести немало подноготной и перелопатить, подняв на уши, информационный центр, задев вскинувшимся помешательством и архивы. Задобренные парочкой выдержанного крепкого, отцовские хорошие знакомые согласились пробить по базе данных и выудить из бесконечного потока бесполезной информации (например, какое нижнее белье предпочитает Чимин: в полосочку или крапинку) место жительства, номер сотового, личное дело и даже медицинскую карту, при беглом взгляде на которую Чонгук сперва слегка озадачился, но после отвел в сторону, отложив на потом.       Крапинки холодного пота от чрезмерного усердия покрыли виски и ладони – не стоило и не планировалось копать настолько глубоко, вышло само собой, моментально. Чонгук нервно закусил жесткую кожицу большого пальца, отвлекшись и растерявшись в собственных действиях. И что только на него нашло? Однако отступать было поздно, теперь он владел слишком большим количеством информации, чтобы пойти на попятную. Раз решил сграбастать с костями, то нужно не забыть и само мясо.       Использовать против, разумеется, не собирался, хотя... тут уж как повезет. В их животном бизнесе подойдут любые способы.       Обозначенные окна многоэтажки отливали бликами солнечных полумесяцев, дотошность присутствия не производила результатов, лишь действовала на нервы и бередила и без того накаленные сомнения. Чонгук устало вздохнул, отщелкнув в кусты окурок и раздосадовано облокотившись на руль. Сегодня – ноль без палочки, а что же завтра? Возможно, Чимина даже дома не наблюдается, на кой черт ему тесниться в хоромах, когда можно пойти на разгул в самый центр культурных мероприятий.       Чонгук мысленно дал себе оплеуху: на кого он стал похож? Новоиспеченный бравый директор подающего надежды модельного агентства чахнет во дворах спального района, силясь выловить иголку в стоге сена. Где же это видано?       Желание преданно сторожить свой пост уменьшалось с каждой секундой, вместе с заходом солнца. Чонгук уже было начал шариться по карманам в поисках ключей зажигания, как вдруг неподалеку хлопнула магнитным отзвоном подъездная дверь. Молниеносно среагировав, он резко повернул голову насторожившимся воробьем, затих и притаился, вжав голову в плечи. По аллее, меж зеленовласых кустов и деревцев проплывала надувшаяся черная туча, сжавшись как можно туже, уменьшив и без того небольшие размеры. Из-под раздутого капюшона выглядывала поломанная пшеничная челка, сомнений не было – Чимин. Явно пребывавший не в духе, но, на чонгукову фортуну, все же решившийся выбраться на свет божий.       Скомкав в горле нерешительность, Чонгук дорвался до дверной ручки, хотел нагрянуть нежданно-негаданно – громом и молнией, ослепив дежурной улыбкой и окатив живительным воодушевлением, словно назойливый, выдрессированный маркетингом, рекламщик.       Но вмиг обомлел, заприметив неладное. К одинокой меланхоличной тучке прибавилась еще одна – массивная и угрожающая, насмешливо мигнула в воздухе лезвием. Чонгук почувствовал, как расходится по швам страх и заменяется адреналином, отклеившись от нагретого сиденья, он в два рывка оказался втянут в непредвиденное.       Атаковать со спины – подлая стратегия, но выбирать не приходилось. Эффект неожиданности оправдался бы отсутствием в руке даже простейшего кирпича, а на размышления уже не хватало ни времени, ни опыта. Удар по сгибу коленного сустава пришелся увесистый, инерционно повалил обоих. Чимин полоумно вскрикнул, выставив вперед руки и стерев кожицу ладоней шершавой грязью. Нож воткнулся в асфальт, отломив кусок, но из руки не выпал, нападавший умело вывернулся, вскинувшись на ошалелого Чонгука, прожег засевшими глубоко в тени козырька и маски углями. Он попытался сделать мстительный выпад, удачно прорезав не успевшему увернуться Чонгуку предплечье. На дорогостоящем пиджаке осталась рваная прореха, а покушавшийся, воспользовавшись шоковым замешательством, увильнул в небытие, засверкав пятками.       Уличив в трусости, Чонгук бездумно бросился вслед, позабыв и Чимина, и кровящую рукав рану. Не имея при себе никаких средств самообороны, он не совсем понимал, какую цель преследует, гнал что есть мочи, свистя задыхающимся воздухом.       - Чонгук! – остановило лишь жалобное и пронзительное.       Нападавший был упущен с концами, потерянный в переплетении закоулков, а вот Чимин остался беспризорный, свалявшийся в грязи и напуганный. Опомнившись, Чонгук поспешил обратно, озабоченно присев рядом на корточки.       - Ты в порядке? Не ранен? – перехватывая ладони и запястья, шебурша мягкой тканью толстовки и стирая пыльные пятна со щек. Коснувшись бледных скул, Чонгук неловко отпрянул, смешанно извинившись. Между ними еще присутствовала грань недозволенного, личного. Либо все и сразу, либо неприкосновенно-уступчиво.       - У тебя кровь... – не обращая внимания на волнительные жесты, Чимин загорелся проблемой чуждой, забыв о собственных. Они обменивались спонтанной заботой, но не принимали себе адресованную.       - Что?.. – удивленно оглядев расплывшееся бордовое пятно и ворс разорванной одежды, Чонгук словно не увидел, переключившись на более важное. – Нужно позвонить в полицию.       - Тебе нужно в больницу, - будто не осознав до конца масштаб произошедшего, продолжил настаивать Чимин.       Не в силах подняться на дрожащие ноги, он так и сидел на холодном асфальте, укоризненно следя за нервно расхаживающим из стороны в сторону Чонгуком.       - Перебьюсь. Всего лишь царапина, - отмахнулся он, напряженно ожидая голоса на другом конце трубки. – Алло!.. Да, произошло нападение...       Отрешенно привалившись к колесу стоявшей поодаль машины и спрятав голову в коленях, Чимин так и просидел, не шелохнувшись, до самого приезда полиции. Он думал лишь о капающей наземь алой крови и терпкой вуали сигарет, которые Чонгук курил одну за другой, зажевывая развившийся нервоз.

***

      В полицейском участке промоталось еще больше дорогостоящего времени. Трясущиеся колени и внутренний холод безнадеги отошли на второй план, но не забылась депрессия, лишь забилась глубже в закрома, ожидая удобного момента. Чимин закутался в толстовку, словно плед, спрятался в ней полностью, отодвинувшись от Чонгука на целое сиденье, уперся в размазанный синий пейзаж за окном. На улице пахло свежестью, и приятно перешептывались цикады, а на душе пилили ржавчину.       Благодаря пытливости Чонгука следствие завело дело о попытке покушения на общественную личность, но замяло подробности и уверило в не огласке. Расследование планировалось вестись чуть ли не подпольно, предельно скрытно, хотя активно. Ждать было некогда, кто знает, за Чимином могли установить слежку.       Игры с жизнями – нешуточные, а исполнение – шарлатанское. Забытая улика – оставленный в земле осколок ножа; поведение сумбурное и импульсивное, не выверенное по четкому плану. В участке постановили – фанатик; Чимин вздохнул: «как скажете». Ему, честно говоря, было все равно. Он закис в собственном болоте и уже не знал, как выбраться.       Чонгук кардинально изменившееся поведение приметил, но не прокомментировал, решив не переходить на личности. Шок и потрясение сказывались на обоих, не хотелось ворошить болезненное. На ум вновь пришла отложенная в сторону медицинская карточка, хмурая догадка проскочила в складке меж бровями, но быстро разгладилась, когда Чимин, сгорбившись и подперев рукой щеку, жалостливо посмотрел на перебинтованное стерильное предплечье.       - Больно?       - Нет, - стушевавшись, Чонгук попытался скрыть, что все это время не сводил глаз с трогательно тоскливой фигурки. Задрожал ресницами, невольно коснувшись бинтов, поморщился. – Я в порядке.       Чимин, разумеется, не поверил, прочитав на искаженном болью лице обратное. Рана получилась глубокая и драная, зато не напрасная, и все же оставалось скребущее на груди неудобство, что вновь из-за него. И вечно не так, и вечно не то... Прахом.       - Спасибо, - поглубже запрятав убогие, не красующиеся характеру извинения, поблагодарил Чимин. Ему извиняться было не за что, пусть так и подмывало изобразить жертву, выстрадать панихидный период на подставленном плече.       Не найдя подходящего ответа, Чонгук сдержанно кивнул пару раз. Поднял на Чимина понимающий взгляд, но тот вновь отвлекся на окно, предпочтя собственный таинственный мирок сокрушительным реалиям.       К нему было не подобраться, даже сейчас, в особо размягченном состоянии – крепкий панцирь и стальная чешуя, не подцепить, не отколупать. Физическая близость не влияла на духовное соединение, соитие одностороннее, бесчувственное. Чонгуку было даже отчего-то горестно, что у них изначально не с того конца, когда судьба настоятельно сводила иначе, ставя акцент на внутреннем, а не внешнем.       - Господа, спешу сообщить, что мы закончили с документацией и прочими формальностями, теперь уже – только за дело. А вы можете быть свободны, мы и так вас прилично помотали, - подоспевший следователь добродушно усмехнулся, разбавляя и без того угрюмую обстановку, но не смешивая. Вода с маслом – бесполезно.       - Спасибо Вам, - тут же вскочив с места, Чонгук низко поклонился, крепко сжав обеими руками его мясистую, припухлую жесткую ладонь. – Найдите его. Непременно.       - Об этом можете не волноваться, угодит как рыбка в сети! Он же, - мужчина постучал кулаком по голове, - неопытный, пустышка!       Отреагировав на суматоху, Чимин тоже поднялся, склонив голову в немом поклоне, вырос затравленной тенью.       - Ба! Мистер Пак, я Вас сначала и не заметил. Больно уж Вы перенервничали, - переключив внимание, запричитал следователь, утешающе покачав головой. – Вам же есть, где сегодня переночевать? А то, боюсь, на квартиру наведываться пока не стоит.       Чимин скорбно промолчал, так и не подняв головы.       - Не беспокойтесь, - вклинился Чонгук, - я позабочусь о дальнейшей безопасности мистера Пака.       Маленькие впалые зенки следователя забегали, а рот скривился в озаренном «а», он часто радостно закивал, будто благословляя столь отверженное благодушие.       - Отлично, отлично! Тогда всего вам наилучшего. Мы обязательно сообщим, как только будут какие-либо подвижки, и вы тоже оставайтесь на связи. Всего доброго!       Раскланявшись, они разошлись. Чимин отрешенно побрел к выходу, а Чонгук, задержавшийся у кофейного автомата, нагнал в дверях, любезно протянув согревающий напиток и сигарету. Чимин безмолвно принял подношение, не желая разглагольствовать, прикурил с чонгуковых рук, запыхтев с наслаждением.       Затуманенное предутренней сыростью небо потихоньку светлело, рассеивая чернь бледностью. До рассвета оставалось около часу, проторчали в полиции они изнурительно долго.       - Сегодня переночуешь у меня, - выдохнув облако дыма, решил прояснить Чонгук. – Я не приму никаких возражений.       - Я мог бы снять номер в отеле, - возмутившись обрушившейся бесцеремонности, попробовал оговориться Чимин, но его тут же пресекли.       - Без гроша в кармане? Ты не можешь вернуться в квартиру за деньгами.       Захлебнув шкварчащее негодование кофе, пришлось согласиться.       - Справедливо.       В пути без лишней болтологии, под мерное гудение укротимого двигателя. Чонгук вел роскошный черный мерс, выжимая газ по полупустым притихшим улицам, насколько дозволено. В салоне урчала неподходящая атмосфере попса, но залечивала разбереженное сердце. Разгоняя огненный ветер ночных дорог, они мчались по хайвэю, не различая охвативших эмоций, поддавшись освобождающему дыхание мгновению.       В квартире Чонгука оказалось просторно, без избыточных вычурности и пафоса, выдержанно строго, цивильно минималистически. Бежево-серые тона расползлись по стенам, тут и там выросли исключительно потребные элементы мебели. Дух неприглядного холодка гулял по комнатам, забытый и не приласканный, безустанная работа требовала жертв, и порой наградой за взлет по карьерной лестнице был леденящий обрыв – пустота одиночества.       В, казалось бы, отстроенных без сучка без задоринки помещениях не хватало легкого шлейфа коричной пудры и парного молока – простейшего уютного убранства. Отточенные перфекционизмом стены хотелось оросить любовной теплотой, как святой водой, заставить улыбнуться. Но квартира молчала, и Чонгук – тоже.       Прошествовав в степенной тишине внутрь, он направился на кухню, зашумел электрическим чайником. Заклубился над чайными чашками пар, выпустил накопившуюся усталость. Они расположились на диване перед искусственным камином, навечно потухшим, доставшимся случайно и служившим для декора.       На мгновение задержав дыхание, Чимин ошпарил переносицу дымом горячего черного, оглянулся на улицу – светало. После пережитого потрясения веки слипались, прогоняя с престола бессонницу, но мысленный рой невысказанного назойливо жужжал, просил выхода.       - Почему ты был возле моего дома, когда на меня напали? – мучивший доселе вопрос наконец получил долгожданную огласку, замерев солнечной пылью, испарился недоговоренностью.       - По счастливому стечению обстоятельств, - Чонгук и не планировал раскрывать все карты и ворошить шкафные скелеты, отговорился подобно оракулу.       Все еще чужие, далеки и близки одновременно. Можно дотронуться, но нельзя прикоснуться, ощутить не свои мурашки от иноземного притяжения. Их намагничивало, но проводники не электризовались. Стычки не в те отверстия, попытка сложить пазл – все частички мимо, валилось из рук, высыпалось горой неразберихи. Это была неопределенность даже не отношений, а статуса. Кто они? Кем друг другу приходятся? Приятели, коллеги, любовники? Понятия разнились в зависимости от ситуации, а наедине случалась ошибка, путаница видоизменяющихся деталек.       Чимин не пытался начать разговор вновь, тушевался. Так и отодвинув лишь пригубленный чай на край стеклянного столика, он несмело поднялся со скрипучего дивана, кошачьей поступью подплыл к окну. А там: рассвет.       Свежевыжатый целомудренным апельсином винный сок и выжженная цедра. Разливался, горел, мазал по воспаленным векам природной красотой бытия. Чимин вдыхал цитрусовый запах, словно вновь наливаясь силой, утраченной энергией, а Чонгук ютился поблизости, весомым присутствием надавливая на разряженное восприятие.       Им обоим бы поспать, успокоить наэлектризовавшийся в грудине нервный клокот, но не ждали людская меркантильность и жажда власти. В спину подгоняли прежние замыслы, наталкивали Чонгука на разговор.       - Мы устраиваем весенний показ от лица Квишайн через две недели. Первый масштабный проект, не хотелось бы сесть в лужу, - Чимин не обернулся, смотря вдаль, прожигал сетчатку густо-карамельными лучами, а Чонгук нагло вклинился в зыбкие мечтания, продолжил, - Хотел пригласить тебя в качестве гвоздя программы, замкнуть показ и вывернуть какой-нибудь фееричный финт в стиле.       Нелегкая борьба с забвением и скребущей стенки черепа головной болью. Не лучшее время для принятия решения, не лучшее вовсе. Чимин выжал все соки в рассвет, давно раздал свежую сладость, щедро приправленную мякотью, публике. Ему хотелось бы вернуть былой азарт, но пока сложно. Возможно, завтра будет лучше.       - Подумаешь или согласишься?       - Я скажу утром, - хрипотца выдала тягостность бдения. Чимин развернулся к Чонгуку лицом, вмиг оказавшись захваченным в плен цепких, но мягких рук. Настойчивые ладони сжали плечи. Уже навязчиво, хотя простительно. Чонгуку отчего-то хотелось отдаться, пусть не в полное подчинение, но ради пробы, демо-версией.       - Уже утро, Чимин.       Пару осоловевших хлопков ресницами. Терять было нечего, только язык не ворочался, замуровавшись в челюсти.       - Ты понимаешь, что тебе сейчас опасно разгуливать беспризорно? А так я за тобой присмотрю, могу приставить суточную охрану, обеспечить как твою безопасность, так и занятость на время эмоциональных спадов. Работа – лучшее лекарство, знаешь же.       Догадался или прослышал – на данный момент не так важно. Чимин напрягся, разобрав в речи намек на ахиллесову пяту, отметив галочкой, решил прикопаться позже, а сейчас...       - Знаю, Чонгук. Я согласен. Отстань уже, - отчеканилось раздраженно, но заслуженно. Мягко отпихнув Чонгука в сторону, Чимин освободил личное пространство, глотнул воздуху. – Где я могу упасть?       Чонгук чуть ли не подпрыгнул, засуетившись, кинулся разбираться с постелью. В груди выводили трели жаворонки и свистели соловьи, пока расправлялось накрахмаленное стиральным порошком ложе. Он пел изнутри, радуясь триумфальной удаче.       Однако: не говори гоп, пока не перепрыгнешь.       А Чонгук уже и спел, и станцевал, поломав под ногами кости. Забив в плебейский бубен, пустился в неукротимое буйство, забыв о сдержанности эмоций, и закончил заведомо худо, растоптав вылаканные выхоленными надеждами ожидания.

***

      Непродолжительный сон послужил амброзией.       Чимин вскочил еще до полудня, защебетав ранней пташкой, домовито обосновался, разморозив квартирный лед точеной строгости. Украдкой заглянув в хозяйскую спальню, нашел там дрыхнувшего без задних ног Чонгука, распластавшегося на всю диагональ кровати. Легкое одеяло прикрывало только бедра, выпустив наружу комично подергивающиеся во сне пятки и раскрыв обзор на скалистую спину гравированных мускулов. Исходившая от Чонгука мощь на несколько лишних секунд заворожила Чимина в щелке дверного проема, захотелось сдуть с челки прилипший пух сонливости, пригладить одеяльные складки, но он не стал. Подавив негожие желания, бесшумно затворил за собой дверь, оставив досыпать честно отработанный покой.       Будильники они не заводили. Чонгук сам себе начальник, правил рассудительно, так что иногда можно было себе позволить. Бумажные мелочи предварительно скинуты на секретаря Кана, за порядком проследит доверенный Юнги, если сам не учинит скандал, конечно. В целом, Чонгук полагался на благоразумие подопечных, не дергаясь нервозно по каждому поводу и без.       В агентство, освежившиеся и обновленные, они нагрянули ближе к часу. Чимин приятно удивил смиренным радушием и профессиональным подходом, на время опустив все дерзости. Когда дело касалось работы, ответственности ему было не занимать.       Неряшливость вчерашнего дня смылась бодрящим душем; Чимин вновь улыбался и кипел энергией, активно расспрашивая о грядущем показе, поднимая подробности и шлифуя тонкости подачи, а Чонгук вежливо внимал и прислушивался, не брезгуя вынесенным на собственной шкуре опытом, но приглядывался озадаченно, осторожничая. Как-то слишком резко и кардинально – мутилась вода экспрессивным поведением.       ...Их появление на всеобщем собрании встретилось волнительным шепотком, запахло уличенной конкуренцией, у моделей подгорало самолюбие. Чонгук держался напыщенно, горделиво нахохлившись, представлял Чимина во всех красках и ракурсах, являя виду эпохальным экспонатом. А ознаменованный божеством, в действительности, окаменел подобно скульптуре, досконально проходился взглядом по ханжащим девчушкам и мальчишкам, испытывая их выдержку огнедышащей игрой в гляделки. Работало безотказно, наружу вмиг вылезало малодушие.       Чимин не горел желанием вливаться в новый коллектив, тесниться за звание. За душой не завалялось ни на грамм, немой учтивостью в нем царило безразличие. Почти что похуизм. Тягаться на нервах и мчаться вперед паровоза в погоне за незримыми статусами – нет уж, увольте.       Он привык не ездить на других, а постигать в гордом одиночестве, своими нервами и силами, оставив шантаж и манипуляции в стороне. Хватало пусть натянутых, но зато бесконфликтных отношений с деловой приправой «я не трогаю вас – вы не обращаете внимания на меня». Хлеба и зрелищ требовала публика, а не внутренняя субординация. У Юнги же все слыло в точности до наоборот, власть проедала ему мозг, поселившись злющим монстром в запахнутой на стальные замки грудине. Шанса доебаться он не упустил и теперь.       Дождавшись, когда довольный предоставленным презентом босс скроется за дверью, Юнги многозначительно присвистнул, пуская раззадоривающие смешки по столпившейся кучке моделей. Он управлял ими, словно кукловод, заставлял плясать под свою дудку и отзываться на заученные команды.       - Какое же грандиозное прибавление в наших рядах, - вальяжно подойдя к Чимину, он скривил ехидную усмешку, должную выказывать дружелюбие. – Сам Пак Чимин. Я польщен, что ты снизошел до наших масс, решил поэкспериментировать? Ой, или... – он осекся, испуганно приложив ладонь к губам. – Нашей звездочке пойти больше некуда?       Юнги охнул, схватившись за сердце, остальные поддержали слаженным оркестром – глумливым хихиканьем. Чимин же не повел и бровью, цирк самодеятельности ему был до фени, куда больше заботили не тщетные измывательства, а нависшая где-то совсем рядом угроза. Вчерашний сталкер не выходил из головы, а осознание его побега доводило в корне.       - Я вообще-то с тобой разговариваю, - униматься не насытившийся Юнги не планировал, прилипнув очерствелой жвачкой. – Представьте себе, наша местная знаменитость меня игнорирует! Какой срам, Чимин, нельзя же так с преданными фанатами, а я, между прочим, восхищаюсь.       Затопивший помещение гогот и льстиво-лживые подначивания, оставалось лишь посмотреть с непреодолимой усталостью и презрением, зачесав пятерней шевелюру, выплюнуть:       - Ты жалок.       Двух слов хватило с лихвой, чтобы в Юнги закипел котлован ярости, заходили желваки, а все последующее выходило из глотки сдавленным шипением распустившей капюшон кобры. Его и так добило то, что впервые основное и важное лицо не он, а кто-то другой. Отодвинутый в ранги простых служащих некогда центр внимания негодовал как нельзя более.       - Я бы посоветовал тебе захлопнуть свою гнилую пасть, распальцованный малец, если не хочешь еще больших неприятностей с прессой. У тебя на губах еще молоко не обсохло, а лезешь, куда не следует. Знал бы, что всего по легкому щелчку пальцев я могу устроить тебе личный ад, держал бы варежку на замке. Я с тобой церемониться не стану и место под солнцем отдавать – тоже. Мне плевать, кем тебя там считает наш доблестный Чон Чонгук, старая дружба, все дела, но отношения с его отцом у меня изумительные. Старый добрый директор Чон послушается любого моего указа, малейшей прихоти. Поэтому, заруби себе на носу, стоит тебе еще раз пискнуть в мою сторону, даже допустить подобную мысль, и мало не покажется. О, это я могу тебе обещать. Непременно.       Стоически выдержав расплескавшуюся по щекам ядовитую угрозу, Чимин мысленно пожелал смерти, а на виду улыбнулся, пожирая пылающим взглядом. Лишних проблем ему правда не нужно было, как и разводить наклевывающийся фарс. С такими, как Юнги, вступать в мирные переговоры было заведомо бессмысленно, отчего пришлось стерпеть единожды, но не забыть отныне.       - Был рад знакомству, Мин Юнги, - дотянув резиновую улыбку до ушей, Чимин отвесил показушный поклон, но не оставил впечатление струсившей собачонки, сохранив достоинство. – Спасибо за радушный прием, уверен, мы найдем общий язык. Непременно.       Умышленно забыв пожать руку, он удалился, звонко цокая каблуками лакированных туфель. А Юнги, подавившись вежливостью, пришлось найти свое место в толпе стушевавшихся, сбитых столку моделей. Прибой говорливого шепотка еще какое-то время перетекал из уст в уста, пока, оклемавшись от оплеухи, он раздраженно не прикрикнул:       - Да заткнитесь вы уже! Все! – в воздухе зазвенело смиренное безмолвие, тамошняя иерархия. – И не смейте обсуждать произошедшее!       Бум. Юнги снова пошли наперекор, ломая собственноручно выстроенные заповеди и библию. Зачесались руки пойти словесно навалять первостепенному обидчику, унизить и втоптать, растерев острым мыском ботинка. Намерения осуществились практически сразу же.       Ох, не к добру это все – вновь пробежалось по языкам.       За душой уже зрела и набухала гнойным пузырем месть, грозясь лопнуть и разлететься на ошметки заразной инфекцией. Подкормка гнусных и темных задатков осуществлялась регулярно, выскабливая из человека монстроподобное нечто, шипящее и плюющееся, неспособное рационально мыслить и изъясняться соответственно. Гнев – смертный грех – хуже блядства и распущенности, порабощал и руководил. Забирал в вечные пленники. Поэтому Чимин сознательно выбирал второе, выкипая энергией меж слипшихся тел.       Зависимость. Критично схожее с нимфоманией влечение. Неспособность справляться иначе, исступленное бешенство и разодранная в клочья одежда.       Чимин не выбирал, куда идти, не спрашивал дорогу и не оглядывался потерянно по сторонам – нашел сразу же. Нужный этаж, дверь, трудоемко выгравированную надпись на табличке: «Чон Чонгук, генеральный директор Квишайн». Петли чуть ли не сорвались под взбунтовавшимся натиском, Чонгук нашелся у широкого окна, напряженно вглядывавшийся в даль собственных мыслей. Заприметив в трясучке направляющегося к нему Чимина, босс застопорился в недоумении, однако объяснять ничего не стали, набросившись оголодавшим зверем на грани истерики. Чимина колотило, встряхивало и пробивало дрожью, он втирался в дорогостоящую костюмную ткань и изнемогал от зуда, был готов продырявить ногтями рукава.       Отдирать от себя Чонгук не стал, напротив, полюбовно пригладил по голове, почуяв нездоровое возбуждение. Эмоциональный всплеск, схожий с припадком. В его отсутствие Чимину явно досталось, и даже не нужно было объяснений и причитаний, все прочиталось по кусачим губам и клыкастым зубам, норовящим сожрать живьем. Чонгук понял, отчего покорился, заглаживая самодурство Юнги влажными ласками, надлежащими затушить пламя. Он придерживал за подбородок и оттягивал за волосы, исцеловывая шею, вылизывая губы и раскусывая языки.       Потихоньку кострище начало дымиться и обугливать подсохшие угли. Чимин устал драться, утихомирился и стал податливым, сбил дыхание в кипящую пену, поэтому тянул воздух долго, на каждом вдохе вжимаясь теснее, задвигавшись медленнее. Чонгук подхватил под бедра и проехался между ног, а потом снова и снова, доводя до беспамятства и заметной твердости, недвусмысленной имитацией позволяя раствориться в дорисовывающей откровенные детали фантазии.       У Чимина сорвался короткий стон, он вскинул голову, открыв увлажнившиеся от аффективного переизбытка глаза. Веки покраснели, зрачки покрыла бледная поволока. Они продолжали синхронно двигаться, подмахивая бедрами, втемяшившись в книжный шкаф и расшатав выстроенные в ряд увесистые папки с документацией. Поменявшись ролями, Чонгук сменил позиции, усадив Чимина на полку, стал двигаться рьяней, вновь обратился к суматошным поцелуям.       Обоюдная слабость, кратковременная искра похоти. Между ними вертелось любострастие на пылком темпераменте, но не пускало корни глубже. Заканчивалось поверхностностью. Возражений не наблюдалось, Чонгука устраивало упиваться мокрыми стонами, а Чимина вспыхивать и меркнуть в уже знакомых, но до конца не изученных дюжих руках.       Их вскрыло и размазало. Чимин кончил, так и не избавившись от одежды, больно ударился о полку затылком. Вызванный недавней склокой гневливый всплеск не порождал больше негатива, остались лишь прохладные мурашки удовлетворения и сопровождаемый головной болью отходняк. Буря пережита внушительная.       Чонгук тоже запыхался, смотрел обескураженно.       - Отошел?       Неброский кивок, натужное сглатывание пересохшей слюны.       - Да, - потерев ушибленный затылок, Чимин наконец встал на ноги. – Наверное.       Под подошвой что-то хрустнуло, жалостливо запищав переливом клавиш. Удивленно глянув вниз, Чимин обнаружил свой телефон, вероятно, выпавший из кармана, пока их обоих нешуточно штормило. Дисплей радушно загорелся вестью о новом сообщении, настойчиво веля прочесть.       - Не разбился? – безынтересно осведомился Чонгук, невзначай заглядывая через плечо.       Ответа не последовало, однако телефон упал вновь, выскользнув из ослабевших рук. Чимин похолодел, а после вмиг покрылся испариной, изжаленные губы зашевелились в беззвучной мантре о помощи, глаза остекленели, покрывшись ледовитой корочкой. Ужас. Вот, что застыло в них, замуровавшись под крепким слоем льда.       Дисплей телефона потух, сокрыв отправленное с неизвестного номера сообщение:       «Мы еще не закончили. До скорой встречи, детка».