***
Ужаленный полуночным звонком, Чонгук сорвался на помощь без лишних расспросов и укоризненных замечаний, подстегиваемый адреналином, гнал на максимум, лишь бы успеть, пока легкомысленной крошке не взбрело в голову переменить намеченные планы. Выскакивающие ему на встречу затерявшиеся во тьме машины мельком подмигивали фарами, под разогретыми шинами гудел еще не остывший от дневных гонок хайвэй, а монолитные высотки Каннама горели радужными огнями, вибрировали запретной, сладострастной ночной жизнью. Однако Чонгук держал курс мимо кишащих небоскребов и притягательной шумихи, прямиком в глушь – забытый, заброшенный и недоразвитый район Сеула. Притаившийся на окраине город-призрак заблудших душ. Колеса то и дело застревали в ямах проселочных, кособоких дорог, хлипкие домики скрипуче покачивались на ветру, издавая предсмертное сипение, редкие местные жители, заприметив дорогое авто, тут же прятались за фанерными стенами, убегали, словно тараканы от огня. В поисках нужной одинокой фигурки, он исколесил добрую часть грязных дорог, замызгав стекла пылью, а капот – землей. Пребывая на грани отчаяния, Чонгук наматывал бессчетные круги, все отчетливее ощущая, как сомнения выгрызают черепную коробку, вытесняя неуместное его характеру безрассудство. Хотя, он заслужил. Ничего личного, мистер Чон. Внезапно во тьме вырисовался человеческий силуэт, четко отделившись от унылого пейзажа, энергично замахал руками, надвигаясь прямиком под неугомонные колеса. Оторвавшись от терзавших мыслей, Чонгук резко выкрутил руль в бок и вмял педаль тормоза до упора, его нехило тряхнуло, впечатав лбом в кожаный руль. Глухой удар пришелся на капот, заныли заскользившие по лобовому стеклу влажные ладони. Черный силуэт запрыгнул на струсивший автомобиль, широко раскрыв глаза, пытался разглядеть ошеломленного водителя. - Чонгук! – показалось, оклик донесся из глубин океана. Осторожно приподнявшись, он заприметил восторженного Чимина, силящегося проломить стекло. Опухшего, грязного, отчего-то болезненно жизнерадостного; нездоровый огонек в угольных зрачках вытанцовывал страстное танго. Скользнув вниз на чавкнувшую под ногами землю, Чимин громогласным ударом хлопнул дверью, заставив от адреналина выбившееся из ритма сердце подскочить до гланд. - Двигай! – уверенным тоном скомандовал он, кивнув опешившему Чонгуку. - Чего, блять? Куда? – вытряхнув из головы испуг, Чонгук начал медленно закипать, в силах сопоставить чиминово нерациональное поведение лишь с наркотическим воздействием. – Ты что, под кайфом?! Где тебя носило целую неделю, черт возьми? Что ты вообще делаешь в этом районе? Небось, шлялся по подворотням и клянчил дозу за подставленную первому встречному задницу? Да что с тобой, блять, не так, Чимин! Температура в салоне авто критически подскочила до накаливания, вцепившись в руль, Чонгук тяжело дышал, еле сдерживаясь, чтобы не выбить из съехавшего с катушек подопечного дурь, впитавшуюся в кровь и легкие. - Я же волновался, черт возьми... – уже тише, сдавленно добавил он, опустив голову на крепко сжатые руки. – Какого хуя ты творишь, Чимин... Невесомое касание прохладной руки заставило вздрогнуть, словно от склизкой змеиной чешуи, дернув плечом, Чонгук сбросил настойчивую ладонь, ощетинившись загнанным в угол зверем. Ему казалось, что весь его некогда четко спланированный мир рушился, разбиваясь на кусочки детского лего, которыми Чимин вволю раскидывался, выстраивая собственное хаотичное сооружение. Чонгук более не правил бал, его полномочия бесцеремонно отняли, превратив в напичканную соломой марионетку, срывающуюся по первому зову, плюющую на всех, кроме одного хитрого проходимца, сумевшего совершенно подлым образом повернуть ситуацию в свою пользу. Прерывистый, сорванный вздох слетел с чонгуковых губ; он был готов признать, что связан по рукам и ногам и не желает распутываться. - Чонгук, - кротко прошелестел Чимин (бесстыжая беглянка без тени совести), - поехали домой. Вдавленный газ, спуск ручника, Чонгуку больше ничего не оставалась, как подчиниться. ...В холодном полумраке освещенной лунным светом квартиры они нашли свое успокоение. Серебристая дорожка проложила путь от окна до развороченной в спешке постели, примостилась на смятой подушке и окутала разбитого, задушенного совестью Чонгука. Измученный мыслью об отмененном на словах, но еще не на деле завтрашнем показе, он предвкушал ушат грязи, что выльется на голову, если он что-то срочно не предпримет. Электронные часы зеленой чешуей сообщали время – 3:21 ночи. Осмелевшая рука неловко дернулась к телефону, но остановилась на полпути, в последний момент стушевавшись. Чонгук хотел было сообщить Юнги, пока еще не слишком поздно, но пресек желание справедливой мыслью, что его попросту не захотят слушать. Рассеяв довлеющее помутнение, Чимин вкрадчиво подкрался со спины, наивно-нежно выдохнул на ушко: - Завтра мы будем вершить великие дела, - ласково проведя игривыми пальчиками вверх по предплечью, – созидать будущее, оставим позади ретроградное, до тоски наскучившее прошлое, - Чимин продолжал заискивающе шептать, ласкаясь, словно кошка. – Но сейчас тебе нужно отдохнуть, Чонгук, ты стал плохо выглядеть, я беспокоюсь. Если ты и дальше продолжишь вянуть на глазах, у нас ничего не выйдет. В возбужденных речах Чонгук вновь уловил раннее забытый диагноз, напрягшись, попробовал объяснить. - Я хотел отменить показ, - фраза надломилась хрипотцой, заигравшиеся руки замерли на полу-движении. – Да, все в агентстве уверены, что завтра ничего не состоится, не знают только СМИ, потому что я надеялся до последнего, оттягивал сокрушительные последствия. Из-за тебя. Из-за твоего отсутствия. И даже сейчас я, честно говоря, не до конца уверен, что могу позволить тебе выйти на подиум. - Неужели... считаешь меня легкомысленным, непостоянным? – отсев на противоположный край кровати, Чимин злостно впился взглядом в чонгукову спину, сжался в защитный панцирь броненосца. – Поэтому не доверяешь? Может, боишься, что я все испорчу? Только разве нанял меня не с этой целью? Разгромить все клише на хрен, измазать их унылые пошлые рожи колоритом и заставить подавиться собственным дерьмом? Разве не так?! Грубая, сутулая фигура Чонгука даже не дрогнула. Развернувшись к Чимину спиной, он уперто пытался разглядеть спасение в лунном свете. Однако истерзанный кратерами седой шар так же уперто молчал. - Так, - слово упало звонкой каплей отчаяния и тут же растворилось в воздухе. Чонгук надолго затих; Чимин боялся шелохнуться, сбитый столку, судорожно жевал высохшие губы. - Ты принимаешь таблетки? – наконец глухо обронил Чонгук; Луна подмигнула ему левым кратером и скрылась за полотняным облаком, погрузив комнату в густой мрак. - Что? – поначалу притворившись, будто не расслышал. – Ты вообще о чем? Застигнутый врасплох, Чимин попытался отыграться напускным удивлением и до смешного притворным оскорбленным видом, только Чонгук был умнее, заранее просчитав все ходы противника и предугадав неизбежное поражение, он безмолвно усмехался, скрывая горечь за широкой, но лживой улыбкой. - О чем это я... Конечно, не принимаешь, иначе бы не сбежал, - он удручающе покачал головой. – У тебя ведь биполярное расстройство, не так ли? Чимин почувствовал, как вся его жизнь затрещала по швам, сорвавшись в кювет, намертво разбилась карьера, сбросившись в реку, потонула репутация. Некстати развившийся личностный кризис и наплевательское отношение к собственному здоровью дали о себе знать, за грехи воздалось сполна, с добавкой соли поверх кровоточащих ран. На изнанке век проявилось скверное прошлое, Чимин намеренно отказывался моргать, пока глаза засорялись болью и слезились пылью. ...Все началось еще в старшей школе, когда, в надежде унять стресс перед предстоящими выпускными экзаменами, они с Хосоком перекормили друг друга наркотиками. Парни и не заметили, когда вдруг превысили лимит, они привыкли продлевать «удовольствие», вдогонку за одной таблеткой съедая вторую и изредка третью, но в этот раз Чимину оказалось мало. Насупившись хмурее тучи, он с завистью наблюдал за ловившим кайф другом, беззаботно греющимся на солнышке, в то время как сам все еще ощущал раздражающее земное давление, ломающее спину и гнущее кости. - Я ничего не чувствую, - обижено пробормотал он, в надежде на скорый результат, отхлебывая крепкий кислый кофе из ближайшей забегаловки. - Не спеши, может, ты просто слишком много съел за обедом. Ты же знаешь, у меня метаболизм быстрее, - в ответ умиротворенно пропел Хосок, трепетно вздыхая по ласкающей слух шелестящей на ветру листве. - Я буду еще одну, - решительно фыркнул Чимин. – Бесит, не могу ждать. - Ммм... Хосок, вероятно, даже не расслышал, полностью погрузившись в иной мир баланса и гармонии, он и не догадался, что произошло, когда Чимина прошиб холодный пот, и начало сводить челюсть, а чуть позже он опрокинулся ничком на теплую, истоптанную спешащими на учебу школьниками, летнюю землю, давясь взбивающейся в горле, словно сливки, предсмертной пеной. По воле случая, рядом оказался озаботившийся ситуацией мужчина, который и позвонил в скорую помощь. Чимину повезло, его откачали, но ничего не смогли поделать с развившимися позднее последствиями, обрекшими на то и дело прогрессирующие, скачущие по настроению нервные срывы и маниакальные идеи. Вскоре после рокового инцидента они с Хосоком утратили связь, сведя пагубное для обоих общение на «нет». Только вот перестать добровольно травиться, к сожалению, так и не смогли... ...Ночной, так и не получивший развязки, разговор пришлось приостановить, прилежно отложив на «потом». Нахлынувшие эмоции не нашли иного способа для выхода – случилась непреднамеренная истерика, с одним лишь исключением: в этот раз Чимин не хотел уходить. В слезах и панике прижавшись к горячей груди растерянного Чонгука, он молил о пощаде, неуместно оправдывался и по-детски нудно уговаривал не отменять показ, потому что работа – единственное, что исцеляло, спасая в критические ситуации. - Ты не понимаешь, - скулил он в бережных объятиях, - я принимаю, потому что только так могу почувствовать себя полноценным, живым, а медикаменты... они делают меня овощем. Из-за них я не могу работать, мне нечего показать миру, нечем пресыщаться, нечем... жить, понимаешь? Я попросту теряю смысл жизни!.. - Понимаю, - терпеливо гладя по спутавшимся волосам. – Я все прекрасно понимаю, Чимин. Все хорошо, успокойся. Я рядом и никуда не уйду. - Правда? – влажно шмыгнув опухшим покрасневшим носом. - Правда-правда. Обещаю.***
Огнедышащее драконье пламя, марево свежевыжатого заката и кровавая страсть колкой розы – все эти неделимые компоненты Юнги умело объединил в своем образе, поперчив сверху харизмой и натренированной годами элегантностью. Несмотря на указ начальства, он выбил себе самое кричащее, экспериментальное и вычурное одеяние, предъявив права на коллекцию, которую лично вывел в свет на радость полной надежд и ожиданий публике. Его выход встретили томными вздохами и влюбленными женскими взглядами, в парчовом пиджаке, мерцающим алыми звездами, Юнги олицетворял самого дьявола и властителя восходящей на модный престол компании. Стреляя оголенными молниями по сторонам, он вынуждал случайно задетых жертв зардеться, изнутри вскипев лавой волнения. Глянцевые, скомканные в фольгу, вороновые брюки и тяжелые, зашнурованные в бордовый корсет, берцы придавали облику еще больше мощи, не оставляя сомнений, что Юнги и только Юнги – лицо и глава Квишайн. Завернутый в одежду, словно искусный подарок, он степенно прошествовал к краю подиума, в последний раз окинув затаивший дыхание зал обольстительным взглядом, но лишь коварно облизнулся, обнажив белоснежный ряд клыкастой ухмылки. Как и всегда, Юнги выполнил работу высококлассно с иголочки, оставив после себя интригу и горьковатое послевкусие, но ничего более. Томительное ожидание кульминации сменилось тусклым разочарованием сглаженной правильности. Как и всегда, Юнги не был способен на шоу. В противовес публике, незыблемо любимый всеми господин Мин сошел со сцены приятно удовлетворенным, в проходе столкнувшись с должным закрывать показ Чимином, поправлявшим свое ангельское одеяние засевшего внутри демона, насмешливо фыркнув, Юнги лицемерно пожелал ему удачи. Он был уверен, что выложился на все сто и даже свыше обыденных стандартов, уже предвкушал пестрящие его фотографиями статьи и пафосно-крылатые заголовки, мнительно уповая на чиминов провал и неодобрение публики. Оттого, какого же было его удивление, когда из вмиг взбушевавшегося зала раздались взбудораженные, опьяненные эксцентричным зрелищем вскрики и возгласы. Руки Юнги в момент опустились, а горделивая осанка ссутулилась, тонкой нитью сжав липкие от бальзама губы, он стремительно прошествовал в гримерную, откуда отказался показываться даже на финальный выход всех участвовавших в показе моделей. После фееричного завершения и презентации новоиспеченного модельера Квишайн, автора экстравагантной весенней коллекции и юного вдохновителя корейской моды, – Ким Тэхена – Юнги вяло отозвался лишь на неловкое предложение последнего выйти покурить у черного выхода. Наплевав на государственный образ «мать Терезы», он отдал предпочтение смольной горечи отравляющих сигарет и опасливым пряткам от видеокамер за дворовыми мусорками. - Чувствую себя ебаным школьником, - злостно ворчал он, агрессивно борясь с ветром в безуспешной попытке прикурить сигарету. – Точно так же по подворотням ныкались в старших классах, ей-богу. - Дай сюда, - сжалившись, Тэхен стремительно выхватил сигарету и поджег от своей, рискуя быть обруганным, поспешно вернул обратно. – То есть дайте... мистер Мин. Простите. Слегка ошарашенный, Юнги смог лишь по-доброму усмехнуться, пришлось даже спрятать умильную улыбку за сизым дымом, а прояснившиеся глаза за разметавшейся на ветру челкой. - Да ладно уж, расслабься, - одобрительно ударив по плечу. – Пора опустить формальности, раз уж теперь мы почти на одном уровне. Коллекция зашла на «ура», поздравляю. - Не без Вашей помощи, мистер... – Тэхен на секунду осекся, все же выдавив непривычное, - Юнги. Странно было ощущать, что имя, еще недавно приравнивавшееся к смертным грехам и вечному табу, теперь слетало с языка столь обыденно, без последствий. Осадок от расставившей точки над «i» перепалки сменился благодарностью за приравнивание статусов, осуществление давней детской мечты и долгожданное признание себя как личности. Заглянув поглубже, Тэхен увидел в Юнги ранимую, даже чуткую, просто когда-то обиженную жизнью натуру, наконец, разглядел человека, отчего слегка оттаял, тайком обрадовавшись, что гроза всего агентства поступил так же. - Ты заслужил, - кивнув самому себе, Юнги задумчиво выпустил струю дыма. – Сейчас рынок переполнен всяким шлаком, безвкусными отбросами и помойными экспериментами из разряда: «надену на голову мусорное ведро» или «обмажусь дерьмом и скажу, что это современное искусство». В погоне за чем-то новым, эпатажным, люди утратили чувство стиля, ту самую тонкую грань между высокой модой и абсурдом, а у тебя есть потенциал. Конечно, корейскому обществу еще далеко до сумасшествий Европы или Америки, но, осмелюсь предположить, что ты можешь стать одним из тех, кто поведет нашу индустрию в так называемый Новый Мир. Ты действительно далеко не промах, Ким Тэхен, только не смей зазнаваться, - с досадой добавив мысленно: «не повторяй моих ошибок». - Не думал, что когда-либо услышу это от того, кто в первый же день моей работы разлил кофе и поклялся тотчас же снять с должности, - прыснув, Тэхен смущенно потупил взгляд, но вдруг подметил, что Юнги даже не отреагировал на колкости, отчего-то озаботился. – Спасибо. Правда, я... – не осмелившись продолжить, он наспех перевел тему, - я слышал, все собираются пойти выпить сегодня вечером, отметить все-таки удачно состоявшийся показ, думаю, нам стоит присоединиться. Неловко замолчав, Тэхен обнаружил, что сигарета истлела до фильтра, не оставив предлога стоять на улице, помяв похолодевшие пальцы рук, он сконфуженно вздохнул сквозь сжатые зубы, силясь заполнить нараставшую между ними пропасть, бегло огляделся по сторонам. Тем временем, не проронив ни звука, Юнги неспешно докурил, размазав окурком черные линии по асфальту, и, перемявшись с ноги на ногу, предложил: - Давай пойдем вдвоем. Не могу видеть Чимина и Чонгука, тем более, не хочу влезать в лишние скандалы, а при виде этой звездной парочки, чувствую, что не смогу сдержаться. - А? – опешив, Тэхен не нашелся, что ответить. Однако ему, по обыкновению, не дали выбора, настойчиво вцепившись в запястье, потащили прочь с улицы обратно в здание. И лишь гулко захлопнувшаяся дверь натужно застонала, выразив распылившееся в воздухе недоверие. ...Шкварчащие на плите сочные, надувшиеся жиром и обзаведшиеся румяной корочкой, куски мяса источали искушающий аромат, дурманящий опустевший желудок. Стол ломился от всевозможных свежайших закусок, дымились и булькали раскаленные супы под острым соусом, нетерпеливо позвякивали готовые к бою железные приборы. Бутылки алкоголя пузырились насыщением, бойко разбухали все новые и новые рюмки для соджу, нескончаемо взбивая колокольчики залихватских, повеселевших тостов. Заметно расслабившись, Юнги с Тэхеном смачно набивали животы, подливая сверху коктейль из пива и рисовой водки, впервые за долгое время они поймали ощущение редкой свободы, оторвавшись от забот рабочей нервотрепки. Вдвоем, а не в шумной компании вынужденной субординации и навязчивых титулов, они сумели обрести долгожданную безмятежность и умиротворение. Не тратя энергии на лишние разговоры, молча упивались вкусовым наслаждением. Измусоленные рюмки вновь опустели, голову заполнял легкий туман облегчения после удачно выполненной работы, облокотившись на руку, Тэхен мечтательно разглядывал красочно исписанные двери фусума, отделявшие их от любопытных взглядов и проворных языков. Изолировавшись от ненужного люда за бумажными деревянными стенами, можно было не волноваться о новоиспеченном статусе и подобающем поведении. Глубоко вдохнув пряный густой воздух, Тэхен смазано заулыбался, позволив теплой эйфории растечься по разморенному телу. - Позволь спросить, - вдруг с противоположной стороны стола раздался спотыкающийся, заторможенный голос захмелевшего Юнги. – Почему ты, имея такой талант, работал в чертовой кофейне и даже не пытался развиваться? Тэхен ожидал подобного вопроса, заранее подготовив нейтральную отговорку, он не хотел залезать в прошлое, душераздирающе раскапывая мусорные ямы несчастливой жизни. - Я помогал родителям с семейным бизнесом, не мог их бросить. - А-а... – раздалось в ответ недоверчивое мычание. Юнги догадался, что нащупал нарывающее место, не смог устоять перед соблазном. – Понимаю... Бедность не порок, но она лишает возможностей, поэтому, к сожалению, немало талантов до сих пор не открыты миру, а некоторые уже и похоронены. - Только вот мы не выбираем социальный статус при рождении, ничего не поделаешь, - пришлось неловко улыбнуться, чтобы поддержать саднящую тему. – Давайте не будем об этом. - И правда, - встрепенувшись, Юнги принялся наполнять высохшие рюмки. – Не стоит портить настроение, когда все только начинается. Ты хороший парень, Тэхен, амбициозный, с волевым характером, так что не позволяй миру поглотить тебя, борись до последнего. У тебя хотя бы есть, что ему дать, в отличие от тех, что родились с серебряной ложкой во рту и из кожи вон лезут, лишь бы обратить на себя внимание, когда сами-то пустышки, ноль без палочки. Закончив разливать алкоголь, Юнги плотоядно облизнулся, уже вяло контролируя набухшее ватой тело, пролил пару драгоценных капель на стол. - Вздрогнем! – торжественно подняв рюмки и осушив до последней капли. Поморщившись от резкого вкуса и наслаждения, он продолжил, пока Тэхен, скромно поджав под себя ноги, мусолил взглядом остывшие блюда. – Скажу честно, я сразу заприметил в тебе нечто особенное, даже показалось, что мы чем-то похожи, но я и подумать не мог, что отыскал неограненный алмаз. Пусть я и веду себя как последняя мразь (издержки профессии, понимаешь же), знай, Тэхен, ты мне нравишься, правда, и я рад, что мы смогли поладить. - Да уж... мистер Мин, - печально поджав губы, кивнул Тэхен. – Я ценю это. - Да хватит уже этих формальностей, эй, - наигранно ударив кулаком по столу, Юнги рассмеялся. – Налей лучше старшему еще соджу, если хочешь казаться порядочным. Давай-давай, и себе тоже... Торопливо потянувшийся за бутылкой Юнги, явно переборщивший и потерявший счет выпитому, был остужен озабоченным Тэхеном, порывисто перехватившим на полпути ненасытные руки. Мягко отстранив от алкоголя, он серьезно заглянул в глаза недоуменному старшему. - Помедленней, Юнги, тебе хватит. - Ой, да ладно, - громко протянув раздражительные нотки, он отмахнулся избалованным ребенком. – Я уже и не помню, когда в последний раз отдыхал в приятной компании. Не рушь идиллию, у нас все равно немного осталось. Юнги вновь попытался дотянуться до лакомого снадобья, но в ту же секунду взвыл от негодования, когда Тэхен больно сжал хрупкие кисти, строго запретив совершать непоправимое. - Да что ж такое!.. – злостно задергавшись пойманной в сети рыбешкой, Юнги начал вырываться, но не рассчитал силы, запнувшись о край стола, упал прямиком в тэхеновы беспрекословные объятия. Смущение пронзило обоих красными пятнами на щеках. Тут же затихнув, Юнги осторожно поднял голову, наткнувшись на глубоко притягательные, слегка заплывшие спиртным глаза цвета горького темного шоколада. Казалось, непредвиденный момент длился вечность, сконфуженно хлопнув ресницами, он перевел взгляд на блестящие, опухшие от остроты блюд губы. Ведомый лишь инстинктами и доминирующим в крови ядом, Юнги подался вперед, горячо выдохнув насыщенное водкой облачко в чужой рот. Потеряв самообладание, порывисто сомкнул губы в смазанном поцелуе, почувствовав, как влажный язычок пылко прокатился по небу, на секунду углубив пьяный французский. Однако хмельная нега длилась недолго, резко осознав ситуацию, Тэхен вздрогнул, оттолкнув от себя податливого, ослабевшего Юнги, прижав ладонь к еще пылавшим губам, виновато отодвинулся к стене, забегав глазами. - Простите... Нам не стоило... – заикаясь, он суетливо поднялся на ноги. – Уже поздно. Мне пора идти... Увидимся в агентстве, мистер Мин... С этими словами он пулей, спотыкаясь по дороге, вылетел из комнаты, оставив обескураженного и пристыженного Юнги в одиночку допивать остатки соджу. Пригорюнившись, он чуть было не уснул прямо на подушках у брошенного, охладевшего стола. Перед самым закрытием его нашли уставшие официанты, привели в чувство и вызвали такси, участливо отправив в добрый путь отсыпаться. Впрочем, однажды проснувшись, Юнги уже не смог заснуть, без устали и до утра прокручивая произошедшее в больной от алкоголя и нахлынувших эмоций голове. Лед его заиндевевшего сердца тронулся.