дурочка

      Связь оборвалась. Чонгук сумел выдохнуть более свободно, временно сбросив с себя ношу ответственных обязательств по делам агентства. При всей своей придирчивости и заносчивости в работе, он все же полагался на благоразумие старого друга, лишь ему доверяя столь важные обязанности, и со скребущим нутро прискорбием понимал, что на ближайшее время окажется совершенно недееспособным и бесполезным руководителем Квишайн. Сейчас ему нужно было оберегать Чимина, в первую очередь, заботясь об уязвимой психике парня, поэтому, перевернув с ног на голову издавна устоявшиеся приоритеты, Чонгук твердо решил сосредоточиться на первичной проблеме, от которой, к тому же, зависела немаловажная репутация модельного агентства.       Чимина сложно было удержать при себе, унять взрывоопасный пыл неконтролируемых паники и волнения. Он то подбегал к широкому окну, настороженно вглядываясь в уличную чернь сквозь узкие прорези занавеси, то лихорадочно грыз ногти, нервозно подпрыгивая на мягких сиденьях софы, надоедливо выспрашивая, когда же они собираются выехать. «Навстречу приключениям», саркастически усмехался про себя Чонгук. Он ясно осознавал, что сломя голову самоотверженно бросаться на помощь в одиночку – не лучшая идея, оттого всячески пытался оттянуть время до приезда полиции (которую тайком вызвал без чиминова ведома).       Естественно, обоими обуревал страх, хоть и проявлялся по-разному. Чонгук, не ведомый личностными привязанностями, более прагматично смотрел на ситуацию, он подозревал, что разыгранное представление может быть ловушкой, а сталкер, именованный любителем, далеко не настолько глуп, как кажется, он был хитрее и проворнее, знал, на что надавить, чтобы получить желаемое, лакомый кусочек, что сам так и просился на ручки. К тому же, Чонгук переживал за потерявшего контроль над ситуацией Чимина, кто знает, что тот мог учудить в состоянии аффекта, потому терпеливо ждал вплоть до момента, когда на телефон пришло безмолвное сообщение:       «Мы рядом, можете выезжать. Постарайтесь до последнего держать в тайне наше присутствие от мистера Пака, на данный момент он наиболее подвержен стрессу. Как Вы понимаете, еще большие проблемы нам ни к чему. Надеемся на Ваше сотрудничество, мистер Чон».       И тогда, как по сигналу, Чонгук сорвался с места, сграбастав трясущегося в лихорадке Чимина, понесся к автомобилю заводить мотор и выжимать газ на полную, аккуратно следуя указаниям умиротворенного голоса навигации и периодически скашивая глаз на боковое зеркало, чтобы убедиться в наличии спасительного хвоста, послушно следующего за машиной.       «Навстречу приключениям...», вновь мысленно выдохнул Чонгук, спуская тормоза на очередном светофоре.       ...Тусклый лунный проблеск освещал обветшалое здание на окраине города. Прохудившаяся деревянная крыша, казалось, сгнила и трещала по швам, трухлявые доски топорщились занозами, старая краска отслаивалась крупными кусками, словно мертвая кожа, а заколоченные, изрисованные граффити, окна не пропускали и намека на оживление внутри заброшенных комнат. Здание скрипело и ныло, словно моля о безболезненной пощаде, покачиваясь на ветру, стонало предсмертным хрипом. Кружившиеся над ним вороны накликали беду, настойчиво уговаривая нагрянувших посетителей бежать, пока не поздно.       Озадаченно сверившись с навигацией, Чонгук убедился, что адрес правильный; ему все больше начинало казаться, что их попросту водят за нос, словно бестолковых рыбешек. Предостережительно взяв Чимина за руку, он почувствовал холодный пот, скопившийся в маленькой ладошке, боязливо поежился. От затаившейся поодаль полиции больше не поступало никаких указаний, запнувшись на пороге, Чонгук вмиг растерял былую спесь и решительность, не зная, как поступить дальше.       Однако напряженные колебания разрешились новым сообщением из KakaoTalk, гласившим:       «Заходи».       Тут же Чимин проследовал к входу, толкнув судорожно закричавшую тяжелую дубовую дверь, Чонгук было поспешно засеменил следом, но был остановлен строгим указанием, вновь всплывшим на экране загоревшегося телефона:       «Один».       Трусливо замерев на пороге, Чимин обернулся, полными надежды глазами посмотрев на Чонгука, и увидел в них скорбное смирение.       - Мне надо идти, - сдавленно промолвил Чимин, высвободив взмокшую руку из надежной хватки. – Со мной все будет хорошо. Обещаю.       - Сделай все правильно, - одними губами прошелестел Чонгук, с тяжелым сердцем позволив отпустить свою руку и уйти вглубь, в неизведанную тьму неказистого дома, где на каждом шагу поджидала опасность.       Судорожно вздохнув, он отошел обратно к машине и закурил, пристально вглядываясь в щели заколоченных окон. Раз уж сталкер сумел разглядеть их сквозь дряхлые прорезы, то и Чонгуку удастся. Во всяком случае, он попытается.       ...Взбежав четыре пролета по стонущим ступенькам до самого чердака, Чимин обнаружил единственную не заколоченную дверцу. Около сгрудились мягкие от плесени доски, вырванные с корнем и ржавыми гвоздями, державшаяся на последнем издыхании липкая сальная ручка расшатано свисала из дверного проема. Чимин остановился на мгновение, нерешительно соображая, стоит ли игра свеч; учащенное дыхание сбилось тошнотворным комом в горле, а в комнате не было слышно даже самого малого шороха, лишь вороны непрестанно каркали над прохудившейся крышей. Повеяло холодом, сквозняк разогнал по коже мурашки; Чимин все не мог сдвинуться с места, пока мучительную тишину не прорезало надсадное: «Ну же!»       Подпрыгнув от неожиданности, он испуганно врезался в дверь, раздался оглушительный грохот, и та резко распахнулась, ударившись о стену. Густая тьма скрывала содержимое комнаты, ворох плотной пыли забился в ноздри, лишая дыхания, Чимин натужно закашлялся, бесполезно выглядывая среди черни злоумышленника.       - Где Хосок?! – выпалил он между удушающими приступами.       Однако отвечать не пришлось, ярко вспыхнувший свет ослепил едким сиянием. Загорелась шатавшаяся на оголенных проводах лампочка (Чонгук снизу встрепыхнулся, сосредоточив все внимание на чердачном неприметном окне).       - Я тут, - безмятежно откликнулся старый друг, сидевший напротив в целости и сохранности. – Привет, Чимин-а. Неожиданно, правда?       Легкая улыбка превратилась в щетинистый оскал, смольные глаза оставались непроницаемо холодными, утонув в расширенных зрачках. Хосок походил на безумца, он сидел на полу, сложив ноги по-турецки, облаченный в грязное, изодранное тряпье, водил тонкими синими пальцами по разложенным рядом фотографиям. На изгибах локтей пятнами расползлись синяки от уколов, набухшие вены жутко контрастировали с бледно-серой нездоровой кожей.       - Подойди же, чего стоишь, как не родной. Как тебе моя коллекция? Красиво, правда? – заискивающе заговаривал Хосок, подзывая к себе яркой улыбкой. Он обратил чиминово внимание на аккуратные ряды пестрых фотографий, одни полюбовно покоились на полу, другие же, свежепроявленные, были подвешены на прищепках, словно рождественские гирлянды.       Чимин не понимал, он чувствовал себя преданным, уязвленным, так и замерев на пороге, не мог найти в себе силы подойти ближе. На глянцевых фотографиях был он сам, начиная со старшей школы и заканчивая их с Чонгуком сегодняшним поцелуем. Здесь, в этой дряхлой, темной, забытой богом комнате, словно на выставке, была вся его жизнь. Взлеты и падения, радость хорошей оценки и горечь увольнения со студенческой подработки, солнечные дни, проведенные в блеске подиума, и пасмурные, уединенные в заточении собственной квартиры. Здесь поэтапно развивались болезнь, карьера и любовные отношения, искаженной пленкой психопата прокручивался горемычный фильм всей его жизни...       Чимин не верил, бессильно упав на колени, он все не мог отвести взгляда от бесконечно тянущейся ленты разномастных картинок, в каждой из которых – интимный секрет, энигма, шифр которой понятен лишь двоим. Закадычным друзьям и бывшим любовникам, чьи дороги разошлись столь стремительно и безвозвратно, однако не сумели порваться связывавшие их клятвенные ленты, кроваво-алым подростковым обещанием заклявшие «никогда не расставаться».       - Неужели... – сдавленно пролепетал он, чувствуя, как в горле сбились жесткие комья пыли и уже пробирались к слизистой, грозясь высыпаться наружу колючими слезами боли и замешательства. – Ты так и не смог забыть?       Хосок, все это время безмятежно восседавший в недвижимой позе, гордо хмыкнул. Ему льстило чиминово удивление, а беспомощность представлялась отравленному разуму долгожданным покорением. Наконец, он смог раскрыть дравшие душу карты, собрав все самое сочное и наливное, броско выставить на обозрение одинокого посетителя его личного музея. Как же он томился в преддверии этого момента с их трагичного расставания, как же вожделел увидеть этот сладкий страх, лакомую робость и повадное пленение в родных глазах. Хосок облизнулся – у него разыгрался аппетит.       - Как же я мог, Чимин-а? – вязко протянул он, сдвигаясь с места. – Здесь, кажется, только ты осмелился пренебречь нашей давней клятвой. Неужели забыл, что навеки мой?       Он начал надвигаться, ползком, плавно, словно едкая грозовая туча. Запахло безумием, зашелестел змеиный язык, вырвались наружу когти. Чимин вяло попятился к выходу, оторопев, врезался в дряхлую тумбочку, сам себя загнал в ловушку. Он не скрывал глодавшего внутренности ужаса, никак не мог поверить, что его друг, взрастивший еще со школы, теперь стал монстром, зациклившимся на прошлом, застрявшем в пучине пустых максималистических подростковых обещаний. Разум Хосока давно заплыл бредом, он терялся во времени, не различал хронологию событий, увяз в пространственных дырах. Виной тому бесчисленные психотропные или губительные гены, Чимин не знал, но ясно сознавал лишь то, что в этих бездушных, сгоревших углем глазах, больше не было жизни. Они были мертвы.       Его заколотило. От сгустившегося на тесном чердаке холода, от с ног до головы обволокшего юродства.       - И что же теперь? Что ты собираешься со мной делать? – процедил Чимин, крепче вжимаясь в хлипкую тумбочку.       - Заберу то, что всегда по праву принадлежало мне, - полоумно прошипел Хосок. – И изничтожу так же, как ты меня.       Это была месть. Психоз. Ревность. Адский коктейль, что изливался наружу вместе со словами, шипел и пузырился кипящим варевом. Однако Чимин не стыдился содеянного, не корил себя и за то, что поднялся, оставив некогда дорогого сердцу друга загнивать в канаве наркотической безвыходности, безденежья и блядства. Да, он выкарабкался, но сделал это самостоятельно, однажды переборщив, усвоил урок, тогда как Хосок бросил его на произвол судьбы, трусливо поджал хвост и скрылся, наплевав на баснословные обещания. Именно он был тем, кто отрекся и тем, кто испортил так и не начатое.       Сжав кулаки от вскипевшей вмиг злости, Чимин осмелился, смачно плюнул в лицо. Хосок отшатнулся, разом растерялся и осел на пол огорошенной клушей, в очередной раз доказав пустословие громогласных намерений. Приосанившись, Чимин осклабился, в нем вновь забурлила параноидальная эйфория, в мел раскрошились остатки таблеток.       - А сценарий-то повторяется, не заметил? - он торжествовал, пока Хосок разглядывал пыль у себя под ногами. – К сожалению, тебе никогда не хватало смелости. Мне очень жаль, Хосок, но в этот раз я не дамся.       Однако ликование длилось недолго. По измученному древу заскрипели тяжелые ботинки, разверзнулась стихия государственной власти, метко нацелились револьверы. Их успели разнять незадолго до коллапса: Хосока сгребли в охапку и за шкирку выволочили на улицу, накрепко заковав в железные объятия наручников, а Чимина вывели чуть ли не на носилках, нежно поцеловали ручку и отдали под надежную защиту покровителя.       ...Все произошло настолько быстро, что не успела бы запечатлеть даже самая профессиональная фотокамера, проявив вслед за вереницей хосоковых сокровищ очередную фотографию. Впоследствии она сотрется, выцветет и полиняет, но воспоминание останется, столь же ярко высвечивая в голове ключевые элементы: хосокову злорадную ухмылку, исцарапанные оковами запястья, опустошенный взгляд потерявшего надежду безумца и губы, безмолвно нашептывающие:       «Изничтожу...»       Будто Хосок безошибочно предугадал скорое будущее.

***

      Южный ветер игриво трепал выгоревшие волосы, мягко обволакивал кожу и раздувал хлопковую футболку, забираясь под ее покров прохладными пальцами. Чимин глубоко вдыхал вечереющий воздух, самозабвенно разглядывая фиолетово-синие мазки умиротворенного неба. Казалось, сама природа благословила его, подарив напоследок столь прекрасные мгновения. Казалось, не может быть красивее, да и никогда уже не будет...       Ступив на небольшой выступ на краю крыши, Чимин полностью расслабился, отдавшись стихии, позволил бризу волновать сердце, листве нашептывать колыбельные, а солнцу раскрашивать тело в пурпурно-сиреневый. Он покрылся мурашками, изнутри расцвел молодой сакурой, резко выдохнув, распахнул глаза и отшатнулся, чуть было не ухнув в кишащую людьми бездну еще не остывших улиц.       Страха не было, лишь голова кружилась от непривычной высоты. Сердце непроизвольно забилось чаще, подскочило давление – Чимин задрожал от волнительного возбуждения, засмеялся во весь голос, широко раскинув руки, словно желая обнять весь город, мир, охватить всю прожитую им жизнь!.. Эхо затерялось между высотными зданиями, угасли последние лучи солнца, эйфория овладела всем телом и в этот миг...       Чимин шагнул в никуда.       ...Это было погруженное в ленивую полудрему после изнуряющего рабочего дня модельное агентство Квишайн, в которое Пак Чимин некогда вошел оробевшим, загнанным в угол недоброжелательными слухами и бесславными статьями от СМИ цыпленком, а вышел борзой гончей, лишний раз готовой доказать всем ненавистникам, что еще не раз станцует на их же обглоданных костях. Тогда он был победителем, а сейчас посчитал себя проигравшим.       После роковой встречи с Хосоком, положившей крест на их взаимоотношениях, у Чимина в глазах потух доселе слабый огонек азарта, таблетки вновь смылись в унитаз, стойкая поддержка Чонгука затерялась где-то в делах, не осталось времени на утирание панихидных слез, пропала нужда в круглосуточной защите.       Игра, все же, не стоила свеч – они сгорели, сломались кости.       Вышедшие из агентства уставшие зеваки долго озадаченно рассматривали покачивающуюся на крыше тонкую фигурку: некоторые безынтересно оглядывались, бормоча что-то себе под нос, и удалялись прочь в теплую квартиру подальше от проблем и невзгод, другие же не решались сдвинуться с места, но ничего более не предпринимали, а третьи и вовсе проходили мимо, мысленно занятые предстоящим походом за снимающей стресс выпивкой.       Неразбериха продолжалась вплоть до тех пор, пока бесцельно ловящих ртом мух подчиненных не разогнал вышедший наружу закурить Чонгук. Он раздраженно жевал фильтр, измученный накопившимися делами и застывшими проектами, злостно реагировал на любое неповиновение, отчего затрепетавшие модельки тут же разбежались в разные стороны. Хлестко щелкнула зажигалка, затрещала подожженная сигарета, а где-то сверху зашуршала раздувшаяся парашютами одежда, а затем что-то загрохотало железным лязгом, заголосило и засмеялось. Чонгук встрепенулся, хмуро глянув наверх.       И увидел слабо проявляющиеся на безбрежном небе звезды и еще одну – светящуюся ярче остальных – падающую.       - Чимин!..       Сигарета выпала из ослабевших рук, разметав по асфальту оранжевый пепел.