***
Домой Пит добирался пешком, переодевшись в толстовку и джинсы, потягивая кофе из бумажного стаканчика. Тони давно предлагал перестать валять дурака и перебраться в Башню, но Паркер искренне любил свою небольшую квартирку. Обычный дом, что вырос во времена бума застройки Нью-Йорка, с великами на лестничных площадках и соседями, дающими выспаться в воскресенье. Он вышел из лифта, вытащил электронный ключ и вздрогнул, резко оборачиваясь на неясный звук в темном углу площадки. — Мы, честное слово, не сталкерили за тобой, Паучок! — выпалил Белый. — Ну, может быть чуть-чуть, — признал Желтый. — Во имя добра. — И радужных пони! — Чувак. — Я нервничаю и пытаюсь создать позитивную атмосферу, пока этот кретин пялится и молчит. Скажи уже что-нибудь, пока Питти не вырубил нас! — Нужно поговорить, — выдохнул Уэйд. — То есть, теперь ты решил поговорить? — приподнял бровь Питер, складывая руки на груди. — Ауч! — Жестко. — Кажется, Паучок все еще зол на нас. — И с чего бы это, дубина? — Послушай, — проговорил Уэйд, — это связано… нет, не так, долго объяснять. Короче, я знаю, кто охотится на пауков. — Ты же говорил, что в городе по своим делам? — Питер ничего не мог поделать, агрессия проступала сама, как способ самозащиты. Дэдпул не собирался ему вредить — паучье чутье молчало, но Питер оборонялся не от него, а от Уэйда. Тот причинил ему намного больше боли, чем Красный. — А мы и были по своим делам, — снова встрял Белый. — Но так получилось, что наши дела снова стали паучьими. — Может, перестанем болтать в подъезде, где могут подслушать? — осторожно заметил Желтый, подозрительно оглядывались. Уголки губ Паркера едва-едва вздрогнули намеком на улыбку. Но он не улыбнулся. — Если ты думаешь, что я пущу тебя в свой дом, то… — Паучок, слушай, мы же не вампиры. Мы не блестим на солнце… — Опять он о своих ебаных Сумерках! — …и нам не нужно приглашение, чтобы войти. Это просто вежливость, что… — Он сто раз пересматривал ту часть, где Эдвард оставлял Беллу… — Чтобы защитить ее! — …и каждый раз рыдал, как девчонка! — Да заткнитесь же вы оба, ради всего святого! Мы дождались тебя просто из вежливости, подумав, что ты не захочешь нас пускать. — И правильно подумал, — отрезал Питер. — Я не хочу тебя впускать. Но Желтый был прав, их могли подслушать, а информация была слишком важной, поэтому, тяжело вздохнув, он распахнул дверь. — Заходи. Уэйд прошел в комнату, оглядываясь и продолжая переругиваться сам с собой вполголоса, уселся на край дивана в гостиной, скрипнул спандексом костюма о кожу. — А ты здорово устроился тут. Уютно. — Знаю. Давай, ближе к делу. Пит коснулся световой панели, зажигая свет. Он запоздало понял, что Уилсон сейчас увидит его вблизи без маски, но деваться было некуда. Уэйд и его бесплотные приятели не отвесили никаких комментариев. — Слышал что-нибудь про Алкали? — спросил Уилсон. Питер нахмурился. — Слышал. Исследовательские онкологические центры, мы заключали контракты на поставки лекарств. Что с ними не так? — Все, — отрезал Уэйд и замолчал на несколько секунд. — И, э-э-э, ты, может, присел бы? Разговор не самый короткий. Паркер смерил Уэйда тяжелым взглядом и, придвинув кресло ближе, опустился в него. — Итак?.. Уэйд глубоко вдохнул и начал рассказывать: про заброшенные базы «Трансиген» в Мехико, где проводили опыты над детьми, про Логана, которого он там искал. Про головной офис «Фасилити» и корпорацию, возможно ответственную за истребление мутантов. — И какое отношение это имеет к Паукам? — спросил Питер, когда Уэйд взял небольшую передышку. — А это уже другая история. Семейка «Алкали» принадлежит кому-то крупному и крайне таинственному. И этот кто-то решил все тихо прикрыть, пока история с детишками не начала вонять. Часть людей «Алкали» переходят к корпорации, которая называется «Алхимакс». При этих словах лицо Паркера исказилось, и Уэйд быстро спросил: — Ты их знаешь? Питер закусил губу, раздумывая. Наконец, он уточнил: — Ты закончил? — М-м-м, не совсем. Есть еще одна ма-а-а-алюсенькая деталь. Один важный хрен из «Алкали» подкинул мне работенку. Питер напрягся: — И ты… — Должен притащить ему в «Алхимакс» двух Пауков. На одну безумную секунду Питеру показалось, что Уэйд здесь за этим: чтобы схватить его, доверчивого идиота, и утащить на опыты в корпорацию, от одной мысли о которой ему становилось жутко. Глупость, конечно. Паучье чутье предупредило бы о намерении Дэдпула напасть. Предупредило бы ведь? — Я знаю, кто такие «Алхимакс», — медленно проговорил Питер, растирая лицо, чтобы сосредоточиться. Информации было слишком много: корпорации, планы, истребление мутантов (где-то внутри болезненно кольнула мысль о Пьетро), наемники. — Видишь ли, некоторое время назад, она носила другое название. «Озкорп Индастриз». — Озборн? Ребята, что вырастили твоего паука? — Ага, — кивнул Питер. — После смерти Нормана ее выкупили за бесценок и заархивировали. Во всяком случае, мы так думали, пока не появился паук, укусивший Майлза. — Мелкого? — Да. Питер внимательно всмотрелся в маску Уэйда. Паркер пытался понять, можно ли доверять Уилсону, когда речь шла о безопасности уже не Питера — о себе он мог позаботиться — а пятнадцатилетнего мальчишки. Наконец, Пит снова заговорил: — Чуть больше года назад Майлза укусил паук. Ему шел четырнадцатый год, совсем ребенок. — И мутация прижилась? — Стала даже активнее. Мы с Тони никак не могли взять в толк, откуда вообще мог взяться паук Нормана, спустя столько-то лет. Уэйд прикрыл глаза, повел головой, задумчиво потер подбородок: — Год назад у «Алкали» уже начались проблемы с выращенными в пробирке детишками, — проговорил он, а Питер отметил, вдруг, что голоса Уэйда перестали встревать в разговор. — Боссы начали думать об их устранении. — И, возможно, тогда же решили распечатать архивы Озборна? — Очевидно, у них какие-то новые планы на Пауков. — Очевидно. Пит поднялся на ноги и принялся мерить комнату шагами, обхватив себя ладонями за плечи. Дошел до окна, на автомате выглянул на улицу. Замер. — Ничего не скажешь о моем заказе? — спросил вдруг Уилсон. — Скажу. Ты ужасный наемник, Дэдпул, и прямо сейчас подводишь клиента. — Ну, это, предположим, не новость, — развел руками Уэйд. — Я всегда работаю сначала на себя, а уже потом на всяких плохих ребят. Пит слабо усмехнулся. — Есть еще кое-что, Паучок, — проговорил Уэйд. Он снял с обвеса небольшую колбу с клубящимся внутри зеленым газом и перебросил Паркеру. — Что это? — Без понятия. Тернер дал таких штук с собой, сказал, что поможет в охоте. Но я же не дурак, просто так тащить в рот всякую дрянь, особенно сейчас. — Особенно, когда ты умираешь? — вырвалось у Питера против воли. В комнате повисла тишина. — Сам догадался или подсказал кто? — поинтересовался Уэйд невыразительно. — Сам… в смысле, Тони… но я… — Питер растерялся, мысленно кляня свой длинный язык. — Какая разница? Ты мутант, Уэйд, и ты умираешь. Собирался упомянуть об этом? Уэйд, на удивление, отвечать не торопился. — И вообще, — тише заговорил Питер, придерживая себя ладонью за локоть, — за все время ты ни разу не сказал зачем проделал столько работы. Мотался в Эль-Пасо, копал под корпорации. Приехал в Нью-Йорк. Достаточно сложить дважды два. — А тебе и складывать не пришлось. Хрень электронную от тебя принесло? Теперь не хотелось отвечать Питеру, но он повел плечом: — Да. Нужно было убедиться. — Убедился? Питер промолчал, инстинктивно сжав зубы и крепче стиснув локоть, не глядя на Уэйда. — Итак, почему ты вообще согласился на эту работу? — вернулся к более безопасной теме Паркер. — У них есть сыворотка, восстанавливающая мутацию. — Значит, твоя жизнь взамен на?.. — Тебя. Питер нервно усмехнулся. — Болтливый наемник за двух Пауков. Неплохой размен. — Никто не говорил, что вас хотят убить. — Ну, конечно, — огрызнулся Питер. — Собираются только кормить шоколадом и выпускать щенят. Если не убьют, значит запрут, как крыс в клетке, и будут ставить опыты. — Ты знаешь, что мы не допустим этого. Питер шумно выдохнул носом. — Мне не нужна твоя помощь, Дэдпул. Если ты не заметил, мне давно не семнадцать. Я научился самостоятельно решать проблемы. — Вижу, — согласился Уэйд. — Ты стал очень взрослым мальчиком, крошка-Паучок. У Питера что-то дернулось внутри, поднялось к горлу и застряло комом. Не бывает так. Не бывает. — А я вот не вижу, кем стал ты, — медленно проговорил Паркер. — Нечестно, не считаешь? — Кто сказал, что будет честно? — ответил Уилсон. Его лицо под маской не шевелилось. — Сними ее. — Ты не хочешь этого видеть, Паучок. — Меня зовут Питер. А тебя Уэйд. Сними уже чертову маску, упрямый ты ублюдок! Уэйд вдруг издал какой-то короткий неясный смешок, а потом не спеша потянулся, вытащил маску из-под ворота костюма и, закатав, стянул с головы. В конце концов, Питер его находит. В светлой гостиной своей квартиры, на ужасном неудобном диване, который Паркер давно грозился выкинуть и все время забывал, он находит чертового Уэйда Уилсона. Болезнь беспощадно его пожирала. Черты лица заострились, скулы, казалось, готовы были прорвать истончившуюся пергаментную кожу, глаза запали и растеряли лукавый блеск, на виске расцветала свежая мокнущая язва, но Питер не видел ничего этого. Питер. Видел. Уэйда. Не Дэдпула, не Болтливого наемника, не кого-то из воображаемых личностей. Только Уэйда. Того, кто занимал в его жизни так много времени и пространства, кто играл такую важную роль в… да во всем, черт возьми. Того, кого он так долго и отчаянно искал и еще дольше ждал. Не переставал ждать никогда, на самом-то деле. Питер отвернулся к окну, больше не в силах смотреть, обхватил себя за локти, его спина беззащитно вздрогнула. Он вздрогнул второй раз, когда на плечи осторожно легли ладони в жестких твердых перчатках. — Не надо, Уэйд — проговорил он сипло, цепенея под этим прикосновением, потому что это было физически больно. — Просто не надо. Пожалуйста. Ладони исчезли. — Не беспокойся насчет… них. Паркер молчал, крепко зажмурившись и не шевелясь, а когда открыл глаза, Уэйда не было в комнате. Волна старого страха, того самого, с которым он просыпался в одиночестве, снова и снова выныривая из городов, где находил Уэйда, эта самая волна неконтролируемо поднялась в Питере, заставив заледенеть. И только когда Пит зацепился взглядом за оставленную на подоконнике зеленую колбу, настоящую и материальную, доказывавшую реальность произошедшего, удалось сделать судорожный болезненный вдох.Питер
10 октября 2019 г. в 12:41
— Запускаю сканирование памяти бота 124А.
Карен помолчала, подгружая информацию, потом снова ожила:
— Попытка забора крови номер один, статус: прервана механическим воздействием. Зафиксирована угроза уничтожения. Ввод транквилизатора, статус: успешен. Попытка забора крови номер два, статус: успешен. Получены образцы тканей. Запустить гематологические анализаторы?
Питер усмехнулся:
— Узнаю Уэйда. Да, спасибо, Карен.
Паркер откинулся на спинку стула, наблюдая за бегущими по экрану цифрами.
— Анализ завершен.
Что-то шевельнулось внутри Пита, тяжелое и недоброе. Словно тихий голос прошептал на ухо количество метастаз в крови, нарисовал под закрытыми веками узор неумолимо разрушающегося гена.
— Найди результаты Джеймса Хоулетта и запусти сравнительный анализ, пожалуйста, — проговорил Пит. Карен принялась за выполнение.
Паркер хотел вернуться к изучению данных, открыл, попытался вчитаться, но бросил, когда понял, что скользит взглядом по одной и той же строке снова и снова.
Тони был прав. Питер знал это где-то в глубине души и был готов. Думал, что был готов.
На экране запестрели новые значения и графики.
— Добавь к анализу результаты Пьетро Максимоффа.
Пьетро заболел зимой две тысячи двадцать третьего, в первую масштабную эпидемию мутантов. Он слабел стремительно, так же быстро, как жил. Без защиты гена организм не справлялся с нечеловеческим метаболизмом, сгорал. Ничего не помогало, и тогда Логан просто увез его куда-то далеко на юг, где солнечно, влажно и тепло, пытаясь сбежать от болезни, как от всех прочих бед.
И поначалу даже помогло. Пару раз Пьетро звонил Паркеру, жаловался на духоту и москитов, обещал вернуться, когда начнется сезон дождей, много смеялся.
А потом пропали они оба.
— Сравнение завершено. Вывожу на экран.
И вот теперь Уэйд.
Уэйд умирал.
Эта новость, оглушительная, огромная, пронзительная, как крик, никак не умещалась в голове Питера. Он вертел ее и так, и эдак, пытался осознать, но та ускользала, рассыпалась миллионом других, отвлеченных мыслей.
«Какая разница, что с ним?» — спрашивал сам себя Пит, лежа без сна и пялясь в потолок, по которому расползались огромные неровные пятна желтого света фонарей.
«Столько лет он был все равно, что мертв», — убеждал на утро, рассматривая в зеркале покрасневшие от бессонницы, пронизанные тонкими капиллярами глаза. — «Какая разница?»
Разница была.
Невообразимая, болезненная и острая, она ворочалась под ребрами, и Питеру ужасно хотелось продолжать себе врать, что ее нет, что в его жизни, налаженной, отличной взрослой жизни все хорошо.
«В ней никогда не было ничего хорошего», — шепнул внутренний голос, и от его ливерпульского акцента Питер вздрогнул всем телом, едва не опрокинув на колени кружку кофе.
Почти три с половиной года. Три бесконечных долгих года и еще пять месяцев, больше тысячи дней он не сдавался.
Сначала это было легко, как игра. Они с Пьетро развешивали огромные карты во всю стену в его комнате, утыкали их булавками с яркими разноцветными поблескивающими головками, строили планы, пили пиво и газировку, ели пиццу и истекающие соусом тако, и искали. Искали. И искали.
Это была игра в «найди сокровище», где в роли «сокровища» было чудовище, отчаянно не желавшее, чтобы его нашли.
Карта обрастала булавками, Питер тратил все свободное время и те небольшие деньги, что удавалось скопить, на поиски.
Питер видел сны, Питер ехал по обмену в Марокко, Питер без устали разрабатывал новую паутину, новый костюм, Питер учил биологию, психиатрию, химию, Питер спасал город, Питер изучал карты и спутниковые снимки, Питер видел сны, Питер бродил по заметенному снегом Джуно. Питер не сдавался.
Три. Бесконечных. Года.
Он был уверен, что так не может быть навсегда, что однажды у него получится. Если прикладывать усилия достаточно долго, если старательно решать уравнение, то однажды найдешь ответ. Он так сильно хотел найти этот чертов ответ.
Паркер сам решил, когда наступила точка «хватит». Однажды утром он вынырнул из очередного, пронзительно-настоящего сна, осторожно вынул из карты все булавки — их оказалось триста двенадцать, триста двенадцать городов по всему миру, где он не смог найти Уэйда — снял саму карту, и медленно порвал ее на крохотные-крохотные кусочки.
Питер не надевал костюм Паука еще год. Он продолжал по привычке изучать биологию и химию, стажировался у Старка, увлекся фотографией, познакомился с хорошенькой ЭмДжей и боялся, что если однажды полетит на паутине, то в какой-то момент, в самой высокой точке сможет просто разжать руки, и даже мысль о Мэй его не остановит.
Он смог пережить это. Смог пережить все.
Смог собрать себя из обломков, из руин, смог найти смысл дальше помогать людям. Смысл делать вид, что ему все равно.
А потом чертов Уэйд Уилсон вернулся в город и умирал.
И у Питера не было на это сил.
Не было сил признать существование мира, где Болтливого наемника нет вообще нигде, ни в одном городе, даже самом далеком, потому что сама мысль об этом чудовищна.
У Уилсона был гребаный талант — оставлять его бессильным.
И все же, он не хотел видеть Уэйда. Особенно сейчас, с этим новым знанием, растревоженным сердцем, мальчишеским страхом, по-змеиному поднявшим голову.
Он хотел, чтобы Уэйд исчез, снова потерялся в таком большом мире.
И хотел, чтобы Уэйд оставался жив, потому что он был чертовой константой, самой большой занозой в заднице, он не мог умереть.
Просто не мог.
А вот результаты, заботливо подготовленные Карен, висевшие перед глазами голограммными схемами, окошками и списками, говорили об обратном. Можно было даже вывести 3D-фигуру, поставить искусственного Уэйда перед собой, и умная система указала бы на предполагаемые очаги болезни.
— Спасибо, Карен, на сегодня все.
Нужно было переключиться. На девятом этаже его ждали самосинтезаторы паутины, поставленные на паузу, там же, парой лабораторий дальше — последние разработки для Паркер Индастриз, которые пора бы протестировать и пустить в производство. Все еще предстояло найти тех, кто точит зуб на Пауков, и ликвидировать.
Все это и еще множество больших и не очень дел. Но Пит отправился на старый-добрый паучий патруль. Свежий воздух отлично выдувал любую дурь из башки.
— Убрать аэродинамические перепонки, сегодня полетаем на паутине.
— Советую включить термическую прослойку, Питер, — отозвалась Карен. — Погода оставляет желать лучшего.