О потерях, открытиях и разочаровании в тако

      Белый и Желтый увлеченно отбирали друг у друга телефон, словно придурковатые подростки.       — Отправь ему эмоджи единорога. Нет, осьминог! Осьминог! Отправляй осьминога!       — Ты дебил? И что осьминог должен означать? «Мой хуй поплывет за тобой на край света»?       — Тебе когда-нибудь говорили, что ты дохуя романтичный?       Желтый сбился с мысли и поднял голову от экранчика.       — Нет?       — Вот и не скажут, — припечатал Белый. — Я напишу, что его задница лучшая во всем мире.       — Охуеть, Ромео. Лучше напиши, что мы скучали.       — Тогда Пит посчитает его хлюпиком.       — А он и есть хлюпик.       Галлюцинации хлопнули друг друга по ладоням и вернулись к спору.       Уэйд благостно наблюдал за ними. Пусть пишут, что хотят — он смог незаметно от шизофрении вытащить симку из телефона и чертовски гордился своей находчивостью.       А еще он думал о Питере. Очень много думал.       Малыш действительно вырос, и Уэйду руки хотелось себе сожрать от того, что он не мог быть рядом, не мог наблюдать превращение того смешливого мальчика в навороченном костюмчике вот в этого, серьезного и уверенного в своей взрослости Питти. Глаза у Паучка были такими же огромными, заслоняющими весь бездарный мир, а волосы — легкими и пушистыми. И все же, мальчик вырос.       Уилсон перекатывал в памяти, как звучало в исполнении нового Питера «Уэйд» .       — Вспомни, лучше, — фыркнул Белый, — как звучало «не трогай меня, Уэйд».       — «Отойди подальше, Уэйд», — подхватил Желтый.       — «Убирайся прочь из города, Уэйд».       Уилсон отмахнулся. Даже эти двое не могли испортить ему настроение, потому что Пит написал. Сам. Выкуси, шизофрения. Конечно, сообщение было далеко от интимного, Пит просто сообщил, что исследовал содержимое колбы. В стекляшке клубился некий временный восстановитель гена. Поручиться за долгосрочные последствия его использования Паркер не мог.       Нужно ли говорить, как они все отреагировали? Да чуть не чокнулись, когда дошло, что это сам Питти настрочил смс.       — У нас теперь есть его номер!       — Напиши что-нибудь!       — Просто спасибо!       — Или лучше тот крутой трек, от которого нас колбасит второй день!       — Веди себя естественно, придурок.       — Слова о том, что он охренительный красавчик, которого бы мы облизали с ног до головы и разложили под собой, запустив пальцы под кожу — достаточно естественно?       — Даже не смейте, идиоты.       — Но ведь именно об этом ты вчера думал, медвежонок?       Уэйд выдохнул, перевернулся на спину и закрыл ладонями лицо, надавив на веки до белых пятен. Он думал.        О том, как действительно чуть не сошел с ума, когда Питер шагнул на лестничную площадку. О том, как у Болтливого наемника отнялась речь, и Белому с Желтым пришлось нести бред за него.       О том, как рассказывал о делах и врагах, а сам любовался Питером. Каждым завитком волос, повзрослевшей линией челюсти, легкой тенью от гладко сбритой щетины, внимательными глазами, настороженными плечами, голосом. Сдержанным тоном, а потом — взбудораженным. Короткими фразами, которые проходили прямо сквозь сердце, и было не жаль, начни оно хоть истекать кровью сквозь костюм. Фигурой напротив окна, ладонями, спиной. Запахом Питера Паркера. Прикосновением, первым за десять мучительных лет.       Уэйд отдал себя на растерзание ощущениям, голосам, воспоминаниям. Пусть. Пусть разрывают, не жалко.       Немного больно, когда Пит заставил снять маску. И как смотрел после. Как назвал его Уэйдом. И ублюдком.       — Чувак, опорожни мочевой пузырь, мать твою, — ворвался в размышления Уэйда Белый.       — Отъебись, — пробурчал Уилсон, не отнимая рук от лица. Образы Питера: настоящего, замершего у окна, и прошлого, ласково улыбающегося, накладывались перед его мысленным взором, превращались во что-то такое прекрасное, что Уилсон готов был так и умереть, любуясь.       — Чувак, пиздец не смешно будет, если ты проссышь диван, он же вонять будет как дохлый скунс.       — Будто нам мало одного дохлого скунса.       — Эй, приятель, шевелись там… Эй!       — Он, кажется, отключается.       — Э, не-не-не-не, он так помрет. И мы помрем. Мы помрем! Что делать, Желтый? Ты у нас за выживание!       — Тащи дурь из Алкали!       — Мы не знаем точно, что там.       — Другого варианта все равно нет. Он реально помереть решил.       Уэйд лениво чувствовал, как четыре пары рук тормошат его, трогают, поднимают, толкая с дивана, но, словно бы одновременно с этим, понимал, что руки всего две — его собственные. Через толстое стекло, отделившее сознание от всего мира, он наблюдал, как, спотыкаясь, его тело ползет через комнату к брошенному на столе обвесу и, ломая истончившиеся ногти, срывает пузырек с газом.       — Вот так, — приободрил Белый, подталкивая под локоть, — давай, за маму, за папу.       Желтый придерживал его голову холодными пальцами.       Газ обжег рот и гортань, словно Уилсон глотнул сухого азота, а в желудке расцвел огонь.       Уэйд ждал чего угодно: боли, мучительных судорог, мгновенной смерти, но ничего не происходило.       И что? Не подействовало? Мы умрем? Мы умерли?       Подействовало. Не видишь, что ли? Мы снова сраные шрифты.       Уэйд зажмурился и навалился всем весом на стол. Несколько секунд тяжело дышал. Потом открыл глаза, оглядел руки. Они, конечно, были не первой свежести, но без царапин, подгнивающих шрамов и синяков под ногтями. Уилсон подошел поближе к окну, всмотрелся в свое блеклое отражение, ощупал тело.       Никаких кровящих язв. Старая добрая бугристая кожа. А еще, он в комнате один.       Мда, круто, конечно, но не очень.       Теперь, когда галлюцинации снова стали только голосами, Уэйду показалось, что навязчивая мысленная болтовня — это просто ерунда. Цветочки. Как, оказывается, легко, когда Желтый и Белый обитают только в его башке и нигде больше.       Обидно вообще-то, — оскорбился Белый и замолчал.       Желтый тоже заткнулся.       Уэйд добрался до дивана, сел, оставшись в оглушительной тишине. Нащупал нож и несколько минут наблюдал, как лезвие легко входит в кожу и мышцы, рана взбухает, кровит и мгновенно затягиватся.       Пит не написал, сколько будет действовать доза. Уилсон достал телефон и обнаружил ровно пятьдесят два сообщения, отправленных Питеру.       И все пятьдесят два были прочитаны. Он попытался, конечно, прогнать с лица идиотскую улыбку, но, если быть честными, не очень старательно.       «Ты был прав», — набрал Уилсон пятьдесят третье сообщение, — «газ восстановил регенерацию. Сколько может длиться действие?»       Хотел было, приписать извинения, за шквал бреда от воображаемых придурков, но потом подумал, что это может легко превратиться в шквал бреда уже от него и, как послушный мальчик, отложил телефон.       Поглядите только, какой благоразумный.       Быть благоразумным было круто. Скучновато, но круто.       Телефон звякнул ответным сообщением через двадцать минут, и Уилсон, не рассчитывавший на ответ, едва насмерть не подавился кофе.       На этот раз мы бы тебя спасать не стали, свинья неблагодарная.       Желтый продолжал обижаться.       Это мог быть спам с рекламой электрокотлов, предложение супер-кредита или кто-то мог ошибиться номером.       Но это был Питер.       «Несколько часов», — писал Питер. — «Может быть дней. Потом начнется обратный процесс к исходной точке».       То есть, к умиранию — мысленно резюмировал Уилсон. Впрочем, ничего нового.       «Полно времени! Съедим по тако, Паучок?»       Белый упражнялся в забытом искусстве фейспалма табличкой.       «Нет, Уэйд».       «Так и знал, что ты это напишешь! Ты предсказуем, крошка».       Питер не ответил. Уэйд почти не разочаровался. Почти.       Впереди было много дел разной степени важности, начиная от душа, чтобы смыть отходы собственного разложения, заканчивая планом с пауками и Тернером.

***

      — Кстати о плане, — Белый беспечно болтал ногами, сидя на краю стола. — Тебе нужна помощь Питти.       — Не нужна, — отрезал Уэйд.       — А вот и нужна, — подхватил Желтый, проявив удивительное единогласие со своим цветным приятелем.       Уэйд задумчиво проследил взглядом путь к новой колбе, которая бы разом заткнула этих умников, но Белый встрял:       — Не разбазаривай, еще пригодится.       — До чего же вы иногда занудные мудилы, — вздохнул Уилсон, рывком поднимаясь. — Проповедники восьмидесятого левела. Сраные Йоды. Расселись мне тут.       — Ты давай, не выебывайся, — отмахнулся Желтый. — Нужен план.       — Можем поймать мелкого, — предложил Белый.       — Так Питер с этим и согласится, ага, — скептически протянул Уилсон.       — Откуда ты знаешь, может, ему надоело быть папочкой?       — Думаешь, мелкий так его называет?       — Фу, — скривился Желтый. — Что за пошлость.       — Нам нравилось, когда Пит так называл нас, — пожал плечами Белый.       — Вот не надо, это другое!       — Парни, может, не будем отвлекаться?       — И после этого мы зануды?       — Итак, мелкого Пит нам не даст.       — И вообще не даст.       — Завали.       — Тогда мы могли бы попросить его костюмчик, — предложил Белый.       — Че-е-е-его? — протянули Уэйд и Желтый хором.       — Ну, костюм мелкого. Сунуть в него какого-нибудь ненужного пиздюка. И вот у нас паук без паука. Притащим Тернеру, отвлечем внимание, наведем шуму.       — Жаль, что закончились детишки Ксавье, — вздохнул Желтый, — можно было одолжить парочку.       — Даже и без мутантов, нам ведь не нужно отдавать его надолго?       — Не нужно?       — Это все заебись, конечно, — скривился Желтый. — Но вы забываете, что Паучок ему не даст.       Желтый был, конечно, прав, но Уэйд все равно взялся за телефон и несколько минут пытался написать что-то, от чего Паркеру не захотелось бы свернуть его снова временно бессмертную шею. В итоге остановился на: «Нужно поговорить. ФейсТайм, Скайп или увидимся?»       — Ты уверен, что в две тысячи двадцать девятом году кто-то еще пользуется Скайпом? — вклинился Белый. — И я имею в виду Питера Паркера, когда говорю «кто-то», а не обитателей дома престарелых.       — В любом случае звучит жалко, — вздохнул Желтый.       Питер не отвечал-не отвечал-не отвечал.       Уэйд лежал на полу, слушал новости через хлипкие половицы, и у него складывалось стойкое ощущение, что именно так звучала плазма, когда стояла в его квартире.       «Полицейский пес из Флориды получил передозировку наркотиками, обнюхивая пассажиров круизного рейса по Карибскому морю. Полицейские из Кентукки подавлены потерей грузовика с пончиками. Как украсить ананас вместо традиционной елки на Рождество? Советы специалистов.»       — Сейчас и правда такие новости, или морфин начал действовать? — размышлял Уэйд вслух, когда телефон под его бедром вздрогнул вибрацией.       «Увидимся» — ответил Питер.       — Чувствую себя счастливее, чем флоридская обдолбаная псина на горе из пончиков, — выдохнул Уилсон, перекатился и поднялся на ноги.       — Только одно крохотное дельце, прежде чем рванем к Паучку. Нужно вернуть ебаную плазму, парни.

***

      В положенное время он сидел в назначенном месте, в небольшом сквере, рядом с корпусами Паркер Индастриз. Теми самыми, что на карте были закрашены ярким красным цветом. Теми самыми, которые намеревался обходить дальней дорогой.       Что-то очевидно шло вразрез с планами, но Уэйда все устраивало.       Пит был в строгой белой рубашке — вырвался на несколько минут, по его словам, с какой-то ужасно скучной встречи совета директоров — и теперь сидел, ослабив галстук, наслаждался осенним лучистым солнцем и маленьким стаканчиком кофе.       Уэйд старался, нет, правда старался не засматриваться совсем уж откровенно, но получалось паршиво. Даже Белый и Желтый присмирели в его присутствии. Паркер действовал как хорошая дурь, как область стабильности, убаюкивающая демонов и шизофрению Уилсона.       — Вот не сглазь, а, — огрызнулся Желтый сквозь зубы. — Кое-кого малыш будил, если ты, вдруг, забыл.       — Красный все еще с тобой, да? — повернул голову Питер. Уилсон постоянно забывал, что если видеть этих придурков кроме него никто не мог, то слышали — все.       — Да, — не стал он врать, с огромным интересом принявшись рассматривать свои руки. — Все еще со мной. Выпиваем, знаешь, иногда на выходных пивка, но он такой затворник.       И тут же добавил, меняя тему:       — А тебе идут рубашки. И вот эти маленькие пуговки на рукавах, они, типа, жутко милые. Примерно так начинаются около шестидесяти процентов моих мокрых снов на учебную и офисную тему с твоим участием, заткнись, заткнись!       Питер, казалось, вот-вот пошлет его на хер, Уилсон даже голову в плечи втянул, готовый к буре, но Паркер только медленно выдохнул и произнес:       — Давай о плане.       Уэйду стало досадно и снова захотелось сделать что-нибудь дурацкое, что выцепило бы Питера из его ракушки «большой дистанции и равнодушия». Но Желтый бы тотчас начал нудеть о воздаянии по заслугам, так что Уилсон сказал:       — Ладушки. В общем, я тут пораскинул мозгами, не в буквальном, конечно, смысле, не то, что в старые-добрые, и подумал, что ты мог бы мне помочь в деле против плохишей.       — Помочь?       — Ну, что-то вроде. Мне нужен от тебя паучий костюмчик.       Питер поболтал кофе в стаканчике, прищурился на солнце. Уэйд снова залюбовался точеным аккуратным профилем.       — И что ты собираешься с ним делать? С костюмом?       — Суну в него кого-нибудь, кто не вы с мелким, и притащу к Тернеру.       Питер нахмурился. Уилсону пришло в голову, что, возможно, Паучку не так уж сильно понравится этот план, но альтернативного все равно не было, и он продолжил:       — Этот кто-то будет в полной безопасности. Сыграет роль пропуска в злодейский домик, а там уж я разберусь.       — В полной безопасности, говоришь? — безмятежно переспросил Питер. Так безмятежно, что Уэйд почти расслабился, но тут Пит добавил: — Так значит, тебе не нужен кто-то. Это буду я.       — Ты? — в голос переспросили они с Белым и Желтым.       — Мы отправимся к Тернеру и схватим его. Сдадим властям. Ты получишь сыворотку и уберешься из города, он получит срок, я избавлюсь от огромной головной боли. Мне кажется, или это звучит как отличный план?       У Уэйда загорчило во рту. Он скривился:       — Подставить тебя наживкой? Заебись, Питти, я в деле!       Питер закатил глаза:       — Уэйд, я серьезно.       — Я, представь себе, тоже. Пит, ты, вроде как, просрал свой шанс попасть в клуб двадцати семи, так что, давай, ты будешь послушным мальчиком и не станешь лезть в неприятности?       — А давай, — обозлился Питер, — ты перестанешь за меня решать, что мне делать?!       — Туше, приятель, — хмыкнул Белый.       — Ты же сказал, что заложник будет в безопасности?       Уилсон неуютно повел плечами, но нашелся:       — Потому что он не станет лезть в разборки с Тернером. А ты полезешь.       — И что? Я могу постоять за себя. Если меня не смог убить Красный десять лет назад, то злодей в деловом костюме мне точно не навредит.       Уилсон заткнулся, словно Пит его ударил, а сам Паркер ощетинился и напрягся, как маленький встревоженный еж.       Уэйд не хотел, чтобы Питер злился. Разумеется, Уэйд хотел, чтобы все было как прежде, чтобы Пит оставался тем юным улыбчивым мальчиком, краснеющим от слова «отсосать», и засыпал в его руках, но Уилсон был психопатом, а не дебилом, и прекрасно понимал, что шансов на это ноль. Зеро. Нихуя.       — Земля вызывает Дэдпула, прием, — Питер помахал у него ладонью перед лицом, привлекая внимание.       — Прости, тыковка, задумался.       — Я говорю, мне нужно идти. Пришлешь адрес, хорошо?       Питер смахнул упавший на колени желтый листок, поднялся на ноги.       — Не дай ему уйти! Не дай ему уйти! — заголосил Белый.       — Ты похож на ежа! — выпалил Уэйд. Желтый захихикал. Белый зажмурился и, сунув два пальца в рот, изобразил выстрел.       Питер обернулся, его лицо на секунду стало задумчивым.       — На какого именно? Алжирского или южноафриканского?       — На сердитого, — заверил его Уилсон.       — А ты на барсука-медоеда похож, — вдруг сказал Пит, — тот еще говнюк отбитый.       И улыбнулся. Правда. Улыбнулся, развернулся и ушел, пока Белый, Желтый и Уэйд Уилсон сидели в немом изумлении.       — Вы все это видели? — спросил наконец Желтый.       — Видели. И почти уверен, что это было ради того, чтобы спиздить стаканчик из которого Питти пил кофе, — заметил Белый. — Думал, мы не заметим? Заметили.       — Дома будем смотреть видосы про ежей и медоедов и дрочить, — распорядился Желтый.       — Единогласно.