Уэйд
14 ноября 2019 г. в 13:05
Уэйду казалось, что не проснуться утром было бы подарком. Открыть глаза, увидеть ничто и Костлявую; она любила его когда-то, это могло стать отличным поводом для свидания.
Но он заставил себя поднять веки, потому что ощущал легкие холодные пальцы на запястье. Питер уснул на диване, слушая его пульс. Питер отпугнул смерть в последний раз.
Уэйду было страшно. Он мог признать это, пока Паучок мирно, размеренно дышал во сне, и это значило, что ему, Уилсону, не нужно было быть самым смелым, ловким и умелым.
Возможно, это действительно был последний день, последние часы, тик-так, мгновения до взрыва, что оставит после себя выжженную землю, мертвую зону, одно бесценное разбитое вдребезги сердце.
Не нужно было возвращаться в Нью-Йорк.
Не нужно было никогда из него уезжать.
Уэйд осторожно повернулся на бок и любовался Питером, пока будильник на телефоне не начал пискляво наигрывать что-то ужасно знакомое.
Уилсон не успел понять, что — Пит, не открывая глаз, вытянул левую руку и выстрелил коротким залпом паутины, заставляя телефон заткнуться.
— Как часто ты просыпаешь важные ботанские дела с такими привычками? — хмыкнул Уэйд.
— Постоянно, — невнятно пробурчал Паркер. — Еще и телефоны долго не живут.
Он полежал так несколько секунд, не открывая глаз. Уэйду показалось, что тот тоже набирался сил перед окончательным шагом в этот страшный день.
Пит поднялся уверенным рывком, посмотрел на ладони, на кровь, забившуюся под ногти. Поднял голову и уставился на Уэйда и загубленную простынь на его койке. Уилсон состроил физиономию, заставив Паркера улыбнуться.
— Уэйд, — с укоризной фыркнул Питер, но как будто бы взбодрился. — Как себя чувствуешь?
— Порядок, Питти, готов в космос лететь!
— Через час придет лаборант, такой космос тебе устроит, закачаешься.
— Черт, звучит как начало идеального порно.
— О да, она тебя нагнет. И возьмет несколько анализов. Эй!
В Питера полетела подушка, но он успел перехватить ее в воздухе.
— Читер, — припечатал Уилсон, сложив руки на груди.
— Слушай, — Пит замер в обнимку с дурацкой подушкой. Вид у него сделался виноватый. — Мне нужно застрять ненадолго в лаборатории, там…
— Ты что, боишься меня оставлять? — хохотнул Уилсон, но заткнулся, увидев выражение лица Питера. И тут же сменил тон: — Тыковка, расслабься. Прямо сейчас возьми и расслабься. Топай, прими душ, делай дела свои всякие. А я найду, чем заняться с медсестричками, еще и выпуск про пауков не досмотрен. Ты только отвлекаешь. Давай, кыш-кыш.
— Но я обязательно приду, когда…
— Когда над любимой морской свинкой придет время ставить опыты. Еще бы ты пропустил все веселье!
— Я должен буду…
— Командовать своими миньонами, да-да. Не забудь нацепить круглые злодейские очки и медицинский халат. Образ, детка, неотъемлемая часть личности.
— Господи, — выдохнул Паркер, покачав головой, — какое же ты трепло, Уилсон.
— За это ты меня и любишь, крошка.
— Да, — согласился Питер. — Люблю.
И сказал это так серьезно, что Уэйд подавился следующей дурацкой шуточкой.
Нагнуть его лаборант, конечно, не нагнула, но иглу в вену вогнала решительно. Темная, почти черная кровь полилась в очередную колбу.
У Уилсона закружилась голова.
— Давай, — подначил Белый, — упади в обморок от вида крови. Это будет отличной эпитафией.
— Это не обморок, — огрызнулся Уэйд. — Дурь не действует.
— Мистер Паркер распорядился перед экспериментом не давать лекарств, — рассеянно отозвалась девица. — Придется потерпеть.
— Потерпим, — отозвался Желтый, закрывая глаза. Выглядел он, как мертвец. Уилсон надеялся, что сохранился лучше, но интуиция подсказывала — нихуя. Возможно, не интуиция, а Белый.
Еще через час принесли сменную одежду, тонкие больничные тапки и халат.
— Помочь одеться, сэр? — поинтересовалась все та же лаборант, деловито помечая что-то в большом блокноте. К Уилсону она отнеслась без капли сочувствия, словно к огромной подопытной мыши. Может, и хорошо.
— Сам справлюсь.
Он справился. И даже до лифта дошаркал, отказавшись от великодушно предложенной каталки, хотя на поручне повис с заметным облегчением. Спине стало щекотно, между лопаток снова потекла кровь от язвы, натертой тканью.
— Мы не сдохнем, — шептал на ухо Белый, положив холодную, ставшую очень реальной ладонь на загривок.
— Будем держаться, — вторил Желтый.
Столько лет голоса выбешивали его, были обузой, придурками. Уилсон ненавидел их, мечтал избавиться, стереть, заставить перестать быть.
Но сейчас они были его частью, даже ярость Красного, заставлявшая держать спину прямо и шагать самому, и та была его собственной, была нужна.
Кривой пазл из искореженных кусочков собрался воедино, в одного неповторимого Уэйда Уилсона.
Уэйд толкнул дверь, и свет беспощадно брызнул в глаза, под веками пошли белые круги. Кажется, он качнулся, услышал за темнотой и пятнами возмущенный голос Питера. Хотел улыбнуться, но не удалось.
Его подхватили, подняли, уложили. Уилсон зашевелил губами, силясь выдавить хоть слово. Ишь, носятся, докторишки паркеровы, лаборантишки, суетятся, болтают. Все не так, как он представлял. Нелепее. Вся жизнь — огромная нелепость.
Ему оттянули веки, в слезящейся пелене закачался силуэт Питера.
— Расслабься, — удивительно спокойно сказал Паркер. — Хочешь, включу музон? Deep Purple, Wham, Led Zeppelin?
— Ага, «Stairway to Heaven», — просипел Уэйд, — заебись выбор, Пит.
Кажется, Питер улыбнулся, по крайней мере Уилсону так показалось, пока он страдальчески пытался проморгаться.
— Давай Тейлор Свифт. Клипец, где еще этот паршивец, Райан Рейнольдс. Считай это последней просьбой.
— Не драматизируй, — отозвался откуда-то издалека Питер, но песню включил. Уэйд почувствовал руки Белого и Желтого.
— Не ссыте, парни, — успел он сказать. Потом его остро кольнуло в руку, и наступила темнота.
Музыка продолжалась. Уэйд всерьез сомневался, что на том свете играют старые альбомы Тейлор, но случившееся приходилось принимать на веру. Малышка Свифт в блестящих очках покачивалась в своем надувном бассейне и советовала Уэйду успокоиться.
Во рту пересохло страшно.
Он попытался что-то выговорить — не получилось. Тяжелый язык едва ворочался, голоса молчали.
Тишина в черепушке казалась осязаемой, плотной, словно мокрый и тяжелый пульсирующий внутренний орган.
Уилсон облизнулся, прохрипел, с трудом вытолкнув:
— Пит?
Пульса на шее коснулись осторожные пальцы.
— Я здесь. Хочешь пить? Постарайся не дергаться, ладно? Тебе сейчас вредно.
— Уже… Уже все?
— Нет, — в губы ткнулась пластиковая трубочка, Уэйд сделал несколько глотков теплой безвкусной воды. — Мы вкачали дозу измененного регенеранта. Сейчас он блокирует метастазы и запускает твою мутацию. На пике действия я вколю паучий ген. Если расчет верный, то он свяжется с клетками и закрепит действие.
— Много умных слов, тыковка— усмехнулся Уилсон. Он чувствовал себя… неплохо. Боль, все эти дни грызшая его, успокоилась, присмирела.
— Только не спи больше, ладно? — попросил Питер. — Нельзя, чтобы ты спал.
— Как скажешь.
Пит забрал стакан, быстро поцеловал в щеку.
— Не боишься? Все узнают, что ты мутишь с пациентом, доктор Питти!
— Не боюсь, — откликнулся Пит.
Что-то с грохотом упало. Уэйду даже глаз не надо было открывать, чтобы почуять, как резко вскинул голову Паркер.
— Ни на минуту нельзя отвлечься, а, крошка?
— Да нет, — растерянно откликнулся Питер.
Уилсон услышал, как открылась дверь, мягко прошелестели шаги и мальчишеский, подрагивающий, готовый вот-вот сорваться голос произнес:
— Медленно отойдите от него, мистер Паркер. Чтобы я видел ваши руки.
— Майлз, оружие заряжено?
— Отойдите. Я не хочу, чтобы пострадал кто-то еще.
Вот так поворот, подумалось Уэйду. Нелепее не придумаешь. Он — замерший на койке, как пирог с метастазами. Питер, работа которого достигла апогея. Малолетний вершитель правосудия, сперевший пушку у папочки-копа. Кто бы додумался снять такое кинцо?
— Я тоже не хочу, — твердо, с нажимом произнес Питер сдвигаясь чуть в сторону. — Поэтому опусти оружие. Ты слишком далеко зашел, так нельзя.
— Не надо, мистер Паркер. Хватит разговоров.
Уэйд сдержал в горле булькающий смех.
— Болтовня, подставной суд — довольно! Решили, что выпросили для него лечение, и этого достаточно? Считаете, это справедливо?
— Суд был честным, Майлз.
— Вы эгоистичны в своем правосудии, мистер Паркер. Делите подонков на тех, кто вас не касается, и на тех, с кем спите.
— Майлз!
— Нет! Держите руки, чтобы я их видел! Никаких шутеров!
Все затихло, кроме приборов вокруг Уилсона: пик-пик-пик.
— Дэдпул.
Уэйд приоткрыл глаза. Шея, мышцы одеревенели, веки слиплись. Пик-пик-пик. Лицо Моралеса смазывалось.
— Давай без прелюдий, Человек-Паук. У тебя там пушка в руках. Она для стрельбы.
Пик-пик-пик-пик.
Пик.
Уэйд уперся ладонью в койку и приподнялся. Моралес отшатнулся, выставив пистолет перед собой, где-то на периферии зрения дернулся Питер.
— Спокойно, приятель, — проговорил Уилсон. — Я просто хочу сесть. Стрелять в лежачего совсем позорно, тебе не кажется? А мне кажется. Белый тоже что-нибудь бы обязательно спизданул, но, кажется, цветные чуваки заткнулись.
На фразу ушло слишком много воздуха, Уэйд хватанул его открытым ртом, словно после долгой невыносимой пробежки.
— Ты ведь не думаешь, что у меня может быть оружие под этим легкомысленным халатиком, верно, Паук?
Майлз помотал головой.
— Вот и славно.
Уилсон свесил ноги с койки, привалился спиной к стене. Потер запястьем слезящиеся глаза.
— Да и чутье твое сработает быстрее, чем я дернусь.
Моралес кивнул. Его палец замер на спусковом крючке. Весь пацан был напряженный, как тугая струна, но Уэйд смотрел на него, а видел Питера. Такого, каким тот был когда-то. Было все же что-то общее в Пауках, что-то, что лежало глубже внешности, возраста, может быть, даже глубже характера, привычек, взглядов. Это общее было в самой основе, в крови.
— Уэйд, — заговорил Питер, — ляг, пожалуйста. Тебе нельзя…
— Питти, — Уилсон фыркнул даже весело, — меня убивать собираются, чего уж.
Паркер хотел подойти ближе, но Майлз дернулся и перевел оружие на него:
— Не приближайтесь!
— Пит, не лезь, — добавил Уэйд, — это наши дела.
— О, ваши дела? — вскинул брови Паркер. — Тогда конечно, валяйте. Кто я такой, чтобы вмешиваться?
Майлз покрепче перехватил пистолет.
— Не сжимай так сильно, — посоветовал Уилсон. — У тебя же все мышцы в напряге, скоро трясти начнет.
— Помолчали бы вы, мистер… Дэдпул, — огрызнулся пацан.
— О, нарушаю супергеройский момент? Прости, умолкаю.
Пацан громко сглотнул.
— В… ты не боишься? Я выстрелю, и ты умрешь. По-настоящему. Ты сейчас смертный, я знаю.
— Я в курсе, как работает выстрел, спасибо.
— И не страшно? После стольких, не знаю, скольких-то там лет, ты реально не воскреснешь. Больше не оживешь. Никогда.
Уэйд усмехнулся.
— Какая разница? Страшно мне или нет, хочу я жить или нет, тебя не должно это волновать. Бесплатный совет: если убиваешь, не стоит вдаваться в чувства жертвы.
— О, спасибо, мне не нужны советы от такого, как вы.
— От убийцы? Не стесняйся, скоро будем в одной команде. Бросим этого скучного мистера Па-а-аркера, который твердит, что убивать нельзя. Попробуешь, узнаешь, каково это. Круто. Новый опыт.
— Заткнись, — моргнул Моралес. — Я не… не такой.
Уэйд булькающе рассмеялся, устало почесал щеку.
— Ага. Именно.
— Никто ничего не может сделать! Никто. Даже суд.
— Верно, — хмыкнул Уилсон, — только ты. Вот еще совет, парень: когда закончишь со всей этой кровавой местью, погугли «Голодные игры». Допотопная книжка, но тебе понравится. Там тоже только подростки знают, что делать с миром.
— Может ты перестанешь его дразнить, Уэйд? — устало спросил Пит.
— Так я и не дразню. Просто озвучиваю, что парень думает.
— Откуда тебе знать, что я думаю?!
— О возмездии, — пожал плечами Уилсон. — Справедливости. И, возможно, равновесии. Если никто не может остановить плохого парня, значит, нужно его убить. Отличное решение, сам постоянно им пользовался.
— Это неправда! Ты убил мою маму! Она не была плохой!
— И других тоже, — серьезно признал Уэйд. У него опять что-то сдвинулось в голове, что-то переменилось, и перед ним оказался не Майлз, а шестнадцатилетний Питер, перепугавшийся, когда Дэдпул явился домой в чужой кровище. Пит не давал подойти и кричал о справедливости, о чести, а Уэйд говорил, объяснял, потому что это было так важно, чтобы Питти понял : — Чьих-то других родителей или друзей, которые ни в чем не виноваты. И мне жаль, что так выходило, но это, как бы ужасно ни звучало, капли в море. Ни одна смерть не искупает другую, это так не работает. Но каждый мертвый преступник — чьи-то спасенные жизни. А один ублюдок, избежавший заказа, может погубить сотни. Равновесие, понимаешь? Когда толкаешь плашку домино, не знаешь, что получишь в итоге, — Уилсон попытался сесть ровнее, но внутри что-то больно натянулось и надорвалось, вспыхнуло болью, во рту загорчило. Он сглотнул.
— Это чушь, — пацан едва не плакал, оружие дрожало все заметнее. — Это не должно так быть! Это неправильно! Неправильно!
— Тебя ждет еще много сюрпризов в жизни, приятель.
Уэйд, наконец, посмотрел на Питера, который, настороженно прислушиваясь, быстро клацал что-то на тонком, насквозь технологичном браслете, обхватившем запястье. Пит и его старковские игрушки. Уилсон почувствовал, что против воли улыбается, и улыбка его полна нежности.
— И последний урок на сегодня. Если собираешься стать убийцей, всегда держи в голове, кого зацепит рикошетом. Не пуля, хотя это тоже важно. Ты сделал отличный выбор, моя смерть заденет только одного. Но такая удача — большая редкость.
Уэйд замолчал. Он буквально видел в своем съехавшем с катушек воображении, как несуществующая пуля летит в него, а прошивает Питера. В нем и застрянет.
— Ты все равно заплатишь, — просипел Майлз, — это должно так работать. Должно. Иначе все бессмысленно.
— Я уже заплатил, — мертвым, ничего не выражающим голосом ответил Уилсон, подняв глаза. — И тебе не снилось, с какими процентами.
Что-то такое увидел Майлз, что окончательно надломило его. Темнота и безнадежность, с какими он еще не успел столкнуться в своей недолгой жизни; что-то гораздо большее его повседневности, его мировоззрения и надежд. Что-то хлынуло, и он, будто спасаясь, отступил на шаг, и еще, едва не врезавшись в Питера. Дуло повело в сторону, пацан дернулся, обернулся со смесью ярости, растерянности и обиды, а потом сорвался с места, толкнув дверь так, что она от удара влетела в стену, оглушительно лязгнула, погнувшись и застряв.
Питер отмер, подошел к экранам и аппаратам, молча касаясь кнопок. Руки у него дрожали.
Горечь от вкуса крови во рту стала ярче. Уэйд неосознанно потер губы запястьем, бессильно откинул затылок к стене. Он устал, разговор вытянул последние силы, снова подкрадывалось небытие.
— Уэйд, — звенел по другую сторону закрытых век голос Питера, — Уэйд, не спи, мне нужно, чтобы ты был в сознании. Пожалуйста, Уэйд! Уэйд!!
Уилсон подумал, что раз Пит просит так отчаянно, надо объяснить, что он не спит. Что все в порядке. Вот сейчас, сейчас, секундочка — и откроет глаза. Кожи коснулось что-то, мимолетно, легче ветра, Уэйд и не уследил толком.
Секундочка.
Темнота случилась раньше, чем секунда закончилась.