Восход темноты

— Должен признаться, что вы последний человек, которого я бы хотел видеть, и поначалу думал отклонить вашу просьбу об аудиенции… «Каков ублюдок, — с отвращением думал Мэтт, — всё ещё воображает себя королём. Аудиенция! Видит бог, если бы не стекло, размозжил ему голову». — Что заставило передумать? — оборвал Мэтт и ослабил галстук, который начал душить. — Наш договор. — Намеренная пауза. — Она дорога мне, мистер Мёрдок, вам это прекрасно известно, ради её безопасности я пойду на всё. Решил, что превратно поймёте мой отказ. Я готов ответить на ваши вопросы, но с одним условием: это последний раз, когда я иду на такую уступку, впредь в подобной беседе вам будет отказано. Свою часть сделки я добросовестно исполняю и более ничем не обязан. Я понятно изложил ситуацию, господин адвокат? — Пуэрториканцы, — несколько нетерпеливо выпалил Мэтт: — твоих рук дело? — Вам следует уточнять, мистер Мёрдок, — ровным тоном говорил Фиск. — Я знаю, что связь между ними и твоей прежней недвижимостью неслучайна. — Я никогда не имел дел с пуэрториканцами, у них попросту не было сфер влияния в Адской кухне, понятия не имею, о чём вы. Снова мимо. — Наркокартель во главе с неким Армандо Толедо вырезает банды, бесцельно убивает случайных гражданских… — Он неожиданно для себя застопорился, но быстро справился с эмоциями. — Но при этом запасается десятками килограмм взрывчатки. А мы оба помним, Уилсон, как ты пытался испепелить Адскую кухню. Взрывы — твой почерк. — Кажется, вы давно не спали, — чуть помедлив, произнёс Фиск, — лицо очень бледное, — он жестом очертил в воздухе овал своего лица. Для наглядности. Мэтту стало тошно. Он раздувал в раздражении ноздри и ненамеренно чуть ощерился — застрявший в капкане дикий зверь: охотник не заметил, как превратился в добычу. — Мне льстит, что я стал вашим ночным кошмаром, паранойей. Вы бежите ко мне всякий раз, когда попадаете в тупик, будто я способен разрешить все ваши несчастья, если стану их причиной. Возможно, Вселенная каким-то непостижимым образом связала наши судьбы, чтобы мы питали величие друг друга, иначе просто не знаю, как объяснить вашу зависимость от извечных попыток обвинить меня во всём, что творится в Адской кухне. Слишком избито и жалко, мистер Мёрдок. Вы измучены, потеряны. В замешательстве. Признаюсь, что не без удовольствия созерцаю ваше фиаско, но у меня нет того, что вы ищете. Не в этот раз. Не лгал. Помимо лёгкого волнения не было никаких оснований полагать, что Фиск каким-то образом связан с картелем. Да, он вёл свою игру, издевался, потешая самолюбие и тщеславие, наслаждался моментом слабости своего заклятого врага, но не лгал. В прошлый раз, когда дело касалось Касла, Мэтт слышал ложь в каждом слове, в каждом вздохе Фиска. Ложь сочилась из пропитанных ею стен, трещала в накалившемся воздухе, она была в каждом охраннике и каждом заключённом, толкала Фиска на угрозы, поддерживая уверенность в безнаказанности. Мэтт был в смятении, не знал, как подступиться к Фиску на сей раз. Тогда он спровоцировал его угрозами Ванессе, но теперь этот козырь находился в руках противника, Мэтт отдал его добровольно — в обмен на жизни близких и сохранность личной тайны. «Я и впрямь жалок, — думал он, — у меня нет улик, нет рычагов давления, я пришёл ни с чем! Выгляжу глупо. И так же себя чувствую. Неужели ошибся?» Снял очки и сощурил глаза, будто мог видеть: — К моему удовольствию, ты тоже ничуть не изменился: всё те же вычурные речи и попытки уклониться от конкретных ответов. Ты и в прошлый раз утверждал, что не имеешь отношения к делу, но мы оба помним, чем закончилась та история! — Мистер Мёрдок, — повысил тон до крика, — вы упрятали меня в самое гнилое болото, в одиночную камеру, в которой окно настолько маленькое, что лучше бы его не было вообще, чем напоминание о том, что там, за стенами, продолжается жизнь; я под присмотром двадцать четыре часа в сутки, вся моя жизнь находится на контроле благодаря вашему участию и участию мистера Нельсона с мисс Пейдж! Здесь невозможно дышать, не то что заправлять делами в Адской кухе. Вы умный человек, напрягите извилины и скажите — зачем мне это? Я в тюрьме! Всё, что может в теории меня интересовать, так это возможность выйти отсюда. И безопасность моей жены. А вы обвиняете меня в сговоре с шайкой наркоторговцев, с которой я физически не могу быть знаком! Блестяще, мистер Дьявол! Дьяволом он назвал Мэтта тихо, но достаточно громко, чтобы этого дьявола в нём пробудить. Мэтт стиснул зубы и с грохотом повесил трубку для переговоров, и та, опустившись, издала оглушительный звон. Ни единой лжи, уверенность в каждом слове, лишь лёгкое волнение, будто капающие на темечко с равными промежутками тёплые капли, сбивало Мэтта с толку и сводило с ума. Хотелось кричать. Хотелось вновь оказаться в коридоре пентхауса Фиска, стоять супротив, а затем отчаянно броситься и схлестнуться в смертельной схватке. Но всё, что оставалось — с позором покинуть поле брани, оставить потешающегося над своим трупом врага вкушать победу. Единственным утешением для Мэтта было осознание того, что проигранная битва не означала поражения в войне. Однако решающее сражение казалось таким далёким, что ещё даже не маячило на горизонте.

***

Карен быстро пошла на поправку: рана заживала хорошо и не воспалялась. Это стало решающим аргументом для лечащего врача, согласившегося отпустить мисс Пейдж домой. С операции прошло всего две недели, поэтому Карен должна была строго соблюдать постельный режим и принимать все назначенные препараты. Она немало обрадовалась сговорчивости доктора и покинула больницу сразу, как получила последние рекомендации. Фогги вызвался отвезти её домой: он стыдился, что за всё время только раз навестил подругу, так как по горло завалил себя делами фирмы ввиду отсутствия Карен и редко появлявшегося в офисе Мэтта. К тому же он просто радовался возможности поговорить с близким человеком, которого давно не видел, а поговорить было о чём. — Ты нас всех переживёшь, Пейдж! — с улыбкой говорил Фогги, прибавляя температуру на приборной панели автомобиля: в салоне было холодно. — Если такой ливень будет стоять ещё одну неделю, то до офиса мы будем добираться на плотах! Карен молча смотрела в окно и даже не попыталась улыбнуться. Она задумчиво наблюдала за дождевыми каплями, разрезавшими стекло, и не слышала, как Фогги пытался завязать разговор. Впереди, на светофоре, столкнулись две машины, и образовалась небольшая, но шумная пробка: из-за медленного движения некоторые пешеходы, в основном молодёжь, пытались «быстренько проскочить» на красный свет. Наблюдая за людьми, стоящими на переходе, Карен гадала, кто следующий не выдержит промозглого холода и нервно бросится по лужам, не дождавшись зелёного сигнала. «Я, как эти нервные пешеходы, тоже никогда не могу дождаться, бросаюсь во всё, как в омут, и мешаю разным подонкам, которые то и дело сигналят мне, чтобы свалила с их пути, не мешала установившемуся порядку». Она перевела взгляд на соседний автомобиль: из открывшейся сдвижной крыши высунулись парень с девушкой. Их друг, сидевший за рулём, очень эмоционально стал ругаться, активно жестикулируя руками, но они откровенно игнорировали его замечания, вертелись восторженно по сторонам, а девушка вовсе задрала голову и засмеялась. Парнишка с полминуты глядел на неё влюблёнными и сощуренными от влаги глазами, а затем обвил рукой её шею и крепко поцеловал. В это мгновение Карен вздрогнула и прикрыла веки: необъяснимое ощущение, похожее на электрический ток, пронзило тело и со скоростью света пронеслось сквозь воспоминания. «Хочу быть этой девушкой, — вдруг пришло ей на ум, — чтобы не бояться сходить с ума и чувствовать плечо того, кто будет делать это вместе со мной, кто не осудит мои желания». Карен нахмурилась и помотала головой, отгоняя опасные мысли, из-за которых чувствовала себя уязвимой и слабой. Однако они успели завладеть сознанием и проникли под кожу, смешались с далёкими и не очень воспоминаниями, сюжеты которых косвенно или напрямую отражали вставшую перед взором картину. «Было и было, — убеждала она себя, — и не поцелуй вовсе, а момент слабости, нечего тут думать. Мы не сделали ничего криминального, не нужно оправдываться. Тогда почему мне так хочется защититься? Будто я в зале суда и сама себе обвинение и сторона защиты». — Как в офисе? — без интереса спросила она в надежде покинуть тюрьму своего разума. — Плохо, — отозвался Фогги, обрадовавшись, что Пейдж наконец обратила на него внимание, — теряем клиентов. Один я справляюсь не очень, беру только самые безотлагательные дела. Мэтту некогда мне помогать, но ты не поверишь: этот засранец постоянно извиняется и даже иногда отчитывается! — засмеялся. — На Мэтта не похоже, — вымученно улыбнулась и снова отвернулась в окно. — Рассказал про пуэрто-риканский наркокартель. И про Фиска. — Его голос стал немного мрачным. — Он навещал этого урода, ты в курсе? — Знаю, что он собирался. Что-то выяснил? — Карен немного оживилась. — Ровным счётом ничего, похоже, на этот раз лысый хрен не при делах. Но мы на всякий случай подняли старые бухгалтерские отчёты со списками его прежней недвижимости — те, которые нам помогли ещё в первом деле против Фиска — и обыскали здания, что сейчас пустуют. В смысле, их обыскал Мэтт, — уточнил Фогги и поджал губы. — Опять ничего? — предположила Карен, изогнув бровь. — Ага, голяк. Восстановилось молчание, перемешалось с неловкостью. Апатичность Карен волновала Фогги, ведь он привык, что они всегда говорили открыто и легко. Ему казалось, что между ними выросла стена, которую Карен совсем не помогала ему разрушить. Одиночество вновь наступало ему на пятки: когда друзья начинали замыкаться в себе из-за свалившихся проблем, Фогги чувствовал себя несчастным и потерянным, вырванным из зоны комфорта. — Мэтт сказал, Эллисон должен был тебе чем-то подсобить, — он не терял надежду расшевелить Карен. — Что? — повернулась. — Ах, да, Эллисон! Да, он обещал посмотреть статьи в архивах, но у него своих забот сейчас хватает, поэтому я всё ещё в режиме ожидания. — Ты какая-то грустная, Карен, — не выдержал Фогги, — витаешь в облаках, словно не здесь. — Правда? Наверное, из-за таблеток, — отмахнулась она, — не переживай, всё в порядке. — Знаешь, я хоть и не слышу твоё сердце, но оно явно не на месте. — Фогги, я в порядке, честно, — её улыбка приобрела черты искренности, Карен была приятна его забота. — Захочешь поговорить — ты знаешь, где меня искать. Фогги проводил Карен до квартиры, одарил прощальным долгим объятием и уехал, так и не избавившись от тревоги и волнения. Он надеялся, что разговор с Мэттом расставит всё по местам, но больших ставок на него не делал: Фогги знал, что Мэтт, как и Карен, не большой любитель раскрывать душу. Карен захлопнула дверь и с облегчением оглядела квартиру: родные стены вернули немного энергии, освободили лёгкие, забитые больничным унынием и тоской. Она осторожными шажками дошла до спальни и легла на кровать поверх одеяла, раскинув руки. Сатиновое постельное бельё обдало приятной прохладой, заставив Карен невольно улыбнуться. Накрыло усталостью: долгая поездка и непрошенные мысли утомили её. Карен ненадолго погрузилась в сон, однако вскоре её разбудил настойчивый звонок. Нехотя поднялась с кровати и открыла дверь: на пороге стоял Касл с букетом белых роз. — Принёс в больницу, а медсестра сказала, что ты дома. — Смущённо потупил глаза. — Привет. Карен обняла его и застыла, не в силах пошевелиться. Объятие это отчего-то вернуло охватившие её во время поездки домой переживания, и она заплакала. Фрэнк, не сказав ни слова, прижал её крепче.