Восход темноты

Гонсало скучал по Нью-Йорку. Невыразимо. Но нужно было залечь на дно, переждать бурю, разразившуюся из-за вмешательства в дела двух неугомонных городских мстителей. До Лас-Вегаса добирались без спешки и суеты, не привлекая внимания. Никаких кредиток, самолётов и прочего общественного транспорта — наличные и частные автомобили. Поселились в гостинце-казино «Нью-Йорк, Нью-Йорк»¹, расположенной в квартале Лас-Вегас-Стрип. Гонсалес знал, что опасно селиться в люксе, но ничего не мог поделать с привычкой к роскоши, слишком уж долго он прозябал на нарах, довольствуясь синтепоновым стёганым матрасом — вещь, которую в тюрьме себе мог позволить только криминальный авторитет с хорошими связями. Односпальный люкс «Marquise suite» подходил идеально. Не самый дорогой, чтобы не привлекать внимание, зато яркий и презентабельный, с намёками на греческие мотивы в интерьере: пузатые вазоны в коридоре, джакузи, а на стене, к которой примыкало изголовье кровати — стилизованный рисунок. Небольшую группу своих людей он разместил на прилегающих этажах в обычных номерах. Толедо боялся слежки и преследования ФБР из-за пропавшего блокнота, потому на люкс замахиваться не стал, зато изводил обслуживающий персонал непрекращающимися жалобами и требованиями. Но, несмотря на грубость и нередко неподобающие поведение пуэрто-риканских постояльцев, никто не жаловался — Гонсало отстёгивал немалые чаевые, а одного из портье даже сделал своим личным информатором, чтобы тот докладывал обстановку и выполнял мелкие поручения. Казино, выпивка и женщины — лекарство от тоски, память о былом величии и славных временах. В начале восьмидесятых Гонсало был в доле с управляющим небольшого местного казино: здесь он успешно толкал героин с кокаином, а заодно и занимался эскортом элитных проституток. Теперь же заведением, как и почти всеми в городе, владела крупная корпорация. Игорный бизнес строился и вёлся иначе, было непросто подстроиться под новые порядки, но Гонсалес пытался. Пока без применения силы. Гонсало не нравилось в Лас-Вегасе. Несмотря на безопасность, бесконечные увеселения и удовлетворительные донесения о ситуации в Нью-Йорке, ему хотелось вернуться. Многие дела остались незавершёнными, но главное — он не мог лично и в полной мере следить за безопасностью Обри. Она осталась под перекрёстным огнём банд, что присоединились к пуэрториканцам, и тех, что пытались всеми силами выкурить чужаков со своей территории. Гонсалес то и дело порывался обратно, останавливаемый лишь уговорами Армандо Толедо, трясущегося из-за своего прокола с блокнотом. Но не только украденный Сорвиголовой блокнот беспокоил барона. Вернувшись с утренней пробежки, Гонсало застал Толедо в своём номере: тот сидел в джакузи с двумя размалёванными прелестницами, которые из-за габаритов барона едва помещались в небольшой ванной. — Я же просил тебя не вваливаться в мой номер. — Недовольно бросил Гонсало. Однако мило улыбнулся девушкам: — Леди, доброе утро! Прошу меня извинить, но вечеринку придётся прервать, нам с другом надо побеседовать о делах. — Не злись, амиго, лучше налей что-нибудь и присоединяйся! — Армандо улыбался во весь рот. Слишком широко улыбался. — Я сказал, нам надо поговорить, — отчеканил Гонсало, сжимая в руке до белых костяшек спортивную куртку. — Дамы, оставьте нас, — обратился он вновь с улыбкой к девушкам, — пожалуйста. Из-за необъятности барона девицы неловко и долго выбирались из джакузи, повизгивая и расплёскивая воду. Натянули на мокрые раскрасневшиеся тела миниатюрные платья, поставили бокалы из-под шампанского на комод в коридоре и ушли, игриво постукивая каблуками. — Обязательно было портить вечеринку? — просипел Армандо, но продолжал улыбаться. — Ты слишком напряжён, мой друг, тебе надо расслабиться… — Что я говорил тебе по поводу складов с оружием, а? — Эээ… — Я сказал передислоцироваться! — Гонсало сверкнул глазами. — Какого хуя ты меня не слушаешь, Арми? — Ты чего так взбесился? — пожимал плечами Армандо, безуспешно пытаясь вылезти из джакузи: голый и мокрый — он чувствовал себя слишком уязвимым. — Потому что, когда я говорю что-то сделать, надо выполнять! — повысил тон, но в следующую секунду сбавил обороты. Закрыл глаза, опёрся ладонями на спинку стула, стоявшего у окна. — Сорвиголова со своим бешеным цепным псом вчера совершили налёты на два склада в Бруклине. — Слушай, Гонсало, я пару недель назад сказал ребятам, чтобы подыскали другое место, — натягивал на распаренное мокрое тело шёлковый халат в азиатском стиле, — но ты же знаешь, как им сейчас туго там: нужно действовать тихо и осторожно… — Пару недель назад?! — Гонсало не заметил, как снова вышел из себя. — Не рассказывай мне про «тихо и осторожно», Арми, мне это прекрасно известно. Две недели! Что они делали две недели?! Ящики с пушками и героином оборачивали подарочной упаковкой и посыпали конфетти?! Этот товар я должен был людям, Арми, серьёзным людям — бывшим партнёрам мистера Фиска. У одного из них сейчас появились связи в Разведывательном управлении министерства обороны. Мне нужна была та сделка, понимаешь? Из-за твоей тупости я теперь должен собирать новый товар по всем оставшимся базам, но там нет того, что нужно! — открыл ящик письменного стола, достал здоровенный пистолет с глушителем и стал чесать им затылок. — Вот что мне с тобой делать? — нервный смешок. — Ты же обещал помогать, Арми, а от тебя кругом одно говно, так ведь не делаются дела. Толедо тотчас изменился в лице, завидев оружие, и стал тяжело дышать. Но потом вновь слащаво улыбнулся: — Слушай, я понимаю, мой прокол! — поднял кверху пухлые ладони и испугано засмеялся. — Я всё улажу, даю слово! Убери ты уже хренову пушку, амиго! — Знал, что нельзя показывать слабость. — Я тебе уже месяц твержу, что с Нью-Йорком пора кончать, у тебя будто свет клином на нём сошёлся. — Не рассказывай мне, как вести дела, — положил пистолет на стол. Армандо немного успокоился. Не поворачиваясь, спиной прошёл обратно к джакузи, налил в стакан выпивку и любезно подал Гонсалесу: — Надо завязывать с Нью-Йорком, — вернулся к любимой теме, — это тебе не 80-е, Гонсало, теперь так просто не развернёшься. — Со связями и деньгами Фиска развернусь. — Слушай, я понимаю, этот город был нашей мечтой, но пора взглянуть правде в лицо — там сейчас опасно. Мой ежедневник стащили эти клоуны, не исключено, что он уже у федералов. А там ведь всё! — Ты как маленький, Арми, честное слово, — сделал глоток из стакана, — твой ежедневник добыт незаконным путём, как улику его в суде не примут. Если дело вообще дойдёт до суда. А если и дойдёт, то у меня есть отличные адвокаты. — Но ведь все наши связи с федералами и газетными изданиями могут быть раскрыты. — Всё под контролем, если ты об этом, — Гонсало многозначительно ухмыльнулся, — твой ежедневник — не рог изобилия. У меня есть люди, о которых ни ты, ни твой вшивый блокнотик и понятия не имеете. И мы возвращаемся в Нью-Йорк, Армандо, потому что я приготовил сюрприз для мистера Касла. Главное, чтобы твои люди опять всё не испортили, как вышло с Дьяволом и той блондиночкой, как её… Карен Пейдж! — щёлкнул пальцами. — Красотка она, что ни говори, помнишь, показывал тебе её на фото? На Мэриан очень похожа, да? Глазёнки, сиськи, губы, да? — гоготал он под согласные кивки барона. — Пока к стулу приматывал, всё представлял, как присунул бы ей! — Я бы и представлять не стал, а сразу оседлал бы, — хрюкнул Армандо, — всё равно сучке подыхать, чего церемониться? Улыбка Гонсалеса начала медленно таять. Он сощурился и пристально уставился на Толедо, который, почувствовав приближение шторма, стал захлёбываться смешками. — Поклянись, что это просто тупая шутка, Арми, — со всей серьёзностью, — потому что если я о чём-нибудь подобном узнаю, то отрежу тебе хер и засуну в глотку, понял? — Да это же… да мы же просто шутили о тёлках, ты чего опять взъерепенился? Гонсало отставил пустой стакан и с хрустом повертел шеей. — Предупреди ребят в Нью-Йорке, чтобы всё подготовили к нашему возвращению, — замял тему, ему сейчас было не до слухов, ходивших о Толедо, — и пусть получше приглядывают за Обри, она и так чуть не пострадала из-за твоей тупизны, второй раз я на такое не стану закрывать глаза, ясно? Выдвигаемся завтра утром. Не подведи меня, Арми. А теперь вали, пожалуйста, в свой номер, — кивнул на дверь, — и больше не притаскивайся ко мне с девками, понял?

***

Под непрекращающийся монотонный шум дождя наступила ночь, ударилась об асфальт вместе с дождевыми каплями и поглотила опустевший холодный город. Потирая озябшие плечи, Карен наблюдала из окон офиса за рябью на глубоких лужах, скопившихся в дорожных выбоинах, за мерцающими бликами от фонарей на мокром бетоне. Задёрнула жалюзи и, несмотря на холод, открыла окно. Сильнее стала тереть дрожащие плечи. Глубоко вздохнула, уставилась на завитки пара, вырвавшегося из горячих лёгких: воображение рисовало ими обломок хрупкой улыбки Мэтта, его аккуратно зачёсанную чёлку, превратившуюся в конце концов в морскую волну, растворившуюся в темноте. «Интересно, где он сейчас? Наверное, мёрзнет в одном из грязных закоулков, сбивает руки в кровь, тонет в шуме дождя и миллионов сердец, делает вид перед самим собой, что его не волнует боль в ушибленных местах или саднящие раны. — Окинула напоследок пространство улицы беспокойным ищущим взором и слабо улыбнулась: — Где бы ты ни был, надеюсь, твой Бог хранит тебя». Карен не видела Мэтта больше недели. Ей казалось, прежде время никогда не тянулось так беспощадно и изматывающе долго. Временами чудилось, будто он и не возвращался после исчезновения под обломками «Мидленд-Сёркл», а всё прошедшее всего лишь жестокая шутка и плод фантазии. Да и могло ли то, что случилось, быть взаправду? Карен нужны были его прикосновения, чтобы вновь поверить. Прикрыла глаза, воскресила в памяти утро после первой ночи: мальчишескую ухмылку Мэтта, его мышцы, похожие на затопленные алым солнцем холмы, тинистые глаза-болота и взлохмаченные волосы, отливающие медью — дремучие леса. Он лежал перед ней, как неизведанный остров — не человек, а целый мир, который Карен ещё только предстояло познать. Впервые они были столь близки, но именно в тот момент Карен осознала, как мало она в самом деле знает о Мэтте. Представляла самые наивные вопросы, которые хотела бы задать: какой ему нравится цвет? Какая у него любимая песня? Может, есть любимый фильм, из тех, что он помнит? Какой любимый запах? И целая охапка вопросов о детстве и юношеских годах — Карен хотела знать, каким был Мэтт до неё. В отсутствие Мэтта Карен не сидела без дела. Обеспокоенная его одержимостью Фиском, она решила разобраться во всём лично и развеять его опасения. Но чем больше она погружалась в расследование, тем сильнее сомневалась в безосновательности страхов Мэтта. Карен выяснила, что Ванесса затребовала у тюрьмы «Синг-Синг» тело мужа для захоронения, однако запрос пришёл из-за границы, а сама церемония похорон не проводилась, и миссис Фиск в Нью-Йорк не возвращалась. Ритуальные услуги оплатила местная фирма, закрывшаяся почти сразу после похорон. Владели фирмой череда компаний-пустышек, ни одна из которых не числилась на данный момент действующей. Карен не смогла до конца отследить их из-за подтасовок данных в банковских и юридических документах. Переполненная волнением, она занималась делом Фиска днём и ночью, чтобы к возвращению Мэтта иметь как можно больше информации. За дверью раздались шаги, а за ними последовал стук. Карен испугано повернулась, достала из сумки пистолет и медленно подошла к двери. — Кто там? — спросила она негромко. — Это я, — хриплый грудной голос. Нахмурившись, отворила. На пороге стоял Фрэнк: по грязному лицу размазана кровь, из распоротой в области бедра штанины зияла глубокая сочащаяся рана. — Извини, если напугал, — кивнул на пистолет, — не знал, что тут кто-то есть, поздно же. Мэттью сказал, что у вас в конторе всегда есть бухло с аптечкой, вот я и пришёл. — А где Мэтт? — поморщилась, осмотрев рану. — Ну и дела… Направилась искать аптечку. — Мы были неподалёку, — чуть прихрамывая, пошёл следом, — разбирались с козлами из мексиканского картеля. Я немного отвлёкся, и какая-то резвая псина саданула мне в ляху мачете. Мёрдок распсиховался из-за этой ебучей царапины и послал меня сюда, сказал, вернётся, как всё закончит. — Я бы тоже распсиховалась, — отозвалась Карен, шаря по ящикам стола в поисках выпивки, — держи, — протянула бутылку виски, — иди в переговорную и сядь на диван, я посмотрю ногу. — Сам справлюсь, не маленький, — отмахнулся. — Когда так говоришь, я начинаю сомневаться, — недовольным тоном. Не стал больше спорить. Уселся на диван, с деланым равнодушием спустил портки и послушно ждал. Карен села рядом, разложив на коленях переносной чемоданчик-аптечку, достала ватные диски и промокнула порез. Буднично зашивала рану, без труда управляясь с иголкой с ножницами. Фрэнк внимательно наблюдал за её сосредоточенными движениями и серьёзным лицом и почувствовал лёгкий укол ревности: «Его, небось, частенько зашивала, вон, как наловчилась! Такие нежные руки, а с ним, наверное, становились ещё нежнее». Взгляд остановился на приоткрытых губах, и он вспомнил их вкус, сладость украденного поцелуя. Зажмурил глаза и сипло простонал. Карен решила, что от боли. — Извини, — немного помедлила, а затем продолжила, — потерпи ещё чуть-чуть. — Порядок, не обращай внимания, — ответил Фрэнк и вновь уставился на неё, заглянул в глаза, подсвеченные настольной лампой, и почувствовал, как в горле застрял ком: ему отчаянно захотелось наплевать на всё, в чём он уверял её, и задушить в объятиях, зацеловать до умопомрачения. — Чего такая расслабленная? — решил отвлечься, чтобы не терзать себя бесплодными мечтами. — Где беспокойные причитания и прочее дерьмо в этом духе, а? — вымученно ухмыльнулся. Она посмотрела ему прямо в глаза — чуть не убила — загадочно улыбнулась и ничего не ответила. Странная улыбка. Карен вдруг показалась ему бесконечно далёкой, незнакомой. Что-то таилось в её улыбке и почему-то заставляло Фрэнка ревновать ещё больше. Проскулила входная дверь, скрипнул пол. Карен застыла и, задержав дыхание, обернулась: «Мэтт…» — прошептала она без тени сомнения. Перерезала нитку и бросилась в приёмную. В открытые двери Фрэнк наблюдал, как Карен с любовью обвила руками шею Мэтта, страстно сгрёбшего её в охапку, и вжалась в него всем телом.