Восход темноты

Армандо Толедо, невротично тряся ногой, сидел на незаправленной кровати с занесённым над экраном телефона пальцем и не решался ответить на звонок Гонсало. Заливая неудачу литрами алкоголя и не слезая с дорогущих эскортниц, он оттягивал неизбежную встречу и забывался от преследовавших его неудач. Неделю назад он облажался с Карателем, а вчера умудрился упустить Сорвиголову — напортачил по всем фронтам. У Гонсало железобетонное терпение, да и Армандо имеет у него большой кредит доверия. Большой, но не бесконечный. И несмолкающий телефон был тому подтверждением. Загнанный в угол. По наморщенному лбу ручейками стекал горячий липкий пот. «Хрен с тобой! — решительно провёл ладонью по мокрым зализанным волосам. — Хочешь поговорить? Давай поговорим!» С усилием встал, натянул на вспотевшее тело шёлковую рубашку, с кряхтением надел брюки, обернул тучную шею шерстяным шарфом, небрежно накинул пальто. Достал из прикроватной тумбы миниатюрный золотой пистолет и убрал в карман. Когда добрался до лифта, набрал водителю и паре охранников. «Нашёл себе мальчика на побегушках, — мысль, не дававшая покоя последние пару месяцев, — сам ручки не марает, по вечеринкам шляется да лижет жопы всяким шишкам, с политиками мацается! Придумал какую-то хуйню, краёв не видит. Вцепился в сраный Нью-Йорк — что б его! Зато при малейшей неудаче спускает всех собак на меня — тоже мне друг. Друг! Да разве он был мне другом? Только и делает, что командует, никого, кроме себя не видит. Правильно мне Мэриан тогда говорила, что он безэмоциональный чурбан, совсем не знает, как обходиться с людьми, особенно с женщинами. Уж я-то эту сучку тогда хорошо приласкал! — покрытая пылью победа, но она всё ещё грела Толедо: он неосознанно потирал руки, вспоминая, как развлекался с женой лучшего друга, когда у того в семье случился разлад. — И с чего он вообще взял, что может вот так легко помыкать мной?! Я пришёл на помощь, когда он нуждался, подтянул людей, а чем он мне отплатил? — Толедо предпочёл не вспоминать, как после выхода из тюрьмы почти восемнадцать лет жил в страхе, опасаясь мести Мексиканской мафии, как со скрипом шли дела в наркобизнесе. Забыл, что именно Гонсало дал ему шанс выйти из тени. — Хм… пора всё брать в свои руки, иначе этот старый маразматик всех нас погубит». Водитель открыл дверцу чёрного Хаммера, помог барону вылезти из машины. Толедо посмотрел в небо: мелкие снежинки, оседая, обдавали разгорячённую кожу приятной прохладой. «Первый день зимы — и снег. Не иначе, как знак, — подумал Толедо. — Знак грядущих перемен». Гонсало снял этаж роскошного отеля класса люкс, который принадлежал бывшему бандиту, погрязшему в долгах у Итальянской мафии: убрав при помощи Толедо босса одного из кланов, Гонсалес в миг решил его финансовые проблемы, и тот теперь оказывал своему спасителю услуги. Владелец отеля без шума и огласки заселил Гонсало, выделил ему целый этаж. Постояльцы догадывались, что там проживает кто-то очень важный и обеспеченный, но понятия не имели, кто именно — доступ на этаж был закрыт. Армандо зашёл с чёрного хода и поднялся на грузовом лифте, предназначенном для обслуживающего персонала. Когда он вошёл в номер, Гонсало в задумчивости сидел на кожаном диване, крутил в руках пустой стакан из-под виски и пристально смотрел на здоровенное художественное полотно: на неравномерно закрашенном малиново-красном фоне был изображён чёрными размашистыми штрихами квадрат, внутри которого находился едва заметный круг тёмно-розового цвета. Толедо остановился перед диваном, пытался как можно скорее справиться с отдышкой, но Гонсало даже не шелохнулся. Армандо заранее был готов обороняться, и молчание Гонсалеса привело его сначала в замешательство, а затем в раздражение. Повернулся поглядеть на картину: — Никогда не понимал эти дебильные каляки, хух, — шмыгнул носом, — лучше б голую девку повесил, ей-богу. А то прямо посреди стены кровища зияет, тьфу. Бессмыслица какая-то. Гонсало, наконец, взглянул на гостя: — Думаешь? — спросил искренно, без подтекста. — А мне нравится. Навевает мысли о том, как важно видеть второй план, некую подоплёку, скрытый умысел: учит видеть оттенки — розовый круг в малиновом море… — Амиго, ты меня на урок искусствоведения позвал? — Толедо натужно рассмеялся. — Позвал? — Гонсало приподнял брови. — Разве? Не помню, чтобы ты удосужился взять трубку. — Ну, ты явно хотел меня видеть, раз так натрынькивал, — снова вытер потный лоб, — вот он я. — Нет-нет, Арми, если бы я хотел тебя видеть, то только в гробу, поэтому и звонил. Армандо напрягся, колени сводило от страха. — Перестань быть таким куском говна, — Армандо решил не терять самообладания, — говори уже! Гонсало подлетел с дивана и грозно двинулся на Толедо. — Хочешь, чтобы я говорил, да? — в глазах полыхнул костёр: он остановился в миллиметре от барона. — А, может, ты захочешь начать делать всё по-нормальному, а не по-ублюдски?! — схватил Толедо за грудки, но пришёл в себя и огорчённо повесил чёрно-седую голову. — Я же всё для тебя подготовил, Арми, дал инструкции, разжевал и в рыло твоё поросячье положил, даром, что в задницу не целовал! Сука, как можно было всё так безбожно просрать? Кто тебя просил девчонку убивать, м? — Я не собирался никого убивать! — Толедо занервничал. — Брось пиздеть, ты знаешь, как я не люблю этого! — расправил ткань рубашки барона и устало выпрямился. Прошёл к деревянной барной стойке и наполнил пустой стакан. — Твой водитель в окно видел, как ты угрожал той девчонке, Эми Бэндикс. Он пошёл за кофе, а когда вернулся, то застал тебя, целящегося в неё, это как вообще? — Блондинка выскочила как чёрт из табакерки, подстрелила ребят и угрожала убить меня, амиго! — выпучил глаза, брызгал слюной, приложив ладонь к груди. — Пришлось импровизировать. — Блондинка? — нахмурился Гонсалес. — Пейдж, что б её! Она и Касла отвязала от стула… — Ты хочешь сказать, что офисная дамочка обезоружила нескольких вооружённых мужиков и угрожала барону пуэрто-риканского наркокартеля? Ты не охуел ли совсем, Арми? — Богом клянусь, амиго! — Да хоть матерью клянись, или стояком своим — это для тебя святее будет — как возможно, чтобы ты настолько утратил контроль над ситуацией?! Я не просил убивать девчонку! Она башковитая, могли бы заставить работать на нас, бабок предложили бы или запугали — начхать. Касла, заметь, я тоже не давал указаний убивать, он нужен был мне живым. Как мне теперь прикажешь искать Дьявола? И как мне после такого доверить тебе что-то ответственнее чистки моих ботинок, а? Хотя, ты даже с этим не справишься… Гонсало откашлялся и осушил одним глотком содержимое стакана. Армандо стискивал руки в кулаки, начиная свирепеть. — И мне не нравится то, что о тебе говорят люди на улицах, — звук опустившегося на поверхность барной стойки стакана отозвался для Толедо подобно грому, — о том, чем ты занимался после отсидки. Ты знаешь, мне это мерзко. — Амиго, тогда времена были тяжёлые, я уже говорил. Сам понимаешь, только откинулся, нужны были деньги, чтобы помогать Обрегонии — моей прелестнице-крестнице, хе-хе! — слащаво улыбнулся. — Только поэтому я и заставил себя закрыть на это глаза. Когда я тебе позвонил, ты дал слово, что больше работорговлей не занимаешься, что ты чист и я могу тебе доверять. Я могу? — многозначительно посмотрел на друга. Пот градом лился под рубашкой барона. — Ну, разумеется, что за вопрос? — Я понимаю, что ты привык вести дела по-своему пока меня не было, но твои дела — дрянь, и если хочешь, наконец, чего-то добиться и избавиться от ярлыка «грязного латиноса», то следуй моим указанием, Арми, без самодеятельности. — В толк не возьму, почему ты веришь всякому отребью, меня просто хотят выкурить с места, чтобы подобраться поближе к тебе, ты же не слепой, Гонсало! — Потому не рублю с плеча, а спрашиваю тебя лично, если не заметил. — Гонсало перевёл взор на картину и ненадолго умолк. Постучал пальцами по стакану и обратился к барону: — В Бруклине стало жарковато: нашим ребятам вечно всякие козлы палки в колёса вставляют. Слышал о вчерашней перестрелке? — Уже решаю, — Толедо окончательно расслабился. — Хорошо. — Удовлетворительно кивнул. — И за Обри присмотри. Как я понял, она сейчас там живёт, с каким-то мужиком. — Присмотрю. Армандо кивнул, прощаясь, и направился к выходу, но у порога остановился, напоследок взглянул на полотно: «Хреново тебя учит твоя мазня, амиго», — внутренне победно расхохотался. Дверь захлопнулась, и Гонсало швырнул об неё стакан. Тот разлетелся вдребезги.

***

Мэтт вытянул руку в надежде притянуть к себе Карен, но вторая половина кровати оказалась пуста. — Карен? — подскочил в испуге. Он не сразу ощутил, что край матраса прогибается под тяжестью тела. Шелест волос, убранных сдержанным изящным движением руки, и едва уловимый аромат шоколадно-апельсиновых духов — Карен всё ещё была здесь. Она встала с кровати, завела руки за спину и с предательской быстротой застегнула молнию юбки — вжик! Мэтт придвинулся и умоляюще обхватил её запястье. — Попалась! — шепнул он и грустно улыбнулся. Сел на край, обвил её ноги и припал лбом к животу, взъерошив себе чёлку. Карен, натянув маску равнодушия, стояла без движений и молча смотрела в окно на медленно падающие в темноте крупинки фиолетово-неонового снега. Она с ужасом подумала о том, как пойдёт по морозу домой, охваченная мраком и одиночеством — сбежит, вырвавшись из горячих, уютных объятий Мэтта. Зажмурилась, вздрогнула. Запустила пальцы в волосы на его затылке, перебирала мягкие пряди, чуть касалась шеи. Непреднамеренная, неподвластная нежность. «Люблю тебя, — проносилось в сознании Мэтта, — люблю больше моей грёбаной, нелепой жизни!» Слова рвались наружу, кромсали грудную клетку, прогрызая себе путь, но Мэтт усилием воли заталкивал их обратно: «Небось, надоел ей уже со своей любовью», — думал он, запрокинув в блаженстве голову, утопая в ласковых руках Карен. — Мы можем поговорить? — осторожно спросил. — Пока ты опять не упорхнула. — О Гонсалесе? — провела костяшками по его щеке. — О нас. От неожиданности Карен замерла, вглядываясь в загадочную зелень всегда печальных глаз. — Не волнуйся, умолять быть моей больше не стану, — вымученная ухмылка. «Не станешь? — разочарованно подумала Карен. — Неужели не станешь?» — Прости, что пренебрегал тобой в последнее время, что допустил это, — бережно коснулся её разбитой брови. — Я не стану оправдываться, но хочу рассказать почему. — Ты не обязан извиняться, — холодно ответила Карен. — Знаю, и тем не менее. — Говори, что хотел, — она боялась признаться себе, как сгорала от нетерпения. — Электра жива. И я столкнулся с ней. Ревность-злодейка вонзила когтистую уродливую лапу в измученное сердце Карен: «Ты мой! Навеки мой!», — внутренний крик, неистовое желание свернуть ему шею. Как можно нежнее погладила его скулу. — Ты говорил с ней? — с трудом сохраняла равнодушную мину. — Нет. Кто-то преследовал её, и когда она расправилась с нападавшим, то просто стояла на крыше здания через дорогу и смотрела в мою сторону. Она прошептала «прости меня» и ушла: оставила меня в смятении, с вопросами без ответов… Помнишь, после открытия фирмы я немного рассказывал о том, что случилось перед моим исчезновением? О Стике, Чистых и Руке. — Помню, — отозвалась Карен, — ты и о ней говорил, правда, вскользь: что она твоя большая любовь и что клан Руки хотел её использовать. — Да, именно, — кивал Мэтт. — И не так давно я обещал, что расскажу тебе обо всём. — Мне это не нужно, это твоя жизнь и ваше с ней дело… — Но я хочу, — ещё пуще прижал Карен к себе: Мэтт слышал, как лживо забилось её сердце. — Я любил её, но это было давно. — Насколько я помню, не так уж и давно, — едко выпалила Карен, но в ту же секунду разозлилась на свою бестактность. — Между нами ничего не было. Когда ты застала Электру в моей постели, она лежала с дырой в животе: Стику чудом удалось её спасти. — Мэтт взял небольшую паузу. — Всё, что мне осталось от былого — воспоминания и чувство вины. Я позволил Руке убить её. А потом она вернулась, и я… — В бессилии поник. — Мне было плевать, что от женщины, которую я когда-то любил, сохранилась только оболочка. Я думал, что помогу ей, смогу вернуть память, но облажался. Как и всегда! — деланая усмешка. — Знаешь, там, под «Мидленд-Сёркл», я был не один: сражался с ней… Я сам остался. Карен будто парализовало. Непонимающе нахмурилась, сощурила глаза и всматривалась в его лицо — словно видела Мэтта впервые. — Что? — едва слышно шевелила губами. — Почему? — Мне было всё равно. Я всех подвёл, погряз во лжи, хотя обещал больше не делать этого. — И хотел… умереть? — слеза сорвалась с нижнего века стремительной кометой, блеснула и исчезла в темноте. — Не думаю, что хотел умереть. Я ничего не хотел. Всё утратило смысл. Карен покачнулась, но Мэтт крепко держал её. — Ты потому позволил нам с Фогги считать тебя мёртвым? — высвободилась из железной хватки, села рядом. Мэтт стыдливо прятал лицо, но не уходил от ответов: — Да. Я был уверен, что погибну, но у Бога всегда свои планы. — Взял её за руки: Мэтту чудилось, будто он тонет, и Карен была единственной, кто мог его спасти. — Я пришёл в себя, но в мире ничего не изменилось, я всё ещё был неудачником, потерпевшим фиаско. Из-за травм мои чувства утратили былую остроту, и я уже не мог быть Сорвиголовой. Тогда я стал проклинать Его, — кивнул вверх, — винить во всех моих несчастьях… Благо, это в прошлом. Но когда передо мной возникла Электра, я на мгновение вновь оказался под обломками падающего небоскрёба, со своей прежней болью. Нужно было покончить с этим раз и навсегда. «Разве я железная?» — Карен не выдержала, обняла его что было сил. — Ты нашёл её? — отстранилась и, всхлипывая, смахивала слёзы. — Нет, — ответил Мэтт ровным и спокойным тоном, справившись с эмоциями. Потянулся к прикроватной тумбе, пошарил по ней и всучил Карен бумажные салфетки. — Но я пытался. Пока не понял, что до смерти устал жить прошлым. — Не говори! — Карен закрыла ему рукой рот. Мэтт рассмеялся, поцеловал её ладонь. — «Не говори» чего? — спросил он с улыбкой. — Не говори «до смерти»… — по-детски жалобно прошептала Карен. — Ну, вот, расстроил тебя, кретин, — сокрушался Мэтт. — Перестань это делать, — насупилась, — прекрати наговаривать на себя. Ты правильно сделал, что рассказал. Спасибо тебе за это, Мэтт, — в её голосе больше не было обиды и злости. — Кстати, — переплела его пальцы со своими, — снег идёт… — Правда? — прикрыл веки и прислушался: со скрипом и хрустом на подоконник ложились снежинки. — Да, идёт. — Мэтт улыбнулся. — Словно знак грядущих перемен. Надеюсь, к лучшему.

***

Эми солгала сестре Мэгги, заверив, что не слышала содержание её разговора с ночным гостем. Но, дабы получить подтверждение своим догадкам, сказала, что слышала имя и обо всём догадалась. Мэгги не стала увиливать — какой это имело смысл перед смышлёным ребёнком? Разоткровенничались. В ответ на рассказ Эми о себе Мэгги призналась, что Мэтт её сын. Эми не заметила, как привязалась к сестре Мэгги: ей была по нутру её суровая забота и очаровательная прямота — этим она напоминала ей Фрэнка. Её честность обезоруживала, а бархатный голос дарил покой и чувство защищённости. Из-за этого спрятанная за ложью тайна становилась для Эми с каждым днём всё тяжелее и невыносимее, ей жутко хотелось поделиться своим «открытием». Особенно с Фрэнком. Эми соскучилась по Фрэнку, он не появлялся с того момента, как привёз её в Клинтонскую церковь. Прошло не больше недели, но кошмары то и дело терзали её ночами: ей снился Толедо — громадный, необозримый, возвышающийся тенью над бесстрашным Фрэнком, которого он разрывал на куски. Она просыпалась, обливаясь холодным потом и тихонько скулила, скованная ужасом. Порой после пробуждения Эми видела рядом сестру Мэгги, гладившую её по взмокшей руке, и только в эти минуты находила утешение. В одну из ночей она особенно не выспалась, встала поздно, после полудня, и чуть не разревелась, узнав, что проспала визит Фрэнка. — Он вышел минут пять назад, может, ещё поймаешь, — попыталась подбодрить её Мэгги, — только… Она не успела договорить, как Эми бросилась догонять своего милого друга. Выскочила на улицу как была, в пижаме и вязаной кофте. Завидела во дворе знакомый джип, побежала со всех ног. Касл собирался сесть за руль, но вокруг шеи сплелись тонкие руки, визжащий грузик повис на спине. — Убью, убью! — щебетала Эми ему в ухо. — Хотел свалить и не поздороваться, да? Задушу! — и звонко поцеловала в щёку. — Мелкая, куда раздетая?! — пробасил Фрэнк, огорошенный её вероломной нежностью. Эми увидела в автомобиле знакомое лицо: почти заживший порез у кромки волос и разбитые плотно сжатые губы, только глаза скрыты за красными стёклами очков. Смутилась своего порыва, разомкнула объятия, спрыгнула на асфальт и стала поправлять задравшуюся фланелевую рубашку в крупную полоску. — А ну марш обратно! — Фрэнк сделал кивок в сторону церкви, но Эми продолжала неотрывно смотреть на Мэтта. — Это мой приятель, — наскоро объяснил он, — а ты шуруй к себе. — Я знаю, кто это, — она начала мёрзнуть и сложила руки на груди, съёжившись. — Да твою ж за ногу! — Касл раздражённо цокнул и открыл дверь на заднее сидение. — Залезай, сопля. Не медлила, юркнула в машину и устроилась поудобнее, накинув на плечи синтетический потасканный плед, лежавший у изголовья пассажирского кресла. — Привет, — неловко бросила она Мэтту. — Здравствуй, Эми, — отозвался Мэтт и обернулся, — могу я к тебе так обращаться? Меня зовут Мэтт, — представился он и улыбнулся с присущим ему очарованием, — но это ты, кажется, уже успела выяснить. — Ага, — кивнула, — и не только это, — не смогла сдержать шалопайскую ухмылочку. — Отлично, — одобрительно опустил уголки губ и снова обезоруживающе улыбнулся, — значит, сэкономим кучу времени. — Куда едете? Мир спасать? — зависла меж передних сидений, закинув на них локти, и подалась вперёд. — Хах! — Мэтт откинул голову и рассмеялся. — Насчёт Фрэнка не знаю, а я еду на работу. Хорошо, если удастся помочь хотя бы одному человеку, на мир сейчас надежды никакой. — На работу? Звучит немного уныло, — состроила гримаску. — И кем, интересно, работает мистер Сорвиголова? — Он адвокат, — вклинился Фрэнк, начав немного ревновать, — работает вместе с Карен. Эми неожиданно умолкла, вновь ощутив смущение и груз своего знания. Она смотрела на профиль Мэтта, любовалась его опрятно зачёсанными волосами, а в голове эхом звучало: «Я звал её замуж». «Неудивительно, что Карен влюблена в него, — неожиданно пришло ей на ум, но она тотчас отругала себя за предательские мысли: — но Фрэнк всё равно лучше». — Чего притихла, мелкая? — позвал её Фрэнк. — Сдулась, — пожала плечами в забавной манере и полезла в бардачок — ковыряться в дисках с музыкой. — Поставь Creedence¹, — сунула диск Каслу. — Давай я, — перехватил Мэтт, чтобы не отвлекать Фрэнка. — Хороший у тебя вкус, Эми. Я так редко стал слушать музыку: смешно и стыдно сказать, что совсем не до этого! Благо, у Фрэнка этого добра навалом… До конца дороги они говорили о музыке, и Эми немного расслабилась. Она не хотела себе признаваться, но ей до мурашек нравилась компания Мэтта. Касл окончательно перестал ревновать и просто молча наслаждался весельем Эми, её раскатистым смехом и остроумными подколами: «Веселись, малышка, смейся громче всех, неси всякую несуразицу!» Рядом с офисом стояла Карен в расстёгнутом пальто и держала подставку с тремя бумажными стаканчиками кофе. Эми выбежала следом за Мэттом, чтобы поздороваться. — Ты чего нараспашку? Мэтт принялся застёгивать пуговицы, но Карен размазанным, ватным движением осторожно отвела его руки. — Порядок, меня в такси укачало, — поправила его слегка покосившиеся очки и глубоко втянула морозный воздух. — Ого, вот это сюрприз! Карен отдала подставку с кофе Мэтту и распахнула объятия для Эми.