***
Прозрачная вода в белом ведре становилась грязно-алой, мерзко-рыжей. Обрегония с остервенением драила ворсистый ковёр, пропитавшийся кровью Гэвина, выжимала тряпку трясущимися руками, проводила тыльной стороной ладони по вспотевшему лбу. Страх отхлынул, и всё, что чувствовала Обри — застилающую разум злость, граничащую с яростью. Оглушающе тихо. Подняла голову, посмотрела на старенький бумбокс, заляпанный масляной краской: Гэвин практически никогда не выключал его, всегда писал картины под музыку, а вечерами врывался к ней в комнату и вёл за собой сюда — танцевать на этом самом ковре. Поднялась и включила музыку, стала танцевать на мокром ковре, скакать в безумном танце, истерично смеясь. Но по прошествии минуты застыла, уставившись в одну точку, а затем рухнула на колени и разрыдалась. Она не шевелилась до наступления сумерек и пришла в себя только тогда, когда увидела на тёмных стенах брызги от уличных фонарей. «Я должна что-то сделать, но что? Пойти в полицию? Опасно, мало ли кого этот кусок дерьма мог подкупить, у них с папашей во все времена везде были свои люди, нельзя рисковать. И всё же… у Армандо с отцом явно не всё в порядке, раз он настолько распсиховался, что решился мне угрожать. Он в панике. Похож на голодную крысу в закрытой бочке — прогрызает жестяные стены, пытается выжить. Может, рассказать мистеру Мёрдоку и его друзьям? Я знаю, они помогут. И почему я раньше не додумалась?» Забыв убедиться в том, что ещё приличное время для неожиданных визитов, Обри кинулась в коридор. Для безопасности надела куртку Гэвина, надвинула капюшон и окольными путями, петляя и осторожничая, направилась к дому Мэтта. Снега вывалило непривычно много, ноги увязали в сугробах. Из-за сильного снегопада на дорогах то тут то там встречались пробки, мигалки эвакуаторов слепили глаза, вой автомобильных сирен ударял по натянутым нервам. Обри успела как следует замёрзнуть и промокнуть, пока дошла: куртка друга оказалась тонкой, осенней и совсем не предназначенной для суровой погоды. Дышала на закоченевшие пальцы, потирала ладони в надежде согреться. Стоя перед дверью, отчего-то замешкалась, засомневалась, но в конечном итоге отбросила сомнения и постучала. Мэтт занимался любовью с Карен, и оба поначалу не услышали стук. Однако когда он стал настойчивее, Мэтт замер и стал прислушиваться. — Что? Что такое? — дрожа от нетерпения, спросила Карен, прогладив его по взмокшим у корней волосам. — Кто-то за дверью, — сбивчиво проговорил Мэтт и насторожился. — Это… кажется, это мисс Блейк. Карен с огорчением вздохнула, потёрла лицо, а затем ободряюще чуть похлопала Мэтта по плечу: — Иди, это должно быть важно, раз она здесь так поздно. Потом продолжим, — мягко улыбнулась ему. Мэтт стиснул челюсть и удручённо повесил голову. Нехотя вылез из постели, кое-как натянул треники и, наскоро приведя себя в порядок, пошёл открывать. — Обрегония, — чуть кивнул, дал понять, что узнал, — что-то стряслось? Отчётливый и столь привычный его нюху запах железа, перемешанный с запахом чистящих средств, ударил в нос. Бешеное, загнанное сердце мисс Блейк дало ответ раньше, чем сорвавшийся голос: — Армандо убил моего друга… и меня убьёт. Обри, захлёбываясь слезами, упала Мэтту на грудь. Рано утром приехал Касл. Обри, бледная и утомлённая, уснула на диване в гостиной, так и не дождавшись его приезда. Она была без сна почти двое суток, держалась на ногах только из-за убойной дозы адреналина и, когда Карен с Мэттом закончили задавать вопросы, провалилась в сон, туго завернувшись в плед. Фрэнк, до того с прохладой и недоверием относившийся к Обрегонии, сейчас смотрел на неё с состраданием. — Ненавижу, когда всякие отморозки обижают дамочек, — скривив разбитый рот, изрёк он, войдя в квартиру и кинув взгляд на спящую Обри. — Зато теперь Толедо можно попробовать выследить по уличным камерам, — повернулся к Мэтту, — Либерман уже занимается. — Отлично, — устало и мрачно ответил Мэтт. — Чего отлично-то? Обтягивай попку чёрными лосинами и поехали. — Уже? — Карен в недоумении уставилась на Фрэнка. — Так точно, мэм, — отозвался Касл, — и ты остаёшься с мисс Блейк, — не терпящим возражений тоном. — В качестве охраны, разумеется! — хохотнул чуть погодя. — Держи-ка, — и вручил коробку с пулями для её «38-го». Звон ударяющихся друг о друга гильз невольно заставил Мэтта нахмуриться. Ему не хотелось оставлять Карен одну, особенно теперь, но он сумел убедить себя, что так будет правильно: «Она может за себя постоять, за кого угодно может», — подумал он без тени сомнений. — Мы будем на связи, — пообещал Мэтт, повернувшись к ней. — И позвони Фогги, уверен, он тоже захочет помочь. — Уже скинула смс, — деловито ответила Карен. «Всё ещё не рассказала ему, — решил про себя Фрэнк, — если бы Мэттью знал, то не оставил бы её, а психовал и трясся, как будто она стеклянная».***
Остановились неподалеку от шикарного люксового отеля. Фрэнк заглушил двигатель и стал рыться на заднем сидении в поисках бинокля. — Где мы? — поинтересовался Мэтт. — Я вырубился по дороге, не понимаю, что за место. — Отель, — буркнул Касл. — Либерман сказал, Толедо был здесь час назад, заходил с чёрного хода, а его свита несла следом здоровенную картину. Должно быть, снимает тут номер. Подождём, когда вернётся. Выпрямился, протянул Мёрдоку термос с кофе, а сам уставился в бинокль. Мэтт послушно наполнил крышку бодрящим напитком и стал прислушиваться к происходящему внутри здания. — Что-нибудь интересное? — по выработанной привычке спросил Касл между делом: знал, что Мэтт уже пробрался за стены. — Пока ничего. Касл довольно ухмыльнулся. Он не признавался, но ему нравилось работать в компании Мэтта, Фрэнк привык к тому, как ладно и эффективно они управлялись сообща, даже несмотря на разногласия. Ему было спокойно с Мёрдоком, он знал, что может на него положиться не хуже, чем на Курта. А, возможно даже, он ни на кого не мог положиться так, как на Мэтта Мёрдока. Ожидание затянулось, оба начинали терять терпение и боевой настрой. Фрэнк от скуки травил армейские байки, Мэтт вспоминал университетские годы. Они настолько увлеклись праздной беседой, что в какой-то момент пришлось одёрнуть друг друга и вернуться к слежке, чтобы не проворонить шанс поимки барона. Умолкли. Фрэнк негромко включил музыку, чуть покачивался в такт и постукивал пальцами по баранке — страшно скучал. Мэтт устал от тягучего ожидания не меньше и попеременно увлекался личными переживаниями, теряя бдительность. И потому не сразу обратил внимание на вышедшего с чёрного хода постояльца, направившегося в сторону подземной парковки. — Сеньор Гонсалес, вы обронили ключи! — донёсся услужливый пожилой голос, сопровождаемый семенящими по асфальту шажками и елейным тоном. — Благодарю, Филипп, — сдержанный, надменный голос. Мэтт подскочил, опрокинув крышку с недопитым холодным кофе. — Твою мать, — недовольно протянул Фрэнк. — В отеле кто-то спид-метал на всю катушку что ли врубил? — загоготал он, протягивая Мёрдоку пачку салфеток. — Тут живёт не Толедо, а Гонсалес, — Мэтт с остервенением поморщился, рвано задышав, — и он только что спустился на парковку. — Да у нас гламурная вечеринка с фейерверками намечается, дружище! — с задоринкой прохрипел Фрэнк. Как только спорткар Гонсалеса показался на шоссе, Мэтт сделал кивок в его сторону: — Этот. Каслу отчаянно хотелось дать по газам, настигнуть его, перегородить путь и изрешетить так, чтобы не осталось живого места. Но, вопреки бушующему внутри огню, пришлось медленно и предельно осторожно вести преследование, отставать, перестраиваться, не привлекать внимание. Каждую клетку словно распирало от сдерживаемого напряжения, ноги и руки подрагивали, сердце участило удары. Мэтт ощущал, как и сам подпитывается источаемой Каслом воинственной энергией, но понимал, что, вопреки тёмным желаниям и порывам, должен поступить правильно: — Фрэнк, — тихонько позвал он. — М? — Не люблю напоминать об этом, но… — Ещё как любишь! — перебил Касл и ухмыльнулся. — Как оседлаешь любимого конька, так тебя уже и не остановить. — Знаешь, что я и сам отвернул бы ему башку, но не стану. И тебе не позволю. — Мэттью, — произнёс Фрэнк после недолгого молчания, — прекрати. Знаешь же, что этот разговор бессмыслен, я не даю невыполнимых обещаний. — Ты должен, — безапелляционно отрезал Мэтт, — иначе расходимся прямо сейчас. Фрэнк не отвечал, нервно клацнул и прибавил скорости. Он понимал, что не сможет уйти от ответа, Мёрдок был настроен решительно. Касл проклинал свою прямоту и неумение жонглировать словами, он попал в ловушку, из которой никак не мог выкарабкаться, не поступившись принципами или не солгав. Вот только с Мэттом ложь была бессмысленной затеей. — Если иначе будет никак, я убью всякого урода, который встанет на пути, — не ответил, а выплюнул. — Идёт, — Мэтт понимал, что лучшей сделки ему не выторговать. Гонсало остановился у заброшенного завода в Квинсе. Выйдя из салона, поправил кожаные перчатки, сунул один пистолет за пояс, а второй убрал во внутренний карман пальто и направился внутрь. — Ждём или на разведку? — спросил Касл. — Там Толедо, а с ним… человек двадцать, наверное, не могу точно разобрать. Вооружены, само собой, — опередил вопрос Фрэнка. — Доставай свои игрушки. Касл вышел из салона и в предвкушении открыл багажник. — Лови, — кинул в открытую дверцу Мэтту верёвки для тайского бокса, — намотай, лишним не будет. — Спасибо, дорогая, — довольно усмехнулся Мэтт. — Обращайся, солнышко, — гоготнул Фрэнк. Разделились, обошли здание по кругу, а затем взобрались по пожарной лестнице на верхние этажи и проникли внутрь через выбитое окно. Осторожно спустились по строительным лесам и затаились за горой из ржавых жестяных баков. — … да, но это мой бизнес, Арми, и я не перевариваю, когда ты хозяйничаешь за моей спиной! — несвойственно себе прогорланил Гонсало. — Спроси любого здесь, они согласятся со мной — ты размяк, потерял хватку, стал похож на сучку высокопоставленных кобелей! — с отдышкой отвечал Толедо. — Лучше не перегибай, — намеренно растягивая слова, произнёс Гонсало, свирепея. Толедо достал пистолет и направил в голову друга, взведя курок. — Зря ты приехал, амиго, — по спине ручейком заструился горячий пот, — я планировал грохнуть тебя позже, а теперь будут осложнения из-за твоего дружка мистера Фиска. Но что поделать — такова жизнь, не правда ли? Мэтт поднял с пола металлический прут, заляпанный белой краской, и выбил из рук барона пистолет. Пуэрториканцы вместе с Толедо и Гонсало обернулись в сторону баков и пустили по ним пулемётную очередь. «Дал бы лучше этим козлам поубивать друг друга!» — шикнул Касл на Мэтта, схватил за рукав и, пригнувшись, потащил за собой в соседний цех, прячась за грядой из строительный материалов. — Да хули вы попасть в них никак не можете?! Косоглазые уроды! — орал Толедо, толкая своих людей в грудь здоровенными ручищами. Гонсало скрылся из виду барона и пуэрториканцев, увлёкшихся поимкой городских мстителей, что стали источником их непрекращающихся проблем. Заняв безопасную позицию, Фрэнк принялся снимать одного бандита за другим: стрелял прямо по кистям, дробя кости и выбивая оружие. Мэтт начал с рукопашного, а затем обзавёлся тонким деревянным бруском и, бросая его рикошетом, вырубал людей Толедо. — Гонсало смывается, — на выдохе отчеканил он Каслу, поравнявшись с ним. — Иди, я закончу сам. Гонсало заскочил в Хаммер Толедо и судорожно включил зажигание, однако барон бросился за ним и стал палить по колёсам — авто было бронированным. Накинулся и стал колотить по машине. — Всё равно достану тебя, мексиканский ублюдок! Тебе теперь никуда не деться! Гонсало с отвращением смотрел на старого друга, сыпавшего проклятиями, и размышлял, как поступить. Медленно достал телефон и набрал номер дочери. Обрегония всё ещё спала под охраной Карен и Фогги, сидевших в комнате Мэтта и каждую минуту ждавших новостей. Вибрирующий в джинсах телефон разбудил её, и Обри вопросительно стала щуриться в экран на незнакомый номер. — Да, — с опаской ответила она. — Привет, принцесса, — сглотнув ком, произнёс Гонсало. — Папа, — прошептала Обри, выпрямившись на диване: его голос показался ей странным, позабытым, доносившимся будто из детства. — Чего тебе? — вспомнила, что должна презирать его. — Сам не знаю. Наверное, просто хотел услышать твой голос. Прости за всю боль, что я причинил тебе, я… Толедо отошёл на метр и стал в упор палить в стекло. — Что у тебя происходит? — Обри вдруг ощутила, как всю её пронзил страх. Но не за себя — за отца. — К тебе в Бруклин приедет мой человек и заберёт в безопасное место. Я люблю тебя, Обрегония. — Папа! — крикнула она, услышав очередной выстрел. Гонсалес повесил трубку. Армандо подошёл вплотную, надеясь, что так быстрее пробьёт уже давшее трещину стекло. Но в этот момент Гонсало с силой толкнул дверь, сшиб барона с ног и в панике побежал к спорткару. Толедо пришёл в себя и на четвереньках пополз к одному из внедорожников своих людей, втиснулся на переднее сидение и поехал за Гонсалесом. — Фрэнк, уходят! — крикнул Мэтт через плечо, выбежав на улицу. Касл оставил двух пуэрториканцев, прятавшихся за стройматериалами, и стремглав помчался на улицу, к своему грузовику. Обри знала, что должна предупредить Карен и Фогги, но ничего не сказала, а улизнула у них из-под носа и поехала в Бруклин, к дому убитого людьми Толедо друга. Но они ведь и люди отца тоже? Какая к чёрту разница — Обри устала разбираться в оттенках серого, раскладывать по полочкам, искать скрытые смыслы и знаки. Она не знала, что ждёт её, не знала, чего ищет от своего поступка. Всё, чего она желала — покончить со всем раз и навсегда. Стояла у дома напротив, наблюдала. Рядом с обочиной притормозил красный спорткар: оттуда как ошалелый вылетел отец и стал набирать её номер. В багажник ему на всех скоростях влетел внедорожник, протаранил вперёд на несколько метров. Из салона показался Толедо: из разбитого носа на пузо накапала кровь, потные волосёнки свисали по бокам клоками — он целился в Гонсало. Обрегония вытащила из кармана куртки пистолет Карен, проверила магазин, а затем взвела курок, вытянула вперёд руки и двинулась на барона. — Не смей! — не своим голосом взвизгнула она. — Брось пистолет! Брось! Свет приближающихся фар и рёв мотора на мгновение отвлекли Обрегонию, и в этот момент Толедо нажал на спусковой крючок. Гонсало в недоумении посмотрел на дыру в своей белоснежной рубашке, из которой во все края стало расползаться ярко-алое пятно, и рухнул, подняв с земли ворох пушистых хлопьев. — Ты его… — Обри распахнула глаза и смотрела на неподвижное тело отца, на маленький снежный вихрь, кружащийся над его головой. Толедо растерянно смотрел на убитого друга, впав в ступор. Обри повернула к нему мокрое от слёз лицо и вновь навела ствол. — Обри! — окликнул её Мэтт, вышедший из грузовика. — Не надо. Хватит на сегодня смертей. Мы сдадим его полиции, и суд разберётся с ним, — подошёл совсем близко, протянул руку в надежде забрать пистолет. — Клянусь, он заплатит за всё. Обрегония не слышала его. В морозном воздухе, наполненном кровью и порохом, она чувствовала лишь запах отцовских сигар, слышала его бархатный голос, рассказывающий лучшие небылицы на свете. — Нет, — прошептала она, — я убью его. Я хочу! Хочу его убить! — закричала она. Прогремел выстрел, и Армандо распластался по земле. Обри, открыв рот, обернулась: Фрэнк опустил оружие, подошёл к ней, без труда забрал пистолет Карен и сунул за пояс. — Тебе это не нужно, — и прижал Обрегонию к своей могучей груди. Мэтт неодобрительно дёргал челюстью из стороны в сторону, но понимал, что уже ничего не сможет изменить. До него донёсся вой полицейских сирен — кто-то из жильцов дома вызвал полицию. — Нужно уходить, — и направился к грузовику, — идёмте. — Я останусь, — всхлипнула Обри, отстранившись от Касла, — я должна дать показания. Больше некому. Всё кончено, — шмыгнула носом, — а вы уходите. Мэтт не стал её переубеждать, это была здравая мысль. — Тебе наверняка понадобится адвокат, — поникшим голосом сказал он на прощание, — я буду на связи. Касл запрыгнул на водительское сидение, и грузовик тотчас скрылся из виду.***
Карен, подперев ладонью подбородок, безрадостно ковыряла вилкой золотистую кожицу пахнущей пряностями индейки. Вокруг шумели чужие голоса, мелькали незнакомые лица, раздражающе гремела весёлая музыка — самое грустное Рождество. Фогги позвал её праздновать к себе домой: Марси специально закатила шумную вечеринку, позвав коллег и знакомых, заказала еду в одном из лучших ресторанов Манхэттена. Ярко накрашенная, в модном платье и с блестящим красным колпачком Санты на голове Марси подошла к столу, где Карен сидела в одиночестве, и нагнулась к самому её уху: — Дорогая, а ты почему такая грустная? Из-за Мэтта? Карен от неожиданности вздрогнула и посмотрела на неё печально-печально: — Я не грустная, — делано улыбнулась, — но Мэтта и впрямь не хватает. — Фогги сказал у него много работы из-за той девицы, которую вы сейчас защищаете — дочери бывшего главаря Мексиканской мафии. Но я всё равно не понимаю, как можно было променять друзей на работу, — сочувственно цокнула и отхлебнула мартини. — Я вообще Мэтта редко понимаю, если уж на то пошло, — заговорщицки понизила тон. — У него и впрямь много работы, — ответила Карен, поправив завиток, упавший в тарелку. — Посмотри, какая ты красивая сегодня! — взяла её за руку и отвела, чтобы ещё раз разглядеть Карен целиком: причёска и платье были её бесспорной заслугой, которой она гордилась не меньше, чем своей адвокатской лицензией. — Пошли танцевать, м? — приподняла игриво бровь. — Извини, Марси, но мне что-то нехорошо, лучше пойду на улицу и подышу воздухом, — встала и направилась в коридор. — Тебе нездоровится? Давай пойду с тобой! — Нет-нет, я в норме, просто немного устала. Веселись с гостями, я ненадолго. Стояла на морозе, вдыхала прохладу полной грудью, отгоняла тоску. Мэтт, в самом деле, был занят, но не работой адвоката: вот уже два дня он не знал сна, гоняясь по ночам за остатками пуэрто-риканского картеля, усмиряя банды, среди которых разразился хаос после смерти двух криминальных авторитетов, руливших ими уже полгода. Теперь Мэтт точно знал, что Фиск жив, что он замешан, и одержимо искал его след. Карен не видела его с того момента, как они с Каслом отправились разыскивать Толедо, только говорила по телефону, когда он просил их с Фогги взять под защиту Обрегонию. Она понимала, что это наивно и глупо, но она хотела, чтобы в Рождественскую ночь Мэтт был рядом: «Столько всего ещё нужно сказать», — положила руку на живот, осторожно погладила и впервые со всей ясностью осознала, что внутри неё, вопреки всему, пробилась новая жизнь. — Смотрю, у тебя веселье в полном разгаре? Подняла голову и в паре метров увидела Мэтта: покрытое синяками и ссадинами лицо, белеющие островками пластыри у кромки волос и мокрые очки — он стоял в распахнутом пальто, опираясь на трость, а уголок разбитой губы подрагивал, стремясь изобразить подобие улыбки. Её любимой улыбки. Карен прикрыла в блаженстве веки и тихонько усмехнулась. Она боялась пошевелиться, спугнуть дивную грёзу, разрушить миг волшебства. Неспешно подошла к нему, едва касаясь припала к оцарапанной щеке дрожащими губами, взяла за руку и переплела его пальцы со своими. — Спроси меня ещё раз, — прошептала она. Мэтт снял очки, убрал их в карман, отпустил трость и с нежностью заключил её замёрзшее лицо в своих горячих ладонях: — Выйдешь за меня? Её сердце билось взволнованно, но как никогда бесстрашно: — Непременно.