Забыть всё то, что было до утра...

Клауса Ягера безусловно можно было описать словом "штандартенфюрер". Солдат. Человек-слово. Полковник, требующий от подчинённых безукоризненного подчинения, и, наконец, мужчина, который был способен взять чуть ли не всё, чего желает. Любую вещь, любой предмет обожания. А разве русские пленные для нацистов - люди? Нет. Они лишь вещи. Слуги. Рабы, которых можно бить, клеймить, пытать и заставить себе подчиняться. Жалкие ходячие подопытные крысы, у которых нет права голоса и даже права на жизнь. Любая провинность, хоть и малейшая - ты труп. Катя Соколовская, по факту, тоже была вещью, которой можно было распоряжаться как хотелось. И ей бы обязательно воспользовались в самых гнусных целях, воплотив свои самые извращённые офицерские фантазии с военнопленной в реальность. Этих, к счастью, не произошедших событий Катя миновала лишь потому, что все офицеры ниже Клауса Ягера были оповещены им буквально в первый же день пребывания Соколовской в Третьем Рейхе - она его вещь. Его игрушка. И никто не имеет права трогать её без его ведома. А ослушаться штандартенфюрера никто никогда не смел. Однако, раз уж Катя была вещью, почему же Ягер так хорошо с нею обращался? Возможно, изначально она ему чем-то и понравилась, но... Была ли это любовь с первого взгляда? Нет, это слишком громко сказано. Холодное сердце штандартенфюрера уже несколько лет не признавало такого чувства. Хотел сделать её девушкой для секса? Любую пленную можно было бы использовать для этого, если перед этим хорошенько отмыть и привести в порядок. Захотел сломать? С одной стороны, да, безусловно. Ещё во время взятия её штаба в плен, даже не видя при "знакомстве" лица Кати, он захотел сломать эту советскую девчонку, которая, казалось бы, играла со смертью. А после того, как Соколовскую привезли в Третий Рейх, для немецкого командира началась самая настоящая череда смутных дней и головной боли. Он то и дело думал о пойманной разведчице, хотел поговорить с ней, вспоминал грубые фразы в свой адрес от лица светловолосой и жаждал лишь одного - наконец увидеть пленную, которая, даже не показывая своего лица, сумела плотно засесть в его душу, вызывая в ней необъяснимое трепетание. И вскоре желание штандартенфюрера сбылось... Когда Ягер, облокотившись плечом о косяк двери, в мельчайших деталях рассматривал бледное личико девушки, пока та лежала без сознания в мед. блоке, полковник понял, что враг его не только стойкий, но и весьма симпатичный. Дерзкая, привлекательная, весьма не глупая девушка, бросающая вызов одним лишь взглядом, как оказалось позже - такую всегда хочется подчинить себе. Сопротивление противника, его недосягаемая красота и некая неприступность... Именно это отличало Катю от других, и именно это с каждым днём всё больше завлекало Клауса, призывая того сначала подчинить жертву себе, а уже после затащить в постель. Однако, даже после того, как на глазах разведчицы Ягер убил русскую заключённую, у Соколовской не возникло должного повиновения и страха. Когда полковник разделил с ней постель, он не сломал её. Заставил испытывать угрызения совести, заставил мучиться - да. Но не смог сломать. Даже видя слёзы на лице юной девушки, штандартенфюрер понимал, что она не сломлена. И с каждой попыткой сломать Соколовскую, мужчина лишь всё больше запутывался в себе, не понимая, эта девушка вызывает в нём больше ненависти, или же восхищения?.. Ягер знал, что даже самые крепкие, казалось бы, бойцы быстро сдавались. Подчинялись. Тряслись перед страхом смерти и падали на колени, моля о пощаде. (Пусть и были единицы тех, кто не сдавался, но это, по его мнению, были не более, чем глупцы.) Однако, Ягер никогда не видел столь прекрасное создание женского пола, чью красоту не испортила даже война. Девушку, которая не сломалась даже при приставленном ко лбу пистолете. Полковник, безусловно, начал уважать после этого Соколовскую. Уважать своего прекрасного, наикрасивейшего врага, проклиная себя ночами. Начиная ощущать страстное желание каждый день видеть её, слушать её чудесный голос, Клаус понял, что постепенно привязывается к Соколовской. Загвоздка только в одном... Полковник сам не заметил, как она перестала быть для него игрушкой. Как он влюбился. Как стал делать в присутствии Кати всё, чтобы она посчитала его хорошим человеком и достойным мужчиной, а не холодным полковником, для которого большее значение имела война, нежели чувства и понимание. Зато он ясно видел, как с появлением Ивушкина охладела к нему зеленоглазая блондинка. Вопреки всему, виду ревности он не подал. Она ведь итак его собственность, разве нет? Безусловно, Ягер прекрасно научился скрывать свои эмоции за маской безразличия и хладнокровия, ведь война - дело такое... И он достаточно хорошо скрывал свою любовь и жгучую ревность до одного момента. До того как не узнал, что Катя, девушка, к которой он проникся столь глубокими чувствами, за его спиной втайне наносит ночные визиты Ивушкину. Этого Ягер не в силах был стерпеть. И да, возможно, он всё же смог бы решить нечеловеческими усилиями данную проблему через разговор и пару криков, быть может, даже после этого признался бы той в чувствах, если бы не её дурацкая выходка. Чёрт возьми, да после такого было просто необходимо наказать девушку! Даже если бы она и не была военнопленной, он - штандартенфюрер, главнокомандующий! Своим поступком Соколовская сама подписала себе приговор. А далее, от алкоголя просто сорвало крышу и желание взяло верх... ...Грубо вторгаясь в рот девушки своим языком, Ягер чувствовал, как Соколовская извивалась под ним, словно змея. Как всячески старалась ударить того в пах и вырвать руки из железной хватки Ягера. Ах, если бы только девушка знала, насколько сильно это раззадоривает полковника... Наконец, почувствовав, как запястья обрели свободу, а ткань рубашки внезапно треснула по швам от плеча, светловолосая, не долго думая, с силой оттолкнула Ягера от себя, садясь на кровати. Не в силах что либо сказать, Соколовская судорожно соображала, что делать, и вдруг встретилась взглядом с Клаусом, в голубых омутах которого сейчас читалась пьяная похоть. От мужчины разило перегаром в перемешку с табаком, и, судя по всему, останавливаться перед начатым тот не собирался. Вновь повалив девушку на кровать, не давая той шанса уйти, Клаус опалил кожу на её плече своим горячим дыханиям, вновь ощущая попытки вырваться. Заведя свою правую руку за спину девушки и силой расстегнув на ней бюстгальтер, немец прильнул к груди военнопленной разведчицы, тут же получив удар в правое лёгкое. Решив более не церемониться с этой непослушной девчонкой, штандартенфюрер резко развернул её на живот, заставляя ту поджать колени, и, загнув нижнее бельё Соколовской, проник двумя пальцами в её вагину, чувствуя, как они буквально тут же начинают намокать. Сделав несколько таких однообразных движений, Клаус вытащил из девушки пальцы, и, подавив очередную попытку вырваться, усмехнувшись, правой рукой расстегнул свой ремень и спустил офицерский брюки. Грубо войдя в Катю, заставляя ту застонать от резкой боли, Ягер начинает делать быстрые, уверенные толчки, притягивая русскую за бёдра к себе. Из груди штандартенфюрера то и дело издаётся глухое рычание, которому вторят лишь тихие женские стоны и скрип кровати, на которой немецкий полковник силой взял русскую военнопленную... Четыре дня спустя. Май 1942 года. Двадцать четвёртое число. Вечер. Заканчивалась неделя. Заканчивались учения. Подходил к концу и ремонт новейшего на тот момент уральского танка Т-34. Близился день испытаний. *** Тёмно-зелёные пятнистые пантеры уже были полностью подготовлены и сейчас вместе с нацистскими солдатами ждали на полигоне своего часа. Немецкое командование, прибывшее рано утром, сидело за трапезой, попутно обсуждая то, что им вскоре предстоит увидеть. Собираясь после ужина пойти на вышку, дабы посмотреть демонстрацию подготовки курсантов, генералы и полковники за столами то и дело бросали взгляд в большое панорамное окно, из которого было видно, как штандартенфюрер Ягер, расхаживая по рядам, воодушевлял солдат, изредка давая им какие-то приказания. Т-34 тем временем всё ещё стоял в гараже, а вокруг него суетилось три танкиста, один из которых прочищал дуло, второй подрисовывал кисточкой белоснежную надпись "Пермь" с красной звёздочкой на конце, расположенную прямо на башне танка, а третий осматривал гусеницы, лишний раз проверяя, всё ли в порядке. Один лишь Ивушкин не принимал в этом никакого участия, прожигая взглядом маленькое окно на западной стене... *** В целом, не считая съезда генералов и наступивших испытаний, в Третьем Рейхе всё шло своим чередом. День сменял ночь, а ночь сменяла день. Только лишь в связи с изменением погоды за окном были уже не тёплые майские ночи, а холодные предлетние дожди, которые затянулись на два дня. Если бы не зелёная листва на деревьях, что находились за пределами концлагеря, можно было бы подумать, что идёт осенний сезон. Из-за этой сырости и слякоти у каждого второго курсанта была хандра, и замученная, угнетённая мина. Даже самые весёлые немецкие офицеры уже заметно приуныли, смотря на серый туманный горизонт. Одну лишь Соколовскую в душе искренне радовала эта дождливая погода и туманная даль. Девушка с каждым днём всё чаще засматривалась на эти тяжёлые массивные тучи небосвода, затуманенные горы, расположенные на границе с Чехословакией, и верхушки елей, торчавших под склонами гор и расстилавшимися далеко-далеко, по всему горизонту. Казалось, война ничуть не затронула это место... После всего увиденного за год на фронте, Кате казалось, что природа этого края - единственный оставшийся рай на земле, не знавший очередей пулемётов, пожаров, и смертей. Портил это представление лишь один неизбежный факт - в нескольких километрах от так называемого "рая" находился лагерь фашистов... После последней ночи с Ягером, светловолосая буквально начала считать дни до побега, шанс осуществления которого выпал в день испытаний. Наконец, Катя покинет это место... Вернётся на Родину. Забудет Клауса. Сумеет вновь наладить отношения с Колей и обязательно убьёт ещё несколько сотен фашистов. В планах уже чётко виделся побег, который они вместе с Ивушкиным распланировали ещё пару ночей назад. Схема его была на удивление проста. К тому же, дождливая погода и туман только сыграли русским на руку. Дело было за малым. Карту Соколовская ещё утром достала из кабинета Ягера, через несколько минут после его ухода из корпуса. И успела вручить её Ивушкину, свернув ту трубочкой, и засунув в дыру на западной стене. Оставалось только ждать начала испытаний... *** Спустя полтора часа ожидания, Ивушкин, получив приказ от штандартенфюрера, залез в танк, отдав распоряжения Василёнку (прим. - танкист, который управлял танком ) выезжать в поле, где и должны были проходить испытания. Всё это время наблюдая за танком с конца полигона, разведчица, проводив Т-34 взглядом и развернувшись на небольших каблучках, пошла в свою комнату, решив на последок сменить одежду для предстоящего длительного бега. Лицо девушки с недавних пор не показывало никаких эмоций, но в душе она ликовала, представляя, как изменится в лице штандартенфюрер и всё немецкое командование, узнав, как четверо русских утёрли им нос. Как сбежали из Третьего Рейха, не оставив в их лапах Т-34. Неужели судьба наконец благоволит Соколовской, и сегодня у неё действительно получится вырваться за пределы этого проклятого места?! Дойдя до своей комнаты, девушка быстро скинула с себя юбку и рубашку, надела платье свободного кроя до колен из плотной, однотонной ткани тёмно-зелёного цвета, а поверх него набросила на плечи вязаную кофту. Не снимая тёплых колготок, Катя просто сменила туфли на сапожки, которые имели плоскую поверхность без платформы и весьма способствовали для бега. Из окна заметив, как немецкое командование направляется к вышке, дабы наблюдать за испытаниями, Соколовская в очередной раз отметила, что нельзя медлить. Быстро взяв свой одноразовый пропускной билет за пределы полигона с полки, Катя крепко сжала его в руке и поспешила к выходу. Понимая, что после того, как русские танкисты окончательно вырвутся из плена, предварительно разгромив немецких пантер, Ягер придёт в ярость и тут же бросится за картой, а не обнаружив её на месте, все подозрения падут на Соколовскую, и тогда жизнь для неё станет здесь сущим Адом, девушка быстрым шагом доходит до ворот и, сунув часовому пропускной билет, выходит за пределы лагеря, вдыхая запах... свободы? Продолжение следует...