Забыть всё то, что было до утра...

Внимание! Читаете мой фанфик? Уделите минутку времени и автору данного творения, буду премного благодарна. Не буду растягивать, сразу к делу... В связи с тем, что недавно на данный фанфик высыпалось достаточное количество критики, а в придачу и шесть жалоб на данное произведение, автор находится в достаточно депрессивном состоянии. Нет, я абсолютно спокойно воспринимаю критику, но когда мой фф хотят забанить и заморозить - это уже другое, согласитесь? Дорогие хейтеры ( или как вас там принято называть ), прошу Вас обратить внимание и на другие работы других авторов, отцепившись тем самым от меня. Хотите полностью грязью облить - давайте уж сразу в личку, а не в жалобы, оk? Да, в моём фф есть определённые недочёты, но блин, сюжет НА ЛЮБИТЕЛЯ, ёпрст. Не нравится - не читайте. Насколько я знаю, у "Забыть всё то, что было до утра..." есть достаточная аудитория, которая читает данный фик и пока что всем довольна. На этой ноте хотелось бы закончить. Приятного прочтения. P.S. Не все смотрят "комментарии к работам", потому написала на всеобщее обозрение здесь. Просьба понять меня, как автора. *** "...Но зачем же ты жалуешься, что горишь в Аду, если сама продолжаешь танцевать там с дьяволом, моя дорогая?" 1921 После того, как наша героиня очнулась в немецком мед. блоке с перебинтованным запястьем, прошло четыре дня. На пятый день доктор разрешил Кате встать, но не покидать палату, опасаясь, что Соколовская вновь может наделать глупостей, или же попросту упасть без сознания от физической слабости. Уже около получаса светловолосая слонялась по палате, время от времени подходя к окну и вглядываясь вдаль, где были видны остроконечные верхушки елей, горы, и тёмный небосвод. Благодаря открытой форточке тонкое обоняние Соколовской могло уловить запахи весны, хотя это, пожалуй, было и несвойственно для такого места. В очередной раз присев на подоконник, Соколовская наконец посмотрела не вдаль, а на окрестности Третьего Рейха, и с удивлением отметила, что недалеко от мед. блока находится парковка немецких автомобилей, а рядом с ней - две цветущие яблони и тополь, уже распускавший свои зелёные листочки. Весна окончательно пришла и в Третий Рейх. Соколовская впервые за долгое время улыбнулась, поймав себя на мысли, что в глубине души уже давно ждала своё любимое время года. Время, когда всё расцветает и благоухает... Дотянувшись рукой до тарелки на тумбе, Соколовская взяла с неё зелёное яблоко, которое ей принесли на завтрак. Откусив небольшую часть, Катя осознала, как давно она не ела фрукты. Продолжая смотреть в окно, Соколовская медленно погрузилась в свои мысли, задумчиво жуя яблоко и прикидывала варианты, как далеко сейчас Ивушкин с танкистами. "Наверняка, уже далеко от Чехословакии. Может даже..." - Geht es dir besser? (Идёшь на поправку?) - у двери вдруг раздалась мужская немецкая речь, а в следующую секунду от этого голоса у Кати из рук выпало яблоко и она, обернувшись, застыла на месте. Увидев Ягера, Катя, опустив глаза, посильнее закуталась в белый халат, понимая, что сейчас на неё обрушится самая настоящая буря, наверняка всё это время бушевавшая в Клаусе. Тяжёлые мысли в очередной раз навалились на русскую девушку, заставляя ту буквально сжаться в комочек и не дышать. На удивление, немец повёл себя весьма спокойно, размеренными шагами подойдя к окну и вдруг начав разговор о весне: - Tolle Zeit des Jahres, nicht wahr? (Прекрасное время года, не так ли?) -, получив от девушки слабый утвердительный кивок, немец вновь перевёл взгляд на вид снаружи, - Als Kind freute ich mich auf den ersten Mai-Regen und das Ende des Schuljahres. (В детстве я с нетерпением ждал первого майского дождя и окончания учебного года.) Соколовская всё это время лишь молча слушала немца, не поднимая головы и боясь что-либо пикнуть в ответ. Кто знает, к чему приведёт весь этот разговор. Ягер был весьма непредсказуемым человеком, от которого в любой момент можно было ожидать чего угодно. К тому же, Катя прекрасно понимала, что не слабо насолила всем немецким генералам, съехавшимся на время испытаний в Третий Рейх. А в частности, самому Ягеру. Да и в конце концов, штандартенфюрер пришёл к ней точно не для того, чтобы обсудить погоду, девушка прекрасно это понимала. Ягер, в один момент переведя на советскую разведчицу взгляд, сделал попытку улыбнуться, но получилось что-то вроде усмешки. - Katya, hör zu... (Катя, послушай...) -, откашлявшись, он замолчал на несколько секунд, по-видимому, подбирая слова, - Es tut mir leid, dass alles passiert ist. (Мне жаль, что всё так вышло.) - Wenn du über Flucht sprichst... (Если т-ты говоришь о побеге...) - Ich spreche nicht von Flucht. (Я говорю не о побеге.) - вдруг подняв свои голубые глаза на светловолосую разведчицу, полковник так же быстро отвёл взгляд, виновато потупив взор, - Ich rede davon, was ich getan habe. Natürlich werden wir auf das Thema Ihrer Flucht zurückkommen, weil ... Es hat mir sehr viel Mühe gemacht, ehrlich zu sein. Aber ich möchte alles seltsam genug ändern. Ändern Sie Ihre Einstellung zu mir. Kann dich sogar vom Dritten Reich wegführen. (Я говорю о том, что сделал. Разумеется, мы ещё вернёмся к теме твоего побега, поскольку... Это доставило мне немало хлопот, честно говоря. Но мне бы хотелось всё изменить, как ни странно. Изменить твоё отношение ко мне. Может даже увести тебя из Третьего Рейха,) - после этих слов зелёные омуты светловолосой стали с ещё большим нетерпением прожигать немца взглядом, - Katya, hör zu, ich versuche zu sagen, wenn ich meine Schuld irgendwie wettmachen könnte, würde ich... (Катя, послушай, я пытаюсь сказать, что если бы я мог как-то загладить свою вину, я бы...) - Wollen Sie um Vergebung bitten? (Ты пытаешься попросить прощения?) - чуть приподняв брови, наконец поинтересовалась Соколовская. В ответ Ягер лишь сомкнул губы в тонкую линию, отводя свой взор в сторону горизонта. - Sloppy entpuppt sich (Коряво получается.) - девушка слезла с подоконника и пошла в сторону своей кровати. В то время как штандартенфюрер, выдохнув, наконец выпалил: - Verzeih mir. (Прости меня.) Катя вдруг остановилась и вдумалась в слова, которые произнёс полковник. В любой другой ситуации девушка, должно быть, посмеялась над тем, что на вид грозный, серьёзный мужчина может идти под пули, рваться в бой, но в то же время коряво просит прощения. Однако, именно в эти секунды Соколовской вдруг захотелось развернуться и посмотреть в глаза штандартенфюрера. И она бы обязательно это сделала, если б её ноги не налились свинцом в какой-то момент и не приросли к полу. Чего на самом деле стоило Ягеру извиниться перед девушкой, убивающей немецких солдат и презиравшей Германию?.. Дальнейшее молчание длилось, казалось бы, вечность. - Als ich Sie im Bad sah, im Blut, habe ich ... viele Dinge im Krieg gesehen, aber das machte mir vielleicht mehr Angst als das amputierte Bein oder das Gesicht des Soldaten, das von einer Granate entstellt wurde. Ich fühlte echte Angst. (Когда я увидел тебя в ванной, в крови, я... Я много чего видел на войне, но это, пожалуй, напугало меня больше, чем ампутированная нога или изуродованное гранатой лицо солдата. Я почувствовал самый настоящий страх.) - проговорив последнее предложение таким голосом, будто мыслями полковник был вовсе не в Третьем Рейхе, мужчина нервно поправил ворот пиджака и наконец посмотрел на Катю, - Ich flehe dich an, mache keinen solchen Quatsch, okay? Katya? Katja, bist du ... OK? (Прошу тебя, больше не совершай таких глупостей, хорошо? Катя? Катя, ты... В порядке?) Обойдя девушку, которая непонятно почему уже около двух минут не двигалась с места, оставаясь посреди комнаты, брови Клауса едва заметно взмыли вверх. Заметив внезапно побелевшее лицо девушки, штандартенфюрер хотел было спросить, что он сделал не так, но Соколовская, сделав пару шагов вперёд и вдруг закрыв рот рукой, пулей выбежала из палаты, чуть не сбив с ног заходящего доктора. - Was ist los mit ihr? (Что с ней?) - торопливо подходя к полненькому старичку в круглых очках, нетерпеливо осведомился Ягер. Однако, было видно, что доктор находится в не меньшей озадаченности. *** Когда наконец Катя пришла обратно в палату, военный врач незамедлительно помог ей лечь на кровать, наотрез отсекая просьбы со стороны штандартенфюрера как-либо ей помочь. В очередной раз посмотрев на Катю, лицо которой отдавало весьма нездоровым оттенком белого цвета, Ягер, не переставая спрашивать доктора, что с ней такое, внезапно оказывается около двери, а уже через секунду в коридоре. - Yager, hör zu, ich muss sie untersuchen! Bleib ruhig! Sie wurde nicht mit drei Wunden vom Schlachtfeld gebracht. Jetzt werde ich sie untersuchen und Ihnen erlauben einzutreten. Reiß dich zusammen. (Ягер, послушайте, мне нужно её осмотреть! Сохраняйте спокойствие! Её ведь не с поля боя с тремя ранениями доставили. Сейчас я её осмотрю и разрешу Вам войти. Возьмите себя в руки.) После столь немногословной тирады пухленький старичок, на удивление быстро закрыв перед носом Ягера дверь, скрылся в палате, оставив полковника ждать. Недовольно зыркнув напоследок на доктора, немец всё же отошёл к подоконнику с нахмуренным видом и принялся ждать. Ягер, разумеется, не терпел такого отношения и почти никогда никому не позволял так к себе относиться, но, если учесть, что именно этот русский пленный доктор не единожды спасал его самого, когда Клаус, ещё будучи солдатом, страдал от ран, то дело принимало другой оборот. Так или иначе, немцу ничего не оставалось, как повиноваться и остаться в коридоре. *** Светловолосая разведчица, которой только что тёплые пальцы доктора сунули в рот пару таблеток, попыталась приподняться, ощущая неприятную горечь во рту. - Тихо-тихо, дорогая, тебе нужно немного полежать, пока я тебя обследую. Ну-с, ты ведь не особо возражаешь? Невнятно промычав что-то в ответ, Катя вновь откинулась на подушку, почувствовав, как на её живот вдруг положили что-то холодное и стали по нему водить. - Скажи мне, приступы тошноты у тебя ведь уже не впервые, так? - Какая разница... Как это вообще может... - сморщившись от неприятных ощущений, Соколовская даже толком не обдумала вопроса, который, однако, был не менее важным. Доктор в это время нахмурил брови и посмотрел на свои наручные часы, в то же время поправив очки на переносице: - Если я не ошибаюсь, то таблетки уже должны были подейстовать-с. Стало быть, кхм, если мои предположения верны, то, пожалуй... Не дав доктору договорить, Соколовская, вдруг став с кровати, прижала на всякий случай ладонь к губам и побежала, хоть уже и с меньшей силой, в сторону двери. Чуть не сбив дверью стоящего около неё Ягера, Катя пронеслась мимо него в сторону туалетной комнаты, которая, благо, находилась поблизости. Когда Катя дошла до палаты, её буквально у порога встретили сильные руки полковника, которые перенесли военнопленную в постель. Было видно, мужчина ненаигранно обеспокоен и озадачен самочувствием Кати. Да и сама девушка, к слову, была озадачена им не меньше. Более того, она была напугана своими ежедневными приступами тошноты и спазмами внизу живота. В то время, как Ягер укрывал блондинку одеялом, доктор, вытирая руки полотенцем, собирался с мыслями, поскольку сказать столь "радостную" весть в военные годы было, на самом деле, очень трудно. Наконец, он повернулся к Соколовской и Ягеру. - Кхм, думаю, в ближайшее время отказываться от еды тебе точно не стоит, Катя. - На что Вы... На что Вы намекаете?.. - чувствуя, как сердце начинает биться чаще, Катя, облизав сухие губы, наконец задаёт свой вопрос, краем глаза не переставая коситься на Клауса. Не спеша снимая очки, доктор, сложив их дужки, наконец говорит Соколовской то, что она на тот момент больше всего боялась услышать: - Schatz, du bist schwanger. (Дорогая, ты беременна.) Продолжение следует...