Сторонние наблюдатели

Кто-то снова открывает книгу. Я слышала, сейчас нас проходят в школах, это правда? Никогда бы не подумала, что такая предикая книженция попадет на столы к детям, да еще и в обязательном порядке. О, времена, о, нравы!.. Поколения сменяют друг друга, а мы наблюдаем за этим – безмолвные хранители тайн прошлого. Прямо гордость берет. Кто-то только открывает книгу, кто-то уже добрался до последних страниц, кто-то выбрасывает ее в окно, потому что, сколько бы ни пытался, не может осилить столь причудливое произведение. Я не знаю, как было бы правильнее отзываться о том, неотъемлемой частью чего являюсь, но с позиции неподвижного наблюдателя могу заявить: все, что здесь происходит – чуднО и забавно. Этот смешной Илья Ильич, этот прехорошенький Андрей Иваныч, эта Ольга Сергеевна – просто прелесть – и этот… Алексей Иванович. Или Иван Алексеич? Никак в толк не возьму, что это за субъект, лицо которого я вижу так часто, но все не могу запомнить? Ох, я сбилась с мысли. Так случается всегда, когда хочется и нужно высказать многое, но не знаешь, с чего начать. В голове сплошной сумбур. А чего я ждала спустя столько лет бездеятельного созерцания мира, к тому же выдуманного? Ну, не будем о грустном. Мне довелось слышать (ходит тут одна сплетня), что кое-кто весьма нелестно отзывается об Андрее Ивановиче. Не верьте ему, кто бы это ни был! Я обитаю здесь с начала начал и скажу Вам, по секрету, конечно же, что более лучезарного персонажа Вы не найдете во всей книге. Кто еще мог бы так бескорыстно помогать человеку, чья душа уже давно перестала трепыхаться в цепких лапах праздности? Кто еще, несмотря на свою силу и независимость, мог бы протянуть этому слизню руку помощи?.. Не чешите в затылке: второго такого героя здесь нет. Андрей Иванович один такой, во всем нашем необъятном произведении, а остальные – серые тени в сравнении с ним. Раз уж пошли такие пляски, давайте говорить начистоту: признайтесь, не кривя душой, есть ли в вашем окружении штольцы? Представляю, как некоторые на голубом глазу заявят, выпятив грудь: так это же Я! Я бы рассмеялась, если бы не была так хорошо воспитана и если бы умела смеяться. Потешаться над дураками – грешно, поэтому усилием воли сдерживаю в себе презрительную тираду: не пристало женщинам метать молнии. А я, в конце концов, тоже отношусь к женскому роду. Знаю, что многие не обращают на меня внимания и давно уже перестала обижаться, если кто-то пропускает мое описание. В этом нет ничего страшного и оскорбительного: всегда появляется читатель, который с уважением относится ко всем мелочам. А мелочей у нас много: ими любезный автор обвешал все, что только было можно, чтобы усилить атмосфЭру, как выражаются в кругах писателей. Была бы я писательницей, а не тем, кем являюсь, я бы… Что ж, меня опять отнесло от темы подводными течениями вольных измышлений. Не стоит погружаться в мечты, если ты – лишь крошечная часть написанной кем-то картины, если ты не принадлежишь самой себе. Наверное, Вы уже заметили, что время от времени меня утягивает во мрачные размышления о смысле бытия и своего пребывания здесь, но, прошу Вас, не обращайте на это внимание: в моем положении и не о таком говорить начнешь… Ах, очаровательная Ольга! Что за живость, что за энергия в ее прекрасных серо-голубых глазах! Что за сила в ее льющемся, словно птичья трель, голосе… Иногда я забываюсь и мечтаю о том, как была бы ею и танцевала бы среди ромашкового поля, любуясь на свои изящные, белые ножки… как красовалась бы перед зеркалом, рассыпая кудри по плечам, как наслаждалась бы шелестом платья и звуками фортепиано, которые сама же извлекаю, пробегая пальцами по монохромным клавишам. Как же хорошо быть главным героем! Живешь полной жизнью, словно настоящий человек, да ты и есть настоящий человек, если автор твой умен и талантлив. А внутри меня еще дергается увязшая в загустевших чернилах муха. Кто-то снова открывает книгу. Возможно, Вам это будет не так интересно (я сомневаюсь, что мои рассуждения вообще кому-то интересны), но я представляю себя не только Ольгой Сергеевной. Конечно, звучать это будет вульгарно, но… да, я люблю думать о том, как ощущает себя Андрей Иванович Штольц. Не подумайте ничего, я – всего лишь сторонний наблюдатель, отчего-то наделенный гибкой и яркой фантазией, поэтому мне не остается ничего, кроме мечтаний. Как прекрасно, наверное, быть Андреем Ивановичем!.. Как чудесно, наверное, чувствовать биение силы в большом, жилистом теле; как славно быть всегда бодрым и свежим, как мальчишка, и знать, что ты можешь все! Как хорошо ему, наверное, глядеть в зеркало и видеть свое жесткое, скуластое лицо и лучистые глаза, всегда сияющие умом и жизненной энергией! Как хорошо ему и как хорошо тем, кто рядом с ним. Он же словно маяк в ночном море, словно единственная путеводная звезда, мерцающая сквозь неплотные грозовые тучи. Да и Обломовым – нашим любимым Обломовым! – быть не так уж плохо, воображаю. Пусть я его и презираю, этого безвольного червя, пусть не понимаю, как Ольга могла полюбить его, но будь я – это он, я была бы, пожалуй, счастлива. Как же не быть счастливым, если у тебя есть руки и ноги, и живое сердце бьется в груди? Как же не быть счастливым, когда ты можешь осязать и чувствовать… Впрочем, не уверена, что Илья Ильич способен чувствовать в полную силу. И осязать. И жить вообще. Он же… жалкий персонаж. Вы так не считаете? Разве может личность, погрязшая в собственных слабостях, безропотная, безынициативная, считаться личностью? Скажите мне на милость, люди. Я – декорация, треклятая чернильница, заляпанная, с мухами внутри, что могу знать о Вас? Однако же, являясь лишь следствием деятельности (или бездеятельности) своего хозяина, я мыслю гораздо шире и свободнее него. Так в чем же дело? Неужели вы – приматы, одаренные разумом и душой – ничем не отличаетесь от предметов быта: чернильницы, халата, кочерги, ночного горшка?.. Нет-нет, не слушайте меня. Я снова сбилась, слишком погрузилась в свое чернильно-черное нутро, так что не обессудьте, это всего лишь… к черту! Не будем о грустном.