Механизмы

      Где-то под потолком завывал сквозняк. Холод, которым веяло откуда-то снаружи, пробирал до костей. Небо, видневшееся за оконным стеклом, мутным от осевших на нем частичек грязи, было затянуто серыми слоистыми облаками и слабо светилось. Накахара сидел на кровати, поджав ноги под себя, и размышлял о чём-то с недовольным лицом, пытаясь растиранием вернуть тактильную чувствительность окоченевшим сухим ладоням. На худые плечи он накинул старый мягкий плед широкой вязки; он был теплым и хоть как-то согревал парня, уже продрогшего в просторном помещении, которое сейчас не отапливалось.        Полумрак большого зала с высоким потолком. Никого рядом. Тишина и одиночество.        Удел всех часовщиков — обособленность от большей части окружающего мира, потому что Механизм, который опекает весь огромный город и заложниками которого являются его смотрители, опасен для людей, хоть и обеспечивает их жизненно необходимыми ресурсами, такими как свет, тепло и электричество. Он отравляет тех, кто, постоянно или нет, с ним контактирует — их тела начинают частично превращаются в живую механику. Механизм жив, разумен и селит частицы себя в людей, которые ухаживают за ним, для того, чтобы смотрители его никогда не покинули. Чтобы они были бессмертными и при этом никогда не смогли его оставить. Часовщиков, безусловно, уважают в обществе, но обычные люди избегают их из-за того, что частицами часов легко можно заразиться. Они — отшельники, которые посвящяют всю свою жизнь без остатка служению благополучию своего поселения. Эти люди вынуждены держать дистанцию со всеми.        Мало кому нравится иметь в себе пружины, шестерни или ещё что-то в этом духе: человеческая ксенофобия, боязнь неизвестного, могла бы легко свести с ума неподготовленного человека. Тем, кто работает с энергоблоками теснее, выдают и более конфиденциальную информацию, от которой тоже веет чем-то жутким: сначала механические компоненты заполняют лишь самые главные органы организма вроде какой-нибудь конечности, мозга или сердца. Им легче локализоваться там, где чаще происходят повреждения клеточных тканей. Обычные же люди или боятся этого, или не понимают, с чем вообще имеют дело.        В подавляющей тишине вдруг раздался стук в дверь.        С таким звуком обычно приходят подростки с онемевшими ручонками, продрогшие насквозь от длительных прогулок на улице. Быстрый, мимолетный, но различимый звук, будто стучащий человек намеренно осторожно касается двери, чтобы не причинять своим рукам лишнюю боль, ощутимую на морозе куда острее.        Чуя прошёл комнату и темный коридор, ведущие к самой двери. Слышимость в каждом уголке Часовой Башни почему-то была просто прекрасной — можно было чихнуть на одном конце жилища и в другом это бы прослушивалось так, будто раздалось прямо под ухом.        Он приоткрыл дверь, уже настроившись на очередное: «Накахара-сан, можно у вас сильный ветер переждать?» или какие-нибудь просьбы такого рода, но… не тут то было.        — Здравствуй, Чуя! — в этот момент из-за двери показалось лицо, озаренное радостнейшей улыбкой. Слишком хорошо знакомое Чуе лицо.        В следующую секунду смотрителя буквально передёрнуло от удивления: он с силой захлопнул дверь, попав при этом, судя по всему, по человеку, произнесшему эти слова. По ту сторону преграды между ними послышалось громкое страдальческое «А-ай!».        — Накахара, ну твою ж мать!        «Этого не может быть… этого не может быть!..» — замелькали в голове у рыжего раздражающе-однородные мысли. Он сначала вжался в дверь спиной, сползая по ней, а потом вдруг вскочил и резко развернулся. Чуя настежь распахнул старую дверь, отозвавшуюся на это характерным скрипом.        На пороге стоял молодой человек высокого (по крайней мере, относительно Чуи уж точно) роста — карие глаза, тёмные волнистые волосы, серо-голубая рубашка в вертикальную полоску, черный галстук, жилет и характерный плащ черного цвета. Руку он прижимал к кровоточащему разбитому носу, и гримасу имел довольно возмущенную.        — Привет, Чуя. Не ожидал?        — Н…не ожидал.        — Я уж понял, — мужчина с любопытством покосился на своего собеседника, несмотря на испытываемую боль.        Накахара помолчал секунд тридцать, собираясь с мыслями и готовясь начать парировать. Его удивлению не было предела, просто потому что ситуация, в которой он оказался сейчас, была невозможной, даже немного «мифической», если угодно. Все же оправившись от полученного шока, парень произнес:        — Дадзай! Чего ты вообще тут…        — Коротышка, — вдруг совершенно по-хамски перебил его шатен, что было очень в его стиле. Он говорил в нос, что звучало немного забавно.        Чуя вдруг почувствовал то самое давнее забытое ощущение, которое он похоронил в годах. Как внутри что-то вскипает, начиная бурлить и клокотать. Ещё больше его раздражало то, что он определенно знал, что пришедший прямо с порога начинает свою клоунаду с единственной целью — разозлись старого знакомого, и притом справляется с нею с большим успехом.        –…что ты сказал? — Накахара по крайней мере пытался успокоиться. В его положении беситься было не солидно, — Ну-ка повтори… если посмеешь.        Дадзай выслушал эту реплику с максимально серьёзным лицом, какое мог состроить в текущий момент, хотя по хитро сощуренным глазам было видно, как ситуация его забавляет. Он ухмыльнулся и повторил по слогам:        — Ко-ро-ты-шка.        Смотритель сжал сначала руки в кулаки, понимая, что ещё немного, и в мире станет на одного помощника часовщика меньше, ну, а потом… просто выдохнул и сделал каменное лицо. Он тихо продолжил, собрав всю волю и достоинство:        — Ладно, неважно. Как ты здесь оказался и что ты здесь вообще забыл… предатель?        — Вот это да, Чуя! Ты проявляешь чудеса самообладания сегодня! Помнится, в гневе ты иногда бываешь пострашнее тварей с нейтральных земель, хаха. Хмм, так о чем это я хотел?.. Ах, да. Рыжий, я… пришёл осведомить тебя о кое-каких любопытных новостях. Я знаю, ты любишь внезапность, — Осаму тихо засмеялся, понимая, что производит «лучшее» впечатление из возможных, — Дело в том, что Мори Огай назначил меня заместителем часовщика. С этого момента я вступаю в обязанности.        Нужно было видеть лицо Накахары в этот момент: эта странная дикая помесь удивления, гнева, озадаченности и чего-то ещё была просто неповторима. Пока он, шокированный, стоял на пороге и пытался понять что к чему, Дадзай ждал. Вежливо, но недолго — в конце концов он всё же не выдержал и сказал:        — Слушай, а давай ты над этим поразмышляешь в помещении, а? Я продрог до костей, а ещё мне бы какую-нибудь ваточку… М-м-м?       Чуя в ответ на это промолчал и просто прошёл в помещение с помрачневшим видом, убрав руки в карманы брюк. Шатен, не дожидаясь особого разрешения и пользуясь моментом, просто прошмыгнул следом, потому что не мог утверждать, что смотритель не передумает и не выставит его за дверь сейчас. ***        — Ну, как твоё ничего? — поинтересовался Дадзай, кутаясь в свой плащ и морщась от неприятных покалываний в носу от мороза.       — Также, как и раньше, — процедил Накахара, отводя тяжёлый взгляд.        Осаму сидел и держал ватку, задерживавшую остатки крови, у носа. Чуя уставился в стол. Он выглядел недовольно и даже как-то уныло. Осаму вздохнул.        –Ты как-то… выцвел, что ли, — произнёс Дадзай, — Загнулся ты тут. Сколько, говоришь, ты тут уже часовщиком отработал?        — Пять лет, — ответил рыжий, — Как ты исчез, так почти сразу же и назначили.        Он замолк ненадолго.        — Только… Я не понимаю, почему нельзя было предупредить меня, о том, что сваливаешь. Ещё лучший друг называется…– в голосе вдруг зазвучала злоба, — Ты хоть знаешь, как я тут напсиховался, чертов придурок?        — Правда психовал? — спросил парень с отвлеченным видом.       — Ещё как… Ты что, совсем ничего не понимаешь? Мой единственный друг… И вдруг оказывается, что сбежал из поселения на нейтральную землю, пропал неизвестно где и… И всё! Аргх… Ты не знаешь ещё, как потом тебя все, кому не лень, говном поливали! Предатель… урод моральный! Где ты, черт возьми, вообще пропадал?        — Чуя… Успокойся пожалуйста, — Дадзай поднял руки, призывая к спокойствию и сохраняя невозмутимое выражение лица, — Я… не мог рассказать. Сейчас могу, если ты так хочешь. Меня послали в пятое поселение… как бы, информация и все такое, понимаешь?        — Шпионом?..– Чуя все же удивился, что было заметно даже сквозь внешнее раздражение.       — Ну, вроде того, если хочешь.        Смотритель Механизма задумался, слегка барабаня пальцами по столу, после чего тихо хмыкнул и поднял глаза.       — Пятое поселение? Но они же подозрительные, как черт знает кто, и почти никого не принимают снаружи. Как ты вообще умудрился у них прижиться?..       Дадзай молчал. Какое-то время спустя он покрутил головой, встал, вытянувшись во весь свой рост, и сказал, очевидно, намеренно меняя направление диалога в более удобное для себя русло:        — Слу-у-ушай, а что у тебя тут так холодно? На улице, вообще-то, зима. Мороз третий день стоит. А у тебя ничего, кроме пледа твоего дурацкого. Ты хоть в курсе, что прогресс не стоит на месте, и уже давно изобрели обогреватели, человек-ржавчина?       Чуя недовольно фыркнул и закатил глаза, отложив плед от себя в каком-то защищающем жесте. Его жутко раздражала манера своего друга так резко менять тему разговора, стоило начать обсуждать что-то щекотливое. Он вздохнул и сказал:        — Мой сломался. Я собирался сходить в ремонт отдать его. Завтра…        — Ясно, — Осаму ещё разок осмотрелся, подмечая для себя, что с прошлых времён изменилось одновременно все и почти ничего, — Я по договору тоже должен проживать максимально близко к Механизму. Поделишься жилплощадью?        — Куда ж я денусь…       Этот человек до жути его раздражал, но в этом все-таки было что-то прекрасное. Ощущение адреналина и возможность пощекотать себе нервы после долгой изоляции в полном одиночестве. Накахара не желал признавать это всем своим сердцем, но ему действительно было приятно опять повидаться с Осаму. Его тупые насмешки и подколы, видимо, обладают какими-то сверхъестественными свойствами, потому что без особого труда смогли расшевелить человека, который в последнее время сомневался, что вообще может что-то чувствовать, а это дорогого стоит.       Часовщик подумал о том, что появление Дадзая все же было переменами к лучшему, чем просто очередным раздражающим обстоятельством, которыми и без того полнилась его жизнь.