We Might Be Dead By Tomorrow

В утро понедельника я просыпаюсь за тридцать минут до будильника. Стрелки часов показывают половину шестого, а сквозь свинцовый туман в окне пробиваются первые лучики солнца. Белла ещё спит, накрывшись одеялом по самую макушку, поэтому я осторожно хватаю со вчерашнего дня подготовленную одежду со спинки стула и словно первоклассный шпион крадучись, бреду в ванную комнату. Когда я оказываюсь под тёплыми струями душа, то мысленно благодарю своё подсознание за ранний подъём. Нет ничего лучше, чем занять ванную самой первой и размеренно «почистить свои пёрышки», без давящего чувства, что за дверью томится от ожидания человек. После сушки и выпрямления волос, я переодеваюсь в тёплую толстовку и джинсы и выхожу из ванной окутанная терпким ароматом имбиря и манго. Осторожно схватив из комнаты рюкзак, я спускаюсь на первый этаж, оставляю сумку в прихожей и иду на кухню, где меня с улыбкой и ароматом подгоревших блинчиков встречает папа. На нём милый кухонный фартук с эмблемой Бэтмена, который я подарила ему на день отца и рабочая тёмно-синяя рубашка. Увидев меня, родитель улыбается и приветливо машет мне кулинарной лопаткой. — Доброе утро, папуль, — нахмурившись, говорю я, проскальзывая за стол и кивая на его униформу. — Я думала, тебе на работу сегодня к девяти. Его пистолет в чехле и ремень лежат на столешнице, ровно, как и подготовленный контейнер с едой. Мой прекрасный офицер Свон обычно просыпается в семь и выезжает на работу к половине восьмого, но сейчас ещё нет и шести утра, а он уже в боевой готовности. Что-то определенно произошло. Его разбудили чуть свет и дали задание? Или же он вовсе не ложился? Зная, каким чрезмерно ответственным и любящим свою работу мог быть папа, я не удивлюсь, если узнаю, что доблестный шериф Форкса не ночует дома, а проводит свои вечера в участке за кружкой дрянного кофе из автомата вместе с кучей нераскрытых дел. — Доброе утро, ребёнок, — он заметно мрачнеет, когда замечает на моём лице крайнюю подозрительность и недоверие. Иногда, как любит выражаться папа, я распознавала ложь похлеще любого полиграфа. — Звонил окружной прокурор, — объясняет он, отхлебывая из кружки зелёный чай. — Он хочет, чтобы сегодня я и команда моих парней поехали в Порт-Анджелес, помочь местным разобраться с делом. На одном из складов был убит охранник. По предположению их шерифа, это сделал какой-то дикий зверь. Мои глаза едва не вылезают из орбит. — Дикий зверь? — спрашиваю я. — В Порт-Анджелесе? Серьезно? Папа пожимает плечами. — Соберём улики, осмотримся. Со слов прокурора там всё непонятно и загадочно, но думаю, что мы со всем разберёмся. Наш Мауч — первоклассный ветеринар, и если парня убило животное, он запросто уставит какое именно. — Ничего себе, — только и могу выдавить из себя я. Тревожность холодными тонкими пальцами пробегается по моему позвоночнику, вызывая в ответ кучу мерзких мурашек. Страх поселяется где-то в глубине меня, сжимая до боли внутренности и перекрывая кислород. Одна моя часть (совершенно нерациональная и чрезмерно эмоциональная) отчаянно желает поехать вместе с отцом, защищая его от всех опасностей, которые могут предостерегать на пути. Другая же понимает, что я — школьница, едва перешедшая в старшую школу и имеющая психологическое заболевание — не смогу ничем помочь группе опытных полицейских и криминалистов. Из размышлений меня вырывает громкий автомобильный гудок, и я едва не падаю со стула от неожиданности. Папа ставит передо мной стакан с апельсиновым соком и тарелку блинов, политых шоколадным соусом. От аппетитного запаха и невероятного вида мой желудок начинает жалобно урчать. Папа смеётся надо мной, снимая фартук и надевая вместо него ремень с висящим на нём пистолетом, и треплет меня по волосам. — Всё будет хорошо ребёнок, — говорит он, целуя меня в макушку. — Хорошего дня. И не дай Белле затеряться в школе. Быть новенькой в предпоследний год не самое приятное чувство. — Хорошо, — растерянно улыбаюсь я. — Передавай привет Маучу. И будь осторожен, шериф Свон. До Робокопа тебе ещё далеко. Фыркнув, папа уходит за дверь, а я включаю радио, чтобы заполнить пустоту, образовавшуюся после его ухода. Ненавязчивая мелодия и невероятно нежный вкус поджаренного теста заставляют меня почувствовать себя лучше. Я откидываюсь спиной на стул и закрываю глаза, думая о котятах, радугах и единорогах и вытесняя тем самым из разума самые мрачные мысли. *** За тридцать минут до начала занятий, я обнаруживаю Беллу на крыльце, укутанную в тёплую безразмерную парку и толстый широкий шарф. Её руки в тонких перчатках, что я вручила ей сегодня утром после завтрака, упрямо засунуты в утеплённые мехом карманы, а на голову наброшен пушистый капюшон. Я усмехаюсь, про себя отмечая, что она до безумия напоминает мне милого пингвинёнка из старого мультфильма, который в детстве мы просто засмотрели до дыр. Поправив на плече рюкзак, я подхожу к сестре и игриво дергаю её за каштановую прядь. — Готова к учебному дню, Сис? — спрашиваю я и вижу, как Белла вся хмурится и выдавливает из себя натянутую улыбку. — Больше да, чем нет. Но кого это волнует?.. — неловко говорит она, ладонью стряхивая с моих плеч несколько упавших снежинок. — Ну, а ты готова прокатиться на старинном автомобиле? — сестра, развернувшись, кивает на припаркованный у обочины выцветший бледно-красный пикап. — Пока вы вчера с Эмбри уговаривали Чарли запечь зефир с печеньем в камине, Джейкоб устроил мне пробный заезд. Я удивленно распахиваю глаза, пропуская мимо ушей резко брошенное «Чарли», а губы сами складываются в ехидную ухмылку, от чего Белла краснеет и, от меня отвернувшись, направляется в сторону машины. Я бегу за ней, на ходу хватая её под руку и, хитро прищурившись, заглядываю в её карие глаза. — Ты не подумай…ничего такого не было, Джи-Джи, — оправдывается она, опережая все мои компрометирующие вопросы. — Я… не очень хороша в механике… И Джейк великодушно предложил мне несколько уроков по вождению. Мы просто мило поболтали, пока он рассказывал мне обо всех недостатках моей машины. — Ладно, — разочарованно произношу я, выпуская сестру из объятий. — Просто будь осторожней с парнями, хорошо? Я с ними выросла, и точно могу сказать, что даже невинный флирт заставит их влюбиться в тебя. С Джейком мы этот этап прошли, когда нам было лет тринадцать, — ну, знаешь, самый пик переходного возраста. Он был влюблён в меня где-то месяц и жутко ревновал к Квиллу и Эмбри. Пришлось вправить ему мозг и прочитать парням двухчасовую лекцию о том, что встречаться с лучшими друзьями нельзя, если, конечно, не хочешь их потерять. — Лекцию? — глаза Беллы расширяются, а на губах играет весёлая улыбка. — Ага, это мой, так скажем, бзик. Но парни находят это очаровательным. Сестра смеётся, качая головой, и заводит свою машину. *** Наша школа является столь же безукоризненной и безрадостной, как и большинство школ маленьких городков. Простые здания из красного кирпича с бледно-желтыми оконными рамами, школьный рекламный щит выглядывает из-за зелёной изгороди и выходит на дорогу, пестря огромными чёрными буквами: «Средняя школа Форкса». И ниже эту прекрасную композицию дополняют кем-то приписанные ярко-красной краской из баллончика слова, сложенные в жутковатую фразу «Выживи или умри». Проезжая мимо «графитти», я задаюсь вопросом, насколько нужно быть смелым и (ли) глупым, чтобы сотворить такое. Нашей школе едва хватает финансов для поддержания ученических кружков по интересам, и вряд ли хватит денег на новый стенд. Я мягко хлопаю сестру по плечу, когда мы заезжаем на школьную парковку, и несколько моих одноклассников с нескрываемым интересом всматриваются в лобовое стекло беллиной машины, в надежде увидеть новенькую раньше всех. Белла на секунду мрачнеет, но быстро берёт себя в руки и нервно мне улыбается. — Слушай, я знаю, что это не так весело, как общение с твоими друзьями, — неуверенно начинает сестра, выпрыгивая из машины и хватая с заднего сидения рюкзак. — Но не могла бы ты сходить со мной в приёмную? Она бледнее, чем обычно. Карие глаза лихорадочно бегают, а руки сковывает мелкая дрожь. Я никогда не была новенькой и всегда вливалась в любой коллектив, словно так и нужно было, поэтому мне сложно представить через что придётся пройти моей родственнице. Чувство стыда и угрызения совести, к моему удивлению, начинают чесать череп изнутри, а внутри что-то сиротливо сжимается. — Конечно, Би, — ласково улыбаюсь я, в ободряющем жесте опуская руку на беллино плечо, и девушка заметно расслабляется, услышав прозвище из далёкого детства. — Всё будет в порядке. Это всего лишь школа. Веди себя непринуждённо. Нос, конечно, не задирай, но и не строй из себя невинную овечку. Большинство учеников будет обращать на тебя внимание, но, запомни, сестрица, это их проблемы. Новенькие будут везде, пусть привыкают. Белла благодарно мне улыбается, застенчиво заправляя волосы на ухо, и хватает мою руку своими холодными ладонями. Я веду сестру в сторону административного корпуса, где она должна отметиться и получить своё расписание и номер шкафчика у миссис Коул. Маленький, ярко освещенный кабинет канцелярии встречает нас уютным теплом и свежестью. Миссис Коул — невысокая коротко стриженая рыжая женщина — расплывается в приветливой улыбке, когда мы с Беллой подходим к невысокой стойке. — Так это и есть Изабелла? — восклицает она, изучающе пробегаясь по её лицу взглядом. — Ты очень похожа на своего отца. Сестра морщится от звучания своего полного имени, и я не могу сдержать смешок — с детства, кажется, совершенно ничего не изменилось. — Вот твоё расписание и карта школы. Хотя я уверенна, что Джиневра тебе всё здесь покажет, — женщина тепло улыбается, глядя на меня, и я улыбаюсь ей в ответ. После рассказа администратора о предметах, корпусах и успеваемости, я довожу Беллу до класса математики, на ходу желая удачи, и направляюсь на урок истории. С удовольствием поменялась бы с ней расписанием, потому что история утром в понедельник, да ещё и первым уроком является сущим наказанием для меня. Было бы просто замечательно, если бы историю у нас преподавали, как показывают в кино — мудрый мужчина средних лет преподносил бы нам материал интересно и познавательно, давал бы развивающие кругозор задания и направлял наши бурные, юные умы в нужное русло. Но реальность совсем нерадостна: мудрый мужчина оказывается старым разведённым алкоголиком с кучей проблем, которому лень даже поднять со стула зад и придумать хоть какое-то задание, из-за этого заставляя нас в сотый раз переписывать в тетрадь текст из учебника. Будучи любительницей поучиться, я не могу стерпеть такого отношения учителя к ученикам, и каждый раз жутко страдаю от его профессионального несоответствия. Не успеваю я пожалеть себя и свои бедные израненные мозолями пальцы и зайти в кабинет, как дикий ураган из чьих-то рыжих волос едва не сбивает меня с ног, и бледные тонкие руки хватают меня за рукав толстовки и резко тянут в сторону женского туалета. По запаху цитрусовых духов, понимаю, что похищает меня моя лучшая школьная подруга Аризона Стэнли, поэтому я не сопротивляюсь и просто плыву по течению. — Ад пуст! Все дьяволы сюда слетелись, — театрально начинает она, взмахивая руками перед моим лицом, когда за нами закрывается дверь. — С ее исчадьем привезли сюда. Теперь — мой раб, ты ей тогда служил. Но ты был слишком чист, чтоб выполнять. Ее приказы скотские и злые; Нередко проявлял ты непокорство. И вот колдунья в ярости своей, Призвав на помощь более послушных*. Я смеюсь, приветственно её обнимая. — И к чему этот перфоманс? — спрашиваю я. — Неужели решила пробоваться в театральный кружок? — Нет. То есть да. Вообще я хотела поздравить тебя с приездом твоей жуткой сестры, но потом подумала, что лучше проявить тебе свои соболезнования. Но! Это не самое важное! — быстро тараторит рыжая девчонка, задумчиво наматывая кудрявый локон на указательный палец. — Джиневра! Сегодня! Сегодня будет проходить слушанье, мисс Риггз собирается ставить пьесу Шекспира, и я хочу получить главную роль, — Аризона нетерпеливо хлопает в ладоши и улыбается, словно милый безобидный маньяк. — И тебе нужно пойти со мной! Ты единственное в этом мире, что приносит мне удачу. На жалобную, полностью усыпанную веснушками моську Ари я не могу смотреть долго, поэтому сразу же соглашаюсь на все её безумные авантюры. Она радостно подпрыгивает, сгребает меня в свои объятия и буквально за руку тащит в актовый зал. Мы заходим в помещение, и я едва не ахаю от удивления, потому что на прослушивание явилась чуть ли не вся школа. Начиная от компании мелких девятиклассников и заканчивая выпускниками — все ходят с листочками и пытаются репетировать свою роль. На главной сцене под приглушенным светом софитов девочка из десятого класса эмоционально читает монолог, а мисс Риггз сидит и внимательно слушает рядом сидящего седовласого мужчину в странных треугольных очках, который делает пометки у себя в планшете. Странная и чарующая атмосфера молодёжного театра поражает меня до глубины души, я с замиранием сердца наблюдаю за учениками, способными выдавать такую гамму эмоций, что по коже начинают бегать не то что мурашки, а целые слоны. Рядом со мной Аризона буквально вся изнутри загорается счастьем, глядя на украшенную декорациями сцену. Её главная мечта стать актрисой, и она стремится к ней, наверное, лет с девяти. Девушка забирает листочек со словами у мимо проходящего парня и плюхается на стул, утягивая меня за собой. — Блин, я ошиблась, — разочарованно говорит она, откидывая голову на спинку стула. — Это не Шекспир, а какая-то современная сказка. «Полярные ночи», ну что за название… — Может, это про белых медведей…– начинаю я и останавливаюсь на полуслове, заметив ошарашенное и напряженное выражение лица Аризоны. Следую за её взглядом и едва не падаю со стула. Актовый зал погружается в мрачную тишину, потому что на прослушивание заявились сами Каллены. Словно в замедленной съемке, первыми заходят двое старших — Эммет и Розали. Где бы они ни появились, люди чуть ли головы не сворачивали, чтобы на них посмотреть. Они были прекрасной парой, но надменный взгляд Розали удерживал людей на приличном от них расстоянии. Эммет казался гораздо более приятным, чем его девушка. Элис и Джаспер следуют за ними. Элис невероятно крошечная и радостная с легкой непринужденностью кружилась вокруг, вызывая у Джаспера недоуменную улыбку. Эдвард шагает в дверь последним, и она с шумом захлопывается за ним. Обычно, они слоняются впятером, если не считать толпу их воздыхателей, которым посчастливилось с ними дружить. Они вроде богатых детишек с раздутым самомнением и кучей пафоса. Аристократично бледные, красивые, словно сошли с обложки гламурного журнала, но так как все Каллены (кроме Хейлов — Джаспера и Розали) были приёмными детьми, различия между ними были явными. Девочки абсолютные противоположности. Розали — блондинка с фигурой скандинавской модели купальников и надменным взглядом, в то время как Элис ниже ростом, и невероятно походит на фею со своими тёмными колючими короткими волосами. Мальчики же слегка отличаются друг от друга. Эммет высокий, мускулистый, с густыми вьющимися темными волосами. Джаспер немного ниже своего сводного брата и стройнее. Его светлые волосы свисают длинными вьющимися завитками, которые он намеренно спутывает, наверное, каждое утро. Если бы не его бледная кожа, парень выглядел бы как серфер со своим угловатым, статным, совершенным лицом. Эдвард, наверное, самый высокий в их компании, неопрятный, со спутанными бронзовыми кудрями. Напряжение нарастает в комнате, словно снежный ком, когда Элис подходит к мисс Риггз и с обворожительной улыбкой просит внести её в список. Я оглядываю взглядом близ сидящих ребят и читаю на их лицах разочарование и страх. Каллены были совершенны, и кто как не они получат главные роли в этом грёбаном спектакле. И мне почему-то становится обидно. Не за Аризону, и не за других учеников, а просто из-за несправедливости. — Черт возьми, — жалобно пищит Аризона рядом со мной, закрывая ладонями лицо. — Нам ничего не светит, Джи-Джи. Главная роль сто процентов у кто-нибудь из Калленов в кармане. Можно даже не надеяться… Ведомая неизвестным мне чувством, я подрываюсь со своего места и, выхватив из рук Аризоны слова, быстрым шагом несусь в сторону сцены. Видя моё ужасающе яростное лицо, ни один из учеников не пытается меня остановить. Понимаю, какие глупости я творю только, когда глаза мисс Риггз увеличиваются раза в два, а рот удивлённо открывается. — Джиневра? — ошарашено начинает она. — Не думала, что ты тяготеешь к театральному искусству… Листочек в моих руках становится мокрым от пота, а сердце из грудной клетки перемещается в полость глотки.  — Это неожиданность для меня самой, — глупый смешок вырывается из моего рта, когда я оглядываю зал. Все смотрят на меня, кажется, с замиранием сердца. Только бы не облажаться. Только бы не… Замечаю насмешливое выражение лица Эдварда Каллена, и ярость вспыхивает в моих венах с новой силой. Я прокашливаюсь и начинаю читать строки монолога с такой дерзостью и эмоциональностью, что удивляю саму себя. Седовласый мужчина рядом с мисс Риггз довольно улыбается, не сводя с меня взгляда, который я не могу понять. Когда я, поблагодарив публику за внимание, возвращаюсь на место, Аризона не может отвести от меня любопытный взгляд. — Черт возьми, подруга, — растягивая гласные, говорит она, обнимая меня за шею. — Кто была эта стервочка на сцене и куда ты дела мою скромницу Джи-Джи? Я пихаю подругу в бок и закатываю глаза. — Вообще не понимаю, о чём ты. — Ага, конечно, — ухмыляется она. — Ты прямо полыхала на сцене. Даже сам Эдвард Каллен не мог отвести от тебя глаз. Я невольно окидываю взглядом Каллена. Он сидит, небрежно развалившись на стуле, со скучающим выражением на лице, и залипает в свой телефон. Почувствовав на себе моё пристальное внимание, он поднимает глаза и издевательски улыбается. Я отворачиваюсь, поспешно показав ему средний палец. Аризона начинает восторженно комментировать моё выступление, а я никак не могу унять своё бешено бьющееся сердце. И какого, спрашивается, чёрта, я сейчас натворила? *строчка из пьесы Шекспира "Буря"