Вколи мне поглубже

Для начала ты должна испытать сильную боль, чтобы сердце поняло, что есть настоящее счастье. Грязная любовь. Раз. Два. Три. Четыре. Раз. Два. Три. Четыре. Отсчёт происходит ненамеренно, просто так лучше соображать, легче выполнять и так заученные действия, которые должны быть простыми. Но сейчас, всё в тягость. Из привычной колеи, прежде всего, выбивает назойливый звук, раздающийся прямо над ухом. Сна будто и не было, он, кажется, только глаза закрыл, а уже неприятная трель, от которой побыстрее хочется избавиться, и дикий холод в комнате. Чёртов будильник не желает затыкаться, а Техён не способен даже смахнуть уродливую штуку на пол, чтобы тот перестал разрывать его ушные перепонки. Врут фильмы, в которых главные герои встают бодрые и счастливые даже под этот назойливый и противный звук. Розовые очки бьются уже который раз за короткое время. Надежды вновь провалится в сон, нет абсолютно никакой. Поэтому Техён начинает считать. Ровно на цифре 5 - он в ванной, на 11 он включает душ, становясь под теплые капли, 44 - выкручивает кран до упора и теперь в ванной комнате клубы пара, а кожа его краснеет от слишком высоких температур. Ровно на 100 он начинает счёт заново и так до того момента, пока не спускается вниз, туда, где вчера валялся в беспамятстве и где несколько часов пытался оттереть кровь - от стен, пола, собрать разбитую посуду. И плакал. Родители вернулись практически под утро, и он, честно, надеялся, просто мечтал о том, чтобы они на него накричали. Так бы он хотя бы понял, что не один. Но те лишь тихо переговаривались о чём-то, пока разбирали привезённые с собой вещи, а после, также тихо, отправились к себе. И всё. Малыш вновь один. Сейчас он в непривычной школьной форме, рядом мать, даже не поздоровавшаяся с ним и еда, которая абсолютно не лезет в желудок. Раз, два, три - взять ложку, четыре, пять - зачерпнуть ей кашу, - шесть, семь - отправить её в рот, - восемь, девять - умереть. — Я надеюсь, обойдётся без происшествий в школе? — она даже взгляд не поднимает, когда вопрос задаёт. Просто, может быть, если он ответит утвердительно, ей будет легче. — Да, мам, ты уже тысячу раз говорила, что я должен вновь стать прилежным учеником, — он даже закатывает глаза, когда отвечает. Как настоящий подросток, переживающий переходный возраст. — Я понял. — Отец подвезёт тебя. — Я справлюсь. — Нет, не справишься. Раз, два - глубокий вход, спокойствие. Тотального контроля он уж точно не ожидал. — И заберёт тебя из школы тоже. — Когда это мы успели стать нормальной семьёй, а, мам? — он резко стул отодвигает, громко ложкой по столу хлопая. — Подвозить меня собрались, может, ещё в зоопарк на выходных сходим? — Техён, - отец отрывается от газеты, переводя на сына взгляд безразличный. Он, должно быть, вмешался только из-за скуки. Газетные заголовки больше не развлекают. — Мы просто хотим, чтобы ты был нормальным школьником, таким, как все.. Нормальным Три, четыре - парень даже слегка удивляется. Наконец, за столько лет, их пассивное безразличие переросло во что-то большее. — Нормальным? — счёт помогать перестаёт, Техён заводится моментально, злость вперемешку с непониманием внутри сходятся. — То есть, я что, по-вашему, урод? — Техён, отец не это хотел сказать... — А по-моему, мам, именно это. Пять, шесть - забавная игра, думает парень. Очень помогает не загружать голову мыслями, сосредотачиваясь только на простых числах и их последовательности. То, что нужно. — Я потерял телефон, — переводит тему, не сказать, что умело. Но лучше так, чем дожидаться того, что его родители произнесут что-то, чего « не хотели сказать». — Телефон не проблема, — отвечает женщина, наконец, обращая на него внимание. В её взгляде что-то между «мне безразлично то, что ты говоришь» и «лучше бы ты потерялся сам», - проблема, Техён, в твоём абсолютно девиантном поведении и друзьях, которые, кажется, тебя на него сподвигли. Конечно же. Проблема именно в них, а не в полном безразличии по отношению к своему собственному ребёнку. Они привыкли, что он тот, кто не приносит особых проблем, «удобный» мальчик, с детства ему достаточно было одной игрушки, чтобы не докучать взрослым своими криками и истериками. — Они единственные, кому на меня не всё равно, мама, — цифры идут к черту, и он рубит правду с плеча, не думая о последствиях. — Вам, видимо, это не знакомо. — Прекрати, Техён, — взгляд её меняется от отметки безразличного до близкого к раздражённому, но ему даже нравится видеть изменения на этом, казалось, постоянно безэмоциональном лице. — Всё, разговор окончен, отправляйся в школу. Разговор окончен. Опять. Они слушали, но не услышали. С чувством полного разочарования Техён, под пристальным взглядом отца, пристёгивает ремень безопасности, надеясь на то, что если в них кто-то врежется, он его не спасёт. Дорога пролетает также быстро, как и снег за окном, слишком сильный для того, чтобы покрыть за несколько минут слой земли белым покрывалом, но слишком слабый, чтобы покрыть всю горечь в его душе. Он выходит из тёплого салона, не прощаясь и не оборачиваясь, слыша в спину «заберу после школы». Конечно, заберёт. А предпочёл бы забыть. Непривычные стены, в которых не был, кажется, целую вечность, непривычные люди, голоса, даже свет тут мерзкий и дико пахнет депрессией. Хотя в этом, Техён уверен, его проблема. Это он источает этот запах - тотального разложения и нежелания находится в этом месте. Ловит на себе взгляды старшеклассников, тех, кто ещё, вероятно, помнит его перебранку с учителем Паком, отвергает любые приветствия, хотя их всего единицы, как можно быстрее продвигаясь к своему шкафчику. Набирает код, окидывает взглядом немногочисленные книги и тетради, выбирая нужные. — Вы видели нового старшеклассника? — разговор подслушан ненароком, но, порою, уши самый злейший враг. — Говорят, он красавчик, похож на айдола. — А мне кажется странным, что кто-то перевёлся в другую школу посреди учебного года, да ещё и в выпускном классе, — отвечает другая девушка, попутно подкрашивая губы ужасным ярко-вишневым блеском. Выходит кривовато. — Я уверена, он сделал что-то плохое в своей старой школе, поэтому, его исключили. — Я с тобой согласна, мне кажется, он не хороший человек, может, какой-нибудь бандит, или чего хуже, наркоман... Слишком резкий хлопок шкафчика, от которого стоящие рядом девушки даже дергаются и смотрят на него растерянно, сразу затыкаясь. — Вы бы лучше за собой следили, — Техён смотрит на каждую, удивляясь самому себе из-за того, что просто не забил на услышанное. — Судите о человеке только из-за внешности, это ведь отвратительно, вы отвратительны. — Эй, да как ты смеешь, — начинает девушка с помадой в руках, состроив недовольную гримасу, обиженно надуваясь. — Ты накрасилась криво, — он не обращает внимания на шокированные взгляды, удаляясь под так вовремя прозвучавший звонок. «Идиотки» крутится у него на языке, но тот сдерживается, думая о том, что его «репутация» школьного тихони и заучки уже достаточно испорчена. Плевать - общественные нормы и уж тем более ярлыки, которые люди так привыкли вешать друг на друга, на него уже не действуют. Он побудет хорошим сыном и прилежным учеником ровно до того момента, пока не усыпит бдительность родителей и всех остальных. А после вновь вернётся к жизни, к которой привык. К людям, которые его любят. К Чонгуку. Не смотря на то, что те девушки в коридоре выбесили его, вместе с тем, они смогли заинтересовать Техёна. Точнее не они, а странный новенький, который перевёлся посреди учебного года. Под прочтение очередного доклада одноклассника Техён пытается рассмотреть всех присутствующих - чьи-то лица знакомые, некоторые ему с трудом удаётся вспомнить, но никого нового в классе нет. В дверь стучат, следом открывая её, не дожидаясь разрешения войти. Нет, это не опаздывающий новенький, это кое-кто покруче. Сона. Он смотрит на неё, громко сглатывая. Она заходит, несколько раз кланяясь учителю и извиняясь за опоздание, садится прямиком за ним, на место, которое всегда принадлежало ей. Для Техёна её присутствие сейчас, как глоток свежего воздуха, он будто подставил лицо под прохладный ветер после изнуряющей жары. Поворачивается к девушке, не смотря на взгляд учителя, которым он прожигал опоздавшую ученицу, смотрит на неё с улыбкой, отмечая мешки под глазами и уставший вид. Явно, не спала всю ночь. — Твою мать, Ким Техён, ты умеешь улыбаться, — говорит она, на ощупь, роясь в портфеле в попытке отыскать что-то для письма. — Я рада, а то в последний раз, когда ты так делал, я подумала, что у тебя нерв защемило, или что-то вроде этого. Он смеется, громче, чем должен, на что те, кто сидит рядом , предусмотрительно шикают, а учитель смотрит грозно, постукивая ручкой по столу. План, Техён. План идеального ученика следует выполнять. Они не отлипают на перемене друг от друга, словно не виделись вечность. Разговаривают о всяком, пересказывая события нынешнего дня, останавливаясь на погоде, людях вокруг, делают всё, чтобы разговор не зашёл о самом главном. О том, о чём Техён боится спросить, а она боится ответить. Он знает, что лучше не стало. Засыпая сном, который не обещал абсолютно никакого отдыха, Техён получил короткое сообщение от Сокджина: «он принял таблетки». Парень не знал, что делать с этой информацией, ему, наверное, должно было стать спокойнее от этого. Но не стало. По-прежнему безумное волнение и желание увидеться, хоть мельком взглянуть на Чонгука не покидало его с самого утра. — Я вижу, что ты хочешь спросить, — девушка, не смотря на любые запреты и нормы, курила на заднем крыльце школы, не пугаясь редко проходящих школьников, которые запросто могли её сдать. —Как он? — Техён сглатывает тяжёлый ком, не смотря в сторону Соны. Так легче. — Он начал принимать таблетки, даже поспал нормально, но ему нужен психолог, понимаешь, одними таблетками дело не обойдётся... — Когда я смогу его увидеть? — то, что интересовало парня сейчас в первую очередь. — Я могу сегодня прийти? Девушка смотрит на него как на ребёнка, которому нужно сказать о том, что на это рождество он не получит подарка - с долей жалости и сострадания. — Прости, Тэ, я не думаю, что это хорошее решение.. — Чон Сона! — девушку прерывает высокий противный голос сзади, на который оба немедленно оборачиваются. Учитель Чхве. Среднего возраста женщина, хотя никто так и не может сказать, сколько же ей, старая закалка, волосы в пучок и очки с огромными линзами, которые делали её глаза похожими на две маленькие щёлочки. Она не внушала ни должного доверия, ни особого страха. На неё смотрели или как на сумасшедшую, или как на серую мышь. Девушка выпускает сигарету из рук, растерянно переводя взгляд на парня. Крысы везде, думает Техён, когда они идут в кабинет директора под внимательные взгляды учеников. Любой мог их сдать, хотя через одного также, на перемене, втихаря, покуривают на заднем дворе школы. Лицемерные твари. — Ким Техён, вы вообще меня слушаете? — голос директора строгий, но уставший, вызывающий лишь сонливость и желание поскорее уйти отсюда. — Это уже третья ваша выходка за последние несколько недель. Сначала ругаетесь с учителями, после - сбегаете из школы, теперь же, просто уму непостижимо - курение! — Мистер Мин, Техён не курил, поверьте. — А вы, Чон Сона, ну уж совсем меня расстраиваете! — произнёс директор голосом, полным разочарования. Словно он возлагал на неё огромные надежды, а она вмиг разрушила все его ожидания. — Мне будет необходимо поговорить с вашими родителями о неприемлемом поведении и нарушении правил школы! — Эти правила нарушаются всеми, кому не лень, — пробубнил про себя Техён, уверенный в своих словах. Он на особом счету у всей верхушки этой школы, поэтому он сейчас здесь. Будь это кто-нибудь другой, максимум, чтобы ему грозило - предупреждающий взгляд, после которого следовало более тщательно выбирать места, где можно перекурить. — Так, довольно, — директор, явно недовольный сказанными парнем словами, посмотрел на него и произнёс: — Я даю вам последний шанс, Ким Техён. Ещё хоть что-нибудь, малейший промах, опоздание хоть на минуту и вы будете отчислены! Он перевёл взгляд на девушку, искренне жалеющую о том, что повела парня на задний школьный дворик. Она сидела с виноватым видом, опустив глаза на пол. — Ну а ваших родителей, Чон Сона, я хочу видеть завтра же! — Но, директор.. — Никаких но! Свободны. Ему казалось, что множество пар глаз, смотрящих на них, скоро прожгут в них дыры. Каждый посчитал нужным обернуться, кинув при этом взгляд, полный пренебрежения, проводить их под шепотки, которые были отнюдь не тихими. — Мои родители должны быть завтра в школе.. — девушка тихо проговаривает, словно самой себе, усмехаясь при этом грустно, — какие, к чёрту, родители, если их нет.. — Твоя мама разве не сможет? Она смотрит на него, как на дурачка, ничего не понимающего в жизни. — Ты серьёзно? — А Чонгук? Сона тяжело вздыхает, оглядывая проходящих мимо них школьников и учителей, которым нет абсолютно никакого дела до их проблем. Она не хотела жаловаться, но порою думала о том, что половина из них, со своими «крайне важными делами», которые требуют срочных решений, просто не сталкивались с настоящим дерьмом в жизни. — Он не в состоянии, Тэ, это не вариант. Жизнь от звонка до звонка, от одного голоса, тихого, до другого, писклявого или же грубого теперь ждёт его на протяжении долгого времени. Здесь - ад, дом тоже не райское место и он считает себя преданным, его лишили того, что позволяло держаться на плаву какое-то время. Проблемы девушки волнуют не меньше, но, он понимает, что помочь не может абсолютно ничем. На выходе из школы они прощаются, но, как же тяжело приходится ему, когда нужно разворачиваться и идти в сторону, абсолютно противоположную. Отец уже ждёт, он видит его вечно скучающий взгляд через стекло автомобиля, и сейчас отчаянно хочется убежать, скрыться от его глаз и пойти туда, где оставил сердце своё и чувства. Но шаг, второй, дверь машины открывается, он чувствует специфический запах и слабый парфюм отца, который ему никогда не нравился. — Как дела в школе? — Нормально. — А я так не думаю, — он выруливает с парковки, внимательно оглядываясь по сторонам. — Мне звонил директор, Техён, что с тобой происходит? У него ком в горле и полное нежелание изливать душу человеку, который так редко проявляет к нему интерес. Он теребит ремень безопасности в попытке успокоиться, но, кажется, остановиться уже не получится. Старается плакать беззвучно, роняя слёзы на школьные штаны, которые сразу же впитывают в себя болезненную влагу. Он понимает, что отец всё видит. Должно быть, считает его глупым мальчишкой, тряпкой, ни на что не способной размазнёй, который готов разреветься по любому поводу. Машина резко тормозит, и Техёну приходится поднять глаза, чтобы понять, что же не так. — Техён, я понимаю, что мы с матерью не самые лучшие родители, — он нервно постукивает по рулю, стараясь избегать прямых взглядов в сторону сына. — Мы постоянно работаем и не уделяем тебе должного внимания, да и, наверное, мы просто не созданы для того, чтобы быть родителями. У Техёна вырывается смех сквозь слёзы. Вот это действительно выглядит жалко. — Вы поняли это практически через восемнадцать лет после рождения ребёнка? — Прости, сын, это трудно, я понимаю, но мы не чужие люди, и я прошу тебя, если что-то действительно не так, то ты должен рассказать... — Если ты действительно пытаешься быть хорошим отцом, — Техён приближается к нему, смотря прямо в глаза, надеясь на то, что это подействует и его план сработает, — тогда отвези меня в одно место, а после возвращайся домой.. Он делает то, о чём его просят, даже не задавая лишних вопросов. А Техён не верит в то, что это сработало. Что он смог надавить, слезами растрогав мужчину, хотя изначально даже не пытался. У него теперь руки трясутся и в животе неприятное чувство, он даже не сразу понял, куда просит отвезти его. Но назад дороги нет, машина останавливается около знакомого подъезда и он понимает, что повернуть обратно не сможет. — Тэ, ты должен вернуться к ужину, иначе мать будет злиться. Слова уже где-то на периферии, они не важны, он отдалённо понимает смысл сказанного, рассматривая серую многоэтажку и заглядывая чуть ли не в каждые окна. — Я люблю тебя, сын. А вот это заставляет обернуться. Слезы ещё не высохли, ветер неприятно охлаждает кожу и заставляет её мерзко стягиваться. Когда он последний раз слышал такие слова от отца? Правильно, никогда. — Я постараюсь вернуться, пап. Он поднимается без проблем, но всё ещё мысленно спрашивает себя «что я делаю». Ему казалось, что никто его появлению рад не будет. Минимум - он помешает, максимум - сделает хуже. Но он не может больше держаться, его тянет, как будто его привязали к этому месту, он запах, которым здесь всё наполнено, родным считает, и ему ничего больше не нужно. Нажимает на кнопку звонка, руки трясутся адски, словно он старик на последнем издыхании. Пытается успокоиться, но всё тщетно, а когда с той стороны шум слышится и в замке ключ поворачивается сердце прямиком вниз уходит, готовое пробить несколько этажей и плюхнуться противным сгустком чувств у кого-то под ногами. С той стороны взгляд заспанный, непонимающий, но уже через секунду удивленный, даже шокированный. У человека по ту сторону пластырь на лице, синяки под глазами и болезненная бледность. Он отходит на шаг, не произнося ни слова, просто впускает его, закрывая дверь. Техён не чувствует опасности, лишь тепло квартиры приятное и взгляд сзади, прожигающий, но не отпугивающий. Он поворачивается, бросая под ноги портфель школьный, стягивая куртку, после переминаясь с ноги на ногу, боится слово сказать. Молчание напряжённое, трагичное, словно за минуту до смерти. Но в их случае - эта минута лишь осознание неизбежного. Осознание того, что друг без друга они никто теперь, пустые тела, не несущие смысла, оболочки безжизненные. Чонгук лишь невыразительно рукой машет, даже не поднимая её, смотрит призывающе, даже в своём состоянии отвратительном красивый, до безумия. — Иди ко мне, — он шепчет, едва губами шевеля, Техён даже не разбирает, что тот говорит, но ему уже всё равно. Он срывается, вжимается в тело напротив, такое горячее, ему парня раздавить хочется, в себя пропихнуть, чтобы они всегда вместе были. Чонгук бродит руками по его телу, волосам, прикасается к лицу, губам, везде, где можно, и поверить не может, что его мальчик рядом с ним. И так тяжко, желание умереть постоянное, а без него желание грозило перерасти в действие. — Я не понимаю, как можно так соскучиться всего за день, — Техён выдыхает ему в губы, руками крепко лицо парня обхватывая. — Мне дышать без тебя тяжело, я не понимаю, что происходит... Чонгук целует его в уголок губ, переходит на шею, мягко губами, едва касаясь, проходится, и сжимает еще крепче. — Прости меня, прости за всё. — Нет, прекрати, хватит извиняться. Теперь прикосновения не лёгкие, они глубоко в душе Техёна отдаются, когда Чонгук его кожу засасывает, руки ниже перемещая. Парень стонет громко, пальцы в волосы зарывает, и прижимает его ещё крепче. — Мне плевать, что и кому ты должен, ты больше ни на шаг от меня не отойдёшь. — Чонгук пальцы горячие запускает под одежду, бродит там так, как ему хочется, шею до красных отметин выцеловывая. — Только со мной будешь, нахрен всех, только ты... Техён мог быть не согласен. Отрицать слова Чонгука, говорить о том, что он не может так поступить и остаться. Но он понимал, что его чёртов «идеальный план» летел в глубокую пропасть, стоило ему только переступить порог это квартиры. Они не способны продержаться друг без друга даже день, что было бы, если бы они не виделись неделю, месяц? Он тает под обжигающими руками Чонгука, под его нежными губами и словами, от которых сходит с ума. — Чонгук, я не могу... Сопротивление мнимое, он просто пытается сохранить остатки рассудка, чтобы полностью не утонуть в нём, окончательно не растаять от его тепла. — Малыш, а я не спрашиваю, — он ведёт его в комнату, их обитель, пристанище. Тихую гавань, в которой оба готовы провести вечность. — Ты остаёшься со мной. Целуясь до нехватки дыхания, руками, в очередной раз, изучая тела друг друга Техён отвечает сам себе - согласен, на всё согласен, лишь бы с ним. Прости, пап. Я не приеду к ужину.