Sanctify

      Истерика не хотела его отпускать. Бэкхен безвольной куклой повис в руках Минсока, позволяя другу вести себя вглубь пустого коридора. Девяносто Девятый пыхтел под весом Бёна, то и дело поудобнее перехватывая дрожащее тело так, чтобы не задеть обожженную кожу. — Давай я помогу! — Вновь предложил Кенсу, вертясь возле них двоих и не зная с какой стороны подступиться. Он все время протягивал руки, чтобы оказать помощь и какую-то поддержку, но они так и оставались неловко висеть в воздухе. — Ты поможешь, если не будешь мне мешать! — не выдержав крикнул Мин.       Бэкхен съежился от громкого голоса и снова всхлипнул. В душе он давно перестал плакать, но упрямая пелена слез по-прежнему застилала взгляд. Соленая влага скапливалась в уголках глаз, склеивая длинные ресницы. Его душила обида и непонимание, что комом встали поперёк горла. Бён думал о произошедшем, и в голове никак не хотел складываться паззл, который объяснил бы ситуацию. Какие-то кусочки были вставлены неправильно или картинкой вниз, а некоторых деталек вообще не доставало. Четвертый мог простить Чанелю случайный поджог: все-таки Шестьдесят Первый предупреждал, да и к тому же стихия огня непредсказуема, и порой даже хозяину тяжело с ней совладать. Хаотичные мысли все время сводились к одной, как к исходной точке: «Почему он не помог, когда видел, что ситуация вышла из-под контроля, и почему ему внезапно стало так жаль, когда все закончилось?» В этот раз Минсок неосторожно поднял вверх Бэкхена, скатывающегося по его боку, и случайно зацепил край толстовки, который заставил натянутся остатки ткани рядом с ожогом. Четвертый жалобно проскулил, прижимая к себе поврежденную конечность. На вздувшейся покрасневшей коже выступила прозрачная, слегка желтоватая жидкость — сукровица, она тут же приклеила к ране мелкие полусгоревшие ниточки. — Давай я его понесу! — тут же встрепенулся Кенсу, вновь подходя ближе. Плаксиво изогнутые брови выражали высшую степень вины, хотя Двенадцатый никак не мог назваться обидчиком. — Кенсу-я, хватит! Лучше подумай, как быстрее дотащить его до мед.отсека. Мы должны успеть, пока он не отключился. — Мед.отсек?! — в секунду обретя ясность ума, взбрыкнулся Бён. — Я туда не хочу, Мин, отведи меня к нам в комнату! — А с твоей рукой нам что делать? Отрезать или подождать пока загноится? Я лишь мельком взглянул на этот ужас и понял, что это как минимум вторая степень ожога, переходящая в третью, если не хуже! Сейчас адреналин схлынет, и ты взвоешь от боли. — Я не хочу туда! — прохныкал Четвертый, внутренне соглашаясь с этим решением. Выбора не было, а предплечье начинало саднить сильнее с каждой секундой. — Я понимаю, Бэкки, но так надо. — Девяносто Девятый всегда прибегал к этому прозвищу, когда нужно было успокоить Бёна или объяснить ему что-то, как ребенку. — Пожалуйста потерпи, пока мы с Су донесем тебя до больничного этажа. Ты хорошо справляешься, так что прошу, не теряй сознание. — Чертов Пак! — выругался Двенадцатый, его редко можно было пробить на оскорбления, но в данной ситуации он не собирался сдерживаться. — Бэк, я думаю нам стоит прекратить пари, пока не поздно, слышишь? — Произнес Сюмин, поддерживая недовольство Кенсу. — Слышать не хочу! — пискнул Бён сжимая в узкой ладони светлую футболку соседа. — Я тебя к нему больше и на метр не подпущу! — вспыхнул Девяносто Девятый, — Твой альтруизм вот до чего довел, покалечиться вздумал? А если этот ненормальный что-то похуже выкинет? Мы тебя не всегда успеем спасти! — Плевать я хотел на пари, это задевает мою гордость! — пьяно фыркнул Бэкхен. Смесь обиды и шока делала с его разумом странные вещи. — Ай, полегче! — Гордость есть, а инстинкт самосохранения ты где посеял? — вклинился До. — Это все неважно! Вы оба такие дураки. — вторую часть фразы он едва слышно прошептал себе под нос. — Не думай, что я не услышал. — предупредил Минсок. — Что ты так за него цепляешься? По всем правилам жертвы ты должен бежать от него подальше. — Закон жертвы гласит, что она всегда возвращается к своему мучителю. — Заглядывая Сюмину в глаза, произнес Бён. Через секунду его губы расплылись в кривой улыбке, и он снова фыркнул, — Да брось, Мин, ты же не серьезно? Какая из меня жертва? — Мин, он точно в порядке? — Подал голос Кенсу, смутившись поведением друга. — Вроде адекватный, но несет такую откровенную чушь! — вынес вердикт Девяносто Девятый, покачав головой. — Надеюсь это последствие шока и скоро пройдет. — А если нет? — А если нет, то дела обстоят ужаснейшим образом. — друзья понимающе переглянулись. — Вот и наше спасение! — Счастливо улыбнулся До приближающейся фигуре.       Невысокий парень с блестящими волосами цвета молочного шоколада не спеша шел, угрюмо смотря в пол. Его голова была втянута в плечи, а руки спрятаны в карманы. Он был похож серую тучку, весь какой-то сосредоточенный и напряженный. — Чонин, иди сюда! — громко позвал Кенсу, делая взмах рукой, чтобы выразить точнее срочность фразы. Он тихо выдохнул, видя состояние Кима. — Нини?       Парень ответил ему понятным только им двоим взглядом, отчего До сразу стушевался, понимая его как фразу: «не сейчас». Взволнованный вздох застыл, растягивая легкие. Кенсу только сейчас заметил глубокие тени под глазами Восемьдесят Восьмого и ставший тусклым цвет некогда бронзовой кожи. — Что с тобой? — беззвучно шептали губы Двенадцатого. Ким затравленно посмотрел на него, невербально моля До оставить этот разговор. — Чонин, поможешь? — напрямую спросил Минсок, слегка похлопывая Бёна по щеке, чтобы привести в чувство. — Да, Нини, срочно нужна твоя помощь! — Кенсу не выдержал и подхватил падающего Бэкхена, крепко сжав ткань толстовки в районе затылка. — Можешь телепортировать его в медотсек?       Восемьдесят Восьмой крупно вздрогнул и попятился назад, отчаянно вертя головой. Он бросил жалобный взгляд До в поисках защиты. — Я не могу, не могу! — Он продолжал повторять эту фразу, заведясь как безумный. —Ты же знаешь, Су, не заставляй меня! — Тише, я знаю, что это тяжело для тебя, но Бэкхену плохо. — Осторожно начал Кенсу и примирительно выставил ладони вперед. — Всевышний, Чонин, он сейчас без руки останется! Возьми себя в руки и помоги ему! Только ты из нас обладаешь силой телепортации и сможешь быстро отправить его в больничное крыло. Будь мужиком, в конце концов! — Раздраженно крикнул Сюмин, не выдерживая больше веса Бёна, неудобную позу и напряженную ситуацию. — Еще секунда и я уроню его к чертовой матери! — Нини, пожалуйста! — Сделал последнюю попытку Двенадцатый.       Руки шатена сильно тряслись, когда он протянул их, чтобы забрать Бэкхена. Развитые тренировками мышцы позволяли целиком выдержать вес новичка, поэтому он недолго думая подхватил Четвертого на руки, удобно располагая одно подрагивающее предплечье у него под коленками. — Не могу обещать, что все пройдет хорошо. — срывающимся голосом произнес Ким. — Номер его палаты? — Триста двенадцатая. — подумав, ответил Минсок. — Он говорил мне как-то. — Ты справишься, я верю в тебя! —улыбнулся Кенсу, чтобы ободрить Восемьдесят Восьмого. Его полные губы изогнулись, при этом забавно напоминая форму сердечка.       Чонин глубоко вздохнул и закрыл глаза. Его сознание отключилось от реального мира, и он прислушался к себе, приостанавливая внутренний диалог. Сначала Ким начал контролировать свое дыхание, каждый вдох и выдох, потом волнами начал чувствовать свое тело в пространстве: как неудобно лежат пальцы ног, слегка влажных из-за долгой носки кроссовок; как сбилась майка под олимпийкой; вес Бёна в руках; как едва ощутимо колышутся пряди отросших волос на затылке, благодаря сквозняку в коридоре. Вдох и выдох. В голове нарисовалась четкая картинка белой двери с металлической табличкой, на которой выбиты цифры «312», и он мысленно шагнул в неё, исчезая по-настоящему. — Он испарился буквально за секунду! — восторженно выдохнул Минсок. — Сколько раз я видел, как он телепортируется, а все равно не могу привыкнуть. — Губы До вновь изобразили легкую улыбку. — Думаешь, он справится? — У него нет выбора.

***       Что-то с силой сдавило его легкие, заставив поперхнуться воздухом. Словно гигантская рука великана сжала органы дыхания. То, что недавно так опасно мешало дышать, резко отпустило и выплюнуло его, выбросив как ненужную вещь. Бэкхен резко распахнул глаза, пытаясь игнорировать безумное головокружение. Слабо ориентируясь в пространстве, он расфокусированным взглядом смотрел, как чье-то смуглое плечо толкает белую дверь, и через секунду он оказывается в знакомой до боли комнате. «Только не это снова» — зажмурился Четвертый, надеясь, что это все не по-настоящему. — «Это же сон? Скажите, что это сон!».       Чонин грузно сбросил свою ношу на кушетку (та тихо простонала), тут же падая на колени из-за слабости в ногах. Он с силой сжимал кипельно белую ткань жестковатой больничной простыни и боролся с подступающей тошнотой. Бэкхен, сморгнув наваждение, тут же сел на постели, притягивая к себе колени. — Чонин, ты в порядке? — Хрипло прошептал он, смотря как шатен перед ним крупно дрожит. Бён протянул к нему руку, но вовремя одернул себя, пока не стало поздно. — Я не буду тебя трогать, обещаю! Постарайся сесть в то кресло, пожалуйста!       Ким рвано выдохнул, и через некоторое время, справившись с собой, он смог подняться и грузно упасть в полукруглую мебель с маленькой продолговатой подушкой. Бэкхен с тоской смотрел, как Восемьдесят Восьмой начал осторожно, с некоторой опаской проводить ладонями по предплечьям, как будто стряхивая невидимый мусор. С каждым движением раскрытой кисти по голой коже хватка усиливалась. Пальцы сухих рук сменились ровными, немного длинными отросшими ногтями. Они деликатно, как бы невзначай, почесывали открытые участки тела, которые недавно соприкасались с Бёном. — Остановись, Чонин! — в сердцах выкрикнул Бэкхен, когда на коже Кима начали проявляться витиеватые красные сплетения.       Шатен резко затормозил, будто очнувшись, и удивленно посмотрел на Четвертого.       «У него гаптофобия» — однажды совсем тихо, раздражая ухо Бёна своим дыханием, произнес Кенсу, когда они сидели на матах в перерыве между тренировками. «Боязнь прикосновений» — подсказал До, увидев замешательство в глазах друга. Они напряженно следили за тем, как Восемьдесят Восьмой мечется по стеклянной комнате куба, буквально убегая от своего противника. «Не повезло ему с силой. Приходится атаковать напрямую, в рукопашную, но он не может справиться с этим из-за своей болезни, поэтому просто бежит». — продолжил объяснять Двенадцатый, видя, как вздымается грудная клетка Кима. Чонин сделал еще одно перемещение и упал, потеряв сознание из-за частых телепортаций. Бэкхен тут же подорвался на помощь, но Кенсу остановил его, жестко сжав чужое тонкое предплечье. Он мило улыбнулся и слегка склонил голову: «Не нужно, я сам».       «Я сам» — Четвертый вспоминает эту фразу каждый раз, когда с Чонином что-нибудь случается. По странному стечению обстоятельств, Кенсу единственный, кому Ким позволял хоть какой-то контакт с собой. До, как и остальные, не мог его обнять или взять за руку. Особенное отношение проявлялось в незаметных для других, легких касаниях мизинчиков за обедом и потом, как выяснилось позже, в робких поцелуях: Кенсу мягко, без напора, вжимался в нижнюю губу Чонина на несколько секунд. В столовой Бён частенько украдкой следил, как аккуратный маленький пальчик Двенадцатого нежно поглаживает ладонь Кима. Бэкхен не знал, можно ли назвать их чувство друг к другу любовью, но то, что они старались держаться вместе, было заметно для других.       Четвертому не хватало этого ощущения безграничной поддержки рядом. Сердце порой сжимала поглощающая разум тоска. Конечно, у него был верный сосед Минсок, Чондэ, что вечно вертится рядом с ними двумя и неуместно шутит, Сехун, которого они воспитывают всем кадетством. Но все это было не то: он скучал по семье. По матери с мягкой улыбкой, по еще совсем юному брату Минки, даже по ворчливой бабушке, которая слишком много от него требовала. — Твоя рука! — пояснил Бэкхен, откидываясь на жесткую подушку больничной койки. — На свою посмотри. — фыркнул Ким, кивая на внушительных размеров ожог.       Четвертый чувствует, как замедляется сердцебиение. С каждым вдохом ударов хрупкого органа становится меньше, и каждый новый толчок крови несет за собой порцию боли. — Всевышний как же это больно! — сквозь зубы прошипел Бён, закатывая глаза. Он делал все что угодно, чтобы не смотреть на сочащуюся рану. — Чонин, ты можешь позвать кого-то? Мне кажется, я сейчас потеряю сознание.       Словно приняв слова за сигнал, веки начали тяжело опускаться. Последнее, что Бэкхен услышал перед тем, как провалиться в темноту, тихий голос из кресла: «Можешь засыпать, я позабочусь о тебе».

***       Закрытые веки мелко задрожали и распахнулись. «Темно» — сонно прошептал Бён, потирая здоровой рукой глаза. Основное освещение было отключено, и только в дальнем углу комнаты горел, стоя на полу, небольшой светильник в виде белого цилиндра. Он лил на кафель ровную круглую лужу холодного света, отбрасывая на стену высокие тонкие лучи. Бэкхен слегка приподнялся на подушке, чувствуя, как неприятно сбилась под ним простынь. Четвертый бегло осмотрел себя, замечая знакомую больничную пижаму в мелкий синий горох, вместо серой формы. Он на пробу коснулся пальцами шеи, тут же натыкаясь чувствительными подушечками на полоску кожи. «Так и знал, что оставят» — недовольно прошипел про себя Бён, оттягивая указательным пальцем край. Временами этот ошейник начинал душить, и парню приходилось срочно брать себя в руки, чтобы его не накрыла паническая атака. Со страхом он наконец перевел взгляд на пострадавшую руку: почти вся конечность, начиная от середины плеча, все предплечье и до начала острых маленьких косточек возле пальцев — костяшек, была залита густой пеной. Бэкхен завороженно разглядывал, как она мелко пузырилась. Несмотря на то, что пена перепачкала левый бок беновской пижамы и постели, её не стало меньше, словно сами поры Четвертого выделяли плотную упругую массу. Парень мысленно обрадовался, что не видит самого ожога и расслабленно выдохнул. Пораженная огнем кожа слегка пульсировала, но не доставляла нервным окончаниям информацию о боли. Бэкхен слегка нахмурился, озадаченный этим фактом, но потом решил, что благодаря пене рука перестала болеть.       В тишине комнаты звонко щелкнула ручка двери. Маленький железный язычок замка втянулся, позволяя внезапному посетителю войти внутрь. Бён тут же напрягся, в волнении сжимая простынь здоровой рукой. Знакомый цокот каблуков опережает все догадки: низенькая медсестра невозмутимо переступила порог палаты, катя перед собой двухъярусную тележку со скрипучими колесиками. Начищенный до блеска бейджик сверкнул в полумраке и быстрый блик света четко выделил заглавную букву «М». Бэкхен рвано выдохнул, увидев ровный ряд шприцов, скальпелей и прочих врачебных инструментов для пыток. — Как наша рука, Господин Четвертый? — сладко произнес женский голос. Тонкая голубая резина плотно обтянула её пальцы, перекрывая коже ладоней доступ к дыханию: она надела перчатки. — Н-нормально, я думаю. — внезапная сухость во рту приклеила язык к небу. — Должна сказать, что Вы очень огорчили меня своим состоянием! Так относиться к себе! — Она эмоционально всхлипнула, вытирая подступившую слезу. Бэкхену показалось, или на перчатке остался красный развод? — Мне пришел сигнал из приемной, что поступил новый больной. Открываю дверь, а тут Вы: без сознания, в черных пятнах и с гигантским ожогом! Я сразу расстроилась, потому что Вы мой любимый пациент! Столько я давно не плакала, другие врачи не дадут соврать. — Не стоило так беспокоиться обо мне, Мария. — выдавил из себя улыбку Бён. Он надеялся, что девушка не заметила, как подрагивают уголки его губ от напряжения. — Я работала быстро, но мне все равно пришлось пересадить вам кожу другого пациента. О, не волнуйтесь! — медсестра поспешила уложить встрепенувшегося Бэкхена обратно на подушку. — Я знаю, что без Вашего согласия я не могла этого сделать, но я подумала, что рука Вам нужнее. Давайте посмотрим, как проходит заживление.       Мария наклонилась к тележке, и кожаная юбка её формы опасно высоко задралась. Она достала больничную клеёнку и поднесла сложенную ткань к руке. Четвертый зашипел, когда голубой материал мягко заскользил по коже сверху вниз, собирая впереди себя высокую горку пены. — О нет! — глаза медсестры широко распахнулись, и она выронила испачканную клеёнку на пол. — Неужели не прижилась?       Бэкхен чувствовал, как собирается влага на краю нижнего века и подрагивают крылья носа. То, во что превратилась его рука, невозможно было описать, не используя при этом самые грязные ругательства. Вся пострадавшая конечность представляла собой уродливое непонятное месиво: тонкая, от природы безволосая кожа, была вся исщепрена мелкими порезами: где-то длинными, где-то слегка кривыми, а некоторые совсем короткие и незначительные, будто рука доктора дрогнула, и он решил распороть плоть в другом месте. Кривые куски чужой кожи пришиты к нему, как неподходящие по форме заплатки. Швы представляли собой черные поблескивающие нити, которые походили больше на скрепки от степлера. Кое-где на места сшива кожа вздулась и покрылась насыщенными красными пятнами. Бёна затошнило. — Нам нужно срочно все исправить! — Вскрикнула, очнувшись, Мария. Её рука кружила над набором скальпелей на тележке. — Прошу не надо. — Мученически взвыл Бэкхен, смаргивая влажную пелену. — Вколи мне обезболивающее или снотворное, а лучше и то и другое! — Нет времени, драгоценность! — девушка натирала спиртом медицинский нож. — Они будут действовать в течение часа, и я не успею спасти руку! — Мария, остановись! — Крикнул Четвертый, закрываясь от медсестры здоровой рукой, когда та занесла над ним скальпель. — Я все равно это сделаю. — стальным голосом произнесла она, откладывая на время острый инструмент. — Придется Вас привязать.       Мария достала тонкие жесткие ремешки, и стянула точными уверенными движениями запястья сопротивляющегося Бёна. Пока Четвертый пытался вырвать кисти из тисков, медсестра приступила к ногам. Парень попытался пнуть её, но промахнулся, и она вывернула до предупредительного хруста его лодыжку. Бэкхен взвыл, запрокинув голову. — Отпусти меня! — Он метался на постели раненой птицей. Рана на руке горела огнем, словно невидимое пламя до сих пор облизывало его, пробуя на вкус новую чужую плоть.       Тихий щелчок последнего ремешка на середине живота обрушился на него внезапно. Забывшись от боли, он даже не почувствовал, как оказался полностью прикованным к постели. Они заплакали вдвоем: Бэкхен от животного ужаса, Мария от жалости. В маленькой девичьей ладони вновь оказался скальпель. Холодный металл пугающе сверкнул в полумраке палаты. Острие вошло в кожу мягко и без прелюдий, погружаясь глубже положенного. Бэкхен громко закричал, оглушая криком самого себя. Кривые черные швы лопались, соприкасаясь с лезвием, и уродливо торчали по краям раны, как лапки насекомых. Вспоротая вновь кожа обнаружила причину вздутости: гной брызнул густой желтоватой волной, как брызгает пена из самодельного детского вулкана. Его было так много, что он заливал порез вперед скальпеля, разнося заразу дальше и дальше.       Четвертый булькал, захлебываясь в собственных слезах. Лицо медсестры оставалось безэмоциональным, однако по её щекам с привычным здоровым румянцем текли соленые дорожки. Бэкхен не сразу заметил, что они стали красными. Она продолжала методично срезать куски инородной загноившейся кожи и исступленно шептать: «Как же так?». После длительных мучений, медсестра наконец отложила скальпель, и принялась надавливать на края порезов, выдавливая остатки гноя, уже смешанные с пузырящейся кровью и сукровицей. Мария наклонилась к нему ближе, и Бэкхен, сквозь пелену своей агонии увидел нечто странное: на женском носу появилась трещина, распарывающая вздернутый кончик носа и прямую переносицу. Он ухватился за эту странность, пытаясь абстрагироваться от боли. Бён увидел, как уехал куда-то вниз её глаз, блестящий, точно стеклянный шарик. Голова медсестры дернулась, и возле косого глаза промелькнула электрическая вспышка, пустившая к потолку тонкую струйку серого дыма. Мария грязным от жидкостей раны Четвертого пальцем поправила нежный орган на место и продолжила работать. Бэкхен подавил в себе спазмический рвотный позыв, почувствовав её обжигающий кислотный вкус на задней стенке горла. Медсестра отвернула лоскут донорской кожи, вычищая ребром другого скальпеля всю грязь. Бён сходил с ума от оглушающего звона в ушах и ощущения острого предмета, ковыряющегося внутри него. Расселина на девичьем носу стала больше, и постепенно крыло носа начало падать вперед и потянуло за собой все остальные участки. Словно открытая дверца висела над Бэкхеном правая сторона женского лица. И это оказалось самым точным описанием: внутри, вместо крови и костей, запутанным клубком сплетались зеленые и серые провода. Металлические вставки играли роль косточек скул, хрящей носа и подбородка. И среди всех инородных деталей, характерных для робота, а не человека, были вставлены настоящие человеческие глаза. Кровавые ниточки капилляров и мышц тянулись паутиной ко «лбу» и «щекам». Мария быстро захлопнула панель, представляющую собой лицо, но та не хотела держаться, и снова обнажила пациенту все внутренности.       Новая информация кнутом хлестала истерзанного Бэкхена. Открылась вторая половина лица медсестры, перед тем как спасительная темнота наконец забрала его в свои когтистые лапы.

***       Четвертый громко закричал, открывая глаза и резко садясь на постели. Его сердце стучало как сумасшедшее, и он не мог надышаться этим сухим воздухом в палате. Весь свет был включен и бил по ослабленной после сна роговице, Бён проморгался, привыкая к яркому освещению. «Не может быть, чтобы это был сон» — вопило сознание, и парень был с этим согласен. Он нервно приподнял рукав больничной пижамы, осматривая руку. Бэкхен медленно моргнул, пребывая в смешанных чувствах: не было язв и воспалений, морщинок стянутой кожи и шрамов. Ничего. Она лоснилась, обильно намазанная какой-то прозрачной жирной мазью. Предыдущий ожог выдавали только легкие локальные покраснения. — Не может быть. — прошептал себе под нос Бён, размазывая лекарство пальцами. — Ты уже проснулся? — бодро поприветствовал его Чонин, материализовавшийся в том же самом кресле секунду назад. — Напугал! — вздрогнул Четвертый и облокотился на подушку. — Как твоя рука? — участливо спросил Ким, забираясь на мягкую мебель с ногами. — Странно. Не болит и ожога нет. — он протянул ему конечность, демонстрируя правдивость слов. — Ну, неудивительно, — пожал плечами Восемьдесят Восьмой, — Ты тут лежишь без сознания четыре дня. Медсестры очевидно активно лечили твои ожоги, как видишь, шрама даже не останется… — Сколько?! — перебил его Бён. — Четыре дня. — медленней повторил Ким, — Ты вообще не просыпался?       Бэкхен отрицательно помотал головой, с трудом принимая в разболевшуюся голову новые подробности. —Хмм, видимо тебе кололи снотворное. — Чонин, что произошло, пока меня не было? — Чондэ и Чанель подрались, и Сухо пришлось их разнимать. Так уж вышло, что Двадцать Первый узнал о ситуации и накинулся на него прямо на практике в спортивном зале. На следующий день их двоих отправили на допрос в комитет преподавателей, где в итоге Чен получил наказание и ходит все это время на отработку, а Шестьдесят Первого отправили сюда, чтобы подавить лекарствами внезапные вспышки агрессии. В психушку короче положили. — Ким рассказывал последние новости настолько будничным тоном, что это пугало Бэкхена. — Значит, он где-то здесь? — Четвертый кивнул на белую дверь. — Да, а если точнее, то в левом крыле. — Как он? — Не имею и малейшего понятия. — Можешь телепортироваться и посмотреть? — Прости, Бэк, но в отличии от тебя у меня нет даже капли желания лезть к психу.       Бэкхен шумно выдохнул, внутренне противясь этим словам, но ничего не сказал.       Ручка двери повернулась со звонким щелчком. — Мне пора, пока меня не заметили! — встрепенулся Чонин, — Если не выпишут сегодня, то я заскочу к тебе вечером!       Он буквально за секунду растворился в пространстве, и Бён прикрыл глаза, напрягаясь из-за звука низких каблуков. «Пожалуйста, только не снова!» — умолял Бэкхен, встречаясь взглядом с медсестрой. — Мария. — губы парня искривились в улыбке, больше похожей на оскал.       Сердце вновь ускорило бег, когда медсестра приблизилась к нему. Он скрыл дрожащие ладони под тонким покрывалом. «Это не может быть правдой, весь этот кошмар мне только приснился.» — успокаивал себя Бэкхен, закусывая нервно губу. — Мой любимчик уже на ногах, какая радость! — Она звонко хлопнула в ладони и засмеялась. — Какое чудо, а не утро сегодня! Как наша рука, Господин Четвертый?       Вопрос принес за собой холодок по спине. Бён подвис, не зная, что делать дальше и куда бежать в случае чего. — Как чудесно! — Девушка самостоятельно взяла его руку и принялась осматривать, разворачивая её в разные стороны. — Все еще тянет кожу возле локтя. — Задумчиво произнесла она, нахмурившись. — Но ничего, у меня есть мазь, которая это исправит.       Мария достала из бокового кармана небольшой тюбик и нанесла вязкую субстанцию на особенно нежные участки. Мазь пахла травами и слегка щипала, но терпеть было можно. — Почему ожог так быстро прошел? — Бёна больше всего волновал этот вопрос. — Просто я хорошо поработала! — медсестра вновь хихикнула, прикручивая назад маленькую ребристую крышечку. — Хорошо, что Вас сразу доставили ко мне. Так я смогла быстро сделать все необходимое и быстро залечить рану. Еще бы пару часов, и остался бы уродливый шрам.       Она подошла к окну и распахнула по привычке тяжелую штору. Бэкхен тут же уставился в него, чувствуя, как сердце затапливает тоска от вида этого светлого неба. Было достаточно высоко и с его ракурса было тяжело разглядеть пейзаж внизу, поэтому он довольствовался видом чистой голубой глади с редкими перистыми облаками. — Сколько меня здесь еще будут держать? — не глядя на Марию, спросил Четвертый. — Если медосмотр покажет хорошие результаты, то уже сегодня я смогу отправить Вас обратно в корпус.       Она наклонилась к нему, и Бён сжался, закрывая глаза в страхе. Предохранители, прикрепляющие кушетку к стене, звонко щелкнули. Медсестра выдвинула колесики и покатила его постель, вышибая ей приоткрытую дверь.       Они в молчании ехали по пустому коридору, тишину нарушал лишь скрип старых потертых колесиков. Бэкхен точно помнил, что лифт, на котором они должны были спуститься вниз к кабинету медосмотра, находился в правом коридоре. Но, почему они едут влево? Четвертый нахмурился, но решил не озвучивать вопрос. Желудок обжигал подступающий ужас, но парень пытался отбросить это липкое чувство, чтобы сохранить чистый разум.       Кушетка сделала еще один поворот, и Бэкхена волной окатило чувство дежавю: впереди были те же окна, открывающие начинку кабинетов с другими пациентами. Волнение толчками новой крови разносилось по организму, он предчувствовал что-то неладное. Колесики скрипнули от резкого торможения. — Я должна отлучиться, чтобы взять документы. — произнесла Мария, обходя постель и останавливаясь сбоку. — Вы сможете подождать меня, Господин Четвертый? — Не смею вас держать. — ответил быстро Бён, протирая о простынь мокрые ладони. — Только не убегайте! — медсестра игриво улыбнулась.       Она исчезла за соседней дверью, мягко прикрыв её за собой до упора. Бэкхен глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. Женский тонкий крик снова столкнул его в вязкую пучину страха. «Это не твое дело, Бэк» — как заведенный, он повторял себе эту фразу, цепляясь холодными пальцами за край больничной пижамы. Колесики, не поставленные на предохранители, медленно покатились, словно невидимый призрак толкал кушетку. Бён вздрогнул, когда понял, что он едет сам по себе, но ничего не смог сделать, позволив колесам делать новые обороты. Кровать постепенно набирала скорость, и Бэкхен зажмурился, когда кушетка врезалась в стену, наконец останавливаясь. С двух сторон от него находились гигантские горизонтальные окна. В обоих кабинетах было темно. Четвертый вглядывался в густую черноту, прищурившись. Он наклонился ближе к стеклу, пытаясь тщетно увидеть там хоть какие-то очертания предметов.       Спина напряглась, и он резко развернул голову назад: во втором окне включился свет.       Бэкхен подавился воздухом, широко распахнув глаза. Пальцы, до этого с силой сжимавшие простынь, безвольно упали на матрац, раскрытыми ладонями вверх.       Полностью белая кафельная комната, в центре которой стоит белый простой стол. На нем сидит мужчина с низко опущенной головой, что было невозможно узнать, кто это. Его больничная пижама разорвана до середины спины. Лоскуты порванной ткани откинуты в разные стороны. Дешевый материал сыпался нитками, делая куски ткани еще более уродливыми. Бэкхен видел мужскую напряженную спину. Каждый сантиметр кожи был плотно усеян воткнутыми пустыми шприцами. Иглы впивались настолько глубоко, что их полностью не было видно. Левая лопатка выдвинулась вперед и потянула за собой мышцы спины. Они перекатывались и заставляли ходить в теле толстые иголки одноразовых медицинских шприцов. Бён заметил, как на дне некоторых плескалась голубая жидкость. Кое-где тонкой струйкой побежала темная кровь. Голова незнакомца начала медленно подниматься, и Бэкхен окончательно задохнулся: в свете ярких ламп блестели насыщенные красные пряди. Словно почувствовав, что за ним наблюдают, он начал разворачиваться к Четвертому лицом. — Чанель. — беззвучно прошелестели бледные обескровленные губы. — Я же просила Вас не убегать! — недовольно крикнула Мария из другого конца коридора.       Бэкхен резко развернулся на звук её голоса и свет в окне погас. — Ну куда же Вы? — девушка стремительно подошла к нему и положила руки на край кушетки. — Она сама покатилась. — сдавленно прошептал Бэкхен, находясь в шоке от увиденного. — Видимо я забыла опустить рычажки, сдерживающие колесики. — Мария прищурилась и сделала вид, что приняла его легенду. — Но так и было! — возразил Четвертый, видя её недоверие.       Они синхронно повернули голову в сторону окна, где был Шестьдесят Первый и несколько минут рассматривали черную муть за стеклом. Что-то для себя поняв, медсестра кивнула и достала из нагрудного кармана пластину с розовыми таблетками. Фольга щелкнула, когда та достала одну и протянула Бёну: — Пейте. — Я не хочу. — Четвертый отвернул голову и плотно сжал губы. — Это был не вопрос. Ну же, сейчас. — между её пальцев блестела глянцевая поверхность таблетки.       Мария жестко надавила ему на подбородок, с силой впихивая в рот лекарство. Горький вкус приклеился к высохшему небу, и Бэкхен с трудом смог проглотить его. У Бёна резко закружилась голова и сознание поплыло. Он начал безвольно падать вперед, но медсестра его поймала, аккуратно укладывая на подушку. — Тише, тише, Господин Четвертый, так нужно. Засыпайте.       Мир вновь погрузился во тьму. Пример того, как выглядел Чанель в той комнате: https://vigilantcitizen.com/wp-content/uploads/2019/02/buryafriend8.jpg Коридор больницы: https://i.pinimg.com/originals/14/84/c7/1484c7df181550e0b5ebb8372b87c44c.jpg