Sanctify

Привет) рекомендую включить EXO - universe, эта песня вдохновила меня написать начало этой главы. Дальше может подойти любая песня из этого альбома, приятного чтения~

***

― Холодно, ― тихо шепчут посиневшие губы.       Бэкхен зябко ежится на стуле и беспомощно растирает предплечья ледяными пальцами. Он оглядывается, чтобы понять, где находится, однако глаза натыкаются лишь на густую темноту вокруг. Мрачное пустое пространство сдавливает его со всех сторон, пугает и забирает все силы. Четвертый никак не может найти внутри решимости пошевелиться и напряженно сидит в одной позе, сжимая ладонями острые локти и плотно сведя колени. Бён пытается игнорировать подступающее чувство тревоги и на что-то отвлечься, но это практически невозможно сделать в подобной тьме. Размытые очертания деревянного стола и стул, на котором находится он сам ― единственные два предмета, что Четвертый может хоть как-то разглядеть. Все благодаря его собственной коже, которая издает тонкое белое свечение.       Бэкхен делает над собой усилие и отрывает пальцы от предплечья, вытягивая руку вперед. Он щурит уставшие глаза и всматривается в черную даль. Кисть погружается в темноту и рассеивает её тусклым светом, однако этого недостаточно, чтобы осветить себе путь дальше. Её свечение сродни пламени спички: огонек дает надежду на тепло и свет, но все это обман. Парень боязливо жмет руку обратно к себе, чтобы ни одно невидимое чудовище не откусило ему конечность. Страшно. Устав сидеть в этом положении, Бэкхен аккуратно пытается облокотиться на спинку стула, но та вновь обжигает его заледеневшим деревом. Четвертый обеспокоенно думает о том, что совершенно не чувствует пальцев на ногах, кончика носа, а сейчас начинают неметь руки.       «Как же холодно!» ― паникует Бэкхен, до боли закусывая губы, ― «Пожалуйста, хоть бы появилось что-то, способное меня согреть!» Бён жмурится, смаргивая выступившие слезы, и когда открывает глаза, то видит перед собой небольшую кофейную чашку. Она стоит ровно посередине стола, привлекательно близко, но не настолько, чтобы было легко дотянуться. Её яркий белый цвет ослепляет, и Четвертый тяжело сглатывает в предвкушении: от аккуратных краев поднимается вверх плотный пар.       Набравшись смелости, Бён глубоко вдыхает и решительно обхватывает фарфоровые бока. Мягкое покалывающее тепло разносится по пальцам, но уже через секунду Бэкхен с криком роняет чашку на стол. Парень в ужасе смотрит на свои ярко красные ладони, пульсирующие и готовые в любой момент покрыться волдырями, и не может найти ни одного описание своей боли. Он словно опустил свои руки в костер и понимает, что это мысль самая правильная, когда замечает перевернувшуюся чашку. Её содержимое все еще переливается через деревянный край стола и разливается по полу. Только внутри чашки все это время был не кофе или другой напиток, а самый настоящий огонь. Живой, трепещущий, и ставший родным в каком-то смысле. Пламя мягко стекает вниз, и из небольшой лужицы формируется в тонкий ручеек и утекает вдаль. В темноту. ― Ты снова ждешь меня, да? ― произносит вслух Бэкхен, истерично думая о том, что это снова происходит с ним. Огонь, как он сразу не догадался. Кто еще, кроме Шестьдесят Первого придет на его зов о помощи?       Четвертый тяжело поднимается с места и огибает длинный стол, на цыпочках ступая по ледяному полу. Парень видит, что дорожка пламени плавно бежит куда-то далеко и указывает ему дорогу. Глаза загипнотизировано фокусируются на красном теплом свете и Бён не решается сделать шаг дальше. Он боится, ему страшно обжечься. Ведь в конце пути может быть, как и спасение, так и боль. Бэкхен оглядывается на место, откуда ушел, цепляется за разбитую чашку и осознает, что нельзя вернуться назад.       Бён с опаской идет туда, куда указывает пламя, и старается наступать совсем рядом с горящей полосой, хватаясь за неё как за якорь. Ему легче думать, что этот огонек сможет защитить его от всех опасностей вокруг, что поджидают в темноте. Чанель сможет его защитить. Бэкхен долго следует за огнем, и в какой-то момент настолько расслабляется, что не замечает, как тот превращается в тлеющие искры и вскоре исчезает совсем. Внезапно весь свет вокруг гаснет, и Четвертый в страхе находит себя совершенно одного. Он один на один с темнотой, и от осознания этого волоски на затылке встали дыбом. Чернота вокруг вновь поглощает его целиком, и внутреннего собственного света недостаточно, чтобы себя спасти. Ему не хватит сил справиться с этим. ― Пожалуйста помоги мне! ― беспомощно кричит Бён, обхватывая себя руками. Тело бьёт крупная дрожь от леденящего холода, что кусает голые ступни. Четвертый перешагивает с ноги на ногу, уже не выдерживая такой низкой температуры. ― Бэкхен, ― едва слышно шепчет над ухом знакомый бас.       Он практически неразличим в глухой темноте, и Четвертый оборачивается на зов, чтобы удостовериться, что ему не показалось. Догадка оказалась верна: перед ним действительно Чанель, а, точнее, его искаженная версия. Шестьдесят Первый сияет всеми оттенками красного, как настоящий костер, и лишь глаза по-прежнему черные и глубокие.       Бён не успевает оправиться от шока и как-то отреагировать, когда Пак грубо хватает его запястья и притягивает к себе. Они оказываются настолько близко, что едва не сталкиваются носами, и Четвертый не видит ничего, кроме поглощающего взгляда напротив. Тепло бежит по телу через руки, и Бэкхен готов заплакать от благодарности. Внезапный порыв откровения был готов пролиться наружу, но Четвертый успел увидеть перемены в собеседнике. Пак явно хотел ему что-то сказать. Лицо Чанеля остается безэмоциональным, словно маска, и лишь одни губы слегка движутся, чтобы ровно произнести: ― Проснись, Бэкхен, ты задыхаешься. Задыхаешься.       Бэкхен резко открывает глаза и судорожно вдыхает, хватаясь за горло. Ноздри с усилием втягивают воздух, но ничего не происходит: легкие по-прежнему пусты. Обливаясь внезапной волной паники, он осознает, что на самом деле не может дышать.Четвертый испуганно вскакивает на постели, поднимаясь влажной спиной вверх по подушке.        От быстрой смены положения в глазах потемнело, и проявившийся пару секунд назад свет снова окрасился черным. Будучи полностью дезориентированным, Бён инстинктивно согнулся и насильно откашлялся. Почувствовав на корне языка скользкий ком, он еще раз спровоцировал кашель и с чувством выплюнул вязкий сгусток прямо на светлое одеяло под собой. Бэкхен запрокинул голову и сделал, наконец, невероятно желанный вдох, медленно растягивая легкие до предела, до легкой боли. Свежая порция воздуха принесла невероятное облегчение, парень не мог им насытиться. От частого дыхание начала кружиться голова, и Четвертый мягко откинулся обратно на постель.       Затылок встретился с жесткой подушкой, и Бэкхен от неожиданности издал тихий скул. Он снова закрыл глаза и не чувствовал ничего, кроме сильной пульсирующей боли в шее. Тонкие пальцы проследили несколько позвонков у основания и поплыли вверх по коже, пока не встретились с чем-то грубым и шершавым. Легкое прикосновение оказалось очень болезненным и неприятным, поэтому Четвертый тут же одернул руку, опустив ее на одеяло. Тыльной стороны ладони коснулось что-то скользкое и липкое, и Бэкхен в отвращении попытался избавиться от этого, обтерев кисть о боковину кровати. Он поднес руку ближе к глазам, и увидел на ней остатки чего-то полупрозрачного, по консистенции похожего на сопли, только с огромным количеством блесток внутри. Четвертый скривился и почувствовал, что его тошнит. Вертя ладонь под разным углом, он заметил, что все его пальцы искусаны: на каждой фаланге темнеют следы зубов, и они явно человеческие, о чем говорит рисунок синяков. Некоторые из них все-таки проткнули кожу, и образовавшаяся корочка неприятно тянула и не дает раскрыть ладонь целиком. На второй руке оказалась идентичная ситуация.Бэкхен в ступоре рассматривал укусы и не мог понять, что произошло. Четвертый не помнит, чтобы на него кто-то нападал, тем более человек. Да и получить такие увечья практически невозможно.       Наконец Бён оторвался от пальцев и огляделся, и вид вокруг ввел его в еще большее замешательство. Койка, капельница, тумбочка и шкаф кипельно-белые, странная пижама в горох, похожая на платье ― он точно в больнице, сомнений нет, только в этом месте он впервые: стена напротив кровати полностью стеклянная, стены по бокам закрыты плотной серой шторой, но Бэкхен убежден, что за ними тоже окна.       Смутившись происходящего, Четвертый завернулся в тонкое одеяло и уставился на иглу в сгибе руки: по тоненькой трубочке в вену текла голубоватая жидкость, которая должна была улучшить его состояние. Однако Бёну казалось совершенно наоборот, и эта капельница вытягивает из него последние силы. Несмотря на то, что несколько минут назад он спал, парень чувствовал себя уставшим, потому что все тело саднило, и каждая мышца при малейшем движении давала о себе знать. Немного подумав, Бэкхен ухватился за пластырь, удерживающий иглу, и резко сдернул его с руки. Потекла кровь, и Четвертый тут же зажал ранку пальцами, чтобы не пачкать белое одеяло.       Проигнорировав одноразовые тапочки, Четвертый быстро слез с постели в поисках чего-нибудь, что сможет остановить кровотечение. Ступни обожгла ледяная плитка, и Бён тут же съежился, сильнее кутаясь в одеяло на плечах, которое было сложно удерживать одной рукой. Он безрезультатно порылся в прикроватной тумбочке, попытался открыть запертый шкаф и разочарованно просеменил в другую часть необычной палаты. Ладонь мягко легла на гладкую поверхность еще одного высокого шкафа и спустилась вниз, цепляясь за полукруглую ручку. Рывок, и дверца с успехом открывается, и от неожиданности Четвертый делает неуклюжий шаг назад.       Одеяло грузно скатилось с плеч, комом падая на пол, но Бэкхен не спешил его поднять. Со внутренней стороны дверцы находилось зеркало практически в полный рост, и парень не мог оторвать взгляд от отражения в нем. Ослабевшая челюсть была готова упасть вниз и открыть рот: кто этот человек по ту сторону? Бён встряхнул головой, не веря собственным глазам, и подошел к зеркальной глади чуть ли не вплотную. Он хватается за волосы, щеки, смотрит на руки будто в первый раз. Почему парень в зеркале за ним повторяет, и почему его кожа такая же ненормально бледная? Неужели это и вправду он? Голубые глаза, белые, даже немного прозрачные пряди волос, блестящие точки на скулах и носу, похожие на веснушки. Четвертый попытался их стереть, но они остались на месте, как и красный след на щеке. Из него словно выкачали всю краску, оставив пустую бесцветную версию, похожую больше на приведение, чем на живого человека.       Бэкхен захлопнул дверцу, не желая больше видеть себя таким. Он схватил край одеяла и вернулся в кровать, волоча скомканную ткань по полу. Вновь завернувшись в своеобразный кокон, Четвертый резко ощутил поглощающую усталость, которая бетонной плитой придавила его к тонкому матрацу. Захотелось спать, и Бэк решил не отказывать себе в удовольствии вздремнуть, пока вокруг никого не было. Разобраться с ситуацией он сможет позже, когда появится хотя бы несколько капель сил. Морфей уже окутал его своими сетями и практически забрал к себе, если бы его не спугнул тонкий голосок, пропевший совсем рядом с ухом: ― Бэкхенни, От неожиданности Четвертый открыл глаза: дверь никто не открывал, иначе он бы точно услышал. ― Бэкхенни, не игнорируй меня, я знаю, что ты не спишь, ― повторился звук, сформировавшийся в четкое предложение, ― Я совсем рядом!       Парень вздрогнул и планировал не шевелиться, но чем больше он оставался неподвижным, тем сильнее накручивал себя. Бён успел представить всякого, но тишина больше не нарушалась, и в голове промелькнула мысль: «Показалось». Пересилив себя, Четвертый подвинулся к краю постели и, нагибаясь, спустился торсом вниз, чтобы посмотреть под кровать. Он рассчитывал взглянуть на пустую плитку, но глаза наткнулись на человека, и от шока Бэкхен чуть не свалился на пол. Бён увидел еще одного себя, мирно разлегшегося на холодном кафеле, прежнего себя. Этот Бэкхен с темными волосами и кривой улыбкой от уха до уха что-то усердно ему говорил. Однако парень совсем не слушал, продолжая усиленно моргать, чтобы эта пугающая иллюзия исчезла. ― Прекрати уже! ― вспыхнул прежний Бэк, хлопая ладонью по плитке и привлекая к себе внимание, ― Нам давно пора поговорить!       Испугавшись хлопка, Четвертый вернулся обратно и завернулся в одеяло, прячась в нем целиком. «Мне просто мерещится, это все не по-настоящему. Я ― это я, я лежу на постели, а там под кроватью никого нет», ― продолжал повторять про себя Бён, с силой сжимая веки, ― «Ты просто спишь, Бэкхен, это сон! Плохой сон! Ну же, проснись!» ― Ты не спишь, идиот! ― рыкнул другой Бэк, сдергивая с Четвертого одеяло, ― Я прямо здесь, и ты не сможешь избавиться от меня! ― Уходи! Исчезни! ― кричал Бён, закрывая глаза руками, ― Тебя нет! ― Не хочешь смотреть, будешь слушать, ― прошептал голос прямо в правое ухо. Бэкхен покрылся мурашками и решил просто потерпеть. Все кошмары рано или поздно заканчиваются, а пока он ничего не видит не так страшно. Скоро его сердце забьется так быстро, что он сам по себе проснется, или, может быть, кто-то разбудит его? ― Я не один из твоих страхов, Бэкхенни, я это ты, ― продолжал другой Бэк, ― Ты так долго спал, что мне стало скучно, но зато я успел подумать, что тебе сказать. Знаешь каким ты выглядишь спящим? Жалким. Лежишь на постели как едва живой труп, с кучей трубок в руке. В кого ты превратился? В самое настоящее посмешище! ― его интонация шла на повышение, и последнюю фразу он буквально прокричал. Четвертый сильнее сдавил ладони на лице и развернулся на бок, чтобы уйти от этого кошмара. ― Ты не сможешь сбежать от меня! ― рычал самозванец.       Кровать прогнулась под весом еще одного человека, и Бэкхен резко ощутил тяжесть на себе, словно на его живот кто-то сел. Напрягшись всем телом, парень запаниковал, потому что у него ни разу не было настолько реалистичных снов, которые бы ощущались физически. В бесконечном потоке собственного агрессивного голоса он пытался услышать хоть что-то похожее на треск. Треск горящих поленьев или вспыхивающую спичку, любой звук, который даст ему понять, что это сон и скоро все закончится. Все его сны заканчиваются приходом Чанеля, но в этот раз его долго нет. ― Хочешь знать, откуда у тебя эти шрамы на руках? ― громкость голоса стала совсем тихой, как едва слышный шёпот, ― Ты убил ими человека, ―он кричит: ― Ты убийца, Бэкхен! Жалкий убийца, лишивший человека жизни голыми руками!       Четвертый судорожно пытался удержать ладони на месте, но грубая хватка отняла их от лица, и он инстинктивно открыл глаза, расфокусированным взглядом натыкаясь на злое лицо напротив. Самозванец, как две капли похожий на прежнего него, впивается ногтями в тонкую кожу на запястьях и продолжает кричать: ― Посмотри на себя! Кем ты стал, Бэкхен? ― Кто ты такой? ― хрипло спросил Четвертый, сразу прерывая длинную тираду. От обезвоживания губы тут же треснули, и парень подавил в себе желание их облизнуть. ― Кто я? А ты не видишь? ― он наклонил голову набок, ― Я ― это ты, глупышка. Лучшая версия тебя: умный, сильный, чистый, без чужой крови на руках. Не то, что ты, ублюдок. ― Что тебе нужно? ― Все очень просто, ― покачал головой другой Бэк, ― В мире не может существовать двух Бён Бэкхенов, а, значит, один из нас должен умереть. И это будешь ты, ― через секунду в шею впились пальцы, перекрывшие кислород. ― Оставь меня! ― успел крикнуть Четвертый, прежде чем хватка усилилась.       Парень метался на постели и пытался сбросить самозванца с себя, а другой Бэкхен ехидно смеялся, чувствуя свое превосходство. Четвертый царапался, щипался ― боролся как мог, но чувствовал, что тело слабеет с каждой секундой. Его спасло лишь то, что больничная койка узкая. Ловя цветные пятна перед глазами, Бён собрал все остатки сил и рывком перевернулся на бок, роняя с себя противника. Он едва не полетел на пол следом, но успел ухватиться за простыню.       Рвано вдыхая, Бэкхен спрыгнул с противоположной стороны и понял, что нужно бежать. Растерянно оглядевшись по сторонам, Четвертый увидел, что дверь на выход ближе к самозванцу чем к нему и идти туда бессмысленно. Осталось только прятаться. Серая штора перед ним словно озарилась светом, зовя к себе, и Бэкхен рванул к ней, прячась за плотным тяжелым материалом. Он аккуратно забрался ближе к середине и зажал себе рот ладонью, чтобы шумное дыхание не выдало его. Четвертый поднял взгляд и покрылся мурашками: он был прав. За шторой оказалось огромное окно, вместо стены, и за ним была еще одна палата. Точно такая же, как у него самого, повторялась даже небольшая пальма возле шкафа. В кровати кто-то спал, но Бэкхен не мог разглядеть этого человека. От любопытства он припал к стеклу еще ближе, прижимаясь к нему ладонями. Четвертый потерял счет времени, и не знал, сколько на самом деле стоит, еле дыша и хватаясь за окно. За спиной словно исчез мир: ненастоящий Бэкхен куда-то испарился, и все звуки стихли. Но парень не решался выйти из своего укрытия, он боялся, что стоит ему сделать шаг, как самозванец с ехидной улыбкой скажет ему: «Попался!» Бён повторял себе: «Подожди еще чуть-чуть, посчитай до тридцати и можешь возвращаться в постель… Тридцать… Нет-нет! Еще немного! Раз, два…»       От тревожных мыслей его отвлекло шевеление в соседней палате. Человек развернулся на постели, и Бэкхен подавился вдохом, когда одеяло сползло, и он увидел давно знакомую красную макушку. Чанель спит, и впервые Четвертый видит его не угрюмым или злым, а расслабленным и мягким. Четвертый поймал себя на том, что с интересом разглядывает его лицо, ведя взгляд от разметавшихся на подушке волос до приоткрытых губ и обратно. Сейчас он кажется каким-то беззащитным, и Бэкхен не помнит, почему боялся Шестьдесят Первого.       Пак пролежал в этой позе еще несколько секунд, прежде чем его веки задрожали. Он словно почувствовал, что Четвертый наблюдает за ним. Черные глаза распахнулись, и в них совершенно не было сна: взгляд ясный и чистый, и он тут же ловит растерянного Бэкхена за стеклом. Буквально на секунду его глаза раскрываются чуть шире, выдавая шок, и когда до Чанеля наконец доходит, что вообще происходит, парень тут же поднимается с постели. Одеяло остается позади, и Четвертый понимает, что под тканью скрывалось практически обнаженное тело ― Пак стоит в одном белье. Бэкхен отводит взгляд, чувствуя неловкость, и тут же замечает больничную рубашку в горох, валяющуюся рядом с кроватью. Теперь становится понятно, почему Шестьдесят Первый в таком виде, и одновременно с этим появляется больше вопросов. Пак слегка тянется, встряхивает головой и оттягивает душащий ошейник с номером, и Бён инстинктивно повторяет движение, хватаясь за свой.       Чанель подходит ближе, и Бэкхен старается не смотреть на такое количество голой кожи перед собой, но получается плохо. Взгляд то и дело спускается ниже и парень ничего не может с собой поделать. Он отмечает про себя, что Чанель хорошо сложен и имеет красивое тело. В голове Четвертого промелькнула неуместная мысль, что Пак наверняка сейчас очень теплый, даже горячий, особенно после сна, и если прижаться к нему такому, то можно согреться в считанные секунды. На озябших от ледяного кафеля ногах тут же поджались пальцы. Шестьдесят Первый остановился у самого окна и обратил внимание на раскрытую ладонь Бёна, все еще прижимающуюся к стеклу. ― Бэкхен, ― прочитал по его губам Четвертый.       Чанель неуверенно поднял руку, словно сомневаясь, и тоже прислонил ладонь к стеклу, соединяя каждый палец с пальцем Четвертого. Бэкхен неотрывно смотрел на их своеобразное прикосновение, невольно сравнивая руки. Ладонь Пака перекрыла его, и была больше чуть ли не на целую фалангу. Ему очень хотелось ощутить тепло этой руки, но вместо него он чувствовал лишь прохладу окна. ― Чанель, ― тихо произнес вслух Четвертый. ― Бэкхенни, я тебя слышу, ― раздался ехидный голосок, словно удар по голове.       Адреналин в крови тут же подскочил, и сердце забилось чаще. Отвлекшись на Шестьдесят Первого он практически забыл о своем кошмаре. Но если это сон, то почему он еще не закончился? Вот Чанель стоит перед ним, и обычно этим все заканчивалось, но другой Бэкхен все еще ждет его за шторой. ― Где же ты, Бэкки? ― он рычал измененным дьявольским голосом, ― Покажись мне!       Тревога тут же отразилась на лице Четвертого, и он начал испуганно оборачиваться, еще сильнее прижавшись к окну, уже локтями. Паника бежала по телу, как муравьи, и Бэкхен не знал, что ему делать. ― Что происходит, Бэкхен? ― обеспокоенно спросил Пак, когда ему наконец удалось поймать взгляд Бёна.       Четвертый не смог разобрать ничего кроме своего имени и нервно покачал головой, давая понять Шестьдесят Первому, что он ничего не понял. Бэкхен услышал отчетливое приближение шагов за спиной, и волна истерики окатила его как из ведра: он начал отчаянно бить ладонями по стеклу и звать Чанеля на помощь: ― Помоги мне! ― в который раз крича растерянному Паку, ― Он убьет меня! Спаси меня! ― Бэкхен, ― шептал Чанель, сжимая руку на окне в кулак. ― Нет! ― вскрикнул Бён, когда штора за ним отъехала в сторону. Он тут же сел на корточки, сжимаясь и закрывая голову руками. ― Господин Четвертый? ― произнес знакомый женский голос, ― Господин Четвертый, с Вами все в порядке? ― Не трогай меня! ― продолжал кричать Бэкхен, совершенно не слыша, что с ним разговаривает не другой он, а медсестра. ―Вы меня пугаете, ― продолжила она, ― Убегаете из постели, кричите, мне снова придется пойти на крайние меры. Женщина отошла в сторону дальнего запертого шкафа, стуча по кафелю каблуками, а Чанель тут же опустился на колени и несильно ударил по окну рядом с Четвертым, чтобы привлечь внимание. Но Бэкхен продолжал никак не реагировать и безостановочно повторять одно единственное: «Нет!» Мария быстро вернулась, на ходу стряхивая шприц с голубым раствором. Она наклонилась к шее Четвертого и недовольно покачала головой: ― Так, уже проявляются побочные симптомы. Что тут у нас? Видимо, галлюцинации, ― женщина нахмурилась, ―Ну-ка уберите грязные руки! Шрам после операции еще не зажил! Занесете туда заразы всякой, а мне потом лечить!       Бён метался под ее руками, но медсестра изловчилась и сумела вколоть иглу между пальцев Четвертого. Времени было мало, поэтому она влила лекарство быстро, чуть ли не с одного нажатия, и из-за этого укол был в сотни раз болезненней. Бэкхен запрокинул голову и закричал, когда почувствовал, как все тело стягивает судорога и боль, что бежит вниз по позвоночнику. Он практически сразу отключился и не видел, как от злости у Чанеля загорелись волосы и ресницы, словно у настоящего дьявола, не видел, как яростно сжимались его кулаки. И самое главное: он не увидел тихого обещания: ― Я заберу тебя, Бэкхен.