Sanctify

*Аккуратно оставляю достаточно провокационную главу и убегаю* Короткий плейлист: IAMX - Scars Causality - Zwera The Reckoning - UNSECRET Monster - EXO А теперь я оставляю вас читать следующую часть) обсудим потом все в комментариях~       Бэкхен медленно открыл глаза и тут же зажмурился из-за яркого света. Он еще несколько секунд прикрывал лицо мокрыми пальцами и недовольно моргал, чтобы привыкнуть к освещению, и только после этого наконец смог осмотреться. На первый взгляд ничего не изменилось: парень все еще лежит в пресловутой ледяной ванне, на нем тот же больничный халат, мерзко липнувший к телу, разве что нет браслетов и катетеров на руках. «Наверное, Чанель снял». ― Уже все закончилось, Ча?.. ― начал Четвертый, но замолчал, когда осознал, что в комнате никого нет.       В нос ударил резкий запах соли, и парень только сейчас заметил, что оба крана вывернуты до упора, а вода уже с приличной скоростью бежит через керамический край на пол. «Так я все-таки во сне», ― пронеслось в голове. От этой мысли он немного растерялся и, незаметно для себя скатился спиной вниз по ванне, погружаясь в воду практически полностью: на поверхности остались лишь область вокруг глаз и нос. Искусанные губы тут же защипало, а соленая жидкость словно валуном придавила его чуть ли не к самому дну. Сердце от нервов тревожно забилось, но Бэкхен запретил себе панику, ведь на это у него не было времени ― нужно сосредоточиться на задании: найти силу. Парень аккуратно втянул воздух, пуская по водной глади мелкую рябь. Прошерстив размытые обрывки воспоминаний, Четвертый понял, что должен искать что-то откровенно блестящее или мерцающее. И в голове, и вслух звучало, как абсолютная чушь, но других идей у него не было.       Собравшись с мыслями, Четвертый резко поднялся и неуклюже выбрался из ванны, едва не разъехавшись слабыми ногами по мокрому кафелю. Всколыхнувшаяся вода словно не хотела его отпускать и шла за ним, в два раза быстрее выливаясь на светлый пол. Поймав-таки равновесие и немного постояв, Бэкхен разогнулся и проследил, куда растекается образовавшаяся лужа. Вопреки всем законам физики, она не расширялась, а наоборот, становилась уже с одного края. Вот водяная дорожка быстро течет вперед, доходит до спинки дивана, и резко сворачивает влево, так и не намочив кожаную ткань. Она словно змея плавно огибает все препятствия на пути. Четвертый завороженно следует за ней, не замечая, как выходит из лаборатории и поднимается вверх по лестнице вместе с тонкой полоской воды.       Ступеньки быстро остаются позади, и теперь Бэкхен идет по коридору. Парень долго движется, оставляя на бетонном полу мокрые следы ног. Впереди лишь темнота, которая с каждым шагом словно отдаляется назад, делая коридор бесконечным. Бён лишь единожды поднял взгляд, но завидев тяжелые тени, тут же вновь уставился на непонятный ручеек. Ему было страшно зайти в эту тьму, однако свернуть с пути тоже не мог. Он обещал Чанелю, значит, нужно справиться.       Внезапно ручей врезается во что-то ярко-синего цвета и течет уже вверх. Бэкхен следует за ним глазами, и понимает, что перед ним огромная дверь. Вода останавливается на уровне тусклой золотой ручки, и Четвертый инстинктивно тянется к ней. Не успели пальцы коснуться прохладного металла, как Бэкхен в ужасе пошатнулся назад: в закрытую дверь что-то врезалось с огромной силой, от чего вокруг посыпалась штукатурка, и вибрация от удара ощутимо прошла сквозь Бёна. Следом пошла серия яростных ударов, которая заставила парня сделать пару неуклюжих шагов назад. Через несколько секунд все стихло, и дверь вновь показалась такой же обманчиво безопасной. Золотистая ручка словно стала блестеть ярче, приглашая повернуть её и открыть путь внутрь.       Бэкхен напряженно кусал губы, ощущая на них острый соленый вкус. Он чувствовал, что за дверью скрывается что-то важное, возможно, даже то, что он ищет, но даже эта мысль не давала подойти ближе. Четвертый нервно оборачивается назад, пытаясь найти поддержку хоть в чем-то, однако за спиной только узкий коридор, резко обрывающийся темнотой. Ему хотелось, чтобы из этой тени вышел хоть кто-то знакомый и помог справиться с паникой, но чем дольше парень оставался в коридоре и всматривался в тьму, тем больнее кусали за шею мурашки страха. В какой-то момент ему показалось, что в вдалеке сверкнули яркие желтые глаза, и это настолько напугало Четвертого, что тот сразу бросился к двери. Не отдавая себе отчета, парень захлопнул дверь изнутри и на всякий случай приложил ладони к дереву, выкрашенному синей краской.       Бён тяжело выдохнул и попытался убедить себя, что здесь его точно никто не достанет. «Это мой сон, я управляю этой реальностью, поэтому здесь я в безопасности», ― шептал Бэк себе под нос. Пару минут спустя он наконец нашел себе силы обернуться и посмотреть, что ждет внутри. Перед глазами оказалась огромная комната, сливающаяся с дверью цвет в цвет. Стены и потолок, высокий лабиринт колонн ― неоново-синие. Однако взгляд приковывает белый стол, плотно уставленный точно такой же белой посудой.       Бэкхен неуверенно подходит ближе, осторожно касаясь пальцами светлой скатерти, и та сразу собирается мелкими складками. На белой ткани почти нет свободного места, которое занимают: тяжелые кубки, украшенные вязью прозрачных камней; горы тарелок и вставленные между ними острые ножи и вилки; свечи, графины и прочая посуда, которую Четвертый видел, вероятно, второй раз в жизни. Сервировка была странной, словно тут не ждали гостей, а сложили инвентарь дожидаться своего часа. Кого он ждет знать откровенно не хотелось.       Стул, стоявший все это время во главе стола, громко отъехал назад, царапая ножками пол. Он выглядел соблазнительно и показывал всем своим видом, что нужно присесть. Мебель вокруг шелестела, и Четвертому показалось, что она шепчет ему: «Ну же, Бэкхен, садись». Горло от напряжения пересохло, Бён тяжело сглотнул и почувствовал, как язык прилипает к небу. Сначала он немного замялся, но позже все-таки опустился на стул, не обращая внимание на интуицию, откровенно кричащую этого не делать.       «Я должен быть внимательным, чтобы не пропустить появление моей силы», ― подумал Четвертый, и тут же вздрогнул, увидев полупрозрачные нити, туго затягивающиеся вокруг запястий. Бэкхен нервно подергал руками, попытался их сорвать, но тонкие браслеты лишь сильнее сжали кожу рук. Когда стало уже откровенно больно, парень беспомощно опустил ладони и взгляд вниз, не желая смотреть, откуда именно тянется эта плотная нитка. Первая ассоциация, возникшая в голове: он теперь марионетка, очередная кукла в спектакле, которой остается только сидеть и наблюдать. Было даже интересно, что подкинет ему сознание в следующую минуту.       Откуда-то издалека Четвертый услышал невероятно знакомый звук: стук женских каблуков. Мерные шаги медленно приближались, и Бэкхен инстинктивно напрягся, прислушиваясь, откуда именно она идет. Ему не нужно было смотреть, чтобы узнать, кто пришел к нему. Ответ был однозначным ― это Мария. Сколько бы парень не готовился к появлению медсестры, он все равно испуганно дернулся, когда рядом с его правым плечом выросла фигура. Гробовую тишину нарушил тонкий звон колокольчика, что из-за высоких потолков казался более глубоким и объемным. Мария прозвонила ровно четыре раза, прежде чем механически опустить руку, наклониться и прошептать в самое ухо: ― Время ужина, Господин Четвертый, скоро прибудут Ваши гости.       Бэкхен не стал провожать её взглядом, когда та снова скрылась в темноте за спиной. Теперь его больше волновали неизвестные «гости», явно нежданные и нежеланные. Бён сверлил взглядом увесистый кубок перед собой, находясь в напряженном ожидании. Очень хотелось пить, и Четвертый грустно думал о том, что все ёмкости пусты, и нечем даже смочить губы. «Если это ужин, возможно, мне смогут принести немного воды?» ― теплилась надежда в мыслях. Бэкхен устало вздохнул, мечтая скорее проснуться, чтобы больше не находиться здесь ни секунды.       Внезапно его оглушила сирена, и чем дольше она была включена, тем сильнее сжимались органы внутри. Сначала он решил, что это всего лишь сирена и её не стоит боятся, но та словно давила на него и заставляла подчиниться беспричинной панике. Парень неосознанно вжал голову в плечи и зажмурился, пытаясь абстрагироваться и переждать этот жуткий вой. Звук оборвался, и его сменил совершенно другой, но такой же отчетливый: вокруг словно открывались тяжелые затворы и замки, словно из клетки выпускали опасное чудовище. Бэкхен крепко сжал подлокотники стула, готовясь в любой момент вскочить и побежать. Сердце застучало в горле: он готовился к бою. Словно прочитав его мысли, нити на руках натянулись и опасно врезались в кожу. Четвертый бросил на них нервный взгляд, однако они не смогли изменить готового плана.       Пол мелко затрясся: что-то двигалось в его сторону. Шаг был таким же ровным и уверенным, словно марш солдат, и он был слышен отовсюду. Бён нервно вертел головой из стороны в сторону, но не мог понять, откуда приближается нечто из темноты. Из стены полумрака в неоновый синий свет начали по одному начали выходить они: гости ужина. Они пришли к нему. От вида появляющихся фигур Бэкхен побледнел настолько, что, вероятно, слился по цвету со столом. Один за одним существа отодвигали свой стул и занимали места. Как только все расселись, как по цепочке к нему оборачивался каждый гость и утробно рычал.       «Они приветствуют меня?» ― промелькнула мысль, прежде чем затеряться в потоке совершенно других и не менее пугающих. Изначально ему показалось, что вокруг него самые настоящие монстры, однако шок увеличился, когда Бэкхен осознал, что знает абсолютно каждого за этим столом. Эти чудовища носят лица его «друзей» наяву, даже ошейники с номерами сохранились. Но кроме лиц, в них не осталось ничего человеческого: у половины разноцветная кожа, местами окропленная кровью; у Сехуна нет глаз, лишь пустые белые дыры; у Чонина царапины на щеках настолько глубокие, что видно зубы, а точнее, острые клыки; Минсок весь покрыт ледяной коркой инея. Все они выглядели жутко, но больше всего Бэкхен боялся среди них увидеть его ― огненный кошмар во мраке ночи. Четвертый начал неосознанно задыхаться, ему казалось, что вот-вот он услышит этот доводящий до паники шелестящий треск горящих поленьев. Предвестника боли.       Монстры вокруг раскатисто урчали, словно тигры, царапали когтями тонкую скатерть, и недовольно скидывали на пол посуду. Бэк поморщился, когда рядом с ним вдребезги разлетелось блюдце. Монстры явно голодны и требовали пищу. «Может, их ужин сегодня это я?» ― тяжело сглотнул Бён, опуская взгляд на свои руки, ― «Почему они так хищно на меня смотрят, чего ждут?» Глухое рычание остановили требовательные громкие хлопки, и Четвертый успел посчитать ― их тоже оказалось четыре, как и звонков колокольчика. Следом к столу вышли четыре одинаковые медсестры, выглядящие, словно клоны Марии. На своих плечах они несли огромное серебряное блюдо, с краев которого стекала вязкая кровь, пачкающая пальцы женщин. Медсестры водрузили его на стол, словно на пьедестал, и одна из них снова достала колокольчик. Отзвонив нужное количество раз, она четко произнесла: «Господа, ужин подан», после чего все женщины удалились.       Как только последняя скрылась в темноте, гости этого самого мероприятия с аппетитом набросились на «еду», кто был ближе ― вгрызался зубами, кто дальше ― отрывал куски когтями. Бэкхена тошнило: монстры пожирали человека. Парень с каким-то гипнотизирующем ужасом сверлил взглядом Чонина, обгладывающего человеческую кисть. Его придавило со спины необъяснимое чувство дежавю, только откуда оно взялось, Четвертый понять не мог. Он с тоской перевел взгляд на труп жертвы, у которого не было большей части головы: у бедняги осталась лишь нижняя челюсть и болтающийся язык.       Горло душила нехватка воздуха и жидкости, и Бэкхен несколько раз нервно дернул правой рукой, сам того не заметив, четыре раза. Из-за его спины вновь выросла Мария, прошептавшая едва слышно: ― Вы меня звали, Господин Четвертый?       Ей явно не требовался ответ: медсестра подняла над его плечом увесистый кувшин и налила в кубок жидкость глубокого бордового цвета. ― Что это такое, Мария? ― произнес Бэк не своим голосом. ― Шато Брион, Господин Четвертый, вино, ― Можешь принести воды? ― Воды у нас не имеется: её никто не пьет, ― с наигранной досадой произнесла она. Медсестра низко наклонилась к нему, прижимаясь влажными губами к ушной раковине. Горячий шепот опалил кожу: ― Перестань кормить своих монстров, Бэкхен.       Четвертый вздрогнул, вслушиваясь в цокот её удаляющихся каблуков. Она впервые назвала его по имени, а не номеру, поэтому весомость последней фразы возрастала с невероятной силой. «Что Мария имела ввиду? Не кормить своих монстров? Я не могу это остановить!» ― Бэкхен растерянно оглядел измазанных в крови и кусочках плоти гостей, ― «А если это говорила не она, а именно мое подсознание? И фраза не была буквальной?» Парень нервно потянулся к кубку и едва не опрокинул его. Аромат у жидкости был терпким и узнаваемым, Бэк чувствовал, что это правда вино. Сделав большой глоток, Четвертый в шоке раскрыл глаза и сильно закашлялся. Вино изо рта вылилось на белый халат, скатерть и больше всего попало на ладони. Вот только в кубке было не Шато Брион, в кубке плескалась кровь: соленая и густая. Все еще заходясь кашлем, Бэкхен посмотрел на свои руки, и в мозгу отпечаталась одна единственная мерзкая мысль: «Я испачкал руки в крови».       Когда у «ужина» на столе не осталось рук, половины ноги, а обглоданные ребра начали торчать наружу ― сытые существа наконец прекратили терзать труп и все как один снова уставились на Четвертого. Каждый пытался поймать его взгляд, но Бэкхен старался игнорировать мертвые глаза вокруг. Парень скованно разглядывал окровавленные пальцы и старательно делал вид, что гостям ничего от него не нужно, и они не хотят съесть его следом. ― Чего вы ждете? ― не выдержал Четвертый, бросая на монстров уверенный взгляд, ― Хотите меня сожрать на десерт? Нападайте!       Опасный рокот прошелся по залу, и Бён тут же пожалел о своем решении открыть рот и вообще говорить с ними. На нервах он даже зажмурился, готовясь к самому страшному, однако гости и здесь смогли его удивить. Вместо того, чтобы попытаться откусить от Четвертого кусочек, они начали стучать раскрытыми ладонями по столу, и с каждым ударом звук становился громче и агрессивней, словно эти оглушающие хлопки должны были привести его к кульминации вечера. Послышался характерный лязг цепей, и из темноты высоченного потолка начала медленно спускаться огромная клетка. Она находилась прямо напротив Бэкхена с противоположной стороны. «Еще один гость или хозяин?» ― Четвертый тяжело сглотнул.       Клетка опустилась практически на уровень стола и неподвижно зависла. Нечто внутри сидело очень далеко, и парень никак не мог его разглядеть. Паника всколыхнулась высокой волной, когда он все-таки услышал то, чего боялся. Треск огня медленно распространялся по помещению, и самое страшное, подтверждающее догадки: клетка начала гореть. Яркое пламя расползалось вверх по железу и перекидывалось на следующие прутья, пока не охватило её всю целиком. Бэкхен тут же вскочил с места, отодвигая стул с неприятным царапающим звуком. Монстры вокруг предупредительно зарычали, но Четвертому было все равно: нужно уносить ноги, в этой клетке явно что-то невероятно ужасное. Парень сделал несколько обнадеживающих шагов, прежде чем нить на запястьях натянулась и вернула его назад. ― Нет, нет, нет, нет, нет, ― безостановочно дергая руками, шептал Бён, ― Только не это! Пожалуйста, отпусти меня! ― уже кричал он куда-то в потолок.       Он еще раз с силой махнул рукой, практически обрывая путы, однако весь энтузиазм схлынул, когда за спиной медленно и скрипуче раздался звук открывающейся двери. «Клетка!» ― догадался Бэкхен, на автомате оборачиваясь. Парень с ужасом обнаружил, что конец одной нити привязан к ручке клетки. Четвертый сразу осознал, какую ошибку совершил, поняв, что он собственноручно выпустил чудовище внутри. ― Черт, ― произнес он одними губами.       В глухой тишине послышался цокот когтей, словно собака или волк идет по кафельном полу. Бэкхен не дышит, завороженно следя за грязной ладонью, что не спеша движется вдоль клетки к выходу. Рывок, и рука резко просовывается между прутьев и обрывает привязанную нить. Горящее железо облизывает желтым светом приблизившееся лицо: кроме глаз в нем не изменилось практически ничего, но это не помещало желудку скрутиться от ужаса. Чанель пугает его даже таким. Зверь в клетке хищно скользит по Четвертому тяжелым взглядом, слегка скалится и обтачивает и без того острый клык о толстый прут. Он знает, что путь наружу открыт, но намеренно стоит совсем рядом с ним и не выходит. Монстр играет с ним. Чанель облизывает клетку широким мазком, и в следующую секунду заливисто смеется, не меняя положения головы и не отрывая разных глаз от Бэкхена. Смех обрывается и лицо вновь застывает безэмоциональной маской. Шестьдесят Первый оборачивается к выходу вслед за Бёном, что, по неосторожности, позволил себе взглянуть на распахнутую дверь.       Четвертый не успевает одуматься и понять, что случилось, как Чанель срывается с места, покидая свою тюрьму, и несется к нему с огромной скоростью. Зверь скользит голыми ногами по тарелкам, сбрасывает попадающиеся кубки, вилки и прочую мелкую посуду. На середине стола он буквально переходит на четвереньки, яростно разбрасывая все на своем пути под одобрительное рычание других гостей вечера.       Когда между ним и Паком остается буквально два шага, Бэкхен вспоминает что у него есть ноги и со всей дури бросается к двери. Он бежит на чистом адреналине, пропуская вдохи, спотыкаясь о длинные нити, что волочатся за ним по полу, лишь бы спастись. Если Чанель его догонит, то он точно умрет от разрыва сердца не только во сне, но и в реальной жизни. За спиной смешиваются в жуткую какофонию крики, рычание и скулеж: гости явно не на его стороне. До двери подать рукой, и Бэкхен вытягивает кисть вперед, надеясь схватить ручку, однако нога предательски едет на чертовой нитке, и парень неуклюже заваливается вперед, беспомощно падая на пол. Это становится его роковой ошибкой: в правую лодыжку тут же вцепляется когтистая лапа.       Четвертый кричит больше от страха, чем от боли, но у него не хватает сил вырваться из захвата. Чанель тащит его одной рукой по полу обратно к столу, и чем ближе они приближаются к своре голодных гостей, тем сильнее Бэкхен бьется в истерике: он пытается сбить чужие пальцы другой ногой, хватается руками за скользкий пол, брыкается, но чудовище словно не замечает всего этого. ― Отпусти меня, прошу! ― кричит парень, делая еще один удар по запястью Пака, ― Пожалуйста, Чанель!       От звука своего имени монстр вздрагивает и резко отпускает лодыжку Бёна, и та с глухим стуком падает на пол. Подействовало. Но ненадолго: Шестьдесят Первый коротко рычит и оборачивается к Бэкхену, что уже в панике пятится как можно дальше. Чанель, видя, что его добыча пытается сбежать, тут же зло скалится и в одном прыжке настигает её снова.       Из Четвертого выбивает весь дух, а чудовище садится сверху на его живот и пригвождает к холодному бетону. Бэкхен цепляется взглядом за потертую бляшку, на которой выбиты цифры «61». Он тяжело сглатывает, когда Пак низко наклоняется к его шее, ведет носом вдоль линии челюсти и глубоко вдыхает. Парень чувствует, что Шестьдесят Первый застывает на мгновение, но в следующую секунду он встряхивает головой и вновь начинает гортанно порыкивать. Однако для Бэкхена это значило одно: внутри этого монстра сидит настоящий Чанель, и он борется. У Четвертого появился шанс.       Бён успевает схватить его лицо в последний момент, и острые зубы клацают в нескольких миллиметрах от щеки, но не задевают её. Пак вертится в его руках, протестует и пытается укусить Бэка за пальцы, однако первый держит из последних сил и не дает ему этого сделать. Бэкхен вглядывается в глаза напротив, и видит в них подтверждение своей догадки: правый глаз целиком залит янтарем и опасно переливается красными оттенками ― огненная сущность Шестьдесят Первого, та часть, что Четвертый боится в нем больше всего на свете. Она непредсказуемая, дикая и жаждущая его крови. Левый же черный, как самая темная ночь ― настоящий Чанель. Именно в этих глубоких глазах плескались забота и обещание быть рядом. Ему нужно как-то разбудить эту часть Пака. ― Чанель, ― тихо шепчет Бэкхен.       Шестьдесят Первый снова скалится, и Бён переводит взгляд и видит, как по его губам течет угольная слюна. Она горячая и вязкая, и падает ему на лицо крупными каплями. Позвоночник пробивает током, когда Бэкхен чувствует, что кожу начинает немного жечь, а самой слюне он разглядывает едва-едва заметные мерцающие частички, словно пыль. Перед глазами горит яркая надпись: «Это оно!», и Четвертый бессознательно облизывается, когда очередная капля попадает на краешек губы.       Отвращение к себе от этого мерзкого действия тут же перекрывается внезапным чувством дикой эйфории, окатившей с ног до головы. Растерявшись, Бён ослабляет хватку и Шестьдесят Первый тут же вырывается. Когда зубы вновь опасно приближаются к нему, Бэкхен на чистом инстинкте поднимает голову и перехватывает его в жестком отчаянном поцелуе. Они кусаются, терзают друг друга, словно это не поцелуй, а самая настоящая яростная война. Четвертый прижимается ближе к губам напротив, лижет горячую сладковато-горькую кожу, ощущая, как по всему телу бегут мурашки. Мало, этого совершенно недостаточно, он должен забрать у него свой свет целиком.        Поддавшись чувству и обретя внезапные силы, Бён опрокидывает Чанеля на спину, сам садится сверху и углубляет поцелуй. Податливые губы снизу раскрываются шире, и языки тут же мягко соприкасаются. Сердце бьется как сумасшедшее, а Бэкхену кажется, что его скоро разорвет от безумно сильного, практически нечеловеческого наслаждения. По венам словно струится наркотик, и парень чувствует, что смертельно нуждается в новой дозе.       Тяжело дыша через нос, он целовал снова и снова, не чувствуя боли от истерзанных губ, не замечая мелких порезов, оставленных клыками Шестьдесят Первого. Именно в это мгновение, когда смешивалась их слюна, Четвертый чувствовал себя по-настоящему живым. Чем дольше они целовались, тем сильнее начинала светиться его кожа, а в груди нарастало ощущение, что он обрел потерянную часть себя. Волосы обоих слегка приподнимались от легкого электричества, струившегося между ними, руки парня отчаянно сжимали паковские щеки, а тот, в свою очередь, вцепился стальной хваткой в больничный халат на пояснице. Бэкхену хотелось, чтобы это не заканчивалось никогда, однако… Он просыпается от того, что кто-то слегка бьет его по щеке и настойчиво зовет. Слепо моргая от яркого света, парень видит перед собой напуганное лицо Чанеля, и сквозь шум в ушах слышит обрывки фраз: ― Бэкхен? Ты в порядке? Вода начала кипеть, мы начали переживать, ― сбивчиво объяснял он, бегая по его лицу растерянным взглядом.       До Четвертого не доходил смысл ни единого слова, пока перед глазами маняще близко находились те самые красноватые, слегка влажные губы, подарившие столько наслаждения. В голове что-то щелкнуло громким криком: «Недостаточно!» Не отдавая себе отчета, Бэкхен схватил ошейник Пака и резко дернул его к себе. Чанель, не ожидавший такого поведения, тут же завалился в ванну и упал в воду руками по локоть. Не церемонясь с растерянным Шестьдесят Первым, Бён набросился на него, сминая губы в глубоком поцелуе. Он ненасытно прижимался ближе, слегка кусался, словно до сих пор боролся со зверем. Однако сейчас перед ним был не монстр, а настоящий Чанель, который в какой-то момент опомнился, но вместо того, чтобы оттолкнуть Четвертого, наоборот, слегка оттянул зубами нижнюю губу Бэкхена, осаждая его дикий напор и перенимая главенство. Теперь уже он утянул его в поцелуй, но совершенно другой: мягкий и тягучий. Пак целовал его нежно, медленно, с каким-то трепетом касаясь сухих искусанных губ. Они целовались бесконечно долго, и не остановились бы, наверное, никогда, если бы за спиной не послышалось отчетливое недовольное покашливание. ― Зачем было устраивать это представление при всех? ― поморщился Кенсу, видя, как Чанель еще один раз коротко прижимается к губам Бёна и отстраняется. ― Меня теперь тошнит, это ты постарался, Пак.       Шестьдесят Первый даже не обратил на него внимание, занявшись снятием браслетов с датчиками и катетеров с рук Бэка. Парень низко наклонился к чужим запястьям, чтобы никто не заметил, как он коротко ухмыляется и довольно облизывается, все еще чувствуя на губах привкус морской соли. ― Хватит быть такой занудой, До, ― протянул Чондэ, закидывая руку на плечо Двенадцатому, ― А ты, Четверка, удивил, когда успели? Во всяком случае мне понравилось, было красиво, правда? ― Ничего красивого в этом не вижу, отстань, Двадцать Первый, ― Кенсу скинул его руку и отошел от ванны ближе к дивану, на котором все это время безучастно сидел Чонин. ― А вот малыш Сехунни с тобой не согласен! ― заливисто рассмеялся Ким, ― Смотри, даже рот от восторга открыл! Скажи было красиво, Се? Давайте на бис!       О испуганно обернулся на Чондэ и тут же облился ярким румянцем. Осознав, что его раскрыли с поличным, подросток быстро спрятался за спину Минсока и отомстил Чену, кинув в него легкий ветерок и спутав аккуратно уложенную прическу. ― Мелкий засранец, ― проворчал Двадцать первый, приглаживая волосы, ― Лухан и Чунмен слишком много тебе позволяют. ― Все, Чондэ, успокойся, ― произнес Сюмин, в куртку которого вцепился О. ― Не защищай его, Минни! ― Замолчите все! ― подал с дивана голос бледный Чонин, ― Какой результат эксперимента? ― Точно, Четверочка, ты как? Смущаешь тут людей поцелуями! ― встрепенулся Чен. ― Да тише, ты! ― шикнул на него Минсок, ― Хватит нести всякую чушь, стань серьезным хотя бы на один раз, когда это важно! ― Я серьезен, как президент! Не нужно мне тут что-то доказывать! ― Не думал, что когда-то скажу это, ― протянул ровным голосом Кенсу, ― Фас на них, Шестьдесят Первый. ― Да дайте же ему сказать! ― не выдержал этой бесполезной перепалки Сехун, ― Ну же, хен, как все прошло? Нашел свою силу? Поймав взгляд Чанеля, Бэкхен расплылся в самой счастливой и светлой улыбке и тихо произнес: ― Получилось.