Sanctify

      Бэкхен открыл глаза и увидел над собой черный потолок, по которому расходились мягкие оранжевые тени. Он медленно вдохнул, набирая полную грудь воздуха, и потянулся, чувствуя себя полностью разбитым. Четвертый не совсем понимал где находится, однако вопросы растворились, стоило ему повернуть голову в сторону. Бэкхен приподнялся, чтобы рассмотреть картину целиком: возле кровати, на которой он проснулся, сидя спал Чанель. Одной рукой и головой парень облокачивался о матрац, а большая часть тела на полу. Пак ровно дышал, но дрожащие ресницы говорили о том, что он готов открыть глаза в любой момент, как почувствует неладное. Четвертый смущенно улыбнулся: «Такой трогательный. Ты охраняешь мой сон?» Бэкхен не удержался и протянул руку вперед, легко касаясь волос спящего. «Спасибо, Чанель».       От прикосновения Шестьдесят Первый сразу дернулся и поднял голову. Бён в эту же секунду замер, притворяясь спящим. ― Проснулся? ― хрипло произнёс Пак. ― Нет, ― Бэкхен не мог скрыть внезапного веселья. ― Ты как? ― спросил Чанель с нотой беспокойства в голосе. ― Не знаю, ― Четвертый поймал его взгляд, ― По ощущениям, меня сбил грузовик, не иначе. Все тело ужасно ломит. ― Может, стоит еще немного вздремнуть? ― Парень нахмурился и движением руки сделал огонь в лампе слабее. ― Так я тебя совсем не вижу! ― Запротестовал Бён, ― Верни как было! ― Зачем тебе видеть меня? ― Он лег щекой на кровать и прищурился. ― Простого «хочу» будет достаточно? ― Бэк придвинулся к нему ближе и снизил голос до шепота, ― Почему я в твоей комнате? ― Ты помнишь что-нибудь? ― Едва слышно произнес Чанель, перенимая внезапный порыв Четвертого шептать.       Бэк подавился воздухом. В мыслях замелькали яркие воспоминания: «удушье, крики, белая пелена и кровь». В груди разлилась тупая боль, которую подкрепляли разочарование ужас от содеянного. ― Я убил его? ― Задушенно спросил Бён, сжимая пальцами покрывало. ― Я убил человека, Чанель? Шестьдесят Первый молчал, и это ранило его еще сильнее. ― Всевышний, что я сделал!       Бэкхен сел на постели и спрятал лицо в руках. Стыд упал на плечи бетонной плитой, и парень был выбит из колеи этим острым чувством. От тяжелых мыслей ему стало плохо на физическом уровне, неприятно заныли все внутренности. Он прекрасно помнил, как обмякло бездыханное тело и как разлетелись бордовые брызги по стене. «Это ты виноват, в том, что я стал таким!» ― кричал Юта в голове, и Четвертый был с ним согласен. «Я должен был позволить ему убить себя», ― повторял он про себя одно и тоже. ― «Я не имел право отнимать чужую жизнь! Я чудовище!» Бён попытался вдохнуть, но изо рта вырвался всхлип, который обрушился надрывным рыданием. Четвертый давил пальцами на глаза, пытаясь стереть все воспоминания. Он знал, что не поможет, но продолжал до цветных пятен сдавливать веки. ― Я убийца, убийца, убийца... ― Лился безостановочный шепот. ― Бэкхен, успокойся, ― Пак пытался держать голос ровным, но, видя перед собой настоящую истерику, растерялся.       Чанель переместился с пола на кровать и неловко коснулся спины Бёна. Он не умел вести себя рядом с человеческими слезами и не знал, как помочь. Шестьдесят Первый интуитивно подпустил огонь поближе к поверхности кожи, чтобы рука стала теплой, и медленно спустился ей вниз от лопаток до копчика. А затем повторил это действие еще пару раз, даже не осознавая, что делает. ― Бэкхен, ― позвал он повторно, ― Его убил не ты, а твоя сила. Ну же, посмотри на меня. ― Не хочу, тебе, наверное, мерзко сидеть возле убийцы. Я пойму, если ты возненавидишь меня. ― Четвертый чувствовал себя грязным во всех смыслах, а вдруг на одежде осталась кровь Юты? ― Бэкхен, я не шучу, посмотри на меня, ― Чанель силой отнял его руки от лица.       Даже в полумраке было видно красное и слегка распухшее от слез лицо Четвертого. Он бросил на Пака такой отчаянный взгляд, что у того болезненно сжалось сердце. ― Ты доверяешь мне? ― Серьезно спросил Шестьдесят Первый. Бён кивнул не в силах произнести ни слова. ― Я был там, когда все случилось. Это был не ты. Я видел тебя в таком состоянии лишь однажды, когда, ― Чанель осекся, тут же прикусив язык. «Бэкхен не помнит смерть Юнхвана, нельзя напоминать ему об этом. Дважды чужую гибель от своих рук он не перенесет». ― Когда что? ― сипло подал голос Бэк, цепляясь за оговорку. ― Однажды, в смысле в тот раз. Один раз, ― Пак пытался сделать максимально убедительное лицо, ― Ты был не в сознании, словно сила взяла верх над тобой. Она спасла тебя. Бэкхен нахмурился, озадаченный его словами, но продолжал слушать все, что ему скажет Шестьдесят Первый. ― Одиннадцатый в любом случае был бы мертв. Если бы я только пришел раньше, то избавил бы тебя от этого груза. Обещаю, я бы свернул ему шею голыми руками. ― Прекрати, что ты говоришь! ― Он практически убил тебя! ― На дне глаз Чанеля вспыхнул настоящий огонь. Четвертый видел танцующее пламя в зрачке. ― Хватит, ты делаешь только хуже! ― Бэкхен, ― Шестьдесят Первый заключил его лицо в свои ладони, заставив неотрывно смотреть на себя, ― Если бы сердце остановилось не у него, а у тебя, я бы сжег бункер к чертовой матери, забрав жизни всех присутствующих. Я бы мстил до последнего, пока мой огонь не уничтожил бы меня самого. ― Зачем ты произносишь эти ужасные слова? ― у Бёна заблестели глаза от вновь подступающих слез. ― Потому что никто не имеет право забирать тебя у меня.       Четвертый вмиг покрылся мурашками. «Что он только что сказал? Почему мир вдруг стал таким? Я до сих пор сплю?» Бэкхен на пробу прикусил щеку изнутри. ― Как ты нашел меня? ― произнес он одними губами, но Чанель смог прочитать. ― Я был здесь, в своей комнате, и внезапно ощутил сильную тревогу. Почувствовал, что именно сейчас происходит что-то непоправимое и сразу подумал о тебе. Не помню, как пришел, ноги сами привели.       «Такого не бывает, не может быть!» ― негодовал внутренне Бён, ― «Где мой Чанель и почему этот говорит такие вещи? Это сон, точно сон! Пожалуйста, пожалуйста, я хочу обратно в свою реальность. Без крови на руках и этой надежды в его словах». Чтобы скорее проснуться на своей постели, он решил пойти ва-банк: ― Чанель, поцелуй меня, ― произнес Четвертый невероятно быстро, внутренне надеясь, что Пак его не расслышит.       Отчего-то даже во сне от этой просьбы стало очень страшно. Сердце бешено застучало в груди. Парень боялся быть отвергнутым, отказ уничтожит его окончательно. От нервов он зажмурился, продолжая тараторить: ― Я думаю, что сплю, и если попрошу о чем-то, чего никогда не произойдет в реальности, то смогу быстрее прос...       Его прервали мягкие губы, уверенно накрывшие собственные. Бэкхен от шока распахнул глаза: Чанель действительно целовал его здесь и прямо сейчас. Волна новых ощущений окатила Бёна с головой. Калейдоскоп эмоций менялся каждую секунду, от эйфории до опустошения из-за того, что все происходит во сне. Четвертый поддался навстречу Паку, отдавая этому поцелую все невысказанные чувства. Он самозабвенно и с упоением касался чужих губ, чтобы насытиться этим коротким мгновением желанной близости. На удивление, Чанель оказался нежным. Шестьдесят Первый целовал тягуче и сладко, и от этого у Бэкхена сжимались все внутренности. Хотелось еще.       Свет гаснет совсем. В темноте дыхание стало оглушительно громким. Четвертый выдохнул в губы напротив, слыша, как гулко билось собственное сердце. ―Ты не спишь, Бэкхен, ― шепчет Пак.       И Четвертый срывается. Наплевав на все внутренние запреты и блоки, Бён зарылся пальцами в полюбившееся вишневые пряди и притянул Чанеля ближе, возобновляя поцелуй. Бэкхен был жадным и напористым, и Пак постепенно сдавался, перенимая его темп. Он первый провёл языком по нижней губе и, не встречая никакого сопротивления, проскользнул внутрь. Они целовались мокро и грязно. Сидеть в такой позе неудобно, парень начал невольно заваливаться назад, а Шестьдесят Первый потянулся за ним, не желая отрываться ни на секунду. Теперь Пак нависал над Четвертым, распластанным на постели. Бэкхен чувствовал жар его тела, и это еще сильнее будоражило кровь. Низ живота мучительно скрутило, когда Чанель спустился к челюсти и постепенно переместился к шее. Бён тихо простонал, удерживая его голову максимально близко к себе. Это было чертовски хорошо.       Внезапно все ласки закончились. Бэкхен недоуменно открыл глаза и тут же зажмурился: в комнате по непонятной причине стало очень светло. Он несколько раз моргнул, чтобы наконец увидеть возле себя такого же недовольного Чанеля, прикрывшего ладонью лицо. ― Не мог бы ты? ― басит парень, кивая на Бёна. Четвертый обнаружил что источник света ― он сам. Его кожа горела ярким белым свечением. ― Прости, ―Бэкхен издал слегка истеричный смешок, ― Я это не контролирую, думаю, что ты в этом виноват. ― Эй, не перекладывай на меня ответственность, ― наигранно возмутился Шестьдесят Первый, ― Пора бы уже научиться пользоваться силами, не думаешь? Прошло уже достаточно времени. ― Грубиян, лучше помоги мне, ― произнес Бён, вытягиваясь на постели. О том, что настрой улетучился и говорить не стоит. ― Каким образом? По-твоему, я знаю твое тело лучше тебя? ― Бэкхен был готов сделать ставки, что за ладонью у него выразительно поднята бровь. ― Мне кажется, что это пройдет, когда я успокоюсь. Полежишь со мной? ― Четвертый подал ему руку.       Чанель ничего не ответил, но покорно лёг рядом. Плечом к плечу ― им тесно. Оба неловко молчали и не решались взглянуть друг на друга. Устав жмуриться, Пак развернулся лицом к стене, под ним неприятно проскрипел матрац. Неловкость возрастала с прогрессией. Прошла еще минута, и Бэкхен не выдержал: ― Так не пойдет, ты же видишь это не помогает, ― он смотрел в потолок, ― Попробуй обнять меня. ― Видимо, Шестьдесят Первый из тех, кому приходится объяснять все на пальцах.       Четвертый лёг на бок, освобождая Чанелю место. Вскоре парень почувствовал горячее дыхание на затылке. Он съежился от легкой щекотки и, не глядя, протянул руку назад, чтобы взять ладонь Пака и разместить у себя на животе. ― Вот так, ― произнёс Бэкхен, сжимая чужие пальцы.       Бён протяжно выдохнул: эти американские горки эмоций, что он испытал за последние полчаса выжали из него все силы. Все тяжелые мысли о Юте отгоняло тепло, что распространял Чанель. Свет постепенно становился слабее, и через некоторое время комната опять погрузилась в темноту. «Сработало?» ― удивился Четвертый. Как так вышло, что в любой ситуации Пак становится для него спасением? И этот спонтанный поцелуй… Что он значил для обоих? Бэкхен чувствовал, что им стоит поговорить о том, что происходит между ними. Но готов ли он к этому разговору сейчас или в любой другой момент? Четвертый притянул ладонь Шестьдесят Первого ближе к груди, к сердцу. Парень на секунду задерживает дыхание, собираясь с мыслями. ― Чанель, ― зовёт Бэкхен, наконец решившись. В ответ привычное молчание, но он и не ждет, что тот заговорит. Посчитав мысленно до трех, Бён продолжает: ― Что все это значит? ― Ты о чём? ― Подает голос Пак. ― О том, что было недавно, о том, что происходит сейчас ― обо всем в принципе. ― Я тебя обнимаю, потому что ты попросил. ― Прошу, не надо играть со мной в дурачка, ― Четвертый начал жалеть, что затеял все это. ― Я серьезно, почему ты поцеловал меня? ― Ты попросил, ― продублировал Чанель. ― Ты теперь будешь делать все, о чем я попрошу? ― Да. ― Что? ― Мне кажется я понятно выразился. ― Нет, подожди, что ты сказал? ― Бэкхен в недоумении развернулся в его руках, ― Повтори? Теперь их лица так близко, что парень чувствовал теплоту дыхания на своих губах. ― Чанель, почему ты готов выполнить любую мою просьбу? ― Потому что я люблю тебя.       В ушах зазвенело. «Я люблю тебя». Вот так просто, и даже без какой-либо интонации в голосе, но Бэкхен больше не может дышать. Он тут же напрягся, подобно струне. Это признание, словно пуля в лоб ― резкое, бескомпромиссное, однозначное. Четвертый чувствовал себя убитым. Сознание взорвалось диссонансом. Услышать это от Чанеля он ожидал в последнюю очередь. Скорее даже представить не мог, что тот когда-нибудь скажет ему такие слова. Как реагировать? Парень не мог разобрать: рад он этому «я тебя люблю» или наоборот испугался.Во рту пересохло, и язык мерзко липнет к нёбу. Его хватает лишь на короткий вопрос: ― Давно? ― Чуть ли не с первой встречи, ― глаза Чанеля искрили восторгом, они такие яркие, что Бэкхен видел их в темноте, ― Я наблюдал за тобой. Сначала это был простой интерес, который быстро сменился влечением. Сначала я списал все на свои силы и взаимное притяжение, но, когда оно пропало, чувства не исчезли. Четвертый молчал, не смея прервать внезапный поток откровения. ― И тогда я понял, что ты мне нравишься. Я хотел, чтобы ты стал моим, но не мог себе этого позволить, держал дистанцию. Но ты сам приходил снова и снова, даже каким-то образом отыскал мою спальню. Однако сегодня ты чуть не умер у меня на руках, и в этот момент я осознал, что люблю. По-настоящему, сильно, и это чувство горит внутри сильнее огня. «Так поэтично», ― думал Бэкхен, ― «Неужели это из-за тех книг, что я видел здесь? Может, я совсем не знаю тебя настоящего?» Четвертый нахмурился, любовь Шестьдесят Первого казалась ему слегка фанатичной, и это определенно пугало, но, если задуматься, ― Чанель весь такой: странный, отталкивающий, непонятный. Скорее всего он и не умел иначе. ― Тебе неприятно? Я не так понял тебя? ― голос Пака становится неуверенным и тихим. Он смущен ситуацией, смущен непонятной эмоцией Бэкена. ― Нет, все нормально. ― Спохватывается Бён после долгого молчания. Видимо парень слишком надолго потерялся в мыслях, что даже Чан забеспокоился. ― Нормально? Это значит? ― Я, ― Четвертый мешкает с ответом, ― Я не уверен, что люблю тебя тоже, Чанель. Каждая мускула на лице Шестьдесят Первого стала напряженной. Он словно вновь запирался в своей раковине прямо на глазах. ― Просто, дай мне время, ― Бэкхен кладет ладонь на слегка шершавую щеку Чана, ― Для меня все в новинку, я никогда не испытывал ничего подобного к парню. Но, я думаю, мы можем попробовать? Пак кивнул и заметно расслабился. Этот разговор только сильнее их запутал. Теперь придется заново выстраивать отношения, но уже под призмой «кажется, люблю». Четвертый чувствовал странное покалывание на кончиках пальцев от волнения. Их ждет нечто новое и тайное, однако Бэкхен не может удержаться от соблазна, чтобы произнести: ― Чанель, поцелуешь меня?

***

      Дверная ручка звонко щелкнула, и в комнату ввалился тяжело дышащий Чонин. Парень едва стоял на ногах, кожа бледная в цвет бумаги в руках. Пальцы дрожали, и он тут же рассыпал смятые листы по полу. К нему моментально подскочил испуганный Кенсу и привычно поймал практически бессознательное тело. До слегка попятился назад, и бумажки неприятно скрипели под подошвой. ― Ты справился? ― возбужденно спросил он, медленно подводя Кима к кровати.       Восемьдесят Восьмой практически упал на матрац, Кенсу в этот раз был более неловким. Парень тяжело втянул воздух через рот и устало кивнул. Двенадцатый неуверенно заламывал пальцы, сидя рядом с ним на постели. Он прекрасно видел, что Чонину не до разговоров, ему бы вздремнуть, но настойчивое любопытство не давало расслабиться. ― Поговорим позже? ― сказал До, очевидно, себе, потому что его собеседник практически моментально уснул.       Кенсу нахмурился, погружаясь в мысли, и по обычной схеме накрыл Восемьдесят Восьмого одеялом. Тот проснется через часа два или полтора, а Двенадцатому оставалось только ждать. Всегда лишь ждать. Его невероятно злил тот факт, что Чонин делал всю работу за них обоих, а он сам никак не принимал участие в плане. Парень чувствовал себя бесполезным. Ким достал его высокопарными речами перед каждым заданием: «Не переживай, Кенсу, моя задача ― вытащить нас отсюда, твоя ― спасти меня от смерти из-за разбитой головы». До раздраженно хмыкнул. Каждый раз одно и тоже. «Сегодня он вернулся раньше обычного», ― возникла внезапно мысль. Двенадцатый обернулся к двери и только сейчас заметил валяющуюся на полу бумагу.       Он подошел к ним и присел на корточки. Парень быстрым взглядом окинул скомканные листы и поднял один из бумажных «шариков». Тот тихо шуршал, когда Кенсу разворачивал его в мятое подобие записки. Внутри много знаков вопроса, раскиданных по всей поверхности, много зачеркнутых слов и грязи, и сначала До не понимал, зачем Чонин принес сюда этот мусор, пока на обратной стороне не заметил размашистый почерк. Тот, кто писал это, явно торопился.       Надпись гласила: «Я прочитал у Лухана в книге кое-что о Бэкхене. Не могу сказать так, встретимся завтра вечером в моей комнате». Глаза бегали по тексту еще раз, но понятнее не становилось. У автора нет имени, Кенсу не мог понять, что такого особенного в Бэкхене и почему о нем идет речь. Видимо об этом ему предстоит узнать «завтра вечером», только вот у кого в комнате.       Двенадцатый отложил бумагу и перешел к следующей. На ней снова текст о Бэкхене. В хаотичных строчках Кенсу не разобрал ничего, кроме выделенного жирным овалом: «истерия». Парень нахмурился, озадаченный этой «добычей» и смотрел дальше. Он еще не потерял надежду найти среди записей что-то полезное.       Окинув взглядом комки еще раз, До заметил, что один из листов отличается по размеру: он немного больше и видно, что материал более плотный. Двенадцатый тут же потянулся к нему пальцами. Развернув и слегка надорвав это нечто, Кенсу обнаружил перед собой письмо. И оно написано не от руки, как все остальное, а напечатано. Чем дальше парень читал, тем сильнее округлялись глаза от шока. Ровные строчки говорили о том, что переход на красный уровень ― это подпись в предсмертном договоре. Как только кадет получал форму с этим цветом, то через какое-то время его забирали на «специальную подготовку». Там «кто-то» из Совета проводил опыты над одаренными, чтобы научиться забирать силу у носителя. И судя по содержанию письма живым никто не вернулся, и они будут пытаться снова и снова, пока их живой ресурс не иссякнет. По телу пробежали мурашки ужаса, и бумага выпала из рук.       Кенсу быстро поднялся, словно его ошпарили кипятком, и в два шага преодолел расстояние до кровати. Он тут же начал тормошить и трясти за плечи спящего: ― Чонин, вставай, вставай ну же! ― Кен, руки, пожалуйста, ― как-то жалобно протянул Ким, съеживаясь. ― Чонин, у нас проблемы посерьезнее, перетерпи и открой глаза наконец! ― неожиданно громко рявкнул До.       Восемьдесят Восьмой моментально очнулся, но все еще был дезориентированным в пространстве. Двенадцатый устало сутулится, давая ему пару минут, чтобы парень пришел в себя. ― Зачем ты разбудил меня? ― Слабым голосом поинтересовался Ким. ― Что в этих бумажках? ― Он кивнул на дверь. ― И все? Только в этом причина? Мне откуда знать, я еще не видел. А ты сам не прочитал? ― Чонин часто и долго моргал, борясь со сном. ― Как не видел? Ты набрал мусора и пришел ко мне с этим? Вернулся раньше обычного. Если ты устал, то мог бы отправить меня. Хоть раз. ― Кенсу, прекрати плеваться ядом. Мне дал их Сехун. ― Сехун?! ― До удивлялся с каждой минутой все сильнее, ― Ты взял его с собой?! Что происходит? ― Тише, ― вздохнул Ким, ― Все было не так, дай мне рассказать сначала. Сегодня же поиск был в кабинете Лухана. И пока я рылся у него на столе, он и Сехун вернулись. Я перенервничал и спрятался под стол, где меня и нашел О. Честно, я ему очень благодарен ― паренек не выдал меня своему учителишке. И он всучил мне этот, как ты говоришь, мусор. Я не думаю, что там совсем ничего нет. ― Я прочитал практически все, но полезного там мало. Несколько из них о Бэкхене. При чем здесь Бён? Такой же, как мы, в чем причина? На одной записке было нечто: «Расскажу о Бэкхене, приходи в мою комнату». ― Скорее всего это Сехун написал, больше некому. ― Чонин пожал плечами и слегка потянулся. ― Кстати, перед тем, как я телепортировался, я успел услышать, как Лухан говорил О, чтобы тот не смел переходить на красный уровень. Думаю, тебе следует придерживаться этой мысли тоже. ― А вот об этом я и хотел с тобой поговорить, ― голос Кенсу приобрел серьезные нотки, ― Тебе стоит прочитать вот это, ― До протянул ему мятое письмо, ― Не думаю, что Сехун понимал, какую именно бумагу он тебе дает, скорее всего случайно прихватил.       Чонин бросил на него скептический взгляд, перед тем, как начать читать. Глаза быстро бегали по строчкам, и чем больше он узнавал, тем сильнее хмурился. Восемьдесят Восьмой, закончив читать, громко втянул носом воздух. Ким оставался невозмутимым около секунды, а после начал ожесточенно рвать письмо на мелкие кусочки. ― Что ты делаешь?! ― Оживился Двенадцатый. Он с открытым ртом смотрел, как Чонин безжалостно расправляется с одной из важных улик. ― Ты прочитал, я прочитал ― все, оно больше не должно существовать. ― Монотонно ответил Ким. ― Я не понимаю тебя. ― Кенсу, никто никогда не должен узнать о том, что говорится в письме. ― Значит, мы никому не скажем? ― До нервно сжимал пальцами край одеяла. ― У стен есть уши, и если об этом узнает еще кто-то, то мы не сможем уйти отсюда никогда. Ты хочешь умереть здесь от шприца или в домике у моря от старости? ― Он вопросительно поднял бровь. ― Я не согласен! ― Вспыхнул Двенадцатый, ― Здесь есть люди, которые не заслужили такой участи! ― Например кто? ― Чонин сложил руки на груди. ― Минсок, ― Кенсу отзеркалил его действие и прищурился, ― Чунмен, Чондэ, да даже Исин! Последний помогает тебе с ошейником между прочим, и ты хочешь его оставить?! ― Что, Бэкхен уже не друг? ― Восемьдесят Восьмой хмыкнул. ― Бэкхен, ― начал До, прикусив щеку, ― Он стал другим, да и наверняка потащит за собой Пака. А вот подставлять себя под удар из-за последнего я точно не хочу. ― Видишь, как меняются приоритеты? ― кивает Чонин, ― Тоже самое и с остальными. Кенсу, мы не можем увезти на маленькой шлюпке весь корабль, если ты понимаешь, о чем я. Будь разумнее, всех не спасти. ― Даже если мы выберемся, я не хочу до конца жизни мучиться из-за того, что оставил их здесь. ― Двенадцатый неуютно повел плечом. ― Хорошо, решим в процессе, но сейчас, пока нет точно плана, нельзя никому говорить об этом, слышишь? ― Да, ты прав, я понимаю, но хотя бы о красном уровне стоит предупредить? ― Если захочешь кому-то сказать ― я не буду останавливать, но и сам принимать участие в этом не буду. ― Значит не будет никакой войны? ― задумчиво протянул Су. ― Я думаю, что нам наврали. Весь рассказ Ву звучал как бред, он будто его на ходу придумывал. ― Я тоже об этом подумал, ― согласился До. ― Что ж, хоть об одном теперь не нужно думать, а вообще, ― Ким тяжело сглотнул, ― У нас есть проблема серьезнее. ― Еще что-то? ― нервно спросил Кенсу. Чонин молча потянулся к тумбочке рядом с кроватью и открыл нижний ящик. ― Нет, нет, нет! ― в ужасе восклицает До, когда видит в руках Восемьдесят Восьмого аккуратно сложенную форму алого цвета. ― Скажи, что это шутка и она не твоя, Чонин! Скажи! Ким не ответил, бездумно комкая ткань между пальцев. ― Как давно ты её получил? ― Двенадцатый разбито смотрел в пол. ― Вчера днём. ― Почему я узнаю об этом только сейчас? ― Я не думал, что это важно, по крайней мере, до сегодняшнего дня. ― Срок не такой большой, будем надеяться, что ты не следующий в списке. ― голос До был пустым и отстраненным. ― Кенсу, не говори так, ― Чонин сел рядом и приобнял его за плечи. ― Всевышний, а если тебя заберут завтра?! ― Двенадцатый спрятал лицо в ладонях, ― Что нам делать? Я не могу остаться один! ― Все будет в порядке, я же обещал тебе, что мы уйдем отсюда вместе. Значит, так и будет. ― Ким начал не спеша гладить его по плечу. ― Я тебе не верю, Чонин, ― Кенсу попытался выбраться из объятий, но Восемьдесят Восьмой ему не позволил, ― Ты не можешь тянуть на себе все один. Теперь у нас времени еще меньше, дорог каждый день. ― Что ты предлагаешь? ― Нам нужно собрать команду. ― Четко произнес До, глядя Киму прямо в глаза. ― Это опасно! ― Возразил Чонин. ― Нам нечего терять, ― хмыкнул Кенсу. ― Ты сможешь какое-то время притворятся синим и носить старую форму? ― Нет, ее забрали. ― Твою мать! Ненавижу! ― От злости у него на предплечьях выступили шипы, подобные тем, что обычно бывают на стебле розы, но чуть больше. ― Ай, Кенсу, колешься! ― Прости, ― пристыженно отозвался Су, втягивая шипы обратно в кожу. ― Я буду осторожным, обещаю. Двенадцатый устало выдохнул, откидываясь в объятия Кима. ― Тебе комфортно? ― Да, я в порядке, ― ответил Чонин, ближе прижимая парня к себе. ― Как долго Исину еще работать над твоим ошейником? ― Думаю, он почти справился. Еще немного, и Син разблокирует его. ― И ты будешь свободен? Сможешь выйти или телепортироваться из бункера? ― Проверить то возможно только одним способом, ― фыркнул Восемьдесят Восьмой, ― Нам надо пройти через дверь с табличкой выход! ― Ты невозможный! ― Кенсу стряхнул чужие руки с плеч и опрокидывает Кима на кровать. ― Я тоже тебя люблю! ― улыбнулся Чонин, утягивая его за собой. ********** Во время карантина хочется любви, правда?~ Оставайтесь дома и берегите себя! Все будет хорошо!